* * *
Кольцо не принесло счастья Бременкампфу: через неделю в его кабинете взорвалась адская машина, разнеся оберштурмфюрера в куски. Лейтенант Дольф, "унаследовавший" это кольцо, проносил его дольше: он после занятия Витебска Красной армией попал 26 июня в "котел" и застрелился.
Кольцо перекочевало на палец фельдфебеля Германа Руха, но и тот понес после суда заслуженное наказание…
Талисман мстил за Алексея Денисенко.
Глава четвертая.
"ТРЕТЬЯ СИЛА"
"Цезари" стоят у своего Рубикона
1
Стекла вагона обмерзли, в купе холодно, Чегодов поглядывал в окно, за которым белели поля и неширокая полоса реки.
Поезд опаздывал, долго стояли перед мостом через Десну. По степи гулял буран. Вдали виднелся словно покрытый дымкой лес. У пулеметных гнезд пританцовывали от холода немецкие часовые. Кругом пустынно и тихо. Каркают только вороны…
Предстоящая встреча с Каминским и Редлихом тревожила Олега. Романа Николаевича Редлиха Олег лично не знал, слышал, что его отец, крупный помещик, выехал из СССР в 1928 году с семьей в Берлин как лицо немецкой национальности. Роман закончил Берлинский университет и уже в качестве агента гестапо вступил рядовым членом в "Национально-трудовой союз нового поколения" (нынешний НТС) и вскоре стал одним из его руководителей в Германии.
Боярский-Сергеев, характеризуя Редлиха, предупреждал:
"Будь с этой сволочью осторожен, он умен, опытен, изощрен. Из министерства пропаганды его перевели в Восточное министерство, назначив старшим преподавателем пропагандистских курсов при лагерях Цитенхорст и Вустрау, с поручением выбирать из числа предателей кандидатов в шпионские школы. Теперь Роман Редлих послан в бригаду Каминского заниматься фашизацией личного состава и заодно присматривать за самим начальством. В его руках заброска агентуры в тылы Красной армии и карательные экспедиции…"
Поезд тронулся и медленно, словно крадучись, пополз мимо дзотов, сторожевых будок, полузанесенных снегом зениток к первым пролетам моста. В купе ехали трое.
- В лесу партизан тринадцать на дюжину! Недавно напали на бригаду, Воскобойника убили, Каминского ранили, - опасливо поглядывая на Чегодова, вполголоса поделился со своим соседом, бородатым крестьянином, высокий тщедушный парень лет тридцати с красным обмороженным носом. - Мост взорвали. Немцы с ног сбились. Где уж укараулить такую облавину… А кому, как не нам, опять мост строить?
- Этакая ползуха! Не дай Господь! - не слушая красноносого, повернувшись к окну, пробормотал бородатый. - Часика через три будем в Локоте. Чай, скоро полдень? Ась? Как, господин хороший? - обратился он к Олегу.
- Начало первого! - поглядев на часы, насмешливо отозвался Чегодов, догадываясь, что бородатый хитер…
- Ты, чай, не орловский? Со всех концов люди едут, кто в Локоть, кто в Брасово, кто в Севск… И все ненашенские. Не дай Господь! - и погладил широкую седеющую бороду.
- Из Витебска еду, там тоже партизаны орудуют. А про Воскобойника даже у нас гуторили, больно, говорят, свирепый был, точно какой царь, с манифестом к народу будто обратился, карать все грозил… Вот свое и получил… Верно? А?
- Кто его ведает? Каждый свою правду несет, - покосился крестьянин и принялся крутить козью ножку.
- Правда одна, дядя! - не вытерпел Чегодов.
