- Голубушка Лизи, вы слышали: графиня Толстая... Софья Львовна? Бросила работу в АРА... разочаровалась... И в самом деле, что мы здесь видим, эти солдафонские морды американских офицеров. Потом, какие здесь посетителя, фи... то спившиеся офицеры, погубившие Россию, то теперь нэпманы. У Софьи Львовны, безусловно, свои какие-то идеи, и она с ними может уйти отсюда. Но мы-то, голубушка, не можем, нам надо что-то кушать. Софье Львовне нашего положения не понять, ей Советское правительство полностью сохранило имение отца.
Мильтон нервничал и тянул Лизи за поводок.
- Как мы низко пали, - продолжала графиня, - подумать только, княжна Мансурова водит на прогулку собаку. Вчера, вы представляете, мне дали швабру и заставили мыть окна...
Лизи было не до прогулки. На нее волной нахлынуло чувство глубокой горечи. Как быть дальше, где найти место в жизни? Даже здесь, на работе в АРА, ее провоцируют. За границей вроде бы как никаких революций нет. Но ведь Фишер давал ей читать иностранную прессу. Она читала о том, как там живут русские эмигранты. Молодой князь Долгоруков служит официантом в ресторане, гвардейские офицеры стали шоферами такси в Париже, Плющевский, генерал-квартирмейстер деникинскои армии, поступил на завод "Рено" и скончался прямо за станком от изнурительной работы. Одного видного русского генерала, искавшего убежище в Нью-Йорке, водворили в камеру вместе с уголовниками на "Остров слез".
"А разве здесь, в Москве, - думала Лизи, - эти американские офицеры проявляют к нам, знатным русским дамам, хотя бы минимальное уважение? Идет обычная купля и продажа. И все мы, княжны Голицыны, Мансуровы, Куракины, играем роль дам-патронесс АРА, а в сущности - обычный театральный реквизит. Пройдет американский спектакль помощи, и нас выбросят на улицу - забирайте, большевики!"
Лизи неожиданно вспомнила свою подругу по Смольному - Ирочку Кубекову. Она, оказывается, счастлива: вышла замуж за извозчика Семена Расшупкина и говорит, что он в ней души не чает, на руках носит.
Нужно с кем-то посоветоваться. Самый близкий друг ее Бахарев... близкий и надежный.
Лизи стало совсем горько. Она быстро закончила прогулку и вернулась в кабинет. Взяла телеграмму, положила свою находку в сумку и ушла домой. "Покажу, - решила она, - или Борису Бахареву или Вике Бобринскому".
На Мясницкую, в квартиру Базова, поздно вечером неожиданно явился Бахарев.
- Что случилось, Борис, так поздно и без предупреждения?
- Вот, пожалуйста, шифр Хаскеля и незашифрованный текст, теперь наш сотрудник быстро найдет ключ к этому неуязвимому коду, - и Бахарев положил на стол телеграфную ленту вместе с запиской Хаскеля.
- Где ты ее взял, уж не из сейфов ли Хаскеля?
- Помните, вы все иронизировали, не влюбился ли я в Лизи Мансурову, что-то я ей много внимания уделяю? Вот она мне это и доставила.
Бахарев подробно рассказал, как все произошло. Базов долго молчал. Потом сказал:
- Не проверку ли они делают? Может быть, заметили, что шифр исчез, подозревают участие Мансуровой, вот и подсунули ей эту телеграфную ленту. Здесь что-то неладно. Неужели Фишер вдруг просто так засунул в пачку бумаг шифрованную телеграмму вместе с незашифрованным текстом? Это же полный провал шифра, а с ним вместе и всех разведывательных операций. Ведь они просили у нашего правительства разрешения сноситься, как они говорили, торговым кодом с Америкой и европейскими представителями АРА. Им это и разрешили, а тут вдруг провал шифра. Давай, Борис, думать, что делать - время не терпит.
Несколько минут оба молчали.
