3
Елизаветград показался Чегодову маленьким, невзрачным и захолустным. Он бродил по улицам, которые стали почему-то уже, а дома на них ниже. Казалось, это был не город его детства: все представилось другим, не таким, каким запечатлела его детская память. И родной дом, запомнившийся ему великолепным особняком со сверкающими чистотой огромными окнами, импозантным подъездом и отливающими глазурью стенами, стоял обшарпанный, жалкий, неприглядный.
"Нельзя возвращаться в прошлое… Ты создал в своем воображении иной мир и теперь разрушил эту сказку. Ты видел минареты Стамбула, палаццо и церкви Рима, дворцы и соборы Парижа… Глупец!"
В Киев он вернулся утром. Спустя два дня отправился на Щекавицу, где в "почтовом ящике" его ждала пространная депеша с рядом пунктов:
"1. Даем фамилии и адреса жителей Смоленска, готовых подтвердить, что Околов, угрожая арестами, вымогал у них деньги и ценные вещи. В связи с вышеуказанным в Управление безопасности (РСХА) поступил рапорт о потере бдительности и нечистой игре резидента "Зондерштаба Р" Околова.
2. Предлагаем рассказать Эбелингу о подобных же фактах, свидетелем которых вы были во время своего пребывания в Смоленске, отметив особо, что в доме Околова долгое время проживала большевистский агент Соколова, убившая ценного секретного сотрудника гестапо.
3. Указать на то, что ваш друг, председатель берлинского отдела НТС А. Граков, убежденный германофил и восторженный поклонник фюрера, в курсе переговоров Байдалакова с англичанами. Однако, зная о разногласиях в верхах берлинских разведок, молчит, боясь попасть впросак, но, если Эбелинг даст известные гарантии, вы можете на него повлиять, и он заговорит.
4. Согласиться с предложением поступить в разведшколу, по возможности дать точный адрес школы, фамилии или клички преподавателей и учеников, характер учебы. В случае срочной переброски в наши тылы дайте о себе знать.
5. В Витебске оберштурмфюрером Герхардом Бременкампфом арестован и погиб Алексей Денисенко. Группе полковника Тищенко и врача Ксении Околовой с медсестрами Любой Леоновой и Тамарой Бигус удалось уйти.
6. Будьте осторожны. Желаем удачи. Сергей".
Олег долго сидел неподалеку от высокой стены Покровской женской обители, среди глубокой тишины, задумчиво глядя, как поблескивает листва дубов, как в хрустальном воздухе отливают серебром нити паутины, в отблесках солнца золотится ствол могучей сосны, каким-то чудом оказавшейся среди чернолесья…
Безвозвратно ушло время юности: кадетский корпус с надеждами на скорое возвращение на Родину, Алексей Алексеевич Хованский, Белградский университет, первые увлечения, женитьба, НТСНП и снова Хованский… Горячая вера в доброе, справедливое, страстные споры за бутылкой доброго вина… и надежда… надежда… надежда… Все то чистое, светлое, присущее лишь молодости, еще не опаленное тем, что называется жизнь, не вывалявшееся в грязи…
"Несчастный Лесик Денисенко! Надо же было погибнуть?! Они пытали его, наверное…" В сознании вдруг всплыл небольшой темный двор следственной тюрьмы на улице Лонской, хмурый серый рассвет… извивающийся в руках палачей, охваченный предсмертным ужасом Ничепуро, и "пляска смерти" с сидящим на его плечах огромным черным пауком-гестаповцем… По спине Олега поползли мурашки…
"Неужели и меня ждет подобная участь? Повесят, расстреляют, задушат в газовой камере, превратят в сосульку, обливая на морозе водой, или в подопытную морскую свинку, привив страшную болезнь?…"
Надвигались сумерки. Пора было отправляться на свидание с Таней Шитц. Вскоре он шагал по Брест-Литовскому шоссе мимо зоопарка в сторону Владимирского собора. Вечерня уже началась, постояв в притворе и не увидев Татьяны, он вышел на паперть и встал у ограды, все более удивляясь, что она опаздывает. Кончилась всенощная. Старушки в оборванных платьях и черных платках брели мимо него.
