Знаменитый ученый мало походил на чудаковатого академика, какими их часто изображают драматурги. Ему не было и пятидесяти лет. Здоровый, подтянутый, аккуратный, он скорее напоминал высокопоставленного штабного офицера, одетого в штатский костюм.
– У нас большая потеря, – пожаловался Глазунов.
– Знаю, – сочувственно откликнулся Пронин.
– Только что с похорон, – задумчиво сказал Глазунов. – Со странных похорон…
– Почему "странных"?
– Не верится, что мы потеряли Марию Сергеевну…
Пронин испытующе посмотрел на собеседника.
– То есть как "не верится"?
– Мария Сергеевна была человеком умным и уравновешенным. Она не из тех мечтательниц, которые не замечают, что происходит вокруг… – Глазунов помолчал. – Ей незачем было ехать в этот вечер в Рассадино. – Глазунов опять помолчал. – Не нравится мне этот странный звонок, после которого она покинула дом. – Он говорил медленно, веско, каждую фразу сопровождал паузой. – Я не верю в шутки судьбы…
– Вы что же – спорите против очевидности?
Глазунов развел руками.
– Не против очевидности, но у меня нет уверенности, что Мария Сергеевна погибла из-за собственной неосторожности.
– Почему?
– Я бы скорей поверил, что ее нарочно вызвали, – пояснил Глазунов. – Хотели чего-нибудь от нее добиться и погубили…
– А почему именно ее?
– Потому что в институте только три человека полностью осведомлены о новом открытии, и те, кто интересуется нашими тайнами, вероятно, знают имена этих людей. Выманить Федорченко или меня сложнее. Мария Сергеевна менее известна, да к тому же могли рассчитывать и на то, что она женщина. Ну а женщин принято считать послабее характером. Легче обмануть, легче принудить…
Пронин насторожился.
– А ее легче принудить?
– Нет, далеко не легче. По-моему, просто даже невозможно…
Глазунов плотно сжал губы.
– Чего же вы хотите, Георгий Константинович?
– Проверки. Марии Сергеевне было не до прогулок по ночам. Повторяю: может быть, это излишняя подозрительность, но я решил высказать вам свои сомнения. Был на похоронах и все время думал, а вдруг здесь… преступление.
– Вы правы, – сказал Пронин. – Скажу даже больше. Вы хоронили не Ковригину. Ее подменили. Похитили…
Глазунов поднялся.
– А где же Мария Сергеевна?
– Этого мы еще не знаем, – тихо произнес Пронин. – Но чтобы найти ее, необходимо создать у похитителей полную уверенность в том, что они хорошо разыграли свою игру, что никто не сомневается в том, что сегодня хоронили Ковригину. Если ее не убили, значит, она нужна живая. Но если они почувствуют, что мы напали на их след, они могут избавиться от живой улики.
– Понятно, – медленно произнес Глазунов. – Но я надеюсь…
– И я надеюсь, – сказал Пронин. – Пусть только побережется Федорченко, да и вы сами будьте поосторожнее.
Вернувшись из института, Пронин вызвал Ткачева.
– Девица здесь?
– Ждет.
– Какое впечатление?
– Хорошее.
– Ну-ну…
Пронин был предубежден против дочери Ковригиной. Она сознательно вводила в заблуждение следователя. Кто ее направлял?
Пронин осведомился:
– Говорили с ней о чем-нибудь?
– Нет.
– А как реагировала на вызов?
– Принеслась как на крыльях.
– Спрашивала о чем-нибудь?
– Ни о чем…
Ткачев ввел Леночку.
– Садитесь, – сказал Пронин.
Леночка села.
Пронин молчал.
Леночке стало не по себе.
– Как вас зовут? – спросил Пронин.
– Ковригина… Елена Викторовна…
Пронин пристально наблюдал за Леночкой. И постепенно его предубеждение рассеивалось. Светлые русые волосы слегка пушились над открытым и прямым лбом. Из-под темных, резко очерченных бровей смотрели большие вдумчивые глаза. Настоящие карие глаза, о каких поется в народных песнях. Подбородок был крутоват и свидетельствовал о доле упрямства в характере, но все лицо выражало столько простодушия и непосредственности, что просто невозможно было заподозрить ее в притворстве.
