Пока Алексей Хованский, уже знакомый читателю по роману "В чертополохе", борется вместе с друзьями-югославами против фашистских оккупантов, его лучший друг и бывший сослуживец Олег Чегодов, выполняя задание Центра, попадает под видом агента румынской сигуранцы в секретную разведшколу абвера в оккупированном Витебске. По имеющимся данным, именно в этой школе готовят специалистов-диверсантов из членов Народно-трудового союза для заброски в глубокий тыл Красной армии…
Содержание:
-
Глава первая. - "ОХРАННЫЙ КОРПУС" БЕЗУМНОГО ГЕНЕРАЛА 1
-
Глава вторая. - "СОЛИДАРИСТЫ" В СМОЛЕНСКЕ 10
-
Глава третья. - ВИТЕБСК УМИРАЕТ, НО НЕ СДАЕТСЯ 15
-
Глава четвертая. - "ТРЕТЬЯ СИЛА" 27
-
Глава пятая. - У ПОСЛЕДНЕЙ ЧЕРТЫ 33
-
Глава шестая. - ТЕНИ ПОТЯНУЛИСЬ НА ЗАПАД 39
-
Глава седьмая. - КРЫСАКИ 47
-
ЭПИЛОГ 50
-
Примечания 52
Иван Дорба.
"Третья сила".
Роман
Глава первая.
"ОХРАННЫЙ КОРПУС" БЕЗУМНОГО ГЕНЕРАЛА
Никто не бывает от природы ни высоким, ни низким - лишь собственные дела ведут человека к почету или презрению.
Древнеиндийская мудрость
1
Январь 1942 года в Белграде выдался холодным и снежным. Угля не было, дрова давали только в дома, где жили немцы или высокие чиновники и штаб-офицеры генерала Недича.
Жора Черемисов ухитрялся иногда раздобыть вязанку-другую дров и протапливал печи в квартире у себя и у Хованского. В комнатах было зябко и сыро. И все-таки настроение и у того, и у другого оставалось хорошим. Согревали душу добрые вести: Красная армия перешла в наступление и гонит фашистов от Москвы. Держится и Ленинград. Вступила в войну Америка.
По случаю своего дня рождения Хованский ожидал гостей. Зорица испекла торт (неслыханная роскошь!) и даже покрыла его глазурью. Иван Зимовнов раздобыл две бутылки "трофейного" вина, а Черемисов - целый литр "лютой сливовицы" и копченую баранью ножку. Собраться должны были в два часа. И вдруг около полудня кто-то чужой постучал в дверь.
Алексей крадучись подошел и посмотрел в глазок. На лестничной площадке стояла женщина. Видимо, у нее был очень тонкий слух, потому что она, повернувшись лицом к глазку, тихо произнесла:
- Алексей, генацвале, отворите, это я, Латавра. "Надежда"!
Горячая волна радости в сердце охватила все существо. Алексей быстро отдвинул задвижку.
- Ну вот и я, дорогой, - она, весело глядя, положила на стул узелок, протянула обе руки и окинула, как показалось Алексею, его материнским взглядом, в котором сквозили и нежность, и беспокойство, и женская ласка.
А он не выпускал ее рук, смотрел в эти глаза, и ему чудилось, будто приветствует его сама Родина, и, едва сдерживая слезы, только твердил:
- Здравствуйте, Латавра! Здравствуйте, дорогая! - и все крепче сжимал холодные пальцы женщины.
- Рады? Я тоже. Помните нашу последнюю встречу? И наш спор? Вы оказались правы, - словно стряхнув с себя что-то, заговорила она уже по-другому и принялась снимать простенькое коричневое пальто, напоминавшее крестьянскую домотканую сермягу, и развязывать платок.
Через несколько минут она сидела в столовой у камина и, зябко потирая руки, рассказывала, как в середине января прилетела на У-2 в Рогатицу, что в Восточной Боснии.