- Мой план такой, - начал затем Бахарев. - Попрошу Мансурову утром положить к себе на стол эту "находку". Позже я захожу к Фишеру и говорю, что так грубо поступать со знатной русской девушкой нельзя. Он ее оскорбил, я ее застал дома всю в слезах. Она нашла случайно в бумагах телеграфную ленту, хотела вам ее вернуть, а после оскорбления решила передать шифр лично шефу и пожаловаться на вас. Я ее еле отговорил от этого и просил вернуть находку вам. Пойдите, господин Фишер, к ней, извинитесь, возьмите свою бумагу... Он ведь хорошо понимает, какие ждут его последствия, если Мансурова вдруг и впрямь передаст все это шефу. Утеря шифра - это заточение в крепость, а если докажут, что передал сам, чем черт не шутит, то электрический стул обеспечен.
Шифр "Королева Мэри" продолжал действовать. Хаскель поддерживал связь с резидентурой в губерниях по телеграфу. Наконец он добился полного совершенства в своей работе: начальник русского отдела разведки генштаба США хорошо знал, что налаженная и надежная связь с агентурой - это уже 99 процентов успеха.
Полковник Гров из Харькова телеграфировал:
"Для выполнения программы я должен совершить поездку на автомобиле по маршруту: Мелитополь - Мариуполь - Бахмач - Запорожье - Екатеринослав - Елисаветград. Результаты сообщу".
Из Саратова Бешорпер кодировал:
"Моя поездка по губернии была весьма полезной. Материалы высылаю курьером".
Чайдс из Казани сообщал:
"Высылаю ценные переводы о состоянии промышленности Урала и Сибири".
Телеграмма из Баку от Вудворта:
"Остатки разбитых отрядов имама Гацинского концентрируются в Дагестане на Араканском плато. Обеспечил доставку им оружия. Готовлю проведение акций их силами Грозном и Баку".
Но эти телеграммы уже не были тайной для чекистов.
"ГРУСТНЫЕ" ПРОВОДЫ
На Спиридоновке, 30, в особняке АРА с утра был переполох. Сотрудники бегали из одной комнаты в другую, собирали бумаги, часть их откладывали в сторону, часть жгли в каминах.
Бахарев удивленно смотрел по сторонам: вчера ничего этого не было, а сегодня похоже на эвакуацию. Он торопливо поднялся на третий этаж к Фишеру.
- Вот, читайте телеграмму из Нью-Йорка и сейчас же к шефу, он вас ждет, - торопливо проговорил Фишер.
Бахарев прошел в кабинет Хаскеля.
- С завтрашнего дня АРА начинает ликвидацию своих филиалов и центральной конторы, - начал Хаскель. - Скажите, вы твердо решили оставаться здесь, в Совдепии? В Америку не хотите ехать?
- Нет!
- Тогда, господин Бахарев, учтите: времени у нас в обрез. Готовы ли вы провести последнюю операцию? Срок - день-два!
- Я сделаю все. Только отпустите завтра со мной Фишера.
- Конечно, конечно! Но я предупреждаю вас: Фишер не обладает необходимой волей и навряд ли будет вам надежным помощником.
- Мне не нужна его помощь. Фишер должен объективно зафиксировать все события...
На другой день задолго до рассвета на станции Серпухов вышли из пассажирского поезда четверо. На них были рыбацкие замызганные костюмы, на головах - мятые кепки, на ногах - высокие болотные сапоги.
Рыбаки наняли извозчика и вскоре приехали на пристань Оки, где стоял маленький двухколесный пароходишко.
Четверо поплыли на нем вверх по Оке и сошли на маленьком причале. Затем неторопливо направились вверх по безымянной речушке, в глубь леса.
- Ну и места, скажу я вам, - восхитительный русский пейзаж! - восторгался Фишер. - Как жаль, что я раньше не мог вырваться на настоящую русскую природу, а теперь - здравствуй, древняя Русь, и прощай!
