Если Суини не мог изготовить бомбу, то для кого она предназначалась? Для нас? Или для него? Одно мне было понятно прямо сейчас: офицеры натягивали желтую ленту, оцепляя место преступления, коричневый ботинок Дэйва лежал на крыльце, словно в ожидании следующего шага, в воздухе витал густой аромат жареного мяса, а дождь смывал тошнотворный запах взрывчатки.
- Если бы Трэйвер не остановился и не крикнул: "Полиция!", а сразу же зашел внутрь, то его убило бы мгновенно, - сказал мне офицер из отряда по обезвреживанию взрывчатых веществ. - Бомба была изготовлена со специфической целью и обладала очень малой зоной поражения. Поскольку Трэйвер оставил дверь открытой и не стал сразу заходить, то эффект от взрыва распространился на большую территорию, чем предполагалось.
Было пять вечера. С момента взрыва прошло семь часов. Дэйв лежал в реанимации с переломом черепа из-за удара дверью, выбитой взрывной волной. Его накачали снотворным, но он пребывал в сознании. Неизвестно, восстановится ли полностью зрение правого глаза, это станет понятно, когда спадет отек. Лечащий врач сказал, что для человека, которого снесла вылетевшая при взрыве дверь, Дэйв отделался легким испугом. А я ответила, что врачу стоит держаться подальше от Вегаса, если он так понимает везение.
У меня в сухом остатке четыре шва на голове, звон в ушах, грязь по всему телу и пропитавшийся кровью ватный тампон в одной ноздре. Кошмар, мучивший мою маму с тех пор, как я стала копом, - не то, что меня убьют, а то, что я потеряю привлекательность и муж меня бросит. Если бы она только понимала, что я была плохой женой задолго до тампона в носу, то наши отношения были бы более гладкими.
Из отделения скорой помощи я позвонила жене Дэйва и сказала, что произошло и что он скоро поправится. Она стала выпытывать подробности, словно пыталась найти прореху в моей истории и выяснить, что я скрываю от нее действительно ужасные новости. Я слышала, как она сдерживает слезы.
- Я думала, что после ухода из патруля он будет в безопасности. Детективов же не должны ранить.
После этого я оставила Лэйси сообщение на автоответчик, что я в порядке - на случай, если она что-то краем уха услышит в новостях.
Мне хотелось лечь и закутаться в уютное одеяло из верблюжьей шерсти, но вместо этого я снова стояла посреди злосчастного бунгало в полиэтиленовых бахилах и разговаривала с детективом Диланом Гаррисоном из отряда по обезвреживанию бомб. Ему тридцать семь, предполагаю, он - гений, обожающий вещи, которые взрываются ночью, днем и в остальное время. Как большинство офицеров отряда по обезвреживанию бомб, Гаррисон нашел там свое прибежище, поскольку больше никуда не вписывался. Он красавчик, хотя, кажется, даже не догадывается об этом. На самом деле внешность иногда тяготит его, он практически стыдится своей привлекательности. Гаррисон расхаживал по комнате как олень, которого выслеживает охотник, - каждый свой шаг он тщательно просчитывал, чтобы привлечь к себе как можно меньше внимания и не вызвать подозрений. Обладатель светлых волос, зеленых глаз и худощавого, но сильного тела, к которому относился так, словно это было чье-то чужое тело, в котором он был заточен лишь на время. В моменты нелюбви к своему телу он напоминал мне многих знакомых женщин.
Хотя в его личном деле не имелось никаких специальных отметок, мне казалось, что он в свое время получил серьезную физическую или психическую травму, или и то, и другое. Под внешней привлекательностью Гаррисон скрывал душевную боль. И бог знает что еще он скрывал, работая с взрывными устройствами.
Я подошла к двери, где в момент взрыва находился Трэйвер, и оглянулась. Все стены и пол испещрены малюсенькими кружочками, нарисованными маркерами, которыми эксперты пометили фрагменты взрывного устройства. Я посмотрела на Гаррисона и вдруг поняла, что я не помню, что он только что сказал.
