Джек взглянул на скамью свидетелей. Доктор Херна был тем самым врачом, который анализировал историю болезни Джесси по просьбе инвесторов компании "Виатикл солюшнс" и подтвердил неправильный диагноз, дав им таким образом зеленый свет на заключение соглашения по продаже полиса. Все утро он вместе с адвокатом истца пытался убедить суд в том, что, поскольку у Джесси не оказалось АЛС, договор следует аннулировать на основе "взаимного заблуждения сторон". А Джек должен был доказать, что это – их ошибка, а никакое не взаимное заблуждение, пусть даже самое прискорбное и ужасное.
Он с нетерпением ждал вопроса судьи и наконец дождался.
– Да, ваша честь. – Он подошел к скамье свидетелей, на губах его играла тонкая самоуверенная улыбка. – Обещаю, много времени я не займу.
3
В зале заседаний воцарилась тишина. Настал момент истины – перекрестный допрос. Присяжные заседатели смотрели сосредоточенно. Белые, афроамериканцы, латиноамериканцы – они представляли достаточно точный срез населения Майами. Джек часто размышлял над тем, могут ли столь разные люди работать вместе в суде присяжных. Впрочем, дело Джесси Мерил было достаточно заурядным и мало чем отличалось от других дел по гражданским искам, что слушались в городе: ни представителей средств массовой информации, ни демонстрантов с плакатами на улице – все сонно, тихо и вполне рутинно. За время процесса Джек несколько раз ронял книгу на пол или заходился в громком кашле лишь с одной целью – разбудить присяжных, вывести их из этого сонного ступора. С другой стороны, приятно было сознавать, что судебное заседание во Флориде вовсе не походит на скандальные и бурные разоблачения, которые порой показывают в кинофильмах.
Спокойно себя чувствовал, пожалуй, только Джек. Главный свидетель, доктор Херна, явно волновался. И главный оппонент Джека в суде тоже уловил это – Паркер Эймс был достаточно опытным адвокатом и понимал: надо срочно спасать ситуацию. Он вскочил на ноги.
– Ваша честь, нельзя ли объявить перерыв?
– Мы только что вернулись с ленча, – буркнул, как отрезал, судья.
– Знаю, но…
– Никаких "но", – строго сказал судья, глядя поверх очков в проволочной оправе. – Знаете, адвокат, я только что просматривал свой гороскоп, и там сказано, что в самом ближайшем будущем у меня будет много свободного времени. Так что будьте любезны, мистер Свайтек, продолжайте.
Когда судья заговорил об астрологии, Джек подумал, что стоит пересмотреть свои взгляды на систему правосудия как на единственно справедливое мерило всех человеческих поступков.
– Благодарю, ваша честь.
Он двинулся к скамье свидетелей, провожаемый взглядами присяжных. И встал перед ней, уверенно и твердо расставив ноги, демонстрируя всей своей позой, что в полной мере владеет главным оружием истинного адвоката – самоконтролем.
– Доктор Херна, вы согласны со мной в том, что АЛС – весьма серьезное заболевание, не так ли?
Свидетель заерзал в кресле, точно ожидал подвоха от любого, даже самого невинного, вопроса.
– Да, разумеется.
– Болезнь эта разрушает нервную систему, ее ткани, убивает нервные клетки, ответственные за двигательные функции организма, так?
– Верно.
– Жертва этого опасного заболевания теряет способность управлять своими ногами?..
– Да.
– А также руками, верно?
– Да.
– Мышцами?
– Все это так. Болезнь разрушает нейроны, контролирующие мышечные сокращения. А сигнал к этим сокращениям поступает из мозга.
– Речь становится невнятной? Жевать и глотать пищу становится затруднительно?
– Да.
– Дышать тоже почти невозможно?
– Да. Заболевание вызывает паралич языка и мышц гортани. Практически перед каждой жертвой встает выбор: или умереть от удушья, или продлить свою жизнь с помощью искусственной вентиляции легких.