– Вы похожи на свою мать? – неожиданно спросил Пронин, спросил неприветливо, сухо.
– Говорят… – Леночка смутилась. – Только мама гораздо красивей… – Она совсем смешалась. – Вы не подумайте, будто я считаю себя красавицей, – добавила она. – А мама красивая. Это все говорят…
Девушка, которая сидела сейчас перед Прониным, была удивительно прелестна, и он с горечью подумал о том, что наружность бывает обманчива.
– Можете идти, товарищ майор, – сказал вдруг Пронин Ткачеву…
Ему не хотелось, чтобы в эту минуту рядом с ним находился Ткачев. Вопреки сложившейся предубежденности девушка производила хорошее впечатление, а Пронин не любил ошибаться, он хотел разобраться в этой девушке один на один и затем уже сообщить свое мнение Ткачеву.
Пронин и Леночка остались вдвоем.
– Значит, так… – сказал Пронин и опять замолчал.
Леночка ждала.
Он помолчал и вдруг решил сразу задать ей самый главный и самый неприятный вопрос.
– Как же так? – откровенно спросил он. – Как же вы пошли на то, чтобы признать чужую женщину своей матерью?
У Леночки выступили на щеках красные пятна. Она растерянно посмотрела на Пронина.
– Но ведь вы же сами! – сказала она. – Вы сами велели мне это сделать!
– Что сделать?
– Говорить, что мама попала под поезд, – сказала Леночка. – Что у нее на руке "Люся плюс Боря".
– Кто велел? – озадаченно переспросил Пронин.
– Ну не вы лично, но ваш работник. Товарищ Королев.
– Подождите, – сказал Пронин.
Только многолетний опыт и выдержка позволили ему скрыть свое волнение.
Он тут же снова вызвал Ткачева.
– Слушайте, Григорий Кузьмич, слушайте! – обратился он к нему. – Оказывается, Еленой Викторовной занимался у нас Королев?
– Правильно, – подтвердила Леночка. – Товарищ Королев.
Пронин увидел, как округлились у Ткачева глаза.
– По-видимому, это прошло мимо меня, – сказал Пронин, потирая лоб.
– Это какой же Королев?
– Василий Петрович, – сказала Леночка. – Он передавал мне все ваши распоряжения.
– Чьи распоряжения? – раздраженно переспросил Пронин. – Какие?
– Ну я не знаю, чьи именно, – сказала Леночка. – Которые исходили от органов. Чтобы я охраняла маму и чтобы сделала вид, будто знаю эту умершую женщину, когда вы на некоторое время спрячете маму.
Пронин переглянулся с Ткачевым.
– Ах, да-да, – сказал он, точно вспомнил что-то. – Было такое распоряжение, но сам я находился в командировке. Расскажите-ка поподробнее, когда и как он с вами встретился и что он там вам передавал, этот Королев…
– Капитан Королев, – поправила Леночка.
– Капитан? – повторил Пронин. – Он что же, встречался с вами в форме?
– Нет, что вы, – сказала Леночка, – но он показал свое удостоверение, чтобы я знала, с кем имею дело. Наоборот, он очень строго соблюдал конспирацию.
– Понятно, – сказал Пронин. – Я вас перебил, продолжайте…
И Леночка подробно рассказала Пронину о своих встречах с Королевым и о последнем свидании, когда он познакомил ее с планами исчезновения Ковригиной.
– Все правильно, – промолвил наконец Пронин. – Не совсем оригинально, но, в общем, – да…
Он походил по кабинету.
– А не скажете, как он выглядит? – обратился он к Леночке. – У нас, видите ли, их двое, Королевых, и оба – капитаны…
Леночка с удовольствием описала наружность Королева.
– Так-так, – сказал Пронин. – Благодарю вас.
– Это мне надо благодарить вас, – сказала Леночка. – За мамину безопасность, за доверие.