- То есть вы говорите…
- Что взрывное устройство изготовлено для того, чтобы убить человека, входящего в дом, не мешкая у двери, и закрывающего ее за собой.
Гаррисон смотрел на меня так, словно ждал, смогу ли я сложить кусочки головоломки, которые он только что разложил передо мной. Он тестировал меня. Вообще-то я не привыкла к такому обращению со стороны младших офицеров, но Гаррисон не был похож на других.
- Например, человека, вернувшегося домой?
Он кивнул.
- Бомбу изготовили, чтобы убить того, кто здесь живет.
- Возможно, тот, кто ее изготовил, кого-то поджидал, например нас.
Я сама не верила в то, что сказала, но мне было любопытно посмотреть на мыслительный процесс Гаррисона.
- Но зачем собирать такое сложное устройство, если вы не уверены в успешном результате?
- Возможно, смысл не в том, чтобы убить, а в чем-то другом. Террористы часто так делают, - предположила я.
- Да, когда бомба закладывается в общественных местах, в машинах, почтовых ящиках, универмагах, торговых центрах, клиниках, где делают аборты.
- Как, например, Унабомбер.
Гаррисон кивнул.
- Здесь предполагались жертвы.
- Я предпочитаю слово "убийство".
- Да, - промямлил он таким тоном, словно ему становилось не по себе от этого слова.
Я задумалась.
- Значит, весьма сомнительно, что бомбу изготовил Суини, если только не хотел покончить с собой.
- Люди не используют для самоубийств бомбы-ловушки.
И хотя Гаррисон не знал многого о тех способах, с помощью которых люди покидают нашу планету, в данном случае я не могла с ним не согласиться.
- Но если Суини нужна была, как вы говорите, жертва, то почему бы просто не выстрелить из пистолета.
- Слишком много крови.
- Не поняла.
- Пистолет - это слишком интимно. Террористы не любят близкого контакта с людьми. Бомба оставляет место полету фантазии, который отсутствует, когда просто спускаешь курок.
- Полет фантазии? - переспросила я.
- Взрыв - это творческий процесс. А выстрел - просто процесс умерщвления.
- Вы говорите о контроле.
- Именно. Тот, кто предпочитает пистолет, просто убийца. Но человеку, который использует взрывное устройство, нужно нечто большее, чем смерть.
Я посмотрела на девятимиллиметровый ствол, болтающийся у Гаррисона в кобуре, и задумалась, не относятся ли его слова частично и к нему самому. Сможет ли он выстрелить в критический момент? Сможет ли он прицелиться и нажать курок даже для спасения собственной жизни? Я не знала ответа.
- А что вы можете сказать о преступнике по взрывному устройству?
Гаррисон сел на корточки и изучил то место, где была установлена бомба. Интересно, в душе он восхищается тем, что видит? Нельзя быть экспертом по взрывчатым веществам, если не любишь бомбы.
- Профессионал, очень опасен, любит свое дело. Чрезвычайно осторожен. Все, что он использовал при изготовлении бомбы, можно купить в любом хозяйственном магазине, отследить невозможно. Химический анализ, скорее всего, покажет, изготовил ли он взрывчатку сам или выбрал взрывчатое вещество, которое легко приобрести на черном рынке.
- Он? - уточнила я. - Думаете, это мужчина?
Мой вопрос удивил Гаррисона. Он даже улыбнулся:
- Женщины не взрывают людей. Они предпочитают огнестрельное оружие.
На мгновение его глаза забегали, словно он искал выход из комнаты. Да, я была права. Он был ранен, скорее всего, в сердце Прекрасной Незнакомкой, чей взгляд до сих пор ему снится. Но Гаррисон прав. Женщина нажала бы на курок, а не заложила бомбу. Почему-то эта мысль меня даже немного успокоила, сама не знаю почему.
