- Это было давно,- сказал он.- Вряд ли кто знает Гарри так, как я.
Тут мне вспомнилась хранящаяся в моем кабинете толстая папка с докладами сотрудников, все они утверждали одно и то же. Сотрудникам своим я верю: подбирал их я очень тщательно.
- Как давно?
- Двадцать лет назад - даже немного побольше. Познакомился я с ним в колледже, на первом курсе. Мне и сейчас видится этот колледж. Видится доска объявлений. И слышится звон колокола. Гарри был курсом старше меня и знал все ходы и выходы. Я многое у него перенял.
Торопливо отпив из рюмки, Мартинс снова завертел свой магический кристалл, словно хотел отчетливее разглядеть то, что там виднелось.
- Даже странно. Так ясно не помню знакомства ни с одной из женщин.
- Добивался он в колледже успехов?
- Не тех, что от него ждали. И каких только ухищрений не придумывал. Он прекрасно умел все распланировать. По истории, по английскому я успевал гораздо лучше, чем Гарри, но оказывался полным балбесом, когда доходило до выполнения его замыслов.- Мартинс рассмеялся: под влиянием выпивки и разговора у него начинало проходить потрясение.- Попадался всегда я.
- И Лайма это вполне устраивало.
- Что вы имеете в виду, черт возьми? - вскипел он. Начиналась хмельная раздражительность.
- А разве не так?
- То была моя вина, а не его. При желании Гарри мог бы подыскать кого-то и поумнее, но я ему нравился. Он упорно нянчился со мной.
- Когда вы виделись с ним в последний раз?
- Полгода назад. Гарри приезжал в Лондон на конгресс медиков. Он ведь по образованию врач, хотя никогда не практиковал. Это в его духе. Убедиться, что способен достичь цели, а потом потерять к ней интерес. Но он говорил, что профессия врача часто оказывалась ему на руку.
И это тоже было правдой. Странно, как Лайм, которого знал он, походил на того, что знал я: только он видел Лайма под другим углом или в ином свете.
- Одним из качеств, которые мне нравились в Гарри,- сказал Мартинс,- был юмор.- И улыбнулся так, что показался лет на пять моложе.- Я фигляр. Люблю валять дурака. Но Гарри был по-настоящему остроумен. Знаете, он мог бы писать прекрасную легкую музыку, если бы как следует брался за дело.
Мартинс просвистал мелодию - мне она показалась смутно знакомой.
- Гарри написал эту вещицу при мне. Минуты за две, на обложке тетради. И всегда потом насвистывал, что-то обдумывая. Она была его позывным.- Мартинс засвистал ее снова, и я вспомнил, кто автор - разумеется, не Гарри. Мне хотелось сказать об этом, но к чему? Досвистав, Мартинс глянул в свою рюмку, допил, что там оставалось, и сказал:
- Очень жаль, что он погиб таким образом.
- Ему посчастливилось как никогда,- сказал я. До Мартинса не сразу дошло: он слегка опьянел.
- Посчастливилось?
- Вот именно.
- Потому, что не ощущал боли?
- Тут ему тоже повезло.
Тон мой задел Мартинса больше, чем слова. Он негромко спросил с угрозой - я видел, как его правая рука сжалась в кулак:
- К чему вы клоните?
Нет ни малейшего смысла выказывать физическую храбрость во всех ситуациях. Я отодвинулся со стулом назад, подальше от его кулака.
- Клоню к тому, что у меня в полицейском управлении его дело закончено. Не попади Лайм под машину, он получил бы срок - и очень большой.
- За что?
- Он был один из гнуснейших мошенников в этом городе.
Мой собеседник прикинул расстояние между нами и понял, что меня не достать. Ролло хотелось пустить в ход кулаки, но Мартинс был сдержанным, осторожным. Я стал понимать, что Мартинс опасен. И усомнился в своей первоначальной оценке: Мартинс не казался таким простофилей, какого представлял собой Ролло.
- Вы служите в полиции? - спросил он.
- Да.
- Терпеть не могу полицейских. Все они либо продажные, либо тупые.
- Об этом и пишете в своих книгах?
