Почему романы Эрика Эмблера так популярны? Почему они неподвластны времени и даже сейчас, спустя более полувека после написания, читаются с неослабевающим интересом?
Дело не столько в стиле этих произведений, сколько в необычности их героев. Они - не "Джеймсы Бонды", не супермены, не супершпионы и зачастую даже не профессиональные разведчики, а самые обычные люди, которым довелось жить в эпоху предвоенного десятилетия.
Такие, как талантливый английский инженер, который оказался ключевой фигурой в смертельно опасной игре немецких шпионов и турецких спецслужб…
Содержание:
-
Глава I 1
-
Глава II 5
-
Глава III 8
-
Глава IV 10
-
Глава V 14
-
Глава VI 17
-
Глава VII 22
-
Глава VIII 26
-
Глава IX 29
-
Глава X 32
-
Глава XI 35
-
Глава XII 38
-
Примечания 39
Эрик Эмблер
Путешествие внутрь страха
Глава I
Пароход "Сестри-Леванте" возвышался над пристанью. На маленькую навесную палубу сыпал мокрым снегом ветер, дующий от Черного моря; турецкие докеры, набросив на плечи пустые мешки, все еще продолжали погрузку.
Грэхем проводил глазами стюарда, унесшего его чемодан в дверь с надписью "PASSEGGIERI", и обернулся посмотреть на людей, с которыми простился у сходней. На борт эти двое подниматься не стали: один из них был в полицейской форме и не хотел привлекать к Грэхему лишнего внимания. Сейчас они шли прочь - мимо подъемных кранов, к складам и воротам дока. Дойдя до первой постройки, оба разом оглянулись. Грэхем поднял левую руку; они помахали ему в ответ, затем двинулись дальше и вскоре скрылись из виду.
Несколько мгновений Грэхем стоял, дрожа и вглядываясь в туман, окутавший купола и шпили Стамбула. Сквозь грохот и скрежет лебедок долетал голос турецкого бригадира, который на ломаном итальянском что-то горестно кричал корабельному офицеру. Грэхем вспомнил, что ему велено сразу идти в каюту и оставаться там до отплытия, поэтому шагнул в дверь следом за стюардом.
Тот ждал на верхней ступеньке короткого трапа. Из девяти других пассажиров никого видно не было.
- Cinque, signore?
- Да.
- Da queste parte.
Грэхем спустился за ним.
Номер пять оказался небольшой одноместной каютой: койка, шкафчик для одежды, объединенный с умывальником, едва достаточно места для человека с чемоданом. Медную раму иллюминатора покрывал зеленый налет; сильно пахло краской.
Стюард задвинул чемодан под койку и протиснулся в коридор.
- Favorisca di darmi il suo biglietto ed il suo passaporto, signore. Li portero al Commissario.
Грэхем передал ему билет и паспорт, затем жестами показал, что хочет открыть иллюминатор.
- Subito, signore, - ответил стюард и ушел.
Грэхем устало опустился на койку. Впервые за почти полные сутки он остался один и мог спокойно подумать. Осторожно вынув правую руку из кармана пальто, осмотрел бинты. Ныло нестерпимо; если так болит простое скользящее ранение, то спасибо судьбе, что пуля не попала по-настоящему.
Он окинул взглядом каюту, привыкая, что находится в ней, - как успел уже свыкнуться со многими странностями после того, как прошлой ночью возвратился в гостиницу в районе Пера. Он принимал все безоговорочно - и только чувствовал себя так, будто утратил нечто важное. Хотя на самом деле не потерял ничего, кроме полоски кожи и хряща с тыльной стороны правой ладони.
Он начал бояться смерти - в этом состояла главная и единственная перемена.
Про Грэхема говорили, что ему повезло в жизни. Хорошо оплачиваемая работа в крупной оружейной компании, уютный загородный дом в часе езды от офиса, милая и приятная жена. Не то чтобы он этого не заслуживал: он был - хоть с виду совсем и не скажешь - блестящим инженером, ценным работником, его часто посылали за границу. Тихий, славный малый, всегда готовый угостить вас виски. Конечно, близко с ним не сойдешься (трудно сказать, во что Грэхем играл хуже - в гольф или в бридж), но держался он со всеми дружелюбно. Не навязчиво: просто дружелюбно - как дорогой зубной врач, старающийся вас отвлечь. Если подумать, он и выглядел как дорогой зубной врач. Худощав, немного сутул; отличный костюм, приятная улыбка, волосы, тронутые сединой. И хотя трудно представить, что такую женщину, как Стефани, привлекло в нем что-то помимо высокого оклада, приходилось признать: ладили они прекрасно.
