- Ни в коем случае! Ты останешься в его квартире до прихода Любы, чуть попугаешь его, и на том твоя миссия заканчивается. По дороге поговорим. Завтра, как условились, уедешь в Локоть. - Капитан повернулся к Околовой: - А вот вы, доктор, утром сами позвоните в городскую управу и скажете, что у заместителя начальника полевой жандармерии Брандта подозреваете тиф; хотя полной уверенности нет, все же необходимо провести профилактическую дезинфекцию и изоляцию. Учитывая слабое сердце больного, не рекомендуете его беспокоить, вы сами будете информировать управу о состоянии здоровья Вилли. Впрочем, доктор, вы лучше знаете, что сказать… Ну вот, с ним все ясно. А полковнику передайте, чтобы завтра в одиннадцать зашел к "старухе".
- А кто Игнату помогает, ума не приложу?! - заметил Денисенко.
- В том-то и дело, дорогой! Игната мы прощупаем! Раз он связан с Брандтом, значит, и с Дольфом! - Боярский достал из кармана белый носовой платок и утер лоб. - Зная одного агента, обнаружим и других. Плохо наблюдаем. Надо ловить малейшие детали, каждый брошенный на кого-то взгляд, случайное слово, жест. Узнать, к кому Дольф обращается за лекарствами, за медицинской помощью.
- Гм, - фыркнула Ксения Сергеевна. - Он здоров как бык, этот начальник абвергруппы триста восемнадцать. Надменный, кичливый болван! Задрав нос, обходит все палаты и потом отправляется в парк "дышайт свежи люфт".
- А я видел, как этот "болван", сначала погуляв по парку, заходит во двор, заглядывает во все окна и двери сараев, складов, кухни, а потом уж садится в свою машину. Он очень хитрый, с ним надо быть осторожным. - И Денисенко погрозил указательным пальцем.
- Ума у него я не заметила, - оскорбилась Ксения. - Ну да бог с ним! Наркотики и вакцины находятся в сейфе лаборатории. Как-то придется объяснять нашей лаборантке Кате Дроздовской, зачем понадобились тифозные вакцины. Она за них ответственна. Все регистрируется в журнале… Может быть, посвятить ее в наше дело? Меня смущает, что Катя однажды рассказывала, будто ее вызывали в НКВД для выяснения ее отношения к белому генералу с той же фамилией…
- Придется, Ксения Сергеевна, искать обходной путь. Новых персонажей пока вводить на сцену не будем, - покачал головой Боярский.
- "Из Румыни-и-и по-о-оходом шел дроздовский ко-о-онный полк. На спасение-е народа, выполня-я-а тяжкий долг", - промурлыкал вдруг Денисенко. - Я знаком с Екатериной Дроздовской. Ее дедушку зовут так же, как моего отца, Гордеем. В Белграде у "дроздовцев" я видел портрет генерала, помнится, у него тоже золотистые вьющиеся волосы. Я еще спросил у Кати: уже не дочка ли она знаменитого белого генерала? Она рассмеялась и спрашивает: "Вы хоть расскажите, кто он был, этот генерал? Помню, мать в НКВД вызывали, допытывались, потом в управе бургомистр расспрашивал, в Германию ехать предлагал, и этот немец долговязый приставал как банный лист: "Ви красифи дефочка, фрейлен Дростофф"". Мне кажется, Катя - очень порядочная девушка, не продаст! - И все отметили, как Денисенко покраснел.
- Лесик, милый, ты, значит, к ней неравнодушен! - Чегодов улыбнулся. - Но знай, ямочки на щеках, коралловые губки, жемчужные зубки, фигурка, ножки - всего лишь кукла из дорогого магазина в немецком вкусе! На нее заглядывается обер-лейтенант Дольф! Ферштанден? - И Олег скорчил рожу. - Будь осторожен.
- Погодите, погодите! Вспомнил! - Леонид Евгеньевич вдруг выскочил из-за стола, хлопнул себя ладонью по лбу и взволнованно заговорил: - Катя прохаживалась с высоким немецким офицером в гестаповской форме на задах больничного парка! Я спрятался за дерево, и они не заметили меня, почти рядом прошли. Она довольно сносно говорит по-немецки. Это было недели три тому назад. Тогда как раз к нам погостить из Смоленска приезжала Соколова.