- Степа! Не будем терять времени, - обратился Бахарев к одному из спутников. - Пойдем быстренько накопаем червей, как бы не упустить утренний клев. А вы, Болд, готовьте снасти и выбирайте место. За Фишером - хорошие фотоснимки. Уху я буду варить сам.
Клев начался, и рыба пошла хорошо.
Вдруг из-за деревьев на Степана и Болда набросилось несколько человек. Они оглушили обоих и начали вязать. Фишер бросился к кустам, но его догнал... Бахарев.
- Успокойтесь, Фишер, это наша операция, она уже завершается.
Фишер дрожал, как осиновый лист:
- А нас они не тронут?
- Успокойтесь, это надежные люди.
- Господин офицер! - послышался голос незнакомого человека. - Расчет, пожалуйста!
- Сколько? - спросил Бахарев.
- По уговору, тридцать червонцев.
Бахарев полез в карман, вытащил деньги, отсчитал и передал мужику. Но тот не уходил.
- Что еще? - спросил Бахарев.
- Десяток бы червонцев за чистоту работы, и пять за пашпорт.
Бахарев, не торгуясь, отдал еще пятнадцать червонцев и взял американский паспорт Генри Болда.
На другой день полковник Хаскель торжественно, один на один, вернул паспорт Генри Болда лично в руки Бахареву. Тот развернул его и увидел свою фотографию.
- Сделано великолепно, подлинный документ. Фишер, хоть и труслив, но в оформлении документов незаменимый мастер. Что же, поздравляю вас, Генри Болд, - сказал Хаскель, - отныне вы офицер американской военной разведки.
В среду 18 июля 1923 года поезд Москва - Ростов проезжал воронежские степи. Степан и Глебов сидели в отдельном купе, было жарко, открыли окна и любовались степными просторами. У одного позади была работа "кучером" в АРА, у другого - жизнь в облике Генри Болда.
В тот же день вечером в особняке Наркоминдела в Денежном переулке был прощальный банкет в связи с ликвидацией деятельности в Советском Союзе Американской администрации помощи и по случаю отъезда его сотрудников.
Продукты АРА были розданы, счета закрыты. Все сотрудники московской и районной контор уехали во вторник с Рижского вокзала.
Остались только полковник Хаскель, Фишер и восемь руководителей отделов.
Банкет шел по этикету. Выступил Хаскель. Он благодарил Советское правительство за дружескую кооперацию и выразил сожаление, что между Советской Россией и Америкой существуют натянутые отношения - "мало доверия с одной стороны и много подозрения с другой..." - "русский мужик и русский рабочий меня научили многому, и я доволен этим уроком".
Хаскель закончил свое выступление широкой улыбкой.
Спустя несколько дней далеко от Москвы произошла еще одна встреча. Балканское полуденное солнце жгло нестерпимо, прохлады не было даже в густой зелени, окружавшей виллу бывшего царского посланника. Особняк стоял в аристократическом районе Софии и вот уже третий год был резиденцией Врангеля.
Из-за жары барон, принимавший с утра посетителей в садовой беседке, решил перенести следующую беседу в кабинет. К тому же свидание предстояло интересное - прибыл офицер "с того света".
Хрустя сапогами по гальке, навстречу быстро шел адъютант.
- Ваше высокопревосходительство, полковник Бахарев прибыл.
- Проводите в кабинет, - бросил Врангель и, отшвырнув сломанную ветку, своим обычным резким шагом пошел к особняку.
- Рассказывайте, полковник, как вам удалось спастись от смерти и бежать из Совдепии, - сказал Врангель, протягивая руку Бахареву. - Я по американским каналам связи получил сообщение о вашей гибели и уже отслужил панихиду в штабной церкви.
- Я изложил все подробно рапортом.