- Эх, парень, нынче за правду плати и за неправду тоже плати… Скоро шесть десятков мне стукнет, много я перевидал, смолоду конюхом у великого князя Георгия Александровича в Брасове служил, двадцать пять целкашей в месяц платили, женился, избу-пятистенку с пристроем поставил, лошадок, корову, овец завел, а тут война объявилася, а там и революция… У каждого своя правда была, люди метались, ровно цыгане на ярмарке… Пришел с войны - ни тебе лошаденки, ни коровенки - одна коза! Затевай сказку сызнова! Пока окреп хозяйством, ан третья правда пришла!… Теперь последнего боровка солдатики из вашего РОНА забрали, кур последних порезали… Еду у господина Каминского защиты искать. Батюшку его, Владислава Павловича, знал, и матушку, госпожу Матильду, и самого Бронека не раз к себе в седло саживал. Тихий тогда был мальчик, воды не замутит. Из Добржины они приехали, город такой на Висле Полоцкой губернии… А теперь, гляди, фюрер!…
- Тихий?… - фыркнул красноносый. - В детстве, значит, Ананья, а подрос - каналья! - И, поднявшись, подошел к двери.
- Вот к Брониславу Владиславовичу и еду, - попыхивал козьей ножкой бородач, словно не замечая язвительности красноносого. - Вдруг пособит? Ась?… В флигельке они тогда жили, что направо от дворца…
- Чей же дворец?
- Апраксиных был дворец, графа Антона Степановича, того генерала, что воздушный корабль строил. Погорел его превосходительство и продал дворец великому князю.
- Корабль? Когда?
- Давно уже. Умер граф, поди, лет сорок тому. Сказывали, девяносто годков прожил. Преставился в ту пору и царевич Георгий.
- Он ведь не в Брасове жил, а в Абастумане! О нем писала роман Ольга Бебутова - "Сердце царевича" называется.
- Романов мы не читаем. А его высочество к нам приезжал, своими глазами видел. Как звать, спросил, молодцом обозвал… Убей меня бог, правда! - И, уставившись в окно, задумался. - А старого графа и вовсе не видел. Ба-альшие были бары, ба-альшие…
"Зачем он все это рассказывает? - подумал Олег. - Странный мужик, сам вроде из Брасова, а едет из Карачева. И сосед его подозрительный, нос и щеки явно обморожены, верно, впроголодь живет. Уж не партизаны ли какие?"
- А вы в Брасово едете? - обратился Олег к красноносому.
- Мы из Комаричского района, слыхали про деревню Угреевщину? Так я лесник, в трех километрах живу.
С пригорка все слыхал, знаю, как вы людей стреляли, как девчат насильничали, как дома жгли и как Данилу Тимофеевича живым в огонь бросили… - Его белесые глаза налились кровью, рука потянулась за пазуху.
И большие жилистые руки бородатого конюха напряглись, а сам он "безразлично" отвернулся к окну. "Такие могут убить! - мелькнуло в сознании Олега. - Заметили, наверное, что я разговаривал с немцем в Карачеве, когда к вагону подходили. Приняли меня за другого!" И тут же почувствовал удар в живот, от которого перехватило дыхание…
Щелкнул замок, резко растворилась в купе дверь, и в проеме появилась фигура здоровенного немца в форме полевой жандармерии.
- Вас ист лос? - почуя что-то необычное, подозрительно уставился он на лесника, который стоял, держа руку за пазухой.
- Гар нихц, зо шреклих! - Едва переведя дух и прижимая рукой живот, Олег указал на бородача и уже по-русски пояснил: - Упал мужик, ауф ден боден цу фаллен, на землю свалился, руку вывихнул. - И, схватив руку старика, дернул изо всех сил. Тот громко застонал. - Все в порядке, только перевязать потуже надо.
Нанося удар под дых, кулак бородача налетел на пистолет, который по методу Околова висел у Олега на ремнях на левом боку за полой двубортного пиджака. Чегодов тут же решил: "Охотились они за другим: ошиблись. Они мне пригодятся". Он протянул свой аусвейс, подписанный группенфюрером СС Науманом.
- Эти люди со мной, дизе менше мит мир.
Жандарм пощупал аусвейс, посмотрел на подпись, взял под козырек и, покинув купе, задвинул дверь.
- Ну, садитесь и признавайтесь, за кого меня приняли? За немецкого холуя? За карателя? А тебе, старому дураку, так и надо! - Олег кивнул в сторону уже вздувшейся кисти бородача, которую тот поглаживал. - Чуть не убили, болваны!