Грэхем и сам считал, что ему в жизни повезло. Отец, страдавший диабетом школьный учитель, умер, когда ему было семнадцать, оставив сыну в наследство легкий нрав, пять сотен фунтов страховки и ясный математический склад ума. Первое помогло ему терпеливо выносить опекуна, человека вздорного и строптивого, второе - поступить в университет, третье - получить докторскую степень. Его диссертацию, касавшуюся проблем баллистики, опубликовал в сокращенном виде технический журнал, и к тридцати годам Грэхем уже заведовал экспериментальным отделом в солидной компании, слегка удивляясь, что ему платят так много за то, чем ему нравится заниматься. В тот же год он женился на Стефани.
Ему никогда не приходило в голову, что в отношениях с женой он чем-то отличается от любого мужчины, прожившего в браке десять лет. Он женился потому, что устал от меблированных комнат, и справедливо полагал, что Стефани вышла за него замуж в надежде сбежать от отца - нищего врача со скверным характером. Ему нравились ее красота, чувство юмора, умение управляться с прислугой и заводить друзей, а если порой ее друзья и утомляли Грэхема - он винил тут скорее себя. Она, в свою очередь, вполне мирилась с тем, что муж целиком поглощен работой, и не хотела ничего менять. Они жили в атмосфере добродушия, взаимной терпимости и полагали свой брак счастливым - настолько, насколько вообще разумно требовать от брака.
Война, грянувшая в сентябре 1939-го, не нарушила покоя их семьи. Предыдущие два года Грэхем точно знал, что война неизбежна, как закат солнца, - и, когда она началась, не испытал ни испуга, ни удивления. Он тщательно рассчитал, как перемены отразятся на его жизни, и уже к октябрю мог заключить, что расчет оказался верен: с войной ему только прибавилось работы - вот и все. Ни материальному, ни физическому благополучию ничто не грозило. Его ни при каких обстоятельствах не могли призвать на фронт. Вероятность того, что немецкий самолет сбросит бомбу рядом с его домом или офисом, была ничтожно мала. Когда спустя всего три недели после подписания англо-турецкого союза Грэхема отправили по делам компании в Турцию, он огорчился лишь, что придется провести Рождество вдали от дома.
Первую заграничную командировку Грэхем совершил в тридцать два года. Успех был полным. Начальство открыло, что вдобавок к техническим знаниям он обладает редким для своей профессии даром располагать к себе иностранных чиновников. В следующие годы регулярные поездки за границу стали привычной частью жизни. Грэхему это нравилось. Нравилось посещать чужие города и открывать для себя их своеобразие. Нравилось знакомиться с людьми разных национальностей и с начатками их языков. У него выработалось здоровое отвращение к слову "типичный".
К середине ноября он добрался на поезде из Парижа в Стамбул, из Стамбула сразу отправился в Измир, затем - в Галлиполи. К концу декабря закончил там работу, а первого января сел на поезд до Стамбула, чтобы оттуда ехать домой.
Последние шесть недель выдались напряженными. Работа оказалась трудной, к тому же приходилось обсуждать сложные технические вопросы через переводчика. Трагедия в Анатолии - ужасное землетрясение - опечалила Грэхема почти так же сильно, как и турок. Железнодорожное сообщение между Галлиполи и Стамбулом прерывалось из-за наводнений. Когда Грэхем наконец добрался до столицы, он чувствовал себя подавленным и утомленным.
На станции его встретил Копейкин, представитель компании в Турции.
Копейкин очутился в Стамбуле в 1924-м, вместе с шестьюдесятью пятью тысячами других русских беженцев. С тех пор он успел побывать карточным шулером, совладельцем борделя, поставщиком армейской одежды, прежде чем (лишь управляющему директору известно как) получил нынешнее доходное место. Грэхему он был по душе: толстенький живчик с оттопыренными ушами и неисчерпаемым запасом хитрости.
- Поездка та еще выдалась, да? - спросил Копейкин, увлеченно тряся руку Грэхема. - Жаль, жаль. Ну, рад вас видеть снова. Как поладили с Фетхи?
- По-моему, отлично. По вашему описанию я думал, что будет куда труднее.
- Любезный, вы недооцениваете свое обаяние. С Фетхи обычно нелегко. Но он нам важен. А теперь все пойдет как по маслу. Впрочем, о делах давайте поговорим за рюмкой. Я снял вам номер - номер с ванной, в "Адлер палас", как раньше. Сегодня вечером для вас прощальный ужин за мой счет.
- Благодарю.
- Полно, любезный. А потом сходим немного развеяться. Есть одно модное местечко - кабаре "Ле Жоке". Думаю, вам понравится. Там очень мило, и публика что надо - без всякого сброда. Это ваш багаж?