Когда эксперты закончили изучать обломки, мы прочесали каждый угол бунгало, чтобы побольше выяснить о Суини. Но, кроме того, что он предпочитал свободные трусы-боксеры и покупал дешевую одежду, сказать было особо и нечего. Никаких тебе семейных фото, писем, записных книжек, выписок из банка, чеков - ничего личного. Ни любимой ручки рядом с телефоном, ни магнитика на двери холодильника. Ничего особенного в верхнем ящике дешевого комода рядом с кроватью. Даже в холодильнике лежали в основном готовые расфасованные обеды, которые, казалось, созданы специально для того, чтобы сбить с толку. В итоге все мои знания, полученные о Суини, сводились к тому, что у него обхват талии восемьдесят пять сантиметров и он любит нежирную пищу, но в этом он мало чем отличался от всех мужчин, с которыми у меня когда-либо были отношения.
Но кое-что я все-таки узнала о Суини, и, возможно, самое важное - он что-то знал об убийце Дэниела Финли, и из-за этого его пытались убрать. И если юный гений детектив Гаррисон прав, то преступник, заложивший бомбу, и убийца, столь интимно выпустивший пулю в затылок Финли, - это два разных человека, а это значило, что мне, возможно, предстоит искать двух убийц, а не одного.
- Мне нужен напарник на замену Трэйверу. Не хотите поучаствовать?
- Я не занимаюсь убийствами.
Я видела, как в его голове крутятся шестеренки так же, как если бы он распутывал провода взрывного устройства: так, тут красный, а тут синий, этот не заземлять и ради всего святого не трогать вон те два, а иначе всем нам крышка.
- Я не… мне не очень нравится находиться рядом с трупами, - пробормотал он.
- С целыми не нравится, зато с кусочками, на которые их разрывает бомба, нравится, - проворчала я.
Лицо Гаррисона исказилось от боли, словно на него нахлынули дурные воспоминания.
- Просто…
- А я и не спрашивала нравится - не нравится… Решено, вы - мой новый напарник, - заявила я.
- Разве не нужно утверждать назначение?
- За все назначения отвечает старший детектив убойного отдела.
- И это вы.
- Угадали.
Гаррисон - единственный из моих знакомых копов, кто воспринимал просьбу об участии в расследовании убийства как форму наказания. Он выглядел как человек, много лет проживший в пещере и только что вытащенный на солнышко. Мир такой огромный, и он не может его контролировать.
- Это временно.
- Хорошо, - буркнул он, его взгляд не выдавал эмоций, спрятавшись в убежище своей привлекательности.
Я вышла на дорожку между бунгало и дошла до границы, обозначенной лентой. Дождь прекратился, хотя асфальт все еще был влажным, а тучи по-прежнему нависали над горами. Я сняла бахилы и протянула их одному из экспертов.
Гаррисон вышел наружу и начал осматривать дверь, практически приклеившуюся к стене соседнего бунгало. Казалось, он более органично смотрелся бы на археологических раскопках, а не на месте преступления. Ему не хотелось работать в паре со мной, и лично я считала, что из-за этого нежелания он идеально годился на роль напарника. Бойся человека, который чего-то хочет слишком сильно. Кажется, так говорила моя мать, хотя она имела в виду секс, а не амбиции.
Я села в машину и поехала по мокрым улицам мимо старых коттеджей в ремесленном стиле и одноэтажных испанских ранчо с терракотовыми черепичными крышами. Я заехала в госпиталь и проверила, как там Дэйв, а потом отправилась домой убедиться, что мои отношения с дочкой в лучшем состоянии, чем бунгало Суини.
4
Когда я заехала в свой гараж на Марипоса-стрит, Лэйси была дома. Войдя в кухню, я услышала звук работающего телевизора, доносившийся из ее комнаты в дальнем конце дома. Рядом с раковиной стояла тарелка с остатками салата. На мой взгляд, она ест как птичка. Может, если бы я чаще готовила… Я могла бы пойти на кулинарные курсы. Да-да, могла бы. Честное слово.
Я прошла через кухню и гостиную, подошла к двери дочкиной комнаты и молча застыла на месте. Не стучала, ничего не говорила, просто тупо смотрела на дверь.