– Да, за доверие, – сказал Пронин. – Конечно.
– Я действительно никому ничего не говорила…
– И правильно поступали, – подтвердил Пронин. – У нас к вам претензий нет.
– А как будет с мамой? – спросила Леночка. – Вы долго будете держать ее взаперти?
– Нет, не очень, – сказал Пронин. – Сейчас трудно сказать сколько, но недолго. Мы будем вас держать в курсе.
– Спасибо, мне уже говорил это товарищ Королев, – сказала Леночка. – Только вы действительно не забывайте меня.
– Будьте спокойны, не забудем, – пообещал Пронин. – Кстати, Королев не говорил вам, что он куда-нибудь уезжает?
– Нет, – сказала Леночка. – Наоборот, обещал встречаться и сообщать о маме.
– Ах вот как! – сказал Пронин. – Очень благодарен вам за беседу.
– Мне можно идти? – спросила Леночка.
– Да, – сказал Пронин. – Но помните: о нашей встрече никому ни слова.
– Я знаю, – сказала Леночка. – Королев уже говорил.
– И даже Королеву, – добавил Пронин.
– И Королеву? – удивилась Леночка.
– Видите ли, это до известной степени контроль за его работой, – объяснил Пронин. – И он не должен об этом знать.
– Понимаю, – сказала Леночка. – Нельзя, значит, нельзя.
– А если он назначит вам свиданье, сразу же позвоните товарищу Ткачеву, – сказал Пронин. – Королеву не говорите, а Ткачеву позвоните. Понятно?
– Хорошо, – сказала Леночка.
– На сегодня – все. Проводите Елену Викторовну, Григорий Кузьмич, и возвращайтесь, – приказал Пронин. – Пусть ее отвезут в машине, но высадят не у самого дома, а где-нибудь в переулке.
На этот раз выдержка изменила Пронину, он с нетерпением ожидал возвращения Ткачева.
– Капитан Королев! – воскликнул он, когда тот вернулся. – Вы правы, это очень хорошая девушка. Если бы к ней обратились с каким-нибудь сомнительным предложением или даже просто задали подозрительный вопрос, она сказала бы об этом матери и пришла бы к нам. А тут обращается работник госбезопасности! Она гордится оказанным доверием… Как вам это нравится?
– Даже очень, – признался Ткачев.
– Описание слышали?
– Беляков. Все сходится.
– Чистая работа, – сказал Пронин. – Может быть, не так уж умно, но смело!
– Ну к ней-то он больше не явится, – заметил Ткачев. – Побоится.
– Надо думать, – согласился Пронин. – Но ведь он не знает, что мы вмешались в его игру.
– А Елене Викторовне не надо сказать правду?
– Вероятно, надо, – сказал Пронин. – Но уж слишком она доверчива, и мне не хотелось сразу наносить ей такой удар.
– Подготовим, – сказал Ткачев. – Девушка крепкая, выдержит.
Пронин похлопал себя по лбу.
– Нет, вы понимаете? – еще раз обратился он к Ткачеву. – Понимаете, с каким наглым противником мы вступили в борьбу?!
Глава 7
Холодная и горячая вода
Да, это здание дорого стоит! Бедные люди не строят таких домов. Не строят таких домов и для бедных…
Джергер осмотрелся в холле гостиницы, вошел в лифт, поднялся на два этажа выше, спустился обратно по лестнице и не спеша двинулся по коридору.
Какой-то мужчина обогнал Джергера.
Джергер замедлил шаги…
543!
Дверь в номер приоткрыта. Джергер оглянулся. Вокруг никого. Он нырнул в отверстие, как в воду.
В комнате за столом сидели двое. Один – тот, что встретился с Джергером в поезде. Плотный, рослый, смуглый…
Теперь Джергер видит: не смуглый, а загорелый. Лицо злое и умное, с таким можно работать. Голубоватые водянистые глаза, в которых тонет все, что туда попадает. Слегка расплюснутый нос. Должно быть, в молодости занимался боксом. Это и есть Харбери.
Едва Джергер переступил порог, как Харбери встал и, не здороваясь, повернул в замке ключ. Осторожный парень!