"Татьяна не пришла… Значит, не смогла! - решил он. - Завтра отправлюсь к Эбелингу".
* * *
Вот уже больше месяца Олег Чегодов учится в диверсионно-разведывательной школе под Киевом. У него особое положение, ему благоволит сам Эбелинг, ему разрешается посещать город. Иногда заходит к Петру Кирилловичу и тетке Гарпине, не видит только Оксаны - ушла к партизанам.
Ни холодный октябрь, ни свинцовые тучи в небе, ни нескончаемый мелкий дождь, ни наползающий с Днепра густой туман не портят настроения киевлян. Они знают, что Красная армия уже недалеко, и с замиранием сердца прислушиваются к грохоту далекой канонады…
Олег, проехав на трамвае несколько остановок, направился переулками к дому тетки Гарпины и Петра Кирилловича. Старик в сапогах с галошами, в пальто из старой шинели стоял на крыльце; наспех поздоровавшись с Олегом, он поглядел по сторонам и тихонько, чтобы никто не услышал, смешивая русские и украинские слова, возбужденно заговорил:
- Слыхал? Воронежский фронт переименован в 1-й Украинский, а Степной - во 2-й Украинский! Днипро форсирован от Лосева аж до Запорожья! Мабудь, у наших иде перегруппировка? Нимцы шось чують! Незабаром Красна армия звильныть Кийв из-под нимцив… А вас скоро забросят з рацией в наши тылы? Ты уж, Олег, не лови гав, главно, радиста береги и старшого группы…
- Старшим буду я, Петро Кирилыч!
- Не надийся! Нимиц до русских недовирчивый, старшим своего фрица изделает. Маршруты, коды и вси прочий секреты, без которых "радиоигра" безглузи, нимци доверяють своим. Тому старшого в группи треба браты живым!
- Эбелинг вроде мне доверяет; когда я виделся с ним в последний раз, он спросил меня, знаю ли я сестру Георгия Околова и каково мое мнение о ней? Я пошутил: яблочко от яблоньки недалеко падает: что братец, что сестрица - мутная водица. Сказал, что вся их компания НТС мне не по нутру.
- Добре!
- Потом жена Шитца, Татьяна, мне говорила, что разговор подслушивали и Майковский, и Шитц, и они полагают, что я был искренен.
- В Витебске трапылась бида, - начал Петр Кириллович и рассказал все, что знал о группе Тищенко.
- А как погиб Денисенко?
- Вин уже пишов з ними, та вернувся, забув якесь кольцо, чи що? Амулет! Его и узяли биля брамы.
Олег вспомнил, что Лесик никогда не расставался с кольцом своей трагически погибшей жены, известной кафешантанной певицы Марии Ждановой. "Вот тебе и талисман! Спасительная сила, защита от болезней и несчастий!… Бедный Лесик!…"
- А о Каминском Эбелинг тебя так и не пытав? - прервал его мысли Петро Кириллович.
Интересовался не столько Каминским, сколько Масленниковым. Почему его расстреляли? Так прямо и спросил: "Не было ли тут провокации? Ваши "солидаристы" хотят прибрать к рукам бригаду как "третью силу", а Масленников вел свою линию".
- Ну добре, держи зо мной связь. А я усе передам кому треба.
* * *
Чегодова вызвали во время занятий. У ворот стоял черный "мерседес" Эбелинга. Майковский сидел в машине, приветливо указал на место рядом, со словами:
- Садитесь, господин Чегодов. Гауптштурмфюрер прислал меня за вами, хочет выяснить кое-какие вопросы. Подготовьтесь, подумайте, прежде всего нас интересует "Кругом-да" - как называет его Шитц, Околов. Постарайтесь вспомнить все то, что вы знаете о нем. Не щадите этого начальника "Зондеркоманды Р" города Смоленска, режьте правду-матку! Вы ведь его хорошо знаете, побывали там. Мы ждем от вас исчерпывающей информации.
- Это официальной допрос?
