Петька Зачепа был лихим парнем, боевиком в организации и трижды уже за один только апрель добывал для повстанкома бланки советских учреждений и немалые суммы денег. Зирка его ценил и в грубые операции, вроде взрыва продовольственного склада, не втягивал.
Петьку прихватил уголовный розыск по подозрению в участии в ограблении квартиры зубного врача, имевшего золотишко. Однако через сутки Зачепа уже похвалялся Зирке, что вышел чистым. Разговор происходил в присутствии Лавочника. Тот слушал, поглядывал в окно и молча кивал головой, а когда Петька кончил, предложил тому закурить - он всегда носил при себе папиросы, хоть сам и не курил. Петька с удовольствием затянулся несколько раз, но вскоре, задыхаясь, со стоном упал на пол и умер на глазах пораженного Зирки.
- Не жалейте об этом балабоне, атаман. Надежный человек из угрозыска предупредил меня, что материалы о Зачепе переданы в ЧК по ее просьбе. Как бы нам не пожалеть о себе, если за вашим Петькой наблюдали чекисты. Оставьте лишь те явки, о которых Петька не знал, а отсюда скрывайтесь через задний ход.
Зирка слышал об отравленных папиросах, которыми пользовались белопольские разведчики. Он понимал, что Лавочник не остановится ни перед чем, чтобы обезопасить себя, и теперь, увидев сонные, ленивые глаза, постарался скрыть, что засыпался.
В больнице, в специально подготовленной палате, Зирку, сопровождаемого "врачом", то есть Ковальчуком, и его товарищами-"санитарами", уже ждал Трепалов.
- Товарищ председатель ЧК, ваше приказание выполнено. Председатель повстанческого комитета Зирка арестован. Правда, при аресте мы, кажется, действительно, что-то ему повредили, - атаману нужна медицинская помощь, - доложил Григорий, снимая темные очки и отклеивая усы.
- Вы меня с кем-то путаете, - пробурчал бритоголовый. - Кроме того, если у вас все врачи такие, то мне не нужна ваша помощь.
- Не только врачи, атаман, но и больные, например, ваш напарник по палате, - усмехнулся Трепалов. - Голубовский, - обратился он к лежавшему на второй койке, - не стесняйтесь, - покажитесь вашему главарю.
Увидев сообщника, потрясенный Зирка обхватил голову руками и так сидел с минуту. Его переживания прервал тот же Трепалов:
- И все-таки, атаман, если вам нужен врач, говорите.
- Не нужен мне врач.
- Бросьте, Зирка! Вы же на самом деле стонали, когда вас несли на носилках. Мы не белогвардейцы и не бандиты - раненый, кто бы он ни был, должен прежде всего получить медицинскую помощь.
- Я знаю, что говорю, и не хочу быть мучеником, - мрачно возразил Зирка. Помолчал и добавил: - И трупом тоже быть не хочу.
- Ну вот и отлично, - подхватил Трепалов. Он велел увести Голубовского и продолжил:
- Надеюсь, вы понимаете, чего мы от вас ждем.
- Вы услышите больше. Конечно, при определенных гарантиях, - ответил уже увереннее Зирка.
- Прекрасно, атаман. Однако этот разговор мы продолжим в другом месте, там, где вы будете лежать с переломом ноги.
- Да я же сказал…
- Спокойно, спокойно, атаман. Мы подробнее побеседуем через час-полтора. А сейчас давайте решим, на какой из двух намеченных нами квартир удобнее будет вам отлеживаться, не вызывая ничьих подозрений, особенно ваших сообщников и вашего киевского руководства.
Трепалов тотчас заметил, что последнее предложение явно обрадовало Зирку. Хотелось тут же узнать тайну такого его поведения, но председатель губчека сдержал любопытство, понимая, что чрезмерно долго задерживать Зирку в официальном учреждении не следует. Бандит был переведен к частному врачу А. А. Раскину.