- А в это время четники вместе с фашистами нанесли внезапный удар по одному из батальонов 1-й Пролетарской бригады. И мне с батальоном в тридцатиградусный мороз пришлось совершить переход через заснеженный горный хребет Игман. Было очень тяжело и холодно, но все-таки интересно: с высоты хребта полюбовалась минаретами Сараева. Потом побывала в Черногории, в Колашине, Бабаячах. - Латавра невольно поеживалась, сдержанно жестикулировала. - Четники открыто призывают к уничтожению коммунистов. А в Боснии против четырех с половиной тысяч партизан воюют тридцать тысяч немецких и итальянских солдат и немало усташей; и только наше наступление под Москвой вынудило перебросить на Восточный фронт немецкие войска. Вот, Алексей… Алексеевич, прочитайте партизанскую листовку. - Она потянулась к своей простой крестьянской торбе, покопавшись в ней, вытащила скомканную в шарик бумажку, разгладив, подала ему: - Тут шифровка из Центра, ее нужно проявить. - Потом она достала из торбы другую бумажку: - А вот и листовка. Прочитайте!
- "Героическая Красная Армия победоносно гонит и уничтожает злейшего врага свободы малых народов и всего человечества. Она несет свободу всем порабощенным народам. Поднимайтесь, люди, и помогайте бить кровавых фашистских оккупантов. Будем достойны наших героических братьев!" - прочел Хованский.
- Советское правительство вопреки настояниям Англии отказалось поддерживать связь с генералом Михайловичем и помогло создать на территории СССР радиостанцию "Свободная Югославия", - ласково глядя в глаза Алексею, продолжала Латавра.
Она родилась в Кахетии. Но больше походила на черкешенку. "В ней течет не только кавказская кровь,- думал с нежностью Алексей, - она слишком женственна для грузинки и в то же время слишком самостоятельна. Руки маленькие, хотя сразу видно, что сильные. Впрочем, - спохватился он, - я ведь много лет не видел советских женщин!"
- Что вы так меня разглядываете, Алексей? Я очень изменилась?
- Нет, Латавра, - вспыхнул как мальчишка Хованский, вскочил с места и поцеловал ей руку. Он почувствовал, как ее пальцы вздрогнули, словно от электрического разряда, напряглись и обмякли. И когда он посмотрел ей в глаза, увидел, что они излучали призыв и одновременно страх, будто она боялась разбить что-то драгоценное, хрупкое. Опустив пушистые ресницы, она тихонько освободила руку.
Первый раз Хованский влюбился, когда ему было девять лет. А предмету его любви, наверное, пятнадцать. Девушка не обращала на него никакого внимания, а он, подобно Дон-Кихоту, готов был сразиться за свою Дульсинею с ветряной мельницей в лице семнадцати-восемнадцатилетнего парня. Первую сердечную рану залечило мореходное училище. Вторая его любовь, взаимная, когда ему исполнилось лет девятнадцать, тянулась недолго, лишь летний сезон. Алексей гардемарином ушел в плавание, девушка вышла замуж за чиновника с собственным домом, выездом и уехала в Петербург. В "чайльд-гарольдовом плаще" и чине мичмана он с успехом ухаживал за дамами и платонически влюблялся в девушек, опасаясь, как бы они его не женили на себе. Потом началась война и все то, что ей сопутствует. Алексею удалось сохранить в себе внутреннюю чистоту. В нем крепко сидела порядочность, разборчивость, доходящая до брезгливости. В отличие от многих мужчин он выбирал женщин сам, а не они его. Теперь, на склоне жизни, как ему казалось, в пятьдесят лет, он почувствовал себя вдруг опять девятилетним юнцом, маленьким Дон-Кихотом, готовым снова вступить в бой. "Вот оно, настоящее, большое! Совсем непохожее на все прежнее, это то, что случается раз в жизни, да и не с каждым! Какое это счастье!"
Латавра смотрела на него и, словно читая мысли, вполголоса, с едва уловимым грузинским акцентом, мягко заговорила:
- Я происхожу из дворянского рода. Мой отец, офицер лейб-гвардии его величества конвоя, перешел на сторону большевиков и был убит, сражаясь с войсками Юденича под Петроградом. Мать в двадцатом году умерла от тифа. Как было принято во многих княжеских и дворянских семьях Грузии, меня отдали грудным младенцем в крестьянский дом: "Чтобы не терять связи с народом". Так в нем я и осталась. У меня было два молочных брата и сестра… К вам стучат! Если это друзья, я рада буду с ними познакомиться.
