- Если улетит, я куплю ему первый в жизни мартини.
В юридической фирме "Берг&ДеБерг" вытянутое лицо и седеющая трехдневная бородка привлекали к Патрику дополнительных клиентов. На фоне согбенных партнеров он выглядел бойким и инициативным. Но те времена остались в прошлом, а теперь синюшные тени под усталыми глазами придавали ему вид скорее отчаянный, чем энергичный. Пола Шабон, сногсшибательная красотка франко-ливанского происхождения, продававшая собственную линию украшений в небольших бутиках, расположенных во многих мировых столицах, переехала в Берлин. Ее завлек туда бывший любовник. Больше всего на свете Патрик жаждал доказать, что и он способен на такое же, что ему по силам вернуть Тину. И в этих попытках бедняга выглядел по-настоящему жалким.
Супербой на сцене закончил монолог жалкой имитацией полета, но накидка съехала с плеч, а Патрику к тому же не понравилось, что его ноги так и не оторвались от пола.
- Включай камеру, - сказала Тина после обязательных аплодисментов.
Патрик вытащил из кармана портативную "сони" и нажал кнопку - крохотный двухдюймовый экран вспыхнул.
Тина сжала его колено.
- А вот и наша Маленькая Мисс!
Но первой, с карточкой в руке, появилась директриса школы Беркли-Кэрролл.
- Пожалуйста, поприветствуем нашу первоклассницу, Стефани Уивер, которая исполнит… - Директриса нахмурилась, пытаясь разобрать незнакомые слова: - "Пупи де… сирк, пупи де сон".
В зале послышались смешки. Тина покраснела. Чертова стерва, даже не потрудилась выучить несколько слов!
Директриса тоже захихикала.
- Извините, мой французский не так хорош, как был когда-то. В переводе на английский это означает "Кукла восковая, тряпичная кукла". А сочинил ее Серж Гензбур.
Зал, как положено, похлопал, и директриса удалилась, а на сцену гордо вышла Стефани. Одета она была, несомненно, лучше всех. На выходных Мило не пожалел времени, чтобы обойти с дочерью Виллидж в поисках подходящего платья и колготок, а потом долго рыскал по Интернету, раскапывая прически середины шестидесятых. Тогда Тине все это казалось некоторым перебором, а идея совместить Стефани со стилем сорокалетней давности представлялась несколько неуместной и вызывала осторожное опасение, но теперь, увидев свою малышку в слегка линялом коричневом платьице, полосатых колготочках, с трогательно торчащими коротко подстриженными волосами…
Сидевший рядом Патрик ошеломленно взирал на дочь.
В динамиках щелкнуло, компакт-диск закружился, и в зал хлынула волна свифт-бита. Стефани запела по-французски, тщательно выговаривая слова.
Je suis une poupée de cire
Une poupée de son.
Сцена вместе с дочерью задрожала вдруг, стала расплываться, и только тогда Тина поняла, что плачет. Мило был абсолютно прав. Номер получился прекрасный. Она бросила взгляд на Патрика, приникшего к экрану и бормочущего восхищенно что-то вроде "вау". Может, теперь убедится наконец, что с Мило за Стефани волноваться не стоит, что он способен позаботиться о ней не хуже некоторых. Накануне, позвонив Тине в библиотеку, Патрик снова не удержался от комментария в адрес ее мужа.
- Не нравится он мне.
- Что? - раздраженно бросила Тина. - Что ты сказал?
- Мило. - Она уже поняла, что у него начинается ланч, редко когда обходившийся без пяти мартини. - Я говорю о Мило Уивере. Не могу я ему доверять. Ни тебя, ни тем более дочь.
- Ты даже не пытался его понять, узнать получше.
- А что ты о нем знаешь? Кто он такой? Какой-то парень, с которым ты познакомилась в Италии. Откуда он?
- Ты и сам все знаешь не хуже меня. Его родители умерли. Мило из…
- Да-да, из Северной Каролины, - вставил Патрик. - Тогда объясни, откуда у него южный акцент?
- Он много путешествовал.
- Ну конечно. Путешественник. Воспитывался в приюте Святого Кристофера. Это он сам мне сказал. Между прочим, приют этот сгорел до основания в тысяча девятьсот восемьдесят девятом. Весьма удобно, тебе не кажется?
- Странно, что ты так много о нем знаешь, Пэт. Наводил справки? Разнюхивал?