У Раскина, еще несколько дней назад активно помогавшего повстанкому, и состоялась вскоре откровенная беседа с атаманом Зиркой, во время которой Трепалов и Ковальчук узнали не только то, на что рассчитывали, но услышали о Лавочнике. Выяснилось, что именно его и имел в виду Зирка, похваляясь во хмелю Маслюку о связях с польской разведкой: атаман, хоть и был пьян, но не раскрыл присутствия иностранного шпиона непосредственно в Екатеринославе. Это сообщение значило немало. Во-первых, оно подтверждало, что в городе еще оставалась часть подпольной сети белопольской разведки. Во-вторых, присутствие опытного разведчика во время ареста Зирки, якобы сломавшего ногу, могло раскрыть всю операцию и сделать невозможным проникновение через Екатеринославский повстанком нового человека в комитет Чепилко. Поэтому, запомнив описание внешности Лавочника и имея в запасе всего лишь час с небольшим до ближайшей остановки "Александра Невского", Ковальчук, получивший по этому случаю самый скорый автомобиль, помчался в погоню за неприметным агентом.
Привычный азарт охватил Григория, он чувствовал себя способным преодолеть любую трудность в соперничестве с опытным врагом и тайно сожалел, что все получилось крайне просто. Он без труда догнал "Александра Невского", быстро нашел на пароходе Лавочника, который, видно, не заподозрил ничего в неожиданном несчастье, случившемся с атаманом. В Херсоне вместе с толпой пассажиров Ковальчук и Лавочник сошли на берег. Лавочник тотчас пошел на телеграф и на имя Комара по адресу коопконторы направил шифровку для Чепилко и Коротюка. Поскольку, как удалось разобраться Ковальчуку с херсонскими чекистами, шифровка подтверждала версию с Зиркой, она была отправлена по назначению.
Передав наблюдение за Лавочником херсонским товарищам, Ковальчук тотчас возвратился в Екатеринослав.
- Ну, что же, Гриша, готовься к выполнению нелегкого задания, - так реагировал на короткий рапорт Ковальчука Трепалов, тотчас заметивший, как расцвел, услышав эти слова, его подчиненный.
- Удивляюсь, - улыбаясь, пошутил председатель губчека, - как это мы можем доверять серьезные дела таким простодушным парубкам? А у тебя же все твои чувства на лице написаны.
- Не сомневайтесь, Александр Максимович, - так же с улыбкой, понимая, что Трепалов шутит, отвечал Григорий.
- Не сомневаемся, не сомневаемся, Гриша. Учти, сам Манцев рекомендовал тебя для такого дела. Прибыв на место, постарайся возможно скорее связаться с Евдокимовым. Он координирует все действия - днюет и ночует в Киеве. А теперь слушай внимательно, запоминай все добрые советы Зирки.
Передав Ковальчуку сообщенные атаманом, теперь уже бывшим атаманом, явки и пароли, Трепалов сказал:
- На наше счастье, Зирка оказался действительно сильным и властным начальником в своей заговорщицкой банде. Без его приказов никто наверняка не предпримет серьезных шагов, а он - в наших руках. Поэтому нам вовсе нет необходимости ворошить весь муравейник и тем самым ставить под сомнение твои полномочия в Цупкоме. Мы, чтобы не вызывать подозрений, будем даже позволять ему встречаться с некоторыми сообщниками. Так что тылы у тебя, надеюсь, надежные. Паче чаяния, если у Чепилки и Коротюка - этот, видать, хитрая бестия - появится намерение послать кого-нибудь к атаману, не возражай - напротив, поддерживай такую идею. Что касается Лавочника, которого так боится наш нынешний подопечный, то он, наверное, последыш ликвидированных нами "пятерок" и пытается восстановить их. Его появления в Цупкоме тебе следует, конечно, остерегаться. Он тебе оказал услугу, подтвердив версию с переломом ноги, но он же тебя и провалит, если увидит, потому что все их ядра повстанкома ему, наверняка, известны. Если, - сделал ударение Трепалов. - Его, конечно, мы будем держать на коротком поводке и в крайнем случае арестуем. Но помни об этом типе. Он поопытней любого из нас, и у тебя может быть только одно преимущество перед ним.