- Можно войти?
- Ага, - последовал ответ.
Я открыла дверь и вошла. Взгляд дочери застыл на запекшейся корке на моем носу, а потом скользнул вверх, к стежкам над виском.
Она раскрыла рот, словно пыталась нормализовать давление в барабанной перепонке, а потом ее лицо сначала вспыхнуло румянцем, а потом побледнело.
- Так это была ты… - сказала она дрожащим голосом.
- Со мной все в порядке.
- Я видела в новостях. Они сказали, что ранен офицер полиции. Это Дэйв?
Я присела на край кровати и кивнула:
- У него трещина в черепе, и вообще его здорово потрепало, но доктора говорят, что он поправится.
- Ты могла бы позвонить.
- Я звонила. Оставила сообщение на автоответчике.
- Хм, никаких сообщений не было.
- Наверное, автоответчик почему-то не сработал.
- Да, ну ладно.
Я на секунду задумалась, что же случилось с автоответчиком, и никак не могла отделаться от этих мыслей. А что, если Лэйси прослушала сообщение, а сейчас просто закручивает гайки, потому что вчера вечером я бросила ее одну? Я попыталась отогнать эту мысль раньше, чем скажу что-то, о чем пожалею. Лэйси спасала меня от меня же самой.
- А я тоже была в программе новостей, - сообщила Лэйси. - У меня взяли интервью, хотели узнать, зачем я это сделала.
Я сделала глубокий вдох.
- Мы могли мы все обсудить до твоей беседы с журналистами.
- Мама, это мое личное дело.
Атмосфера накалилась.
- Я не об этом. Просто они могут тебя запутать, вот и все. Нужно быть аккуратной, чтобы тобой не стали манипулировать.
- А мне кажется, это я всеми манипулирую.
- Тут ты права.
Взрыв.
- Что ты имеешь в виду?
- Ничего.
- Я не собираюсь извиняться за то, что я сделала, только потому, что тебе обидно, - заявила Лэйси.
- Нет, тебе стоило бы извиниться за то, что ты не предупредила меня о том, что собираешься сделать.
- Если бы я заранее сообщила тебе, то ты стала бы соучастницей.
- Если бы ты сообщила заранее, то я бы тебя остановила.
- Дело закрыто. Прямые действия имеют успех, только когда подготавливаются втайне.
Фраза "прямые действия" разъедала мое горло, как вирус стрептококка.
- Прямые действия?
- Так говорят.
- Кто говорит? Ты говоришь так, словно тебя кто-то научил.
- А ты говоришь как коп. Это просто вшивый конкурс красоты, просто поверь, что так было нужно!
- Доверие - не то, что первым делом приходит мне в голову.
- Спасибо, мамочка. Я сделала то, во что верила, и сделаю это еще раз.
- У меня был сложный день. Я не настроена спорить.
- Вообще-то это не я спорю, а ты.
- Но из нас двоих врешь именно ты.
- И когда это я врала?
- Молчание ничуть не лучше лжи.
- Ну, ты-то у нас эксперт в этом вопросе.
Господи.
- Прекрати! - заорала я. - Просто остановись!
Лэйси сделала вдох, но не дала себя разжалобить. Она изо всех сил старалась быть жесткой, но я уже заметила первые трещинки в ее броне. Она потеряла отца, и несколько лет назад я пообещала ей, что со мной ничего не случится. А теперь мой напарник в реанимации, а я ближе, чем хотелось бы, подошла к тому, чтобы нарушить свое обещание. Это тяжким грузом давило мне на плечи. Мне казалось, что я обманула доверие дочери и вела себя совершенно безответственно. Глядя сейчас на Лэйси, я не могла понять, как вообще посмела рисковать, даже чуть-чуть.
- Я испугалась, - сказала Лэйси.
Мои глаза наполнились слезами.
- Прости меня.
Я обняла ее и держала, пока она не вырвалась. Она уткнулась лицом мне в плечо, пытаясь снова стать маленькой девочкой, почувствовать, что я ее мамочка, хотя бы на минуту. Но я уже разучилась быть мамочкой… Мы обе разучились.