- Я считаю позволительным наводить справки и, как ты выражаешься, разнюхивать, когда речь идет о благополучии моей дочери.
Тина попыталась выбросить разговор из головы, а мысли стучались и стучались. Между тем Стефани пела, и ее хрустально-чистый голосок разносился по залу. Тина не знала слов, не знала, о чем песня, но исполнение было роскошное.
- Послушай, Пэт, я могла бы припомнить, как ты бросил меня беременную, когда был мне нужен, но я больше не сержусь. Все закончилось, как закончилось, и… я счастлива. Мило очень хорошо со мной обращается и Стеф любит как свою дочь. Ты понимаешь, о чем я говорю?
Голос взмыл ввысь, музыка словно закружилась вихрем посередине сцены.
Mais un jour je vivrai mes chansons
Poupée de cire poupée de son
Sans craindre à la chaleur des garçons
Poupée de cire, poupée de son.
Последние аккорды. Несколько па беззаботного танца… точь-в-точь как Франс Галль на том далеком конкурсе Евровидения - Мило нашел запись на YouTube. Какая шикарная, какая клевая, какая хипповая девчонка.
- Вау, - повторил Патрик.
Тина не удержалась - свистнула, вскочила, потрясая кулаком, заулюлюкала и едва сама не пустилась в пляс. Некоторые из родителей тоже поднялись и аплодировали, и, как ей показалось, отнюдь не из вежливости. От восторга пошла кругом голова. Да, Мило бы это наверняка понравилось.
7
Последние полтора года получились для Компании просто паршивыми. Никто не мог сказать, с чего именно началась черная полоса неудач, а это означало, что ответственность перекладывали с одной головы на другую в зависимости от общественного настроения, виноватых находили на разных ступенях иерархической лестницы, и если кампания разоблачений затихала, то ровно настолько, чтобы поломать ту или иную карьеру. А потом репортеры снова становились свидетелями ранних отставок и неуклюжих увольнений.
Прежде чем двигаться по жизни дальше, эти униженные отставники заскакивали на утренние воскресные теледебаты, откуда распространяли обвинения дальше и дальше. Общее мнение подытожил бывший заместитель директора, вкрадчивый и любезный карьерный шпион.
- Ирак, конечно. Во-первых, президент обвиняет нас в предоставлении неверной информации. Он упрекает нас в том, что мы не сумели убить Осаму бен Ладена до его великого пиар-действа. Нам ставят в вину, что обе эти неудачи, соединившись, привели к провальной, затянувшейся войне. Как будто это именно мы, а не кто-то еще, указали ему на Ирак. Мы защищаемся, предоставляя факты - факты, я подчеркиваю, - и тут вдруг союзники президента в Конгрессе начинают проявлять к нам странный интерес. Какое совпадение! Один за другим создаются специальные следственные комитеты. Знаете, если задаться целью, потратить некоторую сумму денег и присмотреться как следует, в любой организации можно найти грязь. Это тоже факт, с которым никто спорить не станет.
Настоящую бомбу бросил в апреле 2006-го республиканец из Джорджии Харлан Плезанс. Он возглавлял второй специальный комитет по расследованию, который, опираясь на результаты работы первого комитета, сосредоточил внимание на финансовых вопросах. Получив доступ к бюджету ЦРУ (секретному со времени принятия в 1949 году закона о Центральном разведывательном управлении), сенатор Плезанс во всеуслышание выразил свое недоумение по поводу того факта, что Компания выделила, например, десять миллионов долларов на финансирование некоей организации под названием "Молодежная лига", военизированной группировки, базирующейся в горных районах провинции Гуйчжоу и названной в честь молодежной коммунистической организации. По прошествии трех месяцев Плезанс дал интервью Си-эн-эн, в ходе которого заявил, что подаренные китайцам деньги были частью средств, вырученных в результате проведенной во Франкфурте сделки на восемнадцать миллионов евро по продаже афганского героина, произведенного тайком пленниками движения Талибан под опекой военного командования США. "И нам никто ничего не сказал".
В Лэнгли прекрасно знали, что даже если все сказанное сенатором правда, получить такие сведения, пройдя лишь по бумажному следу, он не мог. Необходимую информацию предоставило Плезансу другое агентство. Большинство в Компании полагали, что не обошлось без Министерства национальной безопасности, хотя некоторые, и Мило в их числе, кивали в сторону Агентства национальной безопасности, с которым у ЦРУ куда более давние счеты. Впрочем, большого значения это не имело, поскольку общественность мало интересовало, откуда поступили сведения. Уж больно заманчивой представлялась сама история.
