- Но берилл - это совсем другое, товарищ Спиридонов. Во-первых, берилловых месторождений во всем мире так мало, что их можно перечесть по пальцам. А чем реже встречается какой-либо минерал, тем ничтожнее вероятность найти его у нас, в нашей земле. Ведь так? Во-вторых, никогда, нигде и никто не говорил о берилле в Болгарии. В-третьих, нет данных о геологических признаках такого месторождения в нашей стране. Суммируйте эти три положения, и вы убедитесь, что я прав!
- Я геолог, товарищ Власев, но я не знаю теории, которая безусловно, именно безусловно, исключала бы наличие этого чудесного минерала в нашей земле. Пусть вероятность составляет два или три процента. Почему же не проверить эту гипотезу? Я спрашиваю вас: почему?
- Если гипотеза исходит из серьезного источника, пожалуйста, проверяйте. В нашем бюджете есть параграф, который разрешает производить вложения в поиски полезных ископаемых. Раз есть параграф, стало быть, расходование средств, то есть проведение исследования, является законным. Но этот параграф, как бы он ни поощрял поиски, отнюдь не обязывает нас верить разным фантазерам. Извините меня, но этот Андрей Андреев, хоть он и не лишен известных способностей, - фантазер первой категории. К тому же имейте в виду, что это человек молодой. Вот что значится в моей записной книжке: "Коммунист. В свободное время любит читать, главным образом книги по истории. Бывший футболист". Вы слышите, товарищ Спиридонов, бывший футболист! Затем: "Хорошо лазает, вынослив. Техника сбора материалов отличная. Есть глаз и нюх. Но увлекается и тем, что не относится к его прямым обязанностям исследователя". Заметьте, товарищ Спиридонов: увлекается поисками - просто так, по собственному желанию и где вздумается. Ведь это же нигилизм! Затем: "В работе очень горячится, верит своему воображению, а оно у него слишком развито". Видите? Поэтому я отметил для себя: "Подвергать его пробы специальному химическому анализу, а до результатов анализа верить ему не больше, чем на тридцать-сорок процентов". Вот так. Как же вы хотите, чтобы я серьезно отнесся к этому его берилловому бреду? Если бы он заговорил о железе, даже о свинце, об олове, наконец, - еще туда-сюда. Но берилл! Это фантастика, бред, плод расстроенного книгами воображения!
- Геологу без воображения - грош цена, - начал сердиться Спиридонов.
- Геолог, который не считается с фактами и выводами, вытекающими из фактов, - вообще не геолог. - Вылю Власев расстегнул вторую пуговицу на своем жилете - действие, которое он производил обычно, только отходя ко сну. - А где у него факты, товарищ Спиридонов? Почему он не дал вам ни кусочка материальной истины? Хотя бы одного кристалла?
Спиридонов хотел ответить ему резкостью, сказать что-нибудь такое, что сразило бы его, но раздумал и замолчал.
Действительно, молодой геолог не представил ни одной пробы, ни одного кристалла. Он просто утверждал, что напал на "обнадеживающие" следы, которые, по его мнению, говорят о возможном присутствии берилла в районе, в котором бригада будет производить разведку. Он только высказывал свою гипотезу, и ничего больше.
Но это была гипотеза, заключающая в себе нечто величественное, нечто бесконечно важное для науки, для обороны страны, для народа. Такая гипотеза могла появиться только у человека с отважным сердцем и дерзким воображением. А если смелое воображение сочетается у него со способностью к трезвому научному мышлению, почему же не помочь такому человеку? Вылю Власев - крупный химик, дарования его известны, но он скептик по натуре, ему кажется фантастическим все, что не подтверждено наглядно, не проверено в лаборатории. Но что будет с исследовательской работой, если всегда и во всех случаях требовать "наглядных" материальных доказательств? В истории великих открытий сколько угодно примеров, когда простая догадка, первоначальное смутное предположение играли решающую роль в дальнейших успехах.