Второй другого сорта. Невысокий, жирный, с брюшком. Бледно-желтый. Отечное лицо. Черные как смоль волосы подстрижены ежиком. На мясистом носу очки в золотой оправе. Светлый рыжий костюм закапан чернилами.
– Привет, Робби! – негромко обратился Харбери к вошедшему, похлопывая его по плечу. – В коридоре не было никого?
– Все в порядке, Билл.
Они поздоровались так, точно давно знали друг друга.
– Знакомьтесь, Робби, это Эзра Барнс, – назвал Харбери брюнета с брюшком. – Корреспондент "Пресс-Эдженси", король репортажа. Только и делает, что пожинает лавры. Иногда узнает такие вещи, какие другим журналистам даже не снятся.
Барнс жирным коротким пальцем ткнул в сторону Харбери.
– Зато уж вы никак их не пожинаете… – Он слегка скривил губы, это должно было означать улыбку. – Впрочем, не сеете и не жнете, но тоже ничего живете.
Голос у Барнса был, как у чревовещателя.
Харбери усмехнулся.
– Куда уж мне до вас!
И обратился к Джергеру:
– Робби, вы можете связываться со мной через Барнса. Это его номер. У меня отдельная квартира, но вам лучше в ней не показываться. Но и с ним связывайтесь лишь в исключительных случаях. Думаю, им тоже интересуются.
Барнс беззвучно засмеялся, как-то неестественно тряся огромным животом и обвислыми щеками.
– Ну а сейчас прошу, Робби, – сказал Харбери и указал на стол, уставленный закусками и бутылками с водкой и коньяком.
Харбери взял рюмку.
– С приездом, Робби… Вам чего?
– Я не пью, – отказался Джергер и поправился: – Не пью на работе.
Харбери захохотал.
– Здорово вас натаскали! Дисциплина, ничего не скажешь. Ну как хотите…
Он выпил рюмку коньяка и закусил лимоном. Барнс со спокойным любопытством рассматривал Джергера.
– А теперь мы поговорим, – сказал Харбери. – Барнса незачем посвящать в наши секреты. Не правда ли, Барнс?
– Ваши секреты меня не интересуют, – лениво ответил тот. – "Пресс-Эдженси" солидная фирма. Я лучше послушаю радио… – И он включил приемник чуть ли не на полную мощность.
– Чем больше шума, тем лучше, – одобрил Харбери. – А мы с Робби пройдем в ванную. Предосторожность не мешает. Там самое удобное место.
Щелкнула задвижка. Харбери отвинтил оба крана, пустил сразу и холодную, и горячую воду. Ванная наполнилась ровным шумом.
– Если здесь и запрятан где-нибудь микрофон, магнитофон запишет лишь вздохи ветра и плеск водопада. – Харбери усмехнулся и присел на край ванны. – Да и от любопытства Барнса не мешает застраховаться. – Он устроился поудобнее. – Итак, заседание совета безопасности можно считать открытым.
Джергер с интересом рассматривал своего собеседника – от него во многом зависел успех операции. Если они сумеют хорошо координировать свои действия, успех делу обеспечен.
– Вот вы и в Москве, Робби, – сказал Харбери. – Как добрались?
– Отлично, – сказал Джергер. – Я не предполагал, что это будет так просто.
– Не привлекли по дороге внимания?
– Исключено, – сказал Джергер. – Никогда не думал, что русские так доверчивы.
– До тех пор, пока вы не сунете нос куда не следует, – добавил Харбери.
– Вам известно, с какой целью я послан? – осведомился Джергер. – Меня интересует Глазунов.
– Глазунов всех интересует, – заметил Харбери не без иронии. – Только от этого мало толку.
– Вы можете посоветовать, с чего начать? – попросил Джергер. – Вы ведь старый москвич…
– Будем говорить по порядку, – сказал Харбери. – У вас есть при себе что-либо компрометирующее?
– Я все уничтожил. Даже оружие. Боялся, что обыщут и найдут пистолет.