Мартинс постепенно передвигался вместе со стулом вокруг столика, чтобы загородить мне выход. Я переглянулся с официантом, и тот понял меня без слов. Есть смысл проводить беседы всегда в одном и том же баре.
Притворно улыбаясь, Мартинс ехидно сказал:
- В книгах мне приходится называть их шерифами.
- Бывали в Америке? - разговор становился пустым.
- Нет. Это допрос?
- Просто любопытство.
- Дело в том, что если Гарри был мошенником, значит, преступник и я. Мы всегда орудовали вместе.
- Мне кажется, Лайм собирался втянуть вас в свою организацию. И не удивлюсь, если вам была уготована роль козла отпущения. Таким был его метод в колледже - судя по вашим словам. Ведь директору кое-что становилось известно.
- Для вас главное закрыть дело, не так ли? Очевидно, велась мелкая торговля бензином, пришить обвинение было некому, и вы свалили все на покойного. Вполне в полицейском духе. Вы, я полагаю, настоящий полицейский?
- Да, из Скотленд-Ярда, однако в армии мне присвоили звание полковника.
Мартинс уже находился между мной и дверью, я не мог выйти из-за стола, не приблизившись к нему, потасовок я не люблю, и, кроме того, он выше меня на шесть дюймов.
- Торговля велась не бензином,- сказал я.
- Автопокрышками, сигаретами... Почему бы вам не схватить для разнообразия несколько убийц?
- Можно сказать, что Лайм не чурался и убийств.
Мартинс одной рукой опрокинул столик, а другой попытался ударить меня, но спьяну промахнулся. Второй попытки он сделать не успел - мой шофер обхватил его сзади. Я сказал:
- Полегче с ним. Это всего-навсего перепивший писатель.
- Прошу вас, успокойтесь, сэр.- У моего шофера было преувеличенное чувство почтения к представителям того класса, из которого выходят офицеры. Возможно, он назвал бы "сэром" и Лайма.
- Послушайте, черт возьми, Каллаган, или как вас там...
- Каллоуэй. Я англичанин, а не ирландец.
- Я выставлю вас самым большим ослом в Вене. На этого покойника вам не удастся свалить нераскрытые дела.
- Понятно. Хотите найти настоящего преступника? Такое бывает только в ваших книжках.
- Пусть он отпустит меня, Каллаган. Обещаю выставить вас ослом. Получив синяк, вы несколько дней отлежитесь в постели, и все. Когда же я разделаюсь с вами, вам придется удирать из Вены.
Я достал фунта на два бонов и сунул ему в нагрудный карман.
- На сегодняшний вечер этого будет достаточно. Непременно закажите себе билет на завтрашний самолет в Лондон.
- Вы не имеете права выдворять меня.
- Да, но в этом городе, как и в других, нужны деньги. Если обменяете фунты на черном рынке, я в течение суток арестую вас. Пусти его.
Ролло Мартинс отряхнулся:
- Спасибо за угощение.
- Не стоит благодарности.
- Рад, что не стоит. Видимо, оно идет по графе служебных расходов?
- Да.
- Встретимся через недельку-другую, когда я соберу сведения.
Было видно, что Мартинс не в себе, и поэтому я не принял его всерьез.
- Могу приехать завтра в аэропорт, проводить вас.
- Не тратьте попусту времени. Меня там не будет.
- Пейн проводит вас в отель Захера.
Мартинс шагнул в сторону, словно уступая дорогу официанту, и бросился на меня, но я успел отскочить, хотя и споткнулся о поваленный столик. Чтобы не дать ему броситься снова, Пейн ударил его в подбородок. Мартинс грохнулся в проход между столиками.
- Вы, кажется, обещали не драться,- заметил я. Он отер рукавом кровь с губы и сказал:
- О нет, я обещал выставить вас ослом, но не говорил, что заодно не поставлю вам фонаря.
У меня был тяжелый день, и я устал от Ролло Мартинса. Сказав Пейну: "Доведи его до отеля, чтобы с ним ничего не случилось. Если будет вести себя тихо, больше не бей",- я отвернулся от обоих и направился к внутреннему бару (потому что заслуживал еще рюмки). Пейн почтительно сказал человеку, которого только что сбил с ног.