- Что вы, Олег Дмитриевич, просто дружеская конфиденциальная беседа. Выдам тайну: гауптштурмфюрера Эбелинга переводят в Берлин. Он берет с собою и меня. Однако прежде мне придется побывать в Смоленске и выяснить кое-какие вопросы с Околовым.
- Что ж, я готов, однако должен предупредить - Георгия Сергеевича я не уважаю, и мое мнение может быть предвзятым, интуитивным…
- Предвзятость не всегда ошибочна. А интуиция, как вам известно, - наш неосознанный опыт. Не стесняйтесь. У меня и без вас немало фактов против Околова.
"Интересно, куда он меня повезет?" - с беспокойством подумал Чегодов. Машина быстро прокатила мимо бывших казарм кадетского корпуса, мимо Косого Капонира, Бессарабской площади, свернула на проспект Тараса Шевченко и остановилась у знакомого дома, где проживала чета Шитц. У Олега отлегло от сердца. Татьяна радостно встретила их у крыльца. Майковский выскочил из машины и раскланялся с хозяйкой.
- Вадим, вас просил позвонить господин гауптштурмфюрер, - обратилась она к Майковскому, протягивая одновременно ему правую, а Олегу - левую руку для поцелуя.
Майковский поспешил, прыгая через две ступени, в дом, а Таня, удержав Олега, шепнула:
- Эбелинга вызывают в Берлин, он берет с собою Майковского и нас. В Варшаве убит Вюрглер. "Зондерштаб России" скоро ликвидируют.
- А что они собираются делать со мной? - насторожился Олег.
- Не знаю, милый. Эбелинг сказал: "Этот Чегодофф слишком принципиален. Дворянская кровь, с закидкой. А мне нужны исполнители". - Глаза ее налились слезами. - Я хочу остаться в Киеве! Может, спрячусь у подружки? Красная армия вот-вот займет Киев. Посоветуй же что-нибудь!…
На пороге показался Майковский. Чуть прищурив глаза, он полез в карман, вытащил леденец из металлической коробочки и положил в рот. Все жесты его были неторопливы, только чуть нахмуренный лоб свидетельствовал о том, что он наблюдает за Чегодовым и Татьяной…
- Господин гауптштурмфюрер занят… Он поручил мне поговорить с вами, Олег Дмитриевич. С вашего разрешения, - он повернулся к хозяйке, - мы на полчасика займем кабинет Николая Андреевича. - И жестом пригласил Олега пройти внутрь.
- Сперва ваше мнение об Александре Эмильевиче Вюрглере, шефе "Зондерштаба", так сказать, всея России? - Майковский быстро вошел в кабинет, уселся за стол и погладил свою лысину.
- Знаю его как умного, высокопорядочного и добросовестного работника… Он с самого начала занимает этот пост, руководит засылкой через тайные каналы агентуры НТС на Восток. Варшава как бы отстойник, где все агенты подвергаются окончательной проверке. У Вюрглера консультанты: Каверда, убивший в свое время советского посла в Польше Войкова, и Ларионов, бросивший бомбу в помещение, где проходило собрание Ленинградского партийного актива. Через Вюрглера идут награды, издаются похвальные приказы. Уже более тридцати энтээсовцев удостоены крестов и медалей. Ничего плохого о нем сказать не могу.
- А каковы отношения Вюрглера с Байдалаковым? - Майковский барабанил короткими мясистыми пальцами по лежавшей на столе папке.
Чегодов уселся в кресло поглубже.
- Байдалаков больше тянулся к абверу, а Вюрглер - ближе к РСХА. Отношения Вюрглера с Байдалаковым лояльные. Другое дело - Околов…
- А что именно? - оживился Майковский.
- Околов ненавидел Александра Эмильевича. Мне не хотелось бы…
- Нет, Олег Дмитриевич, я очень прошу вас продолжать. На днях в Варшаве убит Вюрглер… Есть подозрение, что это дело рук ваших "солидаристов", спровоцированное Околовым!
- От него можно ждать любой подлости! - И Олег детально охарактеризовал, не жалея красок, личность и поступки обершпиона, не опустив ни одной мелочи из задания, полученного от Боярского.