Хованский встал со стула и прислушался. Раздался условный стук, и, когда Алексей отпер, вошел Жора Черемисов:
- Жратвы привез целый чемодан и ворох новостей. Виноват, я не знал… - Заметив женщину, Черемисов поклонился и пробормотал: - Добар дан, господжица!
- Это наша гостья… Латавра, - представил Хованский.
- Черемисов Георгий! - щелкнул каблуками Жора и повернулся к Хованскому. - Ребята уже ждут. Как? Задержать?
- Нет. Латавра хочет со всеми познакомиться. При ней можно говорить все.
Черемисов удивленно поглядел на своего любимого мэтра и подумал: "Чего же он так сияет? Какая красавица! Неужто из Центра? Карамба!" - Он повернулся к двери, где уже появился Граков, как всегда, в хорошем отутюженном костюме, веселый и жизнерадостный, и успел шепнуть: "Дама - свой человек!"
Граков положил большой сверток на стол, церемонно поклонился гостье и кинулся обнимать Хованского:
- Ну вот и я! Задание выполнено! - Он достал из бокового кармана блокнот и передал Алексею, затем протянул сложенный вчетверо лист: - А это Байдалаков - Георгиевскому… А теперь разрешите вас поздравить с днем рождения! - И снова обнял Алексея.
Потом появился Буйницкий и тоже обнял Хованского.
- А я и не знала, что попала на день рождения! - удивилась Латавра, с любопытством наблюдавшая за пришедшими. Потом подошла к "новорожденному", заглянула ему в глаза и хотела поцеловать его в щеку, но их, казалось, подтолкнула неведомая сила, и их губы соединились в поцелуе.
Никто, кроме наблюдательного Гракова, этого не заметил. "Эхма, любовь! И настоящая!" - заключил он и, чтобы отвлечь товарищей, указав на сверток, весело сказал:
- Вы только посмотрите, что я привез! - И принялся, развернув бумагу, доставать берлинские гостинцы: бутылку "Редерера", пражский окорок, лиможский сыр и еще какую-то снедь. - Вот так мы и живем на иждивении Околова, нашего руководителя "Закрытого сектора" и начальника "Зондерштаба Р" города Смоленска. Конечно, когда люди вокруг пухнут с голоду, все это и в горло не лезет… Но три четверти из этой жратвы, как деликатно выразился месье Черемисов, я уже передал Зорице,- Граков, искоса взглянув на Хованского, продолжал: - Завтра еду к Георгиевскому, а дня через два возвращаюсь в Берлин. Оттуда, как договаривались, в Гамбург к "Радо", в Варшаву, Витебск, Локоть.
- На эту тему мы поговорим позже, - вдруг вступила в беседу Латавра, и в ее голосе прозвучали властные нотки. - А сейчас отметим день рождения нашего хозяина. Хочу быть с вами откровенной, предстоит решить весьма сложную задачу: наладить радиосвязь и так обеспечить регулярные передачи и прием информации, чтобы быстро менять местоположение радиостанции, избежать радиоперехватов и усложнять пеленгирование. У меня есть кое-какой опыт в этом, постараюсь вам его передать. Поживу здесь несколько дней, - она бросила мимолетный взгляд на Алексея. - Как вы считаете?
- Разумеется, согласен, - живо отозвался Алексей, и глаза его молодо и задорно сверкнули. - Мы познакомим вас с нашими белградскими делами. Прошу всех к столу.
Обед прошел оживленно. Хозяин был в ударе, сыпал шутками, острил, смеялся, легко, по-молодому двигался и даже станцевал лезгинку. Провозглашали тосты за здоровье "новорожденного", за гостью, за Гракова, за победу над фашизмом, за Россию, за Грузию, пили за Сталина и за Красную армию. Жора Черемисов спел несколько романсов.