Весь вопрос в том, кто такой Андрей Андреев - серьезный ученый или честолюбец, который стремится во что бы то ни стало поднять шум вокруг своего имени. Но, если бы он был тщеславным хвастунишкой, он непременно раззвонил бы направо и налево о своей гипотезе, и теперь вся София говорила бы о берилле и о том, какие реактивные самолеты и стратосферные летательные аппараты будут делать из металла бериллия. Однако же молодой геолог не казался кичливым болтуном... Краткой запиской в двадцать строк он скромно сообщал о своих догадках, приводил некоторые соображения и просил оказать ему содействие.
И сейчас, обдумывая, что сказать Вылю Власеву, как взволновать его сухую эмпирическую душу, инженер Спиридонов снова вспомнил первую встречу с юношей. Встрече предшествовала короткая, но бурная перепалка за дверьми его кабинета. Он приказал рассыльному никого не пускать - у него была в это время срочная работа, - а нетерпеливый посетитель упорно рвался к нему. Затем послышалась какая-то возня, и через несколько секунд в кабинет влетел огромный детина - головой он касался притолоки. На нем была спортивная рубашка; засученные рукава открывали крепкие, мускулистые руки, густо обросшие волосами до самых кистей. Это был курносый молодой человек со скуластым смуглым лицом и сияющими, как электрические лампочки, светлыми серо-голубыми глазами.
Инженер Спиридонов нахмурился - он любил смелых людей, но терпеть не мог нахалов, особенно если кто являлся к нему без пиджака и с засученными рукавами. Он приготовился выставить этого человека и подбирал в уме подходящие к случаю сильные выражения, но, приподняв очки, вдруг вспомнил, что знает этого юношу, и не просто знает, а что это его подчиненный, геолог. Полтора года назад его перевели из горноизыскательского отдела в геологоразведочный.
Поскольку досада его еще не улеглась, а в полуоткрытую дверь заглядывал помятый в схватке, но все еще не смирившийся с происшествием рассыльный, он спросил строго и довольно недружелюбно:
- Что вам, товарищ, и почему вы входите ко мне в таком виде?
- Простите, - сказал двухметровый детина и покраснел, как будто его обдали кипятком. - Простите, что я вас беспокою, но этот человек, - он показал головой на рассыльного и дружески ему улыбнулся, - этот человек уже третий раз меня отсылает, не пропускает к вам. Разумеется, он не виноват, это вы ему приказали, и я на него не сержусь. А в среду вечером мы уезжаем - я в третьей бригаде, - в среду вечером мы уезжаем, и, вы понимаете, времени терять нельзя. Вот, - он вытащил свой бумажник и достал оттуда сложенный листок. - Я тут кое-что объяснил. Прочтите. Если вы найдете это интересным, позвоните мне. Я написал внизу свой телефон - карандашом.
Он положил листок, пробормотал еле слышно "извините" и, пятясь, выбрался из комнаты.
После обеда инженер Спиридонов шесть раз звонил ему по телефону, но каждый раз один и тот же мелодичный голосок отвечал: "Нет его, товарищ, еще не вернулся". Он позвонил ему около десяти вечера, и, когда в трубке раздался его твердый баритон, в сердце у Спиридонова, неизвестно почему, затрепетала настоящая радость.
- Кому вы еще рассказывали о ваших предположениях? - спросил он.
- Я намекал товарищам по бригаде. Но они отнеслись к моим словам очень недоверчиво, даже... Они смеялись: разве у одного, говорят, у одного только минерала зеленый блеск? Таких минералов, говорят, не меньше сотни... А товарищу Власеву я, разумеется, ничего не говорил. И... как вам сказать? Я было тоже заколебался. Стал уж подумывать, не напал ли я на какой-нибудь незначительный минерал зеленого цвета... Поэтому я и молчал. Но недавно я прочел одну интересную историческую книгу: о горных работах на территории нашей страны в античные времена. И эта книга заставила меня поверить, что я действительно открыл следы берилла.