- Пойдемте, сэр. Это здесь, за углом.
3
О дальнейших событиях я узнал не от Пейна, а от Мартинса, долгое время спустя, восстанавливая цепь событий, которые действительно - хотя и не в том смысле, как рассчитывал он,- подтвердили, что я дурак. Пейн лишь подвел его к столу портье и объяснил: "Этот джентльмен прилетел из Лондона. Полковник Каллоуэй говорит, что он должен получить комнату". После этого сказал Мартинсу: "Всего доброго, сэр", и ушел. Видимо, его смущала разбитая губа Мартинса.
- Вам забронирован номер, сэр? - спросил портье.
- Нет. Не думаю,- приглушенно ответил Мартинс, прижимая к губе платок.
- Я подумал, что, возможно, вы мистер Декстер. У нас на неделю заказан номер для мистера Декстера.
Мартинс сказал: "Да, это я". Как он рассказывал потом, ему пришло на ум, что Лайм сделал заказ на эту фамилию, потому что для пропагандистских целей был нужен Бак Декстер, а не Ролло Мартинс. Рядом кто-то произнес: "Простите, пожалуйста, мистер Декстер, что вас не встретили у самолета. Моя фамилия Крэббин".
Мистер Крэббин оказался моложавым человеком средних лет с лысиной на макушке и в массивных роговых очках. Извиняющимся тоном он продолжал:
- Один из наших звонил во Франкфурт и узнал, что вы летите сюда. В штабе, как всегда, напутали и телеграфировали, что вы не прибудете. Там что-то говорилось насчет Швеции, но телеграмма была сильно искажена. Получив известие из Франкфурта, я поехал в аэропорт, но разминулся с вами. Вы получили мою записку?
Прижимая платок к губе, Мартинс промямлил:
- Да. Что дальше?
- Можно сразу сказать, мистер Декстер, что я очень рад познакомиться с вами.
- Приятно слышать.
- Я с детства считаю вас величайшим романистом нашего века.
Мартинс скривился. Боль помешала ему открыть рот и возразить. Он сердито взглянул на Крэббина, однако этот моложавый человек и не собирался его разыгрывать.
- Ваши книги, мистер Декстер, очень популярны у австрийцев, как в переводе, так и в оригинале. Особенно роман "Выгнутый челн". Это и моя любимая книга.
Мартинс напряженно соображал.
- Вы сказали - на неделю?
- Да.
- Очень любезно с вашей стороны.
- Мистер Шмидт, администратор, будет ежедневно снабжать вас талонами на питание. Но я думаю, вам потребуется и немного наличных денег. Мы это устроим. Завтра, видимо, вы захотите отдохнуть, оглядеться.
- Да.
- Если нужен гид, то любой из нас, конечно же, будет к вашим услугам. А послезавтра вечером в институте состоится небольшая дискуссия о современном романе. Мы надеемся, что вы откроете ее, произнесете несколько слов и в конце ответите на вопросы.
Мартинс был готов согласиться на что угодно, лишь бы отделаться от Крэббина да к тому же обеспечить себе на неделю бесплатный стол и жилье, а Ролло, как мне предстояло узнать, всегда принимал любое предложение - выпить, пойти к женщинам, пошутить, найти новое развлечение.
- Конечно, конечно,- пробормотал он в платок.
- Простите, мистер Декстер, у вас болит зуб? Я знаю очень хорошего дантиста.
- Нет. Получил по зубам, вот и все.
- Господи! Кто же это вас, грабители?
- Солдат. Я хотел поставить фонарь под глаз его полковнику.
Убрав платок, Мартинс показал рассеченную губу. По его словам, Крэббин лишился дара речи. Мартинс не мог понять почему, так как даже не слышал о своем знаменитом современнике Бенджамине Декстере. Мне лично Декстер очень нравится, и понять ошеломление Крэббина я могу. Как стилиста Декстера сравнивают с Генри Джеймсом, однако мелочам жизни героинь он уделяет больше внимания, чем его учитель,- враги иногда называют его изысканный, сложный, неровный стиль стародевичьим. У человека, не достигшего пятидесяти, пристрастие к описанию вышивок и манера успокаивать не особенно взволнованную душу плетением кружев - прием, обожаемый его последователями,- естественно, кажутся кое-кому несколько вычурными.