- Да, я прочел и очень доволен вашей храбростью, я ведь понимаю, как отлично вы провели операцию на Дону. Напрасно, полковник, вы связались с американцами, я их не терплю. - Барон встал и начал ходить по кабинету из угла в угол. Затем вдруг неожиданно остановился и спросил: - Вы, полковник, не хотели бы отдохнуть немного, с месяц, а там, глядишь, у вас и у нас и новые операции будут подготовлены?
- Буду очень благодарен, ваше высокопревосходительство.
- Такое распоряжение по штабу я уже отдал.
Аудиенция закончилась.
Бахареву предстояло возвратиться в Россию и еще долго жить в облике врага.
АРА была ликвидирована. Но оставленная агентура продолжала действовать в СССР.
В 1927 году ГПУ была обезврежена резидентура американской разведки, которой руководил бывший сотрудник астраханской АРА Риф Лефс.
Позже, в 1935 году, ГПУ была раскрыта американская резидентура, руководимая полковником Джонсоном. Он прибыл в Советский Союз в 1923 году как сотрудник АРА. После ликвидации АРА Джонсон остался в СССР в роли представителя ряда американских торгово-промышленных фирм. Созданная им резидентура из семи белых офицеров и бывших сотрудников АРА деятельно занималась шпионажем.
В 1941 году был арестован агент американской разведки Галкин, на следствии он показывал:
"...начало моей шпионской деятельности относится к периоду моей работы в АРА, то есть к 1922-1923 годам..."
Так советскими чекистами были один за другим ликвидированы на нашей территории американские опорные пункты шпионажа.
Николай Пекельник
КАПЛЯ КРОВИ
Принято думать, что разведчик, работающий за рубежом, постоянно находится в состоянии единоборства с контрразведкой противника. Это не совсем так. Ибо в тот миг, когда разведчик попадает в поле зрения контрразведки, он больше но может выполнять свое задание и должен покинуть страну пребывания.
Вполне очевидно поэтому, что искусство профессионального разведчика состоит в том, чтобы как можно дольше избегать прямых или косвенных контактов с противником.
На протяжении дней и месяцев герои повести добывают необходимые Советскому правительству документы, позволяющие укрепить обороноспособность СССР. В поле зрения спецслужб советские разведчики не попадают ни разу, и может показаться, что им все легко удается. Это не так. Ибо высший профессионализм разведчика в том и состоит, чтобы миновать сети, расставленные противником, и успешно выполнить задание Родины.
Англия признала Советскую Россию, но лорд Керзон назвал это признание "величайшей ошибкой в мире".
Признанию де-юре предшествовало заключение первого торгового соглашения. Керзон, бывший тогда министром иностранных дел в правительстве Ллойд Джорджа, категорически отказался вести переговоры с Красиным. Их пришлось вести самому Ллойд Джорджу. Премьер-министр пригласил членов правительства. В кабинете собрались Керзон, министр торговли Роберт Хорн, министр финансов Бонар Лоу и депутат парламента от консерваторов Хармсворс. Войдя, Красин стал по очереди здороваться со всеми присутствующими. Когда протянул руку Керзону, тот не двинулся. Ллойд Джордж с раздражением крикнул: "Керзон, будьте джентльменом!" Только после этого окрика Керзон обменялся рукопожатием с Красиным...
Дипломатические же отношения с Советской Россией установило не правительство Ллойд Джорджа, а пришедшее ему на смену правительство Макдональда. Однако и эти отношения вскоре были разорваны.
Лидеры консерваторов соревновались в антисоветских измышлениях. В парламенте с махровыми антисоветскими речами выступили министр внутренних дел Хикс и министр иностранных дел Чемберлен, премьер Болдуин и Черчилль.
- Сражение, в которое мы должны вступить, - сказал министр по делам Индии Биркинхед, - это сражение с коммунизмом, с Москвой.
В центре Лондона во всех киосках лежали газеты с антисоветскими статьями и карикатурами.
В жаркий июньский день в кафе, расположенное недалеко от Эйфелевой башни, зашел высокий блондин. Он отдал трость, шляпу и перчатки слуге и непринужденной походкой прошел через зал.