– Удушье… – медленно и задумчиво произнес Джек. – Не слишком приятный способ умереть.
– Смерть вообще довольно неприятная штука, мистер Свайтек.
– За одним только исключением. Когда у вас имеется страховой инвестор.
– Возражаю!
– Возражение принято.
Паркер Эймс удовлетворенно кивнул. Джек продолжал гнуть свое, чувствуя, что противостояние обострилось до предела.
– Правильно ли будет сказать, что у человека с такой болезнью нет никакой надежды на выздоровление?
– Чудеса, конечно, случаются, но медицинское сообщество едино во мнении, что эта болезнь смертельна и неминуемо заканчивается летальным исходом. В течение двух лет после заболевания умирают пятьдесят процентов, в течение пяти лет – восемьдесят процентов.
– Идеальные условия для заключения страхового соглашения с правом последующей продажи инвесторам.
– Возражаю!
– Попробую изложить свою мысль иначе. А вы, доктор, скажете мне, так это или нет. Основой подобного рода страховых договоров является одно непременное условие. Уверенность инвесторов, что пациент скоро умрет.
Свидетель уставился на Джека с таким видом, точно тот сморозил какую-то глупость.
– Ну разумеется. Именно таким образом они и зарабатывают свои деньги.
– Так вы согласны, что правильный диагноз является ключевым компонентом подобного рода соглашений?
– Да. Это так.
– Стало быть, именно за этим и наняли вас инвесторы? Положились на вас. Чтобы вы подтвердили правильность диагноза мисс Мерил?
– Они наняли меня для оценки диагноза ее врача.
– И сколько раз вы осматривали её?
– Ни одного.
– Сколько раз с ней говорили?
– Ни разу, – ответил доктор Херна возмущенно. – Вы представляете все в таком невыгодном свете… Терапевт в моем положении чрезвычайно редко осматривает пациента. Моя работа сводилась к тому, чтобы ознакомиться с историей болезни, которую прислал лечащий врач мисс Мерил по запросу страховой компании. И я должен был определить, верно ли поставлен диагноз, основан ли он на неопровержимых, чисто медицинских показаниях.
– Так вы полностью согласились с диагнозом доктора Марша? Признали, что заболевание по всем клиническим показателям может быть именно АЛС?
– Да.
– Подчеркиваю, может быть. – Джек с особым нажимом произнес эти два последних слова. – А это, в свою очередь, означает, что у нее могла быть и другая болезнь.
– Все симптомы, пусть и не ярко выраженные, полностью совпадали с ранней стадией заболевания АЛС.
– Но сам диагноз, это "может быть, АЛС", – разве он не говорит о том, что у нее могло быть и что-то другое? И не делайте вид, что вы этого не понимаете!
– Вы должны понять, что врачи не волшебники. Ни одной лабораторией мира пока не разработаны точные тесты, позволяющие со всей уверенностью утверждать, что у пациента – АЛС. Диагноз в данном случае ставится методом исключения. На протяжении месяцев проводится целая серия анализов, чтобы исключить другие возможные заболевания. На ранних стадиях такая молодая и здоровая во всех других отношениях женщина, как мисс Мерил, может даже не замечать недомогания. Ну, разве что за исключением онемения в ступнях во время сна, некой неловкости в движениях – допустим, вдруг стала ронять ключи от машины – или затруднений при глотании.
– Но не хотите же вы тем самым сказать, что ваши инвесторы с легкостью выбросили на ветер полтора миллиона долларов лишь на том основании, что мисс Мерил часто роняла ключи от машины?
– Нет.
– То есть сначала инвесторы отвергли предложение о продаже полиса, так?
– Подобного рода сделка, основанная на диагнозе о "клинической возможности АЛС", является довольно рискованной.
– И потому они решили оформить ее лишь после того, как вы лично переговорите с доктором Маршем, так?
– Да, я с ним говорил.
– Не могли бы вы по возможности точно воспроизвести перед судом то, что сказал вам доктор Марш?