- Читали вы книгу "Одинокий всадник из Санта-Фе"?
- Нет, не припомню.
- Лучший друг этого одинокого всадника,- сказал Мартинс,- был застрелен шерифом в городке Лост Клейм Галч. В книге повествуется о том, как всадник преследовал шерифа, делая все в рамках закона, и в конце концов отомстил ему сполна.
- Вот уж не думал, мистер Декстер, что вы читаете вестерны,- удивился Крэббин, и потребовалась вся решительность Мартинса, чтобы удержать Ролло от слов: "Я ведь их пишу".
- Точно так же я преследую полковника Каллагана.
- Никогда о таком не слышал.
- А о Гарри Лайме слышали?
- Да,- сдержанно ответил Крэббин,- но близко его не знал.
- Это был мой лучший друг.
- Мне кажется, он... не особенно интересовался литературой.
- Как и все мои друзья.
Крэббин нервно захлопал глазами и сказал утешающе:
- Зато интересовался театром. Одна его приятельница - актриса - изучает в институте английский. Он несколько раз заезжал за ней.
- Молодая? Старая?
- Молодая, очень молодая. Хотя актриса, на мой взгляд, неважная.
Мартинс вспомнил, что на похоронах была молодая женщина, закрывавшая лицо руками.
- Мне хотелось бы познакомиться с любым другом Гарри,- сказал он.
- Возможно, она придет на вашу лекцию.
- Австрийка?
- Называет себя австрийкой, но, подозреваю, она венгерка. Работает в театре "Йозефштадт". Не удивлюсь, если Лайм помог ей выправить документы. Фамилию она носит Шмидт, Анна Шмидт. Трудно представить себе молодую английскую актрису, называющую себя Смит, не так ли? И к тому же хорошенькую. Фамилия у нее, мне кажется, ненастоящая.
Мартинс понял, что ничего больше от Крэббина не добьется, поэтому сослался на утомительный день, на усталость, пообещал позвонить утром, принял десять фунтов в бонах на неотложные нужды и отправился к себе в номер. Ему показалось, что деньги он зарабатывает быстро - двенадцать фунтов менее чем за час.
Мартинс устал: он понял это, едва прилег на кровать прямо в башмаках. Через минуту Вена осталась далеко позади, он шел густым лесом, проваливаясь в снег по щиколотку. Заухал филин, и внезапно ему стало одиноко и страшно. У него была назначена встреча с Гарри под определенным деревом, но как в таком густом лесу найти то, которое нужно? Потом он увидел какого-то человека и побежал к нему: тот насвистывал знакомую мелодию, и на душе у Мартинса полегчало от радости и сознания, что наконец он не один. Потом человек повернулся, и оказалось, что это вовсе не Гарри - в небольшом кругу талого снега стоял и усмехался какой-то незнакомец, а филин все продолжал ухать. Внезапно Мартинс проснулся - у кровати звонил телефон.
Голос с легким - очень легким - иностранным акцентом спросил:
- Мистер Ролло Мартинс?
- Да.- Приятно было снова стать собой, а не Декстером.
- Вы меня не знаете,- без особой надобности сообщил обладатель голоса,- но я был другом Гарри Лайма.
Услышать, что кто-то называет себя другом Гарри, тоже было приятно. Мартинс ощутил симпатию к незнакомцу.
- Буду рад познакомиться с вами,- ответил он.
- Я нахожусь за углом, в "Старой Вене".
- Может, встретимся завтра? У меня был очень напряженный день.
- Гарри просил позаботиться о вас. Когда он умирал, я был рядом с ним.
- Я думал...- начал Мартинс и осекся. Ему хотелось сказать: "Думал, он умер мгновенно", но что-то его удержало. Вместо этого он продолжил:
- Вы не назвали своей фамилии.
- Курц,- произнес голос.- Я бы заглянул к вам, но австрийцев не пускают в отель Захера.