Крестьяне глазели огорошенно. Лесник почесывал затылок:
- Кличут тебя не Романом? Ты вроде из немцев… и по росту, и шапка не наша, и пальто заграничное… Издалека вроде на тебя смахивал: с пригорка я глядел, как в Угреевщине катовали…
- Олегом меня звать. А вас как?
- Евстафий Калиникович, из Губиных мы! - с достоинством, чуть кривя губы, проговорил бывший княжий конюх. - А его, - ткнул пальцем в сторону лесника, - Степкой Карнаухом.
- Степаном Трохимычем! - поправил лесник.
- Охотились вы за Романом Редлихом, так я полагаю, а?
- Точно! Кто разболтал? - насторожился Губин.
- Знаю! У Сабурова одиннадцать отрядов, верно? Но Редлих вам сейчас не по зубам. Из берлинского гестапо послан, стерегут его, как самого сатану, черти. Вы из отряда? Или кустари-одиночки? Можно хоть на вас положиться в серьезном деле? Разыграли вы простачков плохо и ни за понюх погибнуть могли. В соседнем купе паспорта проверяли, а вы тут возню со мной затеяли… И ты, Степа, еще у двери стоял. Эх!
- Контуженый я, инда слышу, как трава растет, зверь крадется, а то накатит, как теперича, совсем тугой на ухо становлюсь. - Он широко ухмыльнулся: - На твое и наше счастье…
- Я ведь понял, зачем ты полез за пазуху. За гирькой, думаю, или за ножом. Ну и мог бы вас обоих уложить… Не верите?
- Не-е, не уложил бы, - засмеялся Степан. - У нас тоже сила есть.
- Ладно, нехитрое дело - убить фрица. А как взять его живьем? Даже сильного, вооруженного, оказывающего сопротивление? Наши "волкодавы" натренированы бороться с немецкими "фланерами", "маршрутниками" и парашютистами на железных и шоссейных дорогах и в лесах, используют джиу-джитсу, "суплес", умеют "не пускать пузыри", впрочем, последнему вас учить не надо. В лесу вы не заблудитесь. Остальному натренирую.
Оба вытаращились, явно ничего не понимая. Приемам и жаргонным обозначениям научил Олега в Витебске "волкодав" партизанского отряда.
- В толк тебя не возьму! - пожал плечами Степан.
- Время есть, пока доедем, объясню, слушайте. Ширина линии фронта - примерно триста километров. Немцы засылают в тыл "фланеров", которые собирают разведывательные сведения о передвижении войск и техники, перекочевывая со станции на станцию. "Маршрутники" ведут визуальное наблюдение в пути, при следовании в поездах и эшелонах; наилучшая их маска - форма и документы военнослужащих или местных граждан. А "паршами" называют сильного противника, по большей части агента-парашютиста. Ясно? Что же касается "джиу-джитсу" и "суплеса", то я вам покажу на примере. Ну, нападайте на меня!
- Не шали, - старик предупредительно помахал рукой.
- Надо свою школу проходить: "стрелять по-македонски" - значит из двух пистолетов по движущейся цели; уметь "качать маятник", то есть быстро и безошибочно реагировать на любое поведение вооруженного врага при его силовом задержании: быстрей его выхватить оружие, с первых же секунд сбить его с толку и давить на него психически. Ясно?
Чегодов поглядел на внимательно слушавших его крестьян. Те закивали неопределенно головами. Потом лесник, потирая обмороженную щеку, виновато заметил:
- Больно мудрено ты, парень, гуторишь. Нам бы попроще…
- Это значит стрелять в руки, ноги, "отключать конечности". Ясно? Вот тебя, Степан, уверен, скоро научу…
Так незаметно они доехали до Брасова.
2
Отец Бронислава Каминского служил до революции в управлении имениями великого князя Георгия Александровича в Орловской губернии. Это было крупное поместье Брасово, неподалеку от города Севска. Детские годы Брони протекали в одном из флигелей запущенного, но все еще сверкающего былым великолепием дворца графов Апраксиных.
Мать Бронека, Матильда, красивая и веселая полька из мелкопоместной шляхты, певунья и хохотушка, хвасталась тем, что ее муж Владислав приходится пусть далеким, но все-таки родичем знаменитого композитора Николая Каминского, и делала все, чтоб сынок "чудовне дзецко" (вундеркинд) стал так же "знакомит" (знаменит). Однако, несмотря на все старания, музыканта из Бронека не получилось.