С чего бы ни началось собственно кровопускание, именно с откровениями Плезанса оно вышло на новый, публичный уровень и приобрело масштаб международного побоища. Сначала смущенные немцы свернули до минимума поддержку и отказались от участия во многих совместных операциях. Затем началась гонка. Возникающие один за другим специальные следственные комитеты требовали представить финансовые отчеты, мелкие политиканы приобретали национальную известность, а в Лэнгли приступили к уничтожению жестких дисков. Попалась на этом Луиза Уокер, машинистка, которая после длительной консультации с адвокатом пришла к выводу, что единственный выход для нее - назвать имя. Она назвала Гарольда Андервуда, чиновника невысокого уровня. Адвокат, которым обеспечили Гарольда, тоже умел убеждать.
И пошло-поехало. Результатом длившихся в общей сложности восемнадцать месяцев расследований стали тридцать два ареста: с семнадцати арестованных обвинения впоследствии сняли, двенадцать получили различные сроки тюремного заключения, двое совершили самоубийство и один исчез. Новым директором ЦРУ, спешно проведенным через все обязательные слушания, назначили маленького, но горластого техасца по имени Квентин Эскот. Выступая перед Сенатом - в сапогах на высоком каблуке, - он выразил свою позицию достаточно ясно. Отныне - никаких грязных денег. Никаких операций без одобрения сенатского комитета по национальной безопасности и правительственным делам. Никаких ковбойских штучек. "У нас не будет бесконтрольных отделов. Наступает новое время. Мы служим американскому народу, который оплачивает наши счета, и сами должны быть открытой книгой".
Коллективный стон Компании услышали по всему миру.
Первой жертвой неизбежных сокращений стали (решение принималось за закрытыми дверями) четыре секретных офисных этажа, где Турагенты распоряжались информацией, собранной Туристами, распределенными по всем населенным континентам. Ходили слухи, что директор Эскот вообще вознамерился освободить мир от Туризма. Туристы, имеющие в своем распоряжении неограниченные ресурсы и бесконтрольные средства, обанкротят Компанию, утверждал он. Но поскольку достаточной внутренней поддержкой для решительного упразднения секретного подразделения Эскот не располагал, ему ничего не оставалось, как только приступить к затяжной осаде, отхватывая при случае понемножку.
Результаты первых, осторожных шагов нового директора Мило ощутил в аэропорту Ла Гуардия, куда он прибыл из Теннесси и где встретился с Томом Грейнджером. Старик отослал "прокатных копов", как называл не состоящих в штате Компании служащих, и они вдвоем наблюдали через двустороннее зеркало за толпящимися у багажной карусели пассажирами и потоком путешественников, протекающим по транзитным переходам, ставшим в последние годы центрами повышенной опасности. Оба скучали по тем почти забытым временам, когда путешествия начинались с прибытия в новое, незнакомое и интересное место, а не со знакомства с мерами, введенными антитеррористическими законами.
- Безумие опьяненных бойней, - проворчал Грейнджер, глядя в стекло. - Оно начинается.
Даже по стандартам ЦРУ Том Грейнджер был стар - семьдесят один год. В ящике стола у него всегда лежали таблетки. Он никогда не появлялся в общественном месте без галстука.
- Великий Инквизитор прислал памятную записку через одного из своих подручных, а точнее, через Теренса Фицхью. Мне должно готовиться к казням. Эскот предсказывает войну на изнурение и вынуждает сокращать штаты. Это медленное харакири.
Мило знал Грейнджера с 1990-го, когда его пригласили стать частью тайного мира Компании в Лондоне, и старик всегда склонялся к мелодраматизму, если дело касалось Лэнгли. Отдел тайных операций на Манхэттене был его частным владением, и каждое напоминание о том, что за веревочки дергают люди из другого штата, причиняло ему едва ли не физическую боль. Поэтому, может, он и приехал в аэропорт, а не стал откладывать разговор до утра в кабинете - здесь никто не слышал его ворчания.
- Ничего, Том, у тебя бывали времена и похуже. У нас всех они бывали.
- Вряд ли, - не согласился Грейнджер. - Четверть. Вот сколько мы теряем. В следующем году фонды уменьшатся на четверть, и оставшегося бюджета едва хватит на покрытие операционных расходов. Мне предстоит определить, кто из Турагентов получит розовый листок, а кого ожидает перевод в другие отделы.