- Принесите мне точную схему местности, где, по вашим предположениям, есть эта штука, - распорядился Спиридонов. - И никому ни слова, понятно? Не следует прежде времени поднимать шум.
- Мне и в голову не приходило шум поднимать! - засмеялся молодой человек.
На другой день рано утром Спиридонов вызвал к себе помощников Вылю Власева: парторга бригады Павла Папазова и минералога Арсова - специалиста по цветным металлам.
Парторг Павел Папазов был, как и Вылю Власев, опытным химиком, но ни внешностью, ни характером - ничем не походил на него. Он был высок и строен, одевался скромно, но со вкусом, каждый день брился, не брал в рот спиртного и время от времени протирал тряпочкой ботинки, чтобы они блестели. Открытое красивое лицо, приветливый блеск спокойных голубых глаз, ласковый голос и постоянная непринужденная готовность выслушать то, что тревожит и волнует людей, - все это располагало к откровенности, вызывало симпатию даже у тех, кто знал его всего несколько дней. Он был старым членом партии, до Девятого сентября сидел в тюрьме - после провала по военной линии. Когда бригада отправлялась в экспедицию, он добровольно брал на себя обязанности санитара, делал перевязки, давал заболевшим аспирин и хинин, строго следил за тем, чтобы никто, вспотев, не пил холодной воды. Павел Папазов был любимцем бригады, только Вылю Власев держался с ним холодно, почти официально и всегда обращался к нему на "вы". Но замкнутый и необщительный характер Вылю Власева был хорошо известен, и это никого не удивляло - он был неисправимый педант.
Специалисту по цветным металлам Игнату Арсову, высокому, худому и смуглому человеку, казалось, перевалило за сорок. У него был орлиный нос с крутой горбинкой, тонкие, едва заметные губы и квадратный, костистый, как будто совсем лишенный мяса подбородок. Подвижный, быстрый, с беспокойными движениями, он почти не стоял на месте, словно земля горела у него под ногами. Любезный и услужливый до приторности, он часто просто досаждал своим коллегам страстной готовностью оказать услугу, помочь, быть полезным. Если кто-нибудь, не дай бог, заболевал, особенно в походе, он нес ранец и снаряжение заболевшего, а в лагере заваривал ему чай, приводил в порядок и подметал его палатку, зорко следил, вовремя ли тот принимает лекарства, - как будто его призванием было ходить за больными.
Игнат Арсов считался опытным специалистом, за последние год-два он самостоятельно открыл несколько месторождений меди, свинца и цинка, но, когда заходила речь о его открытиях и личных заслугах, он краснел, как девушка, смущался и убегал или, обиженный и раздосадованный, махал рукой.
- Все это ерунда, - сердился он, - я ничего не открыл и не имею к этому никакого отношения. Открытие - это когда человек сознательно к нему стремится, действует по предварительно разработанному плану исследования. А я что... я случайно, совершенно случайно наткнулся на эту руду, просто так, вслепую... Уверяю вас, именно так и было. Если кому-нибудь и принадлежит заслуга этого открытия, то награждать следует нашего руководителя, товарища Власева, потому что мы работаем по его плану. Награды заслуживает и товарищ Папазов, под чьим непосредственным руководством мы все действуем. Вообще это заслуга наших руководителей, а я случайный исполнитель. Любой другой на моем месте нашел бы то же, что и я.
Для всех, кто хорошо знал его, было очевидно, что он страдает преувеличенной, болезненной скромностью, принявшей характер настоящей, хотя и странной болезни. Он часто называл себя "невеждой", "подмастерьем", "слепым орудием случая", "человеком несостоятельным, но родившимся под счастливой звездой" и т. д. Однажды, когда бригада разбила лагерь под Бакырлыком, он был настроен очень мрачно и сделал странное признание. "Вы знаете, - сказал он, - у меня постоянное чудовищное ощущение: мне кажется, что мой мозг непрерывно, с каждым днем, с каждым часом все больше сжимается - и днем и ночью - и в черепе образуется страшная, ужасная пустота. И я все думаю: что это, в сущности, за пустота, что там есть? Воздух, испарения, пар? Я много думаю об этом".