Некрасивый, тихий, застенчивый мальчик, усевшись в огромной гостиной дворца за рояль, глядел на высокие лепные потолки, затянутые по углам паутиной, на почерневшие, давно не чищенные бронзовые канделябры, висевшие на черных цепях, и с тайной завистью всматривался в потемневшие лики фамильных портретов графов Апраксиных, в генеральских и фельдмаршальских мундирах и треуголках, с палашами на боку или жезлами в руках, восседавших на великолепных скакунах перед выстроившимися полками на поле предстоящей битвы. И ему хотелось не сидеть за роялем и барабанить без конца скучные гаммы, а гарцевать на коне в окружении свиты перед построившимися полками…
Окончив в Брянске институт, Бронек, после революции - инженер Бронислав Владиславович, переехал с родителями в возникший неподалеку от Брасова большой рабочий поселок Локоть и начал свое поприще инженером-технологом на спиртзаводе. Щуплый и хворый в детстве, он к совершеннолетию раздался в плечах, погрузнел, но по-прежнему оставался нелюдимым и мрачным. Рыжеволосый и уродливый, он служил вечной мишенью для насмешек товарищей, звавших его не иначе как Собакевич. И в самом деле, натура недолго мудрила над отделкой его лица. Жил он, обозленный на весь мир, чуждаясь мужчин и особенно женщин, в глазах которых читал брезгливость.
В 1938 году Бронек неожиданно подружился с отсидевшим срок и освобожденным из лагеря бывшим белым офицером Воскобойником, человеком иного склада и образа мыслей, яростного ненавистника советского строя. В июле 1941 года немцы оккупировали Локоть и назначили бургомистром Брасовского района, переименованного в уезд, Воскобойника, а тот взял в помощники Каминского. Уездную управу, полицейский участок возглавил другой дружок Воскобойника - сын сосланного попа Семен Масленников. Вскоре была создана и "партия" со своим печатным органом "Голос России".
Абвер еще до войны готовил из буржуазных националистов и белоэмигрантов руководителей будущей местной администрации на оккупированных территориях, с тем чтобы умиротворить местное население и привлечь его к сотрудничеству. А когда партизанское движение благодаря большевистскому подполью стало массовым, административные и военные власти рейха позволили им сколачивать свои "партии", как это случилось в Брасове - крупном селении в центре лесного массива, прилегающего к Десне и ее притокам Неруссе и Навле.
* * *
Поезд прибыл в Локоть часа в четыре дня. Сговорившись с новыми знакомыми о встрече, Чегодов зашагал к обнесенной высоким забором с колючей проволокой территории гарнизона. Сначала ему показалось, что это лагерь военнопленных.
Часовой у ворот проверил документы, и вскоре Олега обрадованно встречал высокий подтянутый Роман Редлих - начальник политического отдела бригады.
- Приятно познакомиться! - шагая по территории гарнизона, чеканил чопорный, педантичный Редлих. - А это наши помощники, - кивнул он в сторону привязанных у забора больших овчарок. - Ловим партизан. - И самодовольно усмехнулся.
Следуя за ним, Олег с первых же минут почувствовал, что в гарнизоне-лагере царит дух пресмыкания перед немецкими порядками. Опекуном "партии" был находящийся в Смоленске полковник СС Шперлинг, а непосредственным наблюдателем за действиями здешнего "русского фюрера" Каминского - Роман Редлих - агент гестапо. Олег знал, что партизаны сильно досаждают немцам, что в ночь с 7 на 8 января опергруппа из партизанского отряда Сабурова по разработанному лейтенантом Енюковым плану атаковала фашистский гарнизон в Локоте, уничтожила пятьдесят фашистов, в том числе был смертельно ранен Воскобойник. В ночь на 2 февраля боевая группа шести партизанских отрядов разгромила гарнизон в Трубчевске. После смерти Воскобойника "партию" и бригаду возглавил Каминский, который по случайности оказался в схватке лишь легко ранен.