Майковский слушал, не спуская с Олега глаз, и ничего не записывал. Его мясистые пальцы непроизвольно выстукивали дробь. Изредка он переспрашивал, уточняя ту или иную деталь.
"Разговор записывается на пленку, недаром ты выдвигал и задвигал ящик, иначе не сидел бы чурбаном и не пялил бы на меня буркалы! - думал Олег. - Морда у тебя довольная!"
Задав еще несколько не имеющих отношения к НТС вопросов, Майковский поднялся:
- Вы, Чегодов, поступили правильно! Разрешите мне впредь вас называть просто Олегом? И вы меня зовите Вадимом! Так вот, Олег, гауптштурмфюрер что-то замышляет. Я почти убежден, что он собирается направить вас в советский тыл. Если хотите, я упрошу его взять вас с собою в Берлин. Главное управление имперской безопасности намечает какую-то реорганизацию.
- Это очень заманчиво, Вадим, но боюсь, для секретного информатора я фигура неподходящая. Я руководил когда-то контрразведкой НТС. Меня многие знают. Да и, признаться, это занятие меня всегда тяготило. Разведка - иное дело! Эбелинг - умный человек. Он прав, посылая меня в тыл Красной армии. А вам порекомендую вместо себя Кирилла Евреинова, впрочем, нет! Он слишком привязан к Байдалакову. Посмекалистей будет Александр Граков, председатель берлинского отдела НТС. Был моим сотрудником по контрразведке, Николай Шитц его хорошо знает. Впрочем, в Берлине начальства много, чтоб не получилось по украинской поговорке: "Паны бьются, а в мужыкив чубы трищать". Потому…
- Жаль, что вы отказываетесь от моего предложения. Но это делает вам честь. Но чем и как я могу гарантировать, чтобы вашему Гракову нэ наскублы чупрыну? А вин гракив не ловить, ваш Грак? - вдруг перешел на украинский Майковский.
- Дорога розлога, на дуби ярмарка, - отпарировал Олег, вспомнив первую пришедшую ему на ум загадку.
- Ха-ха-ха! Откуда вы знаете украинский? - Майковский встал и прошелся по кабинету.
- Я родился на Украине и люблю этот край, люблю его широкие степи, голубое небо, могучие полноводные реки, люблю певучий язык, украинскую песню, что льется и ширится по ее необъятным просторам, люблю, наконец, и этот город, мать городов русских, и его людей… да и как иначе? Во мне ведь тоже течет украинская кровь! - Сентиментальная тирада вырвалась у Чегодова из души, и Майковский это понял. Он подошел к окну, потом вернулся, глянул на наручные часы, взял Олега под руку и повел из кабинета.
- С твоим Граком я буду иметь дело один. Никто его не тронет. А как гарантию, верней, как заложника, я оставлю своего помощника, который, если немцы сдадут Киев, уйдет в подполье. Вот координаты конспиративной квартиры! - И Майковский написал на клочке бумаги адрес, имя и пароль. - Прочти и сожги.
"Вроде не врет! Уж слишком для него талантливо", - решил Чегодов и на той же бумажке написал берлинский телефон и два латинских слова: "Semper idem" (всегда тот же) - девиз герба Чегодовых, а под ним нарисовал руку с обнаженным мечом. Последнее означало: "Будь осторожен!" - и передал Майковскому.
Татьяна накрывала на стол.
- Сейчас все будет готово, а покуда вон на буфете аперитив. - Она весело стрельнула глазами на Майковского.
- Выпить я, пожалуй, выпью рюмочку… и побегу, извините, господа, тороплюсь сдать архивы; все секретные документы приказано отправить в Берлин. Опись составить, самое важное опечатать и сложить в железные ящики, наше святое святых! К завтрашнему дню приказано закончить. А с вами, Олег, я попрощаюсь. - И он обнял Чегодова, ткнувшись носом в его плечо, махнул рукой, и вскоре его шаги прозвучали по асфальтовой дорожке, ведущей к воротам.
- Танюша, милая, нельзя тебе оставаться в Киеве. Пойми, твой Николай - "солидарист" из "Зондерштаба", сотрудничал с Майковским, да еще родич Эбелинга. Время военное, поначалу особенно разбираться не будут. Вот когда разобьют в пух и прах немцев, кончится война, тогда и попросишься домой. А в Берлине ты можешь сейчас чем-то помочь нашему общему делу. Не правда ли?