- А о чем они беседовали? - насторожился Чегодов. - Дело в том, что примерно месяц тому назад гестапо подготавливало для Витебска чуть ли не триста осведомителей, вербуя их из разного отребья.
Леонид Евгеньевич заерзал на стуле, приподнял очки, протер их и, видя, что на него все смотрят, заговорил:
- Катя с немцем, я понял, беседовали о Генрихе и о его девушке Александре из деревни Вороны. И еще о какой-то лесопилке "зегемюле", как мне послышалось… Увы, война! Гулящие девицы не брезгуют ничем ради легкой жизни. Больше я ничего не помню. - Леонид Евгеньевич виновато поглядел на Боярского, потом перевел взгляд на племянницу и, уже словно оправдываясь, добавил: - Бедные, несчастные существа. Когда-то за стенами Марковского монастыря творили молитву Богу, убивали себя постом схимники, призывая к добру, смирению и правде, а сейчас под его темными сводами таится измена, куется предательство, черное, отвратительное! Сестра милосердия выдает своих раненых палачам!…
- Не торопитесь, профессор! - прервал его Боярский. - Мы еще не знаем роли Дроздовской. Это подлежит проверке. Сейчас идите домой, завтра я зайду к вам. Надо будет укрыть полковника Тищенко у "старухи". Времени осталось немного. Разойдемся, товарищи, только не все сразу, и, как условились, соблюдайте меры предосторожности. До свиданья, Ксения Сергеевна, простите, что испортил вечеринку, вы так по-семейному уютно собрались справлять наш чудный русский обычай… - И Боярский первым шагнул к двери.
На улице было уже темно. Шел небольшой снежок. Боярский взял Чегодова под руку и, отстав немного, вполголоса произнес:
- Из поселка Локоть сногсшибательные новости: убит Воскобойник, ранен Каминский, разгромлен гарнизон в Локоте и Трубчевске. Еще неизвестно, кто возглавит сейчас НСТПР (национал-социалистскую трудовую партию всея России): Каминский или начальник полиции Масленников? У них соперничество. Запомни, Олег, еще раз - Незымаев Павел Гаврилович, начальник окружной больницы в Комаричах, молодой врач-терапевт, высокого роста, блондин. Ему можешь верить, ему будешь передавать все, что узнаешь о намерениях этих сволочей. Там, конечно, последует ряд жесточайших репрессий. Поедешь в бригаду, главное - войди в доверие к самому Каминскому.
2
Дроздовскую вызывали в городскую управу еще в декабре сорок первого, задолго до того, когда ее, прогуливающуюся с обер-лейтенантом Дольфом, видел Леонид Евгеньевич Околов.
Подружка перекрестила ее перед уходом, дала на всякий случай узелок и, утирая набежавшую слезинку, бодро напутствовала:
- Ничего, Катюша, обойдется. Будь что серьезное, сами бы пришли. Не боись!
Поднимаясь на второй этаж здания городской управы, Катя дрожала от страха.
Встретили ее у открытой двери кабинета двое мужчин - один довольно плотный шатен с мясистым носом, маленькими прищуренными глазами неопределенного цвета, большим ртом и словно обрубленным подбородком, над которым свисала пухлая заячья губа, другой - седовласый, высокий, хмурый, с пронзительным взглядом.
- Всеволод Федорович Родько! - представился первый. - Очень приятно с вами познакомиться, Екатерина Михайловна; а это наш Вилли - Владимир Владимирович Брандт - сослуживец вашего батюшки, Михаила Гордеевича.
- Когда дивизия его превосходительства дислоцировалась в Румынии, я имел честь нести службу при штабе. Пойдемте в кабинет. - И Брандт взял Дроздовскую под локоть.
Катя не была дочерью известного белого генерала. Отца своего она не помнила; по словам матери, он был землемером. "Бродяга был наш Гордеич, царство ему небесное, все на охоту за утями ходил! Вот в болоте и утоп, тебе только годик миновал".
Это совпадение имени и фамилии смущало и чекистов, и ныне покойную мать не раз приглашали в ЧК, а в тридцать девятом году вызывали и ее…
"В ту пору мать и я доказывали, что мы не те Дроздовские… А что, если сейчас мне стать дочерью легендарного белого генерала?" - вдруг мелькнула у нее озорная мысль.