Наконец все уселись вокруг камина и, уставясь в огонь, притихли.
- А скажите, - прервала молчание Латавра, - почему был снят со своего поста генерал Скородумов?
Черемисов глянул на Хованского, как бы испрашивая разрешение на ответ:
- "Русский охранный корпус" должен был вроде возглавить генерал Туркул, командир "Дроздовской дивизии", однако, рассчитывая на пост главнокомандующего так называемой "Русской армии", уехал в Берлин. И ничего не получилось: вы знаете, как Гитлер относится ко всему этому? А то, что немцы отстранили Скородумова и посадили Штейфона, - это дело рук Алексея Алексеевича.
- Позвольте мне, - подал голос Граков. - Корпус! Курам на смех, откуда можно набрать корпус, если во всей Югославии двадцать пять тысяч русских вместе со стариками, женщинами и детьми! В "Русском национальном союзе участников войны", который возглавляет Туркул, не более четырехсот человек, добавьте сотню-другую фашистов Вансяцкого да РОНД - это так называемое "Русское освободительное народное движение" Бермонд-Авалова, которым на самом деле руководит немец, граф Тизенгаузен. Я был недавно у них в особняке Гартен-Вильгельмхаузе в Берлине. Сейчас их организация называется "Дейче-Русише-Штандарт" Дест. Нечто на манер штурмовых отрядов. Ну, кто еще? - Граков посмотрел на Черемисова.
- Ну, преуменьшать силы не следует, - вмешался Буйницкий, - в него вошли "штабс-капитаны" Солоневича, кое-кто из энтээсовцев, некоторая часть офицеров РОВСа и, главное, казаки из Кубанской дивизии…
- Все равно, это еще никакой не корпус! - загорячился Граков. - И мне непонятно, Алексей Алексеевич, зачем было устраивать так, чтобы немцы сняли этого дурака Скородумова? Ведь на его место, как мне известно, посадили волевого генерала Штейфона, который сумел каким-то чудом уже сформировать целых три полка, правда, жиденьких, но это уже дивизия!
Хованский, казалось, даже не слышал заданного ему вопроса и только перевел, улыбаясь, взгляд на пылающие в камине дрова. А Буйницкий заговорил, обращаясь к Латавре:
- Командует корпусом инспектор учебной части полковник немецкой армии Шредер. И все хозяйственные и административные должности заняты солдатами и офицерами Третьего рейха. При штабе корпуса есть курсы по переподготовке офицерского состава, батальон с ротой связи, караульная и обслуживающая роты. Эти подразделения кроме выполнения своих функций несут охрану военных объектов в районе Белграда. При штабе существует активно действующий контрразведывательный орган "1-Ц", возглавляют его бывший полковник кутеповского корпуса Иордан и его заместитель, некий Лосев. Основной костяк, около пяти тысяч, - белоэмигранты. Затем в него входят около шести тысяч бессарабов и буковинцев, военнопленные, уголовники из Одессы. Большое количество эмигрантов объясняется тем, что немцы, заинтересованные быстро создать эту воинскую часть - "Шюцкор", - предложили соглашательскому югославскому правительству уволить с государственных должностей всех русских, оставив их тем самым без средств к существованию. Дал на формирование "Шюцкора" благословение и митрополит Антоний. Потому сотни русских людей, хочешь не хочешь, пошли в "Шюцкор". Не следует забывать РНО с его дружинами. А их пять: "Суворовская", "Скобелевская", "Атамана Платова", пожалуй, самая многочисленная, состоящая из казаков; потом нечто вроде политических комиссаров - дружина Достоевского и, наконец, женская - Святой Ольги. Таким образом набрался корпус. Самого Скородумова, конечно, никто всерьез не принимал. В свое время его даже из РОВСа выгнали. Сейчас он сидит под арестом.
- О Скородумове расскажите, если можно, подробнее, - попросила внимательно слушавшая Латавра. - Что еще вам о нем известно?