Судья поднял голову, в нем вдруг проснулся интерес. Доктор Херна начал нервно переминаться с ноги на ногу: сразу было видно, что говорить об этом ему не хочется.
– Позвольте для начала заметить, что доктор Марш является одним из наиболее выдающихся и уважаемых во Флориде невропатологов. И я ни на секунду не усомнился, что он поставил диагноз строго на основе критериев, выработанных Международной ассоциацией невропатологов. Мне также известно, что у него самая широкая практика, что он сталкивался со случаями заболевания АЛС чаще, чем любой другой врач штата. Но при встрече я попросил его на минуту забыть обо всех этих критериях. И задал вопрос напрямую. Считает ли он, что у Джесси Мерил действительно АЛС?
– Еще раз спрашиваю: что именно сказал вам доктор Марш?
Херна покосился на своего адвоката, потом на Джека. Затем опустил глаза и тихо произнес:
– Он сказал, что если бы был азартным человеком, то держал бы пари, что это АЛС.
– А потом вдруг выясняется, что никакого АЛС у мисс Мерил нет, верно?
– Очевидно, доктор Марш ошибался.
– Простите, доктор. Но он не ошибался. Диагноз носил предположительный характер. "Возможно, АЛС". И вы прекрасно знали, что он продолжал наблюдать пациентку, проводил все новые анализы.
– Знаю только то, что доктор мне сказал – он готов держать пари, что это АЛС.
– Вы же сами подтолкнули его к такому ответу.
– Как коллега, испытывающий огромное уважение к опыту и способностям этого человека, я спросил его напрямую. И получил вполне искренний ответ.
– Нет. Вы подтолкнули его, спровоцировали именно на этот ответ, поскольку мисс Мерил представилась прекрасная возможность совершить выгодную сделку.
– Это неправда!
– Вы боялись, что, если не заключите с ней договор сейчас, до установления окончательного диагноза, ее перехватит другая группа инвесторов.
– Знаю лишь одно: доктор Марш был готов держать пари, что это АЛС. Вот и все.
Джек грозно надвинулся на него.
– Но ведь не мисс Мерил поставила себе неверный диагноз. Так или нет?
– Нет.
– Тогда она думала лишь об одном: через два-три года ее ждет мучительная смерть.
– Откуда мне знать, о чем она там думала?
– Да все вы прекрасно знали! – резко заметил Джек. – Просмотрели ее историю болезни, тут же сообразили, что дело пахнет нешуточными деньгами, и убедили ее в том, что она скоро умрет.
Доктор Херна молчал. Он словно окаменел, точно только сейчас понял, какие страдания пережила эта женщина. По крайней мере он сообразил, куда направлен удар Джека.
А тот продолжал:
– Скажите, мисс Мерил хоть раз говорила вам, что диагноз ее окончательный и сомнению не подлежит?
– Нет.
– Гарантировала вам, что умрет через два года?
– Нет.
– Она лишь передала вам историю своей болезни, правильно?
– Да.
– И, опираясь на приведенные там данные, вы сами сделали вывод: предстоит ли ей скоро умереть или жить дальше?
– Да.
– И вы сделали ставку на смерть.
– Ну, можно сказать и так.
– Ставку на АЛС?
– Да.
– И вы проиграли.
Ответа не последовало.
– Вот что, доктор. Вы и ваши инвесторы бросили, образно выражаясь, кости. И проиграли. Разве я не прав?
Свидетель помедлил, затем ответил:
– Все обернулось не так, как мы рассчитывали.
– Что ж, веское основание, чтобы подавать в суд.
– Возражаю!
– Возражение принято.
Джек не стал спорить, но сарказм, прозвучавший в его голосе, ясно давал понять присяжным, каков должен быть ответ.
– А не кажется ли вам, что эта женщина и без того достаточно настрадалась? – Все вам мало, задницы вы эдакие! Ишь чего придумали, еще и в суд на нее подавать!