- Как только вам удалось спастись от большевистской расправы? - почтительно прикладываясь к ее руке, спросил Вилли, усаживаясь вслед за ней на диван.
- Матушка перед смертью сказала мне под величайшим секретом, что папа был генерал. Официально, по документам, я дочь землемера.
- Землемера?! Молодец ваша матушка, обвела вокруг пальца чекистов! Болваны, с первого взгляда видна белая кость, благородная кровь! Какие ручки! Какая осанка! Очень, очень приятно, что мы вас разыскали! Сенсация! Дочь героя белой армии!
- Господа, мне бы не хотелось пока… - замялась девушка, подумав про себя: "Кажется, я сваляла дурака, полезла в авантюру".
- Мы повезем вас в Берлин и представим влиятельным лицам из русской эмиграции. Может быть, самому Розенбергу и, конечно, нашему вождю Байдалакову…
- Извините, - Катя испуганно сжалась. - Я никуда не хочу ехать, и вообще…
- Екатерина Михайловна, это ваш долг! - заволновался Вилли Брандт, вскакивая с дивана и наклоняясь над сидящей в кресле девушкой. - Вы прелесть и умница, подумайте, какая у вас перспектива! Я скоро зайду к вам…
На этом разговор и кончился. Дроздовская отправилась к себе на Марковщину, а Брандт - в абвер.
В абвере творилось непонятное. Никто не работал. Брандту с трудом удалось разыскать знакомого обер-лейтенанта Дольфа. Вилли, захлебываясь, рассказал, что лично он нашел дочь генерала Дроздовского!
- Господин Вилли, ваше донесение не стоит и выеденного яйца. Господа офицеры из РОВСа не желают вступать с нами в контакт. Зачем нам ваша девчонка? Черт побери, сейчас Америка объявила нам войну!…
- Как "войну"? - чуть не поперхнулся Вилли.
- Сегодня, одиннадцатого декабря, Америка, а точнее, мы объявили войну Соединенным Штатам Америки! Ясно? А идиоты японцы, вместо того чтобы нанести удар по Советскому Союзу, напали и разгромили американский флот на Пёрл-Харборе! Понятно? А вы суетесь к нам с девкой.
НКВД подсунет вам и дочь Дроздовского, и сына Корнилова, и дочь Николая Второго… Черт знает кого! Вас, эмигрантов, большевики водят за нос, как хотят… Вспомните Булак-Булаховича, Савинкова, Шульгина, "Братство русской правды", ваших "солидаристов"! Вы даже своих вождей не сумели уберечь: Врангеля отправили на тот свет толчеными алмазами, Кутепова и Миллера у вас украли из-под самого носа в Париже. Вы бездарны, ленивы и дезорганизованны. Только мы, немцы, сможем управлять вашим диким народом. Русские цари это понимали. Недаром Петр Великий и Екатерина Великая так опирались на нас! Ясно? Где ваша девица? Я сам займусь этой особой. На днях… - и торопливо выбежал из кабинета.
Последовавший за ним Брандт, видя переполох в коридорах абвера, вернулся в городскую управу поделиться новостью с Родько. Он был оскорблен: "Мальчишка, обер-лейтенантик, смеет так унижать меня, старого полковника! Самодовольный, глупый, нахватался газетных "уток", что яблок в чужом саду наворовал, и пыжится!" Брандт и без этого немца знал, что жадная к сенсациям европейская пресса комментировала смерть барона Врангеля, умершего от туберкулеза в Бельгии, по-своему, утверждая, что это дело "рук Москвы", что генералу систематически подсыпали в еду толченые алмазы и делал это подкупленный НКВД денщик Врангеля. "Дурак этот Дольф!"
Поднявшись на второй этаж в кабинет бургомистра, Брандт застал там своего однофамильца, а может быть, и дальнего родственника, Лео Брандта - заместителя бургомистра Витебска, и начальника телефонного узла Кабанова. Все трое уставились на него.
- Что-нибудь срочное, господин Вилли? - спросил бургомистр.