Вылю Власев редко разговаривал с ним, и то только по делам службы. Он морщился при мягких шелестящих звуках его голоса, избегал его взгляда, но всегда прислушивался к его советам, считался с ним, как с хорошим специалистом. Он несколько раз пробовал "занести" его характеристику в свою записную книжку, но это ему никак не удавалось: образ этого человека ускользал от знакомых "показателей" и процентов, не укладывался ни в какую определенную и точную формулировку. А Павел Папазов полюбил его, сделал даже своим помощником по партийной работе. Он восхищался его скромностью и трудолюбием, ставил всем в пример его безупречную дисциплинированность.
Он стал поручать ему доклады, сбор членских взносов, посылал вместо себя на совещания партактива. Все эти поручения Игнат Арсов выполнял с жаром. Часто он сам подготавливал сведения о поведении и работе коммунистов бригады, и Павел Папазов только удивлялся:
- Можно подумать, что ты писал моей рукой и смотрел моими глазами!
- Помилуйте! - слегка склонялся перед ним Игнат Арсов. - Что вы говорите! Это вы научили меня во всем разбираться, оценивать все строго и беспристрастно. Всем, что я умею, я обязан вам.
Прошлой осенью он открыл начало большой, богатой медью жилы, но и это свое открытие приписал Папазову.
- Я работал по его указаниям, - утверждал он.
Папазов не помнил, чтоб он давал ему какие-нибудь "указания", но возражать почему-то не стал: промолчал, согласился с тем, что это его заслуга. "Заслуга" эта принесла ему славу, а вместе со славой и повышение по службе. С тех пор Арсов и Папазов стали неразлучными друзьями.
Той же прошлой осенью, когда Андрей рассказал товарищам о своей берилловой гипотезе, Павел Папазов вызвал к себе своего приятеля и прямо спросил его:
- Что ты об этом думаешь?
Игнат Арсов помолчал.
- Разрешите мне дать вам ответ через несколько дней, - сказал он наконец.
Прошла неделя, прошло десять дней. Игнат Арсов ездил в Софию в связи с бракоразводным делом. И однажды вечером он сам заговорил об Андрее.
- Вы спрашивали, что я думаю о его гипотезе? Я вам скажу: это наивная фантазия.
- Да, похоже на то, - улыбнулся Папазов. - Фантазия, разумеется. Но хорошо, что молодых людей увлекают большие идеи. Это красиво, благородно!
И впервые Игнат Арсов возразил ему:
- Такие увлечения - напрасная трата времени, - сказал он. - На вашем месте я бы охладил его пыл.
Эти его слова пришли в голову Папазову в то утро, когда они оба стояли перед столом Слави Спиридонова.
- В вашей бригаде есть молодой геолог, - заговорил начальник, - Андрей Андреев. Какого вы о нем мнения?
Павел Папазов взглянул украдкой на приятеля, откашлялся и с несколько наигранной веселостью ответил:
- Андрей? Прекрасный парень! Отличный. Был одно время центром нападения в студенческой футбольной команде.
Сказав это, он тут же почувствовал, что по лицу его приятеля скользнула довольная, одобрительная улыбка.
- Я спрашиваю, вас не о спортивных его качествах. Центром он был или полузащитником, - Слави Спиридонов любил футбол и разбирался в нем, - меня сейчас не интересует. Я спрашиваю вас о другом, и, надеюсь, вы понимаете, что меня интересует.
- Как вам сказать... это молодой человек новой формации, - неуверенно начал Папазов. - Когда работает - работает хорошо, на совесть. Когда веселится - веселится от всего сердца. Вообще приятный человек.