Лэйси высвободилась из моих объятий и посмотрела с таким видом, словно хотела что-то сказать, но вместо этого прибавила звук на телевизоре и уставилась на экран. Я встала и подумала, что если бы смогла взять на себя инициативу в разговоре и выкинуть проклятый телевизор из комнаты, то так и сделала бы, но ничего не предприняла, просто повернулась, вышла в коридор и закрыла за собой дверь.
Потом пошла на кухню, оторвала бумажное полотенце и высморкалась. Ужасно хотелось есть, но я слишком устала, чтобы что-то готовить, поэтому пощипала остатки салата из дочкиной тарелки. После чего, не в силах совладать с собой, пошла посмотреть на автоответчик. Я звонила, это точно, но как Лэйси и говорила, на дисплее высветилась надпись "0 новых сообщений". Я нажала воспроизведение, чтобы убедиться, что моего сообщения нет среди прослушанных. Увы. Да, возможно, проблема в автоответчике, но раньше такого не случалось. Кто я сейчас, мать или полицейский? С какой целью? Плюнь и разотри, тихонько сказала я себе. Завернись в теплое одеяло, ложись спать и все забудь.
Лежа в темноте, я попыталась мысленно разложить все по полочкам. Но одно событие сегодняшнего дня не давало мне покоя. Почему Лэйси сказала "прямые действия"? Как коп я научилась отыскивать в комнате одну-единственную вещь, которая была не к месту. Когда я выступаю в роли мамы, то лучше всего позабыть все навыки полицейского. Но, размышляя над словами Лэйси, я понимала, что они не устраивают ни копа, ни мать внутри меня. Моя девочка, которую я знала или думала, что знала, раньше никогда не употребляла таких слов. "Прямые действия". Откуда она такого нахваталась? Или, вернее, от кого?
Когда утром я ехала в участок, по радио все еще обсасывали выходку Лэйси. Слыша, какая злость звенела в голосах некоторых участников дискуссии, можно было подумать, что моя девочка совершила государственную измену или разгромила мемориал Линкольна, так сильно она ранила гражданскую гордость жителей Пасадены. "Никогда за столетнюю историю Парада роз…" и т. д. и т. п. Если бы речь шла не о моей дочери, то я бы посмеялась. Но под всей этой абсурдностью копилась грязь, от которой нельзя просто так отмахнуться, если ее льют на твою семью. Я выключила радио и попыталась собраться с мыслями и сконцентрироваться на предстоящем дне.
Ветер с океана, прежде чем двинуться на восток, закручивался спиралью в пустыне Мохаве, словно детская вертушка на палочке. В воздухе пахло шалфеем. Утреннее небо сияло яркой голубизной, словно в осенний день в Новой Англии. Практически не чувствовалось, что находишься в Южной Калифорнии, пока я не посмотрела на запад и не увидела серую полосу океана, над которой, там где небо сходится с водой, парил, словно облачко, маленький самолетик.
Гаррисон уже ждал меня в моем кабинете. Если он и спал сегодня, то по нему так сразу и не скажешь. Пиджак и брюки помяты, галстук выглядит так, словно он не развязывал его лет эдак десять.
- Извините за мятый костюм, я в нем спал, - пошутила я.
Он посмотрел на свой "наряд" и поморщился.
- В нашем отделе мы обходимся без формальностей. Я редко хожу в костюме.
- Только на свадьбы и похороны.
- Типа того… Один раз на свадьбу, второй раз на похороны.
Очевидно, мои слова были для него тяжким грузом, хотя я не ожидала подобного эффекта и не хотела разделять с ним эту тяжесть, пока не выпью вторую чашку кофе. А может, и тогда не захочу, так что я быстро сменила тему, переходя на "ты", поскольку с сегодняшнего дня мы напарники, кроме того, я как-никак старше по званию:
- Ты закончил у Суини?
Он кивнул и жестом показал на мой рабочий стол.