- Бонжур, Анри, - весело обратился он к владельцу кафе, Анри Ламьеру. - Наш друг еще не приходил?
- Жду минут через десять. Выпьешь что-нибудь, Отто?
Отто Шунлебен, он же Виктор Николаевич Тихонов, познакомился с Анри еще в 1919 году в Одессе, куда прибыл по заданию ЦК партии.
В кафе влетел мальчик-газетчик:
- Экстренный выпуск! Убийство советского посла в Варшаве!..
Тихонов взял газету.
- "Вчера, - начал читать он вслух, - выстрелом из пистолета на Варшавском вокзале убит полномочный представитель Советской России в Польше Петр Войков..."
- Идет! - прервал Анри.
- Ты давно знаешь этого господина?
- В моем кафе он появился года два назад.
- Кто он?
- Трудно сказать. По-французски говорит с легким акцентом. Сказал, что англичанин. Я тут же перешел на английский. Это его искренне порадовало. Он очень осторожен. И к интересовавшему его вопросу подошел не сразу.
- А вдруг это провокация?
- На провокатора он не похож.
- Хорошо.
В кафе появился невысокий мужчина лет сорока. В руках у него был портфель. Он поздоровался с Анри, как со старым знакомым, положил портфель на стойку, затем сел на табурет рядом с Тихоновым и заказал рюмку коньяку.
- Мсье, - сказал Анри, обращаясь к обоим, - прошу познакомиться.
- Шунлебен, - коротко представился Тихонов.
- Генри, - так же коротко ответил незнакомец.
Некоторое время они сидели молча, присматриваясь друг к другу.
- Пойдемте за стол, - предложил Тихонов и направился к угловому столику.
Подали завтрак. Ели молча.
В этом же углу зала сидел Франц Шустер, один из помощников Виктора Николаевича. Вместе с женой Иоганной, тоже помогавшей Тихонову, он содержал небольшое фотоателье. Сейчас Франц сидел так, что ему хорошо были видны входящие посетители, а через окно он видел и прохожих.
- Мсье Генри, - начал Тихонов, - что вы предлагаете?
- Коммерческую сделку. В этом портфеле особо секретные британские дипломатические документы. Я хочу получить за них десять тысяч фунтов стерлингов. Я предлагаю очень выгодную сделку. Она позволит вам быть в курсе политики британского правительства.
- Прежде чем принять ваше предложение, мне нужны будут образцы товара.
Генри достал из портфеля несколько листов бумаги и сказал:
- Вы, конечно, слышали, что на днях Лондон посетили президент Франции Думерг и министр иностранных дел Бриан?
- Об этом писали в газетах, - ответил Тихонов.
- Но в газетах нет содержания беседы.
- Вы правы.
- Здесь запись, - передавая документ Тихонову, сказал Генри. - Ваши политики сумеют оценить ее значение.
Разрыв Англией дипломатических отношений с Советским Союзом, убийство в Варшаве Петра Войкова были звеньями одной цепи. Всего за несколько дней до встречи Тихонова с англичанином лондонский журнал "Экономист" писал:
"Никто, конечно, не предполагает, что Великобритания сама нападет на Россию, но в Европе опасаются, что Великобритания будет подстрекать Польшу и других соседей России напасть на нее и поддержит их при нападении".
Слова эти хорошо запомнились Виктору Николаевичу. Он быстро пробежал бумагу, переданную ему англичанином.
"Чемберлен сказал Бриану, - говорилось в документе, - что если Франция примет участие в акциях против России, то взамен этого ей обещают свободу рук по отношению к Германии".
На ум пришли слова английского журналиста: "Лучший политикой против общего врага является политика единого фронта".
"Значит, единый фронт против нас", - думал Виктор Николаевич.
Ради этого ездили в Лондон Думерг и Бриан.
Генри докурил сигарету и, не попрощавшись, ушел из кафе.
Минутой раньше ушел Шустер.