И вот теперь, устроив Олега в отдельном номере гостиницы, Редлих повел его по вытоптанной на снегу тропинке к зданию, где находилась "ставка фюрера" Каминского. Было дико сознавать, что марширующие на плацу солдаты - русские люди, что они готовятся к операциям против русских, украинцев, белорусов, сражающихся насмерть с фашистами…
У крыльца часовые козырнули Редлиху и Олегу.
В кабинете, куда они вошли, за огромным столом восседал грузный мрачный "фюрер". Олег знал, что Каминскому сорок два года. На ковре у его ног лежал огромный дог. Он поднял настороженно голову, но, узнав своего, тут же успокоился. "Все, как у большого немецкого чина!" - отметил Чегодов.
- "Солидарист" Олег Чегодов, - отчеканил Редлих. - В сороковом году переброшен в Совдепию с заданием наладить в Кишиневе подпольную типографию. Был схвачен органами НКВД, бежал. Типографские станки в начале января направлены к нам через Смоленск в Локоть. Те самые, которые потом во время налета уничтожили партизаны.
Каминский неторопливо поднялся. Вскочил, сердито рыкнув, и дог, готовый, казалось, броситься по первому знаку хозяина на чужого. Плотный, с дисгармоничными чертами лица, в зеленовато-серой немецкой форме, с двумя немецкими орденами на груди, со знаком РОНА на рукаве, Каминский недоверчиво сверлил гостя своими почти круглыми глазами-буравчиками; огромный бесформенный нос, щелевидный рот, синяки под глазами, углообразный подбородок выражали нечто неясное, аномальное. Показав редкие желтые зубы, он по-военному поклонился и протянул Олегу холодную потную руку.
"Как у лягушки, - отметил Олег. - И глаза змеиные!"
Каминскому нравилось, когда мужчины смотрели на него с опасливой неприязнью, а женщины - со страхом. "Главное, фраппировать человека, сорвать с него маску и заглянуть в нутро!" Однако он ничего не прочел на лице Чегодова: "Сильный или натренированный!"
Не двигаться, спокойно глядеть на собеседника, не смеяться, когда смешно, не моргать глазами, нанести внезапный удар или отразить его - искусство, требующее долгого и постоянного упражнения, и всему этому когда-то учил Олега Хованский. О хладнокровии и выдержке напоминал и капитан Боярский-Сергеев.
Олег спокойно, даже с каким-то безразличием, разглядывал сейчас Каминского.
- Я привез вам письма от Виктора Михайловича Байдалакова и Георгия Сергеевича Околова, а также записку от господина группенфюрера Наумана.
Каминский жестом пригласил сесть, сам опустился в кресло, зашелестел конвертами.
- Они не запечатаны, и я знаю их содержание, - предупредил Чегодов и тут же одернул себя: "Спокойно, мальчик".
Прочитав и отложив письмо Байдалакова, хозяин кабинета проворчал:
- Господа, человек, пишущий зелеными или красными чернилами, хочет выделиться среди прочих мира сего. - Судорога язвительности искривила его губы. - Виктор Михайлович предпочитает зеленые чернила, а я - красные. Будущим диктатором России будет тот, у кого сила! Не так ли, господин Чегодов?
- Будущим правителем Российского государства станет тот, кто, опираясь на собственную идеологию, скажем, "солидаризм", поведет за собой массы. Соберет вокруг себя грамотных последователей, умеющих решать теоретические вопросы.
- Болтовня! - грубо оборвал Каминский. - Я - практик. Наш колхозник или рабочий смотрит на вещи практически. Я реорганизую городское и сельское управление! Немцам там делать нечего! - Каминский выкрикнул все это и невольно покосился на Редлиха. - Я сброшу ярмо немецкой цензуры с местных газет, журналов, брошюр, листовок! Мы привлечем интеллигенцию, священнослужителей"! Тут уж, надеюсь, вы, "солидаристы", мне поможете?
Редлих холодно склонил голову перед местным фюрером:
- Мы готовим диверсионные, разведывательные, террористические группы для засылки в тыл Красной армии и к партизанам. Отлично работают наши энтээсовцы Жеделягин, Гацкевич…