– Правильно, – одобрил Харбери. – Пистолет сразу вызвал бы подозрения. В России лучше действовать без оружия.
– Я уничтожил все, что могло вызвать подозрения, – повторил Джергер. – Мне сказали, что вы снабдите меня всем.
– Мой арсенал в вашем распоряжении, – подтвердил Харбери. – Но чем меньше вы им будете пользоваться, тем лучше. Вы с хорошим паспортом приехали в Москву?
– Паспорт подлинный. Александр Тихонович Прилуцкий из Краснодара.
– По нему прописаны в гостинице?
– Да.
– Время от времени гостиницы надо менять, и одновременно меняйте паспорта. Деньги нужны?
– Пока есть.
– Большие суммы не надо иметь при себе, деньги лучше держать на аккредитиве. Теперь о Глазунове. Интерес представляют только три человека. Он сам и два его ближайших сотрудника.
– Федорченко и Ковригина?
– Да. В институт к Глазунову не попасть, это исключено, да и неизвестно, что и откуда там брать. Я это проверил еще раз за последние дни. Остается одно – люди.
– Глазунов?
– Слишком на виду. Его, вероятно, здорово охраняют. И ко всему это типичный русский интеллигент.
– А какое это имеет значение?
– Русские интеллигенты всегда были слишком принципиальны, а этот – интеллигент советской формации. Они помешаны на своем патриотизме. Образец поведения для них – Герцен.
– А с Герценом, вы думаете, мы не смогли бы договориться?
– Никогда. Он находился в конфликте со своим правительством, но родине изменить не мог. В Париже на Международном конгрессе математиков к Глазунову пришел один делегат. Один из наших делегатов. Обратился с очень деликатным предложением. Пригласил Глазунова на прогулку в Булонский лес и там обратился. Знаете, что сделал Глазунов? Посмотрел на часы и сказал почтенному пожилому джентльмену, что дает ему тридцать секунд для того, чтобы тот мог исчезнуть… И, знаете, тот побежал!
– Федорченко?
– Фанатик. Это даже не Герцен, а протопоп Аввакум. Помните, был у русских такой священник? Сгорел, но не изменил убеждениям!
– Но этот еще не горел?
– Горел! Всю войну пробыл на фронте. В передовых частях. На Одере наши офицеры пытались с ним подружиться…
– Сторонится?
– Я бы не сказал. Пить пил, но лишнего слова не проронил. И потом, его не взять.
– Почему?
– Физически не взять. Окажет бешеное сопротивление.
– Значит, Ковригина?
– Да, из всех троих это наиболее уязвимый объект. Она держится в тени, к ней привлечено меньше внимания. С ней легче справиться физически, легче транспортировать. Она, несомненно, слабее…
– В силу своей женской природы?
– Да. Но это тоже нелегкий орешек. Я собрал о ней кое-какие сведения. Образ жизни самый скромный. Никаких увлечений. Впрочем, это не совсем точно. Есть увлечения. Работа и дочь. Единственная дочь. Поэтому направьте внимание на дочь. Как только раздастся ее вопль, мать бросится на помощь и попадет в капкан.
– Деньги? Любовь?
– К сожалению, дочь похожа на мать. Студентка. Состоит в молодежной коммунистической организации. Не из тех веселых девиц, с которыми легко сторговаться.
Джергер задумался.
– Одну минуту, Билл!
Журчала и всхлипывала вода, из-за двери доносились невнятные голоса радио. Харбери приоткрыл дверь. Барнс дремал на диване, хотя, может быть, и не дремал.
Казалось, все неверно и неустойчиво в этом мире. Как вода, которая вытекала из кранов и тут же утекала прочь.
Внезапно Джергер шлепнул себя ладонью по колену.
– Кажется, я нашел ход! – воскликнул он. – Билл! Вы можете обеспечить меня хорошим удостоверением?
– Да каким угодно, Робби. Выкладывайте вашу идею!
– Эта девочка будет работать на меня, – уверенно заявил Джергер. – Я доставлю Ковригину вам, а вы переправите ее за границу.
На этот раз пришлось задуматься Харбери.