- Могли бы мы встретиться утром в "Старой Вене"?
- Конечно,- ответил голос,- если вы совершенно уверены, что дотянете до утра.
- Как это понять?
- Гарри беспокоился, что у вас не будет ни гроша.
Ролло Мартинс, не выпуская трубки, снова лег в кровать и подумал: "Приезжайте в Вену делать деньги". Вот уже третий человек менее чем за пять часов предлагал финансировать его. И сдержанно ответил: "О, до встречи с вами я продержусь". Не имело смысла отвергать предложение, не зная, что за ним кроется.
- Тогда, может, в одиннадцать в "Старой Вене" на Кертнерштрассе? Я буду в коричневом костюме, с одной из ваших книг.
- Отлично. Как попала к вам моя книга?
- Дал Гарри.
Голос был доброжелательным и внушающим доверие, но, пожелав доброй ночи и повесив трубку, Мартинс невольно подумал, что если перед смертью Гарри был в полном сознании, то почему не попросил предупредить телеграммой его приезд? А ведь Каллаган говорил, что Гарри умер мгновенно - или, как он выразился, "безболезненно". Или он сам вложил в уста Каллагану эти слова? И тут у Мартинса возникло твердое убеждение, что со смертью Лайма что-то неясно, что полиция по тупости не смогла чего-то раскрыть. Он попытался сделать это сам, выкурил в раздумье две сигареты, но в конце концов заснул, не поужинав и не раскрыв тайны.
"Что мне сразу не понравилось в Курце,- рассказывал Мартинс,- так это его парик. Он просто бросался в глаза - прилизанный, желтый, великоватый, волосы сзади подрезаны как по линейке. Если человек прячет лысину, в нем непременно есть что-то фальшивое. Кроме того, морщинки, складки в уголках глаз, придающие лицу обаяние и причудливость, казалось, были наведены гримировочным карандашом, чтобы производить впечатление на романтичных школьниц".
Этот разговор состоялся несколько дней спустя - Мартинс рассказывал мне обо всем, когда это уже почти не представляло интереса. После упоминания о романтичных школьницах я заметил, что его рассеянный взгляд внезапно на чем-то сосредоточился. То была молодая женщина - ничем не примечательная, отметил я,- торопливо идущая под хлопьями снега мимо окон моего кабинета.
- Хорошенькая? - спросил я. Мартинс отвернулся от окна и ответил:
- С этим навсегда покончено. Знаете, Каллоуэй, в жизни человека наступает время, когда он бросает...
- Понятно. Просто мне показалось, вы смотрели на женщину.
- Смотрел. Но только потому, что на миг она мне напомнила Анну - Анну Шмидт.
- А что, Анна разве не женщина?
- В некотором смысле.
- Как это понять?
- Она была подружкой Гарри.
- А теперь досталась вам?
- Анна не такая, Каллоуэй. Разве вы не видели ее на похоронах? Я больше не хочу осложнений. Их мне хватит до конца жизни.
- Вы рассказывали про Курца,- напомнил я.
...Курц старательно делал вид, будто поглощен "Одиноким всадником из Санта-Фе". И когда Мартинс подсел к нему, сказал с плохо наигранным восторгом:
- Вам замечательно удается создавать напряжение.
- Напряжение?
- Подозрение. На это вы мастер. В конце каждой главы кажется...
- Итак, вы были другом Гарри,- перебил Мартинс.
- Полагаю - ближайшим.- Спохватившись, Курц добавил: - Если не считать вас.
- Расскажите, как он погиб.
- Это случилось у меня на глазах. Мы вместе вышли из дома, в котором он жил, и Гарри увидел на другой стороне улицы знакомого - американца по фамилии Кулер. Он помахал Кулеру рукой и направился к нему, но тут из-за угла вылетел "джип" и сбил его. По правде говоря, виноват был Гарри, а не водитель.
- Один человек сказал мне, что он умер мгновенно.
- К сожалению, нет. Однако смерть наступила до приезда "скорой помощи".
- Гарри был способен говорить?
- Да. Несмотря на мучительную боль, он беспокоился о вас.
- Что он говорил?