– Вы закончили, мистер Свайтек? – спросил судья.
– Да, ваша честь. Думаю, все ясно. – И с этими словами Джек отвернулся от свидетеля и направился на свое место.
Джесси одарила его преисполненным благодарности взглядом, но другой взгляд был куда как чувствительнее. Доктор Херна смотрел на него с такой ненавистью, что, казалось, вот-вот прожжет дырку в пиджаке.
Джесси наклонилась к нему и шепнула:
– Отличная работа, Джек.
– Да, – кивнул он в ответ.
4
Джек и Джесси сидели рядышком на ступеньках перед входом в здание суда и бросали голубям крошки от печенья. Они ждали, когда их вызовут в зал выслушать приговор.
– Как думаешь, какое они вынесут решение? – спросила Джесси.
Джек ответил не сразу. По опыту он знал, что гадать бессмысленно: решения часто оказывались совершенно непредсказуемыми. Джеку очень хотелось сказать Джесси, что беспокоиться не о чем, что минут через двадцать они уже будут мчаться к Майами-Бич в его любимом "мустанге" с откидным верхом, а из плейера будет оглушительно греметь музыка, новая, современная версия старого шлягера "Мы чемпионы" в исполнении группы "Квин".
Но слишком часто он сталкивался с неприятными сюрпризами.
– Предчувствия у меня хорошие, – ответил он после паузы. – Но с жюри присяжных никогда невозможно знать наверняка.
Он слизнул крем – самую вкусную часть печенья – и бросил остатки вниз. В воздух взметнулся веер серых крыльев: голодные голуби набросились на угощение. Через считанные секунды на ступеньках не осталось ни крошки. Птицы по очереди вспархивали вверх, в кристально чистое голубое февральское небо.
– Вообще-то я догадываюсь о результате, – пробормотала Джесси.
– Мы всегда можем подать апелляцию. Если проиграем.
– Я не о том. – Она положила руку ему на плечо и добавила: – Ты сделал для меня так много, Джек. И вообще – согласился вести дело. Но через несколько минут все будет кончено. И после, как мне кажется, мы уже никогда больше не увидимся.
– Не вижу в этом ничего ужасного. Воссоединение со старым клиентом обычно означает одно: на него снова подали в суд, снова выдвинули обвинение.
– Нет уж, спасибо, сыта по горло.
– Не сомневаюсь.
Джек взглянул через улицу. На той стороне Флэглер-стрит стоял киоск, где торговали хот-догами. Обернулся к Джесси. Она не отрывала глаз от его лица, рука по-прежнему лежала на плече. Что-то она сегодня слишком расчувствовалась. Он поднялся, сунул руки в карманы.
– Мне надо кое-что сказать тебе, Джек.
Беседа принимала оборот, не слишком типичный для взаимоотношений между адвокатом и клиентом, и Джеку это не нравилось. Он – ее адвокат, не более того, и прошлое здесь ни при чем.
– Подожди. Прежде я кое-что тебе скажу.
– Интересно…
Он снова уселся на ступеньку рядом с ней.
– Я заметил в зале доктора Марша. Сидел в укромном уголке и выглядел встревоженным.
Она явно не ожидала, что он заговорит о деле.
– Встревоженным? Из-за меня, что ли?
– Лично я считаю, его волнует сейчас единственный вопрос: собираешься ли ты предъявить ему иск? Мы с тобой не обсуждали такой вариант. Но может быть, ты хочешь подать на него в суд?
– В суд? За что?
– За преступную небрежность при лечении больного, за что ж еще? В конце концов он поставил правильный диагноз, но гораздо раньше должен был определить, что твои неврологические проблемы связаны именно с отравлением свинцом. Особенно после того, как ты рассказала ему о ремонте в твоем доме. Кстати, такая краска применялась в домах, построенных до семьдесят восьмого года. Пыль, которая поднимается при очистке старой краски, изготовленной на свинцовой основе, – самый частый источник отравления.