Грэхем приуныл. Он ожидал, что придется ужинать с Копейкиным, но пообещал себе уже в десять часов принять горячую ванну и улечься в постель с детективным романом. Меньше всего ему хотелось "развеиваться" в "Ле Жоке" или любом другом ночном заведении. Пока они шли за носильщиком к машине Копейкина, Грэхем произнес:
- Пожалуй, мне лучше сегодня лечь пораньше. Впереди четыре ночи в поезде.
- Наоборот, любезный, лучше припоздниться. Поезд отходит только в одиннадцать утра. Я взял вам билет в первый класс. Если устанете - можете спать всю дорогу до Парижа.
За ужином в гостинице "Пера палас" Копейкин делился военными известиями. Коммунисты для него все еще оставались "грязными убийцами" Николая II, и Грэхем порядочно наслушался о победах финнов и поражениях русских. Немцы потопили еще несколько британских кораблей и потеряли еще несколько подводных лодок. Голландцы, датчане, шведы и норвежцы укрепляли оборону. Весна обещала быть кровавой. Затем разговор перешел на землетрясение.
В половине одиннадцатого Копейкин объявил, что пора отправляться в "Ле Жоке". Кабаре располагалось в районе Бейоглу, возле Гран-Рю-де-Пера, на улочке с домами французской архитектуры двадцатых годов. Взяв Грэхема за руку, Копейкин увлек его внутрь.
- Тут мило. Владелец, Сергей, мой друг и не станет пытаться нас надуть. Я вас познакомлю.
Для человека своих занятий Грэхем имел весьма обширные познания в ночной жизни городов. По каким-то неведомым причинам иностранные хозяева считали, что единственный подходящий способ развлечь английского инженера - водить его по злачным местам. Ему показывали подобные заведения в Мадриде и Буэнос-Айресе, в Бухаресте и Вальпараисо, в Риме и Мехико - и все они оказывались на одно лицо. Грэхем мог вспомнить людей - деловых партнеров, с которыми просиживал до утра, распивая чересчур дорогие напитки, но сами места сливались в единую картину. Подвальная комната, полная табачного дыма, в одном конце возвышение для музыкантов, в другом - стойка бара, где выпивка якобы стоила дешевле, столики, место для танцев.
Ничего другого от "Ле Жоке" он не ждал. Ничего другого и не увидел.
Росписи на стенах, казалось, прониклись духом улицы снаружи: огромные футуристические рисунки изображали небоскребы в невероятных ракурсах, чернокожих саксофонистов, зеленые всевидящие глаза, телефоны, маски с острова Пасхи и бледноволосых существ неопределенного пола, курящих сигареты в длинных мундштуках. Было шумно и людно. Сергей - русский с жесткими седыми волосами и острыми чертами лица - приветствовал их и усадил за столик возле площадки для танцев. Копейкин заказал бутылку бренди.
Оркестр кончил натужно выводить американский танцевальный мотив и заиграл румбу - с несколько бо́льшим успехом.
- Здесь весело, - сказал Копейкин. - Не хотите потанцевать? Девушек сколько угодно. Выбирайте, какая приглянется, - и я поговорю с Сергеем.
- Не надо. Полагаю, мне все же не стоит здесь задерживаться.
- Да бросьте вы думать о поездке. Глотните еще бренди - сразу полегчает. - Он встал. - Я сейчас пойду танцевать и подыщу вам кого-нибудь.
Грэхему стало стыдно. Надо было проявить больше энтузиазма: в конце концов, Копейкин вел себя необыкновенно гостеприимно. Вряд ли так уж приятно развлекать усталого с дороги англичанина, только и думающего, как бы отправиться спать.
Грэхем решительно выпил еще бренди. В кабаре заходили новые посетители; Сергей радушно встречал каждого, а едва тот отворачивался, незаметно делал знаки официанту - неприятное мелкое напоминание, что кабаре "Ле Жоке" существует не для удовольствия гостей, а для извлечения денег.
Повернув голову, Грэхем увидел, что Копейкин танцует со стройной смуглокожей девушкой. Она постоянно улыбалась, показывая большие зубы; вечернее платье из красного атласа болталось на ней, будто сшитое на фигуру покрупнее. Копейкин не давал ей прижиматься к себе и все время что-то говорил; несмотря на полноту, он - единственный из танцующих - держался естественно и непринужденно. Бывший владелец борделя, он чувствовал себя сейчас в своей тарелке.
Когда музыка стихла, Копейкин подвел девушку к столику.