- Соединенные Штаты Америки объявили войну Германии, Италии и Японии! Война затягивается…
Родько вскочил и ударил кулаком по столу, взглянув на портрет Гитлера, рявкнул:
- Вот тебе и "блицкриг"! Ясно, что миссия Гесса сорвалась! Война с Америкой! - И снова ударил кулаком по столу. - Вот тебе и фунт! Плохо…
- Сейчас я был у Дольфа в абвере, он курирует больницу на Марковщине. Здоровая стоеросовая дубина! Обругал меня, когда рассказал ему о Дроздовской.
- Почему?
- Мы, эмигранты, мол, ленивы и бездарны, не умеем бороться с большевиками, позволили украсть Кутепова и Миллера, ругал РОВС, дескать, отказался с ними сотрудничать, и так далее…
- Он прав, Вилли, в те годы я жил в Париже, - заметил Кабанов, - работал у Рено. Помню, это случилось в конце января тридцатого года, все агентства мировой печати сообщили об исчезновении генерала Кутепова. Сгинул среди бела дня, когда шел из русской церкви, уже в ста пятидесяти метрах от дома. Поначалу писали, будто люди видели, как он уселся в автомобиль, из окошка которого якобы генерала кто-то позвал. Потом…
- У нас в польских газетах сопоставляли исчезновение Кутепова с таинственным исчезновением его ближайшего помощника, генерала Манкевича, согласно одной из версий, брошенного убийцами в Сену. А спустя три месяца оказалось, что Манкевич в Москве, что он работал на большевиков и предавал офицеров, направляемых РОВСом в Советский Союз. ГПУ, разумеется, следило за ними, выявляло их пособников, конспиративные квартиры и потом арестовывало.
- Об этом я ничего не знаю, - заикнулся было Родько, - так нас всех выкрадут…
- Разведке красных было известно, - перебил Вилли бургомистра, - что генералу Кутепову симпатизировали некоторые влиятельные круги Франции и Америки…
- Ну и что? - повысил голос Кабанов. - Я помню, газеты писали об анонимном служителе больницы Сен-Жан, который, выбивая на плоской крыше пятого этажа ковры, обратил внимание на стоявший черный лимузин у самого тротуара: когда из-за угла показался генерал, к нему подошли два здоровенных парня и силой затолкнули в машину, которая тут же покатила в сторону бульвара Инвалидов. Потом напечатали интервью некой женщины из той же больницы, которая "собственными глазами" видела два автомобиля: серый и красный; у первого стояло двое мужчин - один высокий, с сединой на висках, другой - молодой, очень беспокойный, в отличие от пожилого он то и дело выбегал на улицу Удино и смотрел в сторону бульвара Инвалидов; потом появился полицейский, которого она видела у больницы и раньше. - Кабанов откашлялся и поглядел на Вилли Брандта, перевел взгляд на портрет Гитлера и продолжал: - Согласно заявлению начальника парижской полиции там никогда постоянного поста не было. Так вот, эта женщина еще заметила, что к людям, стоявшим у автомобилей, несколько раз подходила молодая стройная женщина в бежевом пальто с меховым воротником и разговаривала с полицейским…
Телефонный звонок прервал рассказ. Родько взял трубку; по его выражению и квакающему из трубки повелительному голосу все поняли, что говорит начальство.
- Яволь! Яволь, герр майор! - рявкал, в свою очередь, в трубку Родько, поглядывая на сидящего напротив него Кабанова. Потом бережно положил на рычаг трубку и вполголоса, словно опасаясь, что тот, по ту сторону провода, может его услышать, сообщил: - Да… Америка напала на Германию… Однако нас прервали. Речь шла о Кутепове. В советской печати, помнится, тоже было какое-то заявление. Мы вас слушаем, Георгий Родионович, - обратился он к Кабанову.
- Шума вокруг исчезновения начальника РОВСа было много, вранья тоже. Но тайна так и осталась неразгаданной.
- Исчезновение его преемника, генерала Миллера, заставляет думать, что это дело рук генерала Скоблина. Важно, кто стоял за его спиной. - Вилли Брандт опасливо оглянулся. - Кутепов как раз получил от французского правительства субсидию в семь миллионов франков для организации военного путча и "массового восстания крестьянства в России" и якобы к этому времени наладил связь с советскими командирами; мало того, его субсидировали мультимиллионеры Детердинг, Хувер, Крупп, Манташев, Рябушинский и другие.