– Но он – виднейший в Майами специалист.
– И все равно может ошибаться. Он тоже человек!
Она задумчиво смотрела куда-то вдаль.
– Вот именно, самое подходящее для него слово. Он человечный. Проявлял особую заботу.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Многие врачи так холодны и суровы. Но доктор Марш совсем не такой. Он очень мне сочувствовал. Переживал. Не слишком часто встречаются пациенты, заболевшие АЛС, когда им не исполнилось и сорока. Он проявлял ко мне особый интерес.
– В смысле?
– Не в том, в каком ты думаешь, – ответила она и шутливо ткнула его кулачком в подбородок.
– Да ничего я не думаю.
– Приведу тебе пример. Мне пришлось пройти самый важный тест, электромиаграмму. Ну, это когда тебя опутывают проводами и электродами, чтобы выяснить, есть ли нарушения в нервной системе.
– Знаю. Видел в отчете.
– Да, но ты видел только отчет. Ты не знаешь, какой страшной кажется эта процедура человеку, у которого подозревают болезнь Лу Джерига. В большинстве клиник этот тест проводит специальный технический сотрудник. Но доктор Марш знал, как я волновалась. Мне не хотелось, чтобы столь важный тест проводил какой-то там технический сотрудник. Не хотелось ждать целую неделю, пока будут расшифрованы результаты. А потом еще две недели, пока меня не вызовут в порядке общей очереди и не расскажут об этих результатах. И вот доктор Марш сам провел тест, тотчас сообщил мне предварительные результаты. Знаешь, очень немногие врачи готовы пойти на такое ради пациента.
– Ты права.
– Могу привести тебе дюжину других примеров. Он замечательный врач и настоящий джентльмен. Не стану я подавать в суд на доктора Марша. Мне вполне достаточно и полутора миллионов долларов. Я довольна.
Джек не мог не согласиться. Еще одно приятное напоминание о том, что перед ним уже не та эксцентричная девушка двадцати лет, которую он некогда знал.
– Что ж, ты приняла правильное решение.
– Хоть раз в жизни удача повернулась ко мне лицом, – сказала она, и вдруг улыбка ее померкла. – Правда, я узнала и плохие новости.
Он не знал, что на это сказать, и решил пропустить мимо ушей. Но она продолжила:
– Ты когда-нибудь думал о том, как бы все могло сложиться, если бы мы не разошлись?
– Нет.
– Врешь.
– Давай не будем об этом.
– А почему бы нет? И потом, разве это не одна из причин, по которой ты взялся за мое дело?
– Нет.
– Опять врешь.
– Перестань называть меня лжецом!
– Сначала перестань врать.
– Чего ты от меня хочешь?
– Хочу, чтобы ты ответил на один вопрос. Хочу, чтобы ответил на него прямо и честно. И если ответишь, я от тебя отстану, раз и навсегда. О'кей?
– Ну ладно. Только на один.
– Мы с тобой работали над этим делом целых шесть месяцев. Скажи, тебя не удивляет, что за это время между нами ничего такого не было?
– Нет.
– Почему нет?
– Это уже второй вопрос.
– Почему ничего не произошло, как думаешь?
– Потому что я женат.
Она улыбнулась уголками губ и многозначительно кивнула:
– Очень интересный ответ.
– Не вижу ничего интересного. Просто ответ, и все.
– Да, но ты мог ответить иначе. Скажем: "Потому что я люблю свою жену". А вместо этого заявил: "Потому что я, видите ли, женат"!
– Практически то же самое.
– Ничего подобного. Мой вариант – он исходит от сердца. А твой – как игра по правилам.
Джек не ответил. Джесси всегда была умной девочкой. И он никак не ожидал, что она вдруг начнет выяснять давно разорванные отношения таким вот образом.
У него на поясе завибрировал пейджер. Джек взглянул на маленький экран, потом – на Джесси.
– Жюри присяжных возвращается в зал.