- Это Мария, - представил он ее. - Арабка. А ведь не скажешь по ней, верно?
- Верно.
- Она немного болтает по-французски.
- Enchanté, Mademoiselle.
- Месье. - Голос прозвучал неожиданно хрипло, но улыбалась она открыто и приветливо.
- Бедное дитя! - промолвил Копейкин тоном гувернантки, которая надеялась, что ее подопечный не осрамится перед гостями. - Только что оправилась от болезни горла. Но она очень милая и воспитанная. Assieds-toi, Мария.
Она уселась рядом с Грэхемом:
- Je prends du champagne.
- Oui, oui, mon enfant. Plus tard, - неопределенно отвечал Копейкин. - Она получит добавочную плату, если мы закажем шампанское, - заметил он Грэхему и налил Марии немного бренди.
Та без возражений подняла бокал к губам и сказала:
- Skal.
- Думает, вы швед, - объяснил Копейкин.
- Почему?
- Она любит шведов, вот я и представил вас как шведа. - Копейкин усмехнулся. - Так что не говорите, будто турецкий представитель ничего не делает для компании.
Снова заиграла музыка. Мария, слушавшая их с непонимающей улыбкой, спросила у Грэхема, не хочет ли он потанцевать.
Танцевала она недурно - он даже почувствовал, что и сам хорошо танцует, поэтому слегка повеселел и пригласил ее второй раз. Теперь она крепко прижималась к Грэхему. Из-под красного атласа на плече выбилась грязная лямка; аромат духов не заглушал запаха разгоряченного тела. Мария начинала надоедать.
Она завязала разговор. Знаком ли Грэхем со Стамбулом? Бывал ли здесь раньше? А в Париже? А в Лондоне? Ему повезло. Она там никогда не бывала. Но хотела бы. И в Стокгольме тоже. Много ли у него друзей в Стамбуле? Она спрашивает, потому что господин, который зашел следом за ним и его другом, кажется, знает Грэхема. Все время на него смотрит.
Размышляя, скоро ли удастся уйти, Грэхем вдруг понял, что она ждет ответа.
- Кто все время смотрит? - отозвался он, зацепившись за последнюю реплику.
- Отсюда не видно. Господин за стойкой бара.
- Он, конечно, глядит на вас. - Ничего другого на ум не пришло.
Но Мария казалась серьезной:
- Нет, месье. На вас. Тот, у которого в руке платок.
Танцуя, они достигли места, откуда был виден бар. Человек сидел на стуле; перед ним стоял стакан вермута.
Это был низкорослый тощий человек с глупым лицом - костлявым, скуластым, с большими ноздрями и толстыми губами, сжатыми так плотно, будто у него болели десны или он изо всех сил старался побороть гнев. Из-за бледности кожи маленькие, глубоко посаженные глаза и жидкие курчавые волосы выглядели особенно темными. На нем были мятый коричневый костюм с подложенными плечами, мягкая сорочка почти без воротника и новый серый галстук.
Пока Грэхем смотрел на незнакомца, тот провел носовым платком над верхней губой, словно стирая проступивший пот.
- По-моему, сейчас он на меня не смотрит. К тому же, боюсь, я его не знаю.
- Я так и думала, месье, просто хотела проверить. - Мария локтем прижала руку Грэхема к себе. - Я тоже его не знаю. Зато я знаю таких, как он. Вы иностранец, месье, и у вас, наверно, есть деньги в кармане. Стамбул - не Стокгольм: когда такие, как этот, поглядят на тебя больше одного раза - лучше остеречься. Вы сильный, но против ножа в спину сила не поможет.
Ее серьезность производила комическое впечатление. Грэхем рассмеялся, однако снова бросил взгляд на человека за стойкой. Тот потягивал вермут. Совершенно безобидный тип. Очевидно, Мария пыталась таким довольно неуклюжим способом показать свои добрые намерения.
- Думаю, мне не стоит о нем беспокоиться.
- Может, и нет, месье. - Она отпустила его руку, очевидно, потеряв интерес к теме. Музыка смолкла, и они вернулись за столик.
- Здорово танцует, а? - спросил Копейкин.
- Здорово.
Мария улыбнулась им, села и быстро допила свой бренди - точно мучилась жаждой.
- Нас трое. - Она для ясности показала на каждого пальцем. - Хотите, я приведу подругу, чтобы выпила с нами? Она симпатичная. Она моя лучшая подруга.
- Может, потом, - ответил Копейкин и налил ей еще.
Раздался звучный аккорд, и свет в зале погас. На полу перед помостом для музыкантов задрожал луч прожектора.
- Сейчас будут номера, - шепнула Мария. - Очень интересные.