- А с другой стороны, если помните, - шепотом произнес Кабанов, - согласно интервью супруги генерала она выражала сомнение, что французская полиция когда-либо раскроет это преступление, поскольку сама принимала в нем участие. Будь у Кутепова малейшее подозрение, он оказал бы отчаянное сопротивление. Физически он был очень сильным и справился бы и с четырьмя бандитами. РОВС был связан с разными разведками. И Кутепов неизменно принимал в их игре то или иное участие. Около четырехсот тысяч организованных людей, в ту пору их было столько, привыкших подчиняться одной воле и прошедших "огонь, воду и медные трубы", не шутка! Конечно, РОВС был лакомым кусочком и для французов, и для американцев, и для англичан, и, наконец, для немцев!
- Куда же делся генерал? - вздохнул Родько.
- Трудно сказать, каждая разведка хотела прибрать к рукам "внутреннюю линию". Иметь свои филиалы во всех уголках мира. - Вилли откинул со лба непослушную прядь. - Генерал Скоблин был начальником этой "линии", и, если бы являлся агентом ГПУ, ему незачем было бы похищать Кутепова и Миллера. Зачем? ГПУ было интересней, чтоб РОВС оставался на прежних франкофильских позициях и держался в стороне от немцев.
- Положим, РОВС все время балансировал между одной и другой стороной. Правая французская печать примерно спустя неделю после исчезновения вдруг как по команде стала распространять невероятные шпионские рассказы о деятельности ГПУ. Так, кажется, в "Журналь де Пари" писали, что "организация похищения Кутепова была поручена военному атташе СССР в Берлине Витовту Путно и его помощникам Вейсману и Янеку, которые заманивали Кутепова в Берлин, обещая свидание с представителями Красной Армии для налаживания контактов…"
- Всех нас постигнет Немезида, - уставясь тупо в окно, вдруг произнес Вилли, а перед его глазами встал Львов, следственная тюрьма на улице Лонского, камера, избитый большевик Федор, его горящие, полные надежды глаза… "Товарищ уходит на свободу, надо скорей передать тайну", - и нет сил больше глядеть в эти жгучие глаза, нет сил слушать его жаркий шепот… он хватает ватник, набрасывает на лицо большевика и душит, душит, душит… "О, там знают о моих делах…" Он невольно посмотрел на застывшего в кресле "родственника" Лео Брандта и заметил, что у того дергается бровь. "Тоже небось страшится Немезиды!"
- Вилли, что с вами? - донесся до ушей Брандта голос Родько.
- В отеле "Бонер" полиция, - спохватился Кабанов, - обнаружила русского шофера, твердившего в бреду без конца, что он увез генерала Кутепова, однако шофер оказался "психически больным", потом "сошла с ума" и та женщина, которая видела похищение "собственными глазами", а служитель, выбивавший ковры, бесследно исчез. Кто знает? Может, все это были газетные "утки". А возможно, убирали свидетелей? Полиция патрулировала у портов Гавра и Шарбура, следила за движением советского судна "Карл Маркс", дрейфовавшего в этих местах и внезапно ушедшего в неизвестном направлении… Потом заговорили о Тулоне, где якобы видели генерала и куда прибыл капитан Садуль, поднявший бунт во французском флоте в девятнадцатом году под Одессой. Наконец, уже спустя месяца два в печати появились высказывания свидетелей-беженцев: одни видели, как генерала Кутепова везли в Петропавловскую крепость, другие - на Лубянку.
- Нет, нет! - занервничал вдруг заместитель бургомистра Лео Брандт. - Я беседовал с Олегом Чегодовым, он занимался в вашем союзе разведкой, верней, контрразведкой, он утверждал, что похитили Кутепова немцы, немецкая разведка!
Все удивленно посмотрели на него: "Что это с ним? - подумал Родько. - Как он переменился после расстрела у Иловского оврага!" Но тут вошел долговязый Гункин, боком, словно стесняясь, приблизился к столу и, поправив очки, извиняющимся голосом объявил:
- Приходила Ксения Сергеевна… Вы велели мне после этой истории с Александром Люцко докладывать, если она будет обращаться ко мне за паспортами своим больным…
- Какого Люцко? - заинтересовался Вилли, глядя на Родько.