Ковальчук вопросительно посмотрел на Трепалова.
- Самоотверженность, Гриша, самоотверженность. Вот о каком преимуществе я говорю. Но надо переиграть врага, не прибегая к такому средству. Дорогая цена.
14
Григория Волощука - так именовался теперь Ковальчук - в Цупкоме ждали. Шифровка от Лавочника, подтвердив то, что рассказал о несчастье с Зиркой Григорий, стала для него лучшим прикрытием. Известие, что Зирка находится на квартире доктора Раскина, тоже не вызвало подозрений. Полномочный представитель повстанкома Екатеринославщины, Херсонщины и Таврии - одного из наиболее авторитетных и сильных - сразу же завоевал расположение цупкомовского руководства. С ним считались, от него не имели особых тайн. Чепилко тотчас же привлек Григория к подготовке съезда руководителей подполья и атаманов в Белой Церкви. Где и как конспиративно разместить участников съезда - это было поручено разработать именно Волощуку. Члены екатеринославского повстанкома слыли мастерами по части конспирации. Коротюк был доволен тем, как деятельно и педантично принялся Григорий за дело: среди подпольщиков было мало людей, склонных и способных к черной невидной работе - все или рубаки, вроде Комара, или витии наподобие председателя Цупкома. Коротюк не был настолько ограничен, чтобы не понимать необходимости и в тех, и в других. И все-таки был убежден, что штабная работа - это призвание и привилегия наиболее одаренных и надежных. Беседуя с Волощуком в доме сапожника Власа и во время ознакомительной поездки в Белую Церковь, где сам начальник контрразведки пробыл только сутки, доверив Григорию дальнейшую разработку деталей, Коротюк радовался, что нашел способного, старательного помощника. Может быть, это чувство созрело в нем слишком быстро, но ведь он так долго ждал…
И Григорий старался вовсю. Нужно было так подготовить явки, чтобы уверить Коротюка, что они действительно самые надежные для проведения съезда. Одновременно с этим план заезда в Белую Церковь участников съезда и план их размещения должен был стать самым удобным и для ареста главарей подготавливаемого мятежа. Неожиданно оказалось, что, несмотря на полную противоположность целей обеих задач, решения их вполне совмещались, потому что и та и другая операции должны были проходить строго конспиративно.
Коротюк, единственный руководитель Цупкома, вникавший во все детали подготовительной работы, был доволен действиями своего нового помощника.
- Ну, что же, - сказал Евдокимов, когда Григорий, тайно явившись на явочную квартиру ЧК, доложил ему о ходе операции. - Здесь пока идет как нельзя ладно, и поэтому, Григорий, не будем торопиться радоваться и делить шкуру неубитого медведя. То-то и оно, что когда зверь сам бежит на ловца, охотник от радости и делает промахи. Есть к тому же одно осложнение. Херсонцы упустили Лавочника: исчез и он, и наш работник, наблюдавший за ним. Скорее всего, враг цел, а чекист погиб - иначе он нашел бы способ сообщить о себе. Где сейчас Лавочник? Что у него в башке? Сообразил ли он, - конечно, если случилось самое худшее, - что слежка за ним и несчастье с Зиркой взаимосвязаны? Явится ли он в Киев или плюнет на Цупком, чтобы не ставить под угрозу себя и свою задачу? Ничего этого мы сейчас не знаем, но будем рассчитывать на худшее - береженого бог бережет. Что скажешь, Григорий? Может быть, заблаговременно вывести тебя из игры?
- Что вы, Ефим Георгиевич?! - Ковальчук, внимательно и сосредоточенно слушавший Евдокимова, при последних его словах вздрогнул и покраснел от растерянности. - Это же значит сорвать операцию.
- А оставить тебя в Цупкоме - это, может быть, и операцию сорвать, и жизнью твоей рисковать, - возразил Евдокимов.
- Ну и что же, Ефим Георгиевич! Такое наше дело. Придумаю что-нибудь.