- Симпатичный человек, - сказал Игнат Арсов и поклонился.
- Говорил он вам о берилле? - спросил их Спиридонов, неожиданно встав из-за стола. - Я спрашиваю вас именно об этом, и отвечайте мне прямо, без околичностей!
Игнат Арсов вздохнул.
- Ну разумеется, сколько раз! - засмеялся Папазов. Он засмеялся, но видно было, что ему совсем не до смеха. - У каждого человека есть своя idée fixe. Что ж делать? У нас в бригаде есть один геолог, Зюмбюлев. Страстный охотник. Так он рассказывает, что видел однажды в лесу, как его собака Тотка играла в чехарду со страшным матерым волком.
- Вы лично, что вы думаете об этом деле с бериллом? - нахмурившись, прервал его Спиридонов.
- Что ж тут думать? Благородный энтузиазм, мечты, грезы. Я не вижу в этом решительно ничего плохого: молодость всюду ищет прекрасное.
Игнат Арсов кашлянул.
- Товарищ Папазов говорит о прекрасном в кавычках.
- А вы не находите, что в его гипотезах можно найти зернышко разумной вероятности?
- Мы думаем, что зернышко разума можно найти даже в бреде сумасшедшего, - поспешил ответить Игнат Арсов.
- Значит, вы, товарищ Папазов, считаете, что все это бред сумасшедшего, так?
- Я? - Павел Папазов потер себе лоб, помолчал. - О нет! Я этого не говорил. Я всегда с сочувствием отношусь к порывам молодежи. Спросите Андреева - я не только не упрекал его, я, наоборот, помогал ему, насколько мог.
- Это абсолютно верно, - дополнил Игнат Арсов. - Товарищ Папазов всегда относился к фантазиям этого юноши с благородной снисходительностью.
"Ясно, что эти люди не принимают всерьез берилловую гипотезу, считают все это пустяком, - думал Спиридонов, - но, во всяком случае, они благородно относятся к усилиям Андреева, особенно Папазов".
- Посмотрим, - сказал он. - Я предложил ему представить мне точную геодезическую схему района, где, по его предположениям, есть следы берилла. Схема покажет, серьезный ли это человек, что именно он открыл и открыл ли он вообще что-нибудь. Вы свободны.
Так развивалась до этого часа "берилловая" история. И вот теперь Вылю Власев сидел перед Спиридоновым и хмуро перелистывал свою пухлую записную книжку. И он и Павел Папазов считали гипотезу Андреева совершенно фантастической, плодом не в меру пылкого воображения. Но, в то время как отношение одного из них к подобному "бреду" было непримиримым и открыто враждебным, другой относился ко всему этому терпимее - как к наивному, но прекрасному проявлению молодости.
"По картографической схеме я увижу, есть ли в этом хоть что-либо серьезное", - решил Слави Спиридонов и распорядился, чтоб рассыльный позвал Андрея.
На этот раз молодой геолог явился к своему шефу в приличном виде. Галстука на нем не было, но он надел темный пиджак и выглядел в нем еще более высоким, казался каким-то особенно сильным.
Инженер Спиридонов предложил ему сесть, полюбовался некоторое время его атлетической фигурой и румянцем, выступившим на лице, а затем спросил без обиняков:
- Значит, ты считаешь, что в этом районе есть следы берилла, так?
- Да, считаю, - твердо ответил Андрей, глядя прямо в глаза начальнику. И еще раз повторил: - Считаю.
Вылю Власев многозначительно кашлянул.
- Скажи мне, - вмешался он, - каков по-твоему процент вероятности - до одного доходит?
- Пятьдесят один процент, - спокойно ответил Андрей.
Вылю Власев от изумления открыл рот и развел коротенькими руками.
Он не нашелся что сказать, а только покачал головой, как это делает врач у постели безнадежно больного.
- Что вы имеете в виду: залежи, пласты, жилы? - тихо спросил начальник.