В пестром переднике, с подносом в руке, она стояла посреди столовой растерянная:
- Чем я, слабая женщина, могу помочь? - в ее голосе слышались слезы.
- Миллионы советских женщин и девушек воюют!… Отдают, если нужно, жизнь!… Вот так-то, милая Танюша.
- Хорошо! Поступлю так, как скажешь. Что требуется? Убить Эбелинга? Майковского?… У меня не хватит мужества…
- Ну зачем так… Вот задание: скоро придет Николай, ты узнаешь, в каком поезде и в каком вагоне они отправляют секретные документы, какие с виду эти железные ящики, хранящие жизнь и смерть многих людей. Ясно?
- Обязательно узнаю. Мой муж в отличие от тебя болтун. И что дальше?
- Все эти сведения напишешь и оставишь в том самом местечке, куда клала для меня свои чудесные любовные записочки. - Олег обнял ее, прижал к груди и решил про себя: "Была не была, скажу". - А в Берлине, моя девочка, встретив Гракова, расскажешь ему все и передашь это, но так, чтобы никто не видел. - Вырвав из записной книжки листок, он написал несколько цифр.
Женщина покорно взяла листок, сложила его вчетверо и сунула в лиф, потом смахнула набежавшие на глаза слезы, с грустью попросила:
- Ну а теперь поцелуй меня крепко-крепко, чтоб запомнилось на всю жизнь! - И прижалась к нему всем трепещущим телом…
Через час Олег навсегда покинул этот дом. Его провожала заплаканная, опьяневшая от любви Таня… Октябрьский ветер гонял в соседнем дворе - резиденции Эбелинга - обрывки газет и пепел…
У подъезда стоял большой черный лимузин, пахло гарью. Двухэтажный особняк, некогда городская дворянская усадьба, показался Чегодову мрачным и пустынным. "Интересно, - подумал Олег, - сколько хозяев ты перевидал, и все они бежали, как крысы с тонущего корабля!" И вдруг на душе стало легко и радостно. Вспомнилась далекая юность, когда он так же бежал… А сейчас он с гордостью подумал: "Я у себя на Родине! Я гражданин великого, могучего государства, великого, могучего народа!"
Ему повезло: и тетка Гарпина и дядя Петро были дома.
- Петро Кириллович, вот и я вам работенку нашел, - поздоровавшись, с места начал Олег.
- Мне ночью на станцию надо.
- Вот и отлично! - И Олег рассказал об архивах СРХС, которые завтра будут переправлять в Берлин, и о том, где будет лежать записка от Татьяны.
- Переважно роздывыты номер вагона. Фашисты таки вагоны в окремом тупике держуть. А нашего брата туды и блызько не пущают. Спробуемо. Дывысь у Коростени, Сарнах, чи в Кавеле раскулачимо вагон. Молодец, Олег! Як те то Майковский проболтався? Тут подвоха, часом, нема?
- Он еще явочную квартиру в Киеве дал, запиши адрес! Недалеко от вас.
- Чуе собака, что наши скоро Кийв возьмуть! Як тильке такого ката маты породыла? 3 самым сатаной прижила! - И, поглядев на адрес, Петр Кириллович воскликнул: - Тю! Я же его, сукиного сына, знаю, овечкой прикидывается! Лады! Возьмем его на замитку, ще одну ниточку распутаем. А сам-то ты як? Тож не сегодня завтра в дило. Смотри не подкачай! Хочь ты и бувалый…
- Авось…
- На авось не надийся. Люди помогуть, да и Бог теж! Наше дило правое! - Петр Кириллович крепко пожал ему руку.
Прощаясь, Олег подумал: "Нет сильнее человека, защитника великой идеи. Колоритный старик, как колоритен его русско-украинский язык. Жаль с такими людьми расставаться… Жизнь - лишь встречи да расставания…"
Через два дня Чегодов с группой диверсантов был переброшен в тыл Красной армии в районе букринского плацдарма…