- Придумаешь, - покачал головой Евдокимов. - Не так- то это просто - придумать, не зная условий задачи. Но подумать надо, в этом ты прав. Выводить тебя из операции сейчас, действительно, никак нельзя - все держится на тебе. Видишь ли, даже если бы мы знали дислокацию основных банд - и тогда в нынешней обстановке нежелательно было бы прибегать к широким боевым действиям. Заметь: гуляют сейчас в основном мелкие банды и самые отпетые бандиты, которые не надеются на амнистию.
По всему видать, что, попадись нам в руки главари, не на ком будет держаться и массовому повстанчеству. Так что, Гриша, можно кончить с ними и без кровопролития, не теряя ни наших бойцов, не губя и жизни одураченных селян, пошедших под петлюровское знамя. Надо, чтобы съезд состоялся, и состоялся по разработанному тобой и Коротюком плану. Это был бы удар по всему петлюровскому подполью. Другой возможный удар - по главной боевой силе желто-блакитников, то есть по Мордалевичу, но с Виноградским пока связи нет.
Помолчав, Евдокимов продолжал:
- Давай кратко, ведь через полчаса тебе нужно быть у Коротюка, а то еще заподозрят что-нибудь. Куда может двинуться Лавочник из Херсона? А черт его знает куда! В Одессу? Сомнительно. Там мы, кажется, все польское подполье вычистили до корней. Так? Выходит, что на север, северо-запад, - значит, сюда, в Киев, и дальше к польской границе. Выходит, что здесь он может быть очень скоро. Так?
- Вроде бы так….
- А перехватить его здесь - дело трудное, потому что у него наверняка есть собственные явки, неизвестные Цупкому, да и цупкомовских явок мы знаем только три; собор, дом Комара и дом сапожника. Так? К тому же, Лавочник пуганый - значит, вдвойне осторожный. Вот и представь, что вы встретились. Как уверить и его, и Коротюка, что случай с Зиркой не подстроен и ты вправду его посланец? Как вывести тебя, если не удастся обмануть цупкомовцев? И вывести так, чтобы не раскрыть?
Побеседовав еще с четверть часа и обдумав несколько приемлемых вариантов, ни один из которых, впрочем, в сложившейся опасной и неясной обстановке полностью не гарантировал успеха, чекисты расстались.
Последующие три дня Ковальчук-Волощук исправно выполнял поручения Коротюка, заканчивая подготовку к съезду. Напряженно, нервно Цупком ждал последнего сигнала от головного атамана. От этого зависело назначение съезда: утвердит ли он план восстания или ограничится выяснением обстановки в повстанческих отрядах. Лавочник в Киеве не показывался - судя по всему, думал Григорий, операция по ликвидации Цупкома приближалась к концу.
15
Войцех Ярошинский уже несколько часов сидел в кофейне давно знакомого грека Амбера. Он отказался от вина, но плотно закусил, попросил крепкого кофе и велел послать за газетами. Пока мальчишка бегал за ними, Амбер, ушлый контрабандист и деляга, оживленно - посетителей, а значит, и работы, с утра было немного - рассказывал господину Прийме (под этой фамилией он знал Ярошинского) о том, что жить стало можно.
- Э-э, господин Прийма: это по-ихнему называется нэп. А я называю так: без торговли не прожить никому, даже Советам - мы-то с вами это понимаем, господин Прийма. Как жаль, что вы не приехали неделю назад, у меня был хо-ро-ший товар. Уверен: вы бы не отказались. Вы с подводой? Или налегке? Налегке. Это ничего: товар доходный, а унести можно в портпледе.
Прибежал мальчишка, принес газеты за несколько последних дней. Ярошинский-Прийма с виду небрежно, а на самом деле внимательно просматривал газеты.
- Ну, Амбер, - дружелюбно сказал он, прихлебывая душистый кофе, - ты, я думаю, знаешь побольше. А?
- Смотря что интересует господина Прийму, - хмыкнул грек. - Если то, как дела на виллах, то кое-что знаем - недалеко.