- Да все известно… Мне даже больно за него, - глядя в огонь, заговорил Хованский. - Боевой офицер, на фронте с четырнадцатого года, георгиевский кавалер, одиннадцать раз ранен, вместо правой руки протез. Немало энергии употребил, чтобы воздвигнуть памятник русским воинам, расстрелянным австрийцами в Первую мировую войну, и ста пяти русским солдатам, павшим при защите Белграда в тысяча девятьсот шестнадцатом году во главе с их командиром, полковником Петром Приходько! Помню обращение Скородумова к сербскому народу: "Я полагал, что это сделают сербы. И потому ждал целых двадцать лет, а сейчас я убедился, что из шести тысяч солдатских русских могил осталось триста восемьдесят семь, другие же уничтожены, перекопаны. Честь русского офицера велит мне собрать оставшиеся, чтобы не стерся последний след русских героев, отдавших свою жизнь за объединение Югославии…" Скородумов добился, чтобы ему выделили участок на кладбище в Белграде… Он по-своему честен… Но жаль, что этот человек совершает, сам того не понимая, величайшую подлость! Задумал вместе с немцами идти походом на Россию! - Хованский медленно поднялся и подошел к окну.
На улице бушевала лютая метель, раскачивая ветви деревьев и мешая идти прохожим. Все было бело…
- Мы сделали так, чтобы его убрать… и, кажется, не ошиблись…
- Оправдывает свою фамилию! - засмеялась Латавра. - Торопится думать.
- Я собственными глазами видел, как он гонялся с палкой возле русской церкви за каким-то своим "политическим противником". Вы бы поглядели на эту тощую длинную фигуру с поднятой в левой руке тяжелой тростью. Умора, и только! Этот одуревший полковник, произведенный "царем" Кириллом в генералы, считает РОВС, евразийцев, младороссов гнилыми либералами, а эсеров, меньшевиков, "Крестьянскую Россию" - трусливыми бабами, а то и большевистскими агентами. Объявил святого Владимира основателем русского фашизма. Не все дома у генерала! - Черемисов подошел к камину и подбросил в него несколько поленьев. Сырые дрова зашипели, потом по ним запрыгали маленькие язычки пламени. Запахло дымком. - Скородумова, вероятно, надо было оставить командовать корпусом?…
- Мне тоже непонятно, зачем было устранять с поста этого, как вы говорите, безумца. - Латавра глянула на Хованского. - Новый генерал с немецкой фамилией, полагаю, гораздо опасней? Объясните, пожалуйста…
- Генерал-лейтенант Борис Александрович Штейфон - выходец из немцев, - кивнул Буйницкий и поглядел на Хованского. - А это играет большую роль.
Хованский повернулся к Латавре:
- Нам стало известно, что Скородумов готовит приказ о формировании на территории Югославии "Шюцкора". Это было в сентябре, когда началась вся эта история с нашим Аркадием Поповым в Бледе и когда приезжал Васо Хранич. Я его спросил, как отнесутся черногорцы к формированию корпуса из белоэмигрантов. "Как к предателям, которые сначала предали свой народ, а теперь предают народ, их приютивший! И очень плохо, что это делает русский генерал, инвалид войны, кавалер многих русских и наших орденов, проведший всю войну на германском фронте!" И я согласен с Храничем: даже воевавшие с Деникиным и Врангелем белоэмигранты, прежде чем записаться в корпус, возглавляемый выходцем из Германии, задумаются… Ну а прочие, убежденные, что Россию большевики поработили, все равно пойдут "освобождать" ее хоть с чертом. И нет той силы, которая разубедит фанатиков. Сторонники генерала Недича, тоже героя войны, и, конечно, четники -этот некогда цвет сербской нации, легендарные борцы за освобождение Сербии от турецкого ига, - тоже, к сожалению, считают, что нужно уничтожать коммунистов, тем более что Михайловича поддерживают король Петр и Англия. - Хованский взял кочергу и подтолкнул в глубь камина полуобгоревшее полено.
Все молча смотрели на него и ждали, что он продолжит свои объяснения.
- Вы, Алексей, "заботясь" о беляках, слишком оторвались от задач фронта, - заговорила мягко Латавра. - Они сотрудничают с фашистами, а вы вникаете в нюансы их переживаний.