Ярошинский кивнул.
Довольный своей догадкой, Амбер наклонился к уху гостя:
- Мадам Григо никуда не уехала. Полдома у нее забрали под детский приют, но с другими обошлись и того хуже, так что мадам еще и довольна. Ну, конечно… - он слегка замялся, - жить ей теперь не так весело, как раньше: многих друзей не стало.
- Сомневаюсь я, что она грустит, - пробурчал Ярошинский. - Слушай, Амбер, пошли-ка туда мальчишку, пусть понаблюдает за дачей. А я пока отдохну у тебя, если не возражаешь, да переоденусь.
- Понимаю, господин Прийма, - охотно согласился хозяин кофейни. - Не хотите ли приобрести подарок для мадам Григо, у меня найдется кое-что парижское.
Гость и на это кивнул с одобрением.
Войцех Ярошинский, известный в Екатеринославе как Лавочник, а в Одессе как торговец Прийма из Николаева, не стал уверять пройдоху-грека, что его интерес к мадам Григо отнюдь не романический. Нет, не за такими пустяками прибыл он в Одессу.
В Херсоне Ярошинский пробыл сутки. Оттуда подался в Николаев, где намеревался проверить нового агента - служащего почты. Он был вполне уверен в своей безопасности, но, как всякий опытный профессиональный разведчик, непрерывно, по ставшей чуть ли не инстинктом привычке проверял, нет ли преследования. Он не думал быть в Варваровке - рабочем поселке в полуверсте от Николаева, однако, когда проходил мимо соединяющего поселок с городом моста через Буг, почувствовал непреодолимую тягу посмотреть, не сел ли кто ему на хвост. Мосты как будто бы созданы для таких проверок: преследователю, если он не оставил своей затеи, трудно остаться незамеченным, в то время как преследуемый, перейдя мост, имеет возможность найти удобную точку для наблюдения и внимательно осматривать каждого идущего следом. Так Ярошинский и сделал. Настроение у него - в основном от того, что погода была хороша, - тоже было прекрасное и на ум приходили интересные импровизации. Поэтому, увидев почти в конце моста опрокинувшийся воз с сеном, Ярошинский, едва зайдя за него, быстро снял свитку, сбросил с ног сапоги, засунул все в торбу, обыкновенную, крестьянскую, через несколько секунд появился из-за воза совсем другим человеком для неблизкого наблюдателя. Спустя минуту он уже думал, что такое переодевание было не напрасным. Стоя за покосившимся фанерным щитом неизвестного назначения, в щель в нем он увидел молодого человека в картузе и с удочкой, в нерешительности вертевшегося возле того самого воза. Что-то - Ярошинский не сразу понял что, поскольку интуиция насторожила его прежде, чем объяснил рассудок, - заставило его внимательно присмотреться к парню.
Однако объяснение пришло скоро и оказалось очень простым. Да, конечно, именно его, этого парня, видел Войцех Ярошинский всего лишь минуту-две назад, только тот был спокоен и даже нарочито безразличен ко всему окружающему, явно старался походить на фланирующего от безделья мастерового. Так и поступают неопытные сыщики. Теперь он в недоумении и тревоге озирался по сторонам, ища того, кого преследовал, а преследуемый стоял в нескольких метрах, в это время внимательно наблюдал за ним через дырку в щите, из-под которого торчали его босые ноги. Ярошинский быстро убедился, что парень один, без помощников и отрываться от него нужно именно сейчас, едва только тот побежит куда-нибудь в сторону. Но парень, хоть и был новичком, не делал той глупости, которой ожидал от него Ярошинский. Он, очевидно, понял, что пока не стоит уходить с точки, где порвалась нить наблюдения. А если так, рассуждал Лавочник-Ярошинский, то, значит, этот желторотый большевичок решил дожидаться какого-нибудь такого же желторотого, передать ему пост - это у них принято, они вообще работают не по правилам - и лишь после этого обшарить окрестности. И ведь увидит тогда, снова сядет на хвост. Надо что-то делать, пока он один ворон ловит.