- А Туристы?
- Ха! Их, видишь ли, слишком много. В том-то и дело. На всю Европу двенадцать штатных мест, люди работают круглосуточно, однако ж мне предложено убрать троих. Подонок. Кем он себя возомнил?
- Твоим боссом.
- Моего босса не было там, когда прилетели те самолеты. - Старик постучал пальцем по стеклу. Стоявший по другую сторону мальчик повернулся и недоуменно посмотрел на странное зеркало. - Тебя ведь тоже не было. Да, так и не побывал в старом офисе. - Он покачал головой, все глубже уходя в воспоминания. - Ты еще был Туристом, а мы сидели за столами и попивали кофе. Как будто миру ничего не угрожало.
Все это Мило уже слышал. Старик, как заведенный патефон, раз за разом крутил одну и ту же пластинку. Одиннадцатое сентября, крушение башни номер семь Всемирного торгового центра, на одном из этажей которой находился бывший секретный офис ЦРУ. Случилось это не сразу, потому что девятнадцать террористов, захвативших в то утро четыре самолета, не знали, что, ударив по одной из башен поменьше, можно уничтожить целый отдел Компании. В качестве мишени они выбрали две самые видные, самые высокие башни, тем самым дав Грейнджеру и его людям возможность в спешке и панике эвакуироваться до того, как рухнувшие строения накрыли и свою меньшую сестру.
- Тот же Бейрут, только в пятьдесят раз страшнее, - продолжал Грейнджер. - Или Дрезден, сжатый в несколько минут. Первая волна варваров, подступивших к стенам Рима.
- Ничего подобного. Ты об этом хотел со мной поговорить?
Грейнджер отвернулся от стекла. Нахмурился.
- Ты загорел.
Мило прислонился к грязному столу начальника службы безопасности Ла Гуардиа.
- Хочешь подождать моего отчета?
- Названивали как сумасшедшие, - Грейнджер пропустил вопрос мимо ушей. - Кто такая эта Симмонс?
- Не обращай внимания. Она просто злилась. Я бы на ее месте тоже не радовался.
Конвейерная лента притащила первые сумки и чемоданы. Мило коротко пересказал разговор с Тигром.
- Хотел, чтобы я нашел людей, инфицировавших его СПИДом. Думает, террористы. Со связями в Судане.
- Судан. Отлично. Но только дал он тебе одно лишь имя. Герберт Уильямс. Или Ян Клаузнер. Немного.
- Есть еще клиника Хиршланден. Он находился там под именем аль-Абари.
- Проверим.
Мило пожевал губу.
- Пошли Трипплхорна. Он ведь в Ницце?
- Ты лучше Трипплхорна.
- Я уже не Турист. К тому же в понедельник отбываю во Флориду.
- Ну да?
- Точно. С семьей и Микки-Маусом.
- Ты только об этом и твердишь.
Измученные ожиданием пассажиры столпились у карусели. Шеф шумно вздохнул. Мило едва скрывал досаду. Он знал, что означает этот вздох, и, зная это, понимал, зачем Грейнджер притащился в аэропорт - старик вознамерился отправить его еще в одну командировку.
- Нет, Том.
Словно пропустив реплику мимо ушей, Грейнджер наблюдал за пассажирами. Ладно, решил Мило, посмотрим, кто кого перемолчит. Он не скажет больше ни слова, не упомянет даже о том, что Тигр вышел из Туристов. Если это правда, значит, Том давно все знал и утаивал информацию от Мило по каким-то своим причинам.
- Как думаешь, завтра после полудня вылететь сможешь? - почти с грустью спросил Грейнджер.
- Даже не рассчитывай.
- Спроси куда.
- Не важно. Тина с меня скальп снимет. Я уже пропустил выступление Стефани.
- Не беспокойся. Я позвонил час назад и лично извинился за то, что отправил тебя в командировку. Как видишь, взял ответственность на себя.
- Да ты просто святой.
- Так и есть. Я поставил ее в известность, что ты спасаешь свободный мир.
- Она давно в это не верит.
- Библиотекари, - Грейнджер фыркнул, снова переводя взгляд на пассажиров. - Тебе бы следовало послушать моего совета. Не стоит жениться на умных женщинах.
Грейнджер действительно дал ему такой совет за неделю до свадьбы. Каждый раз, вспоминая об этом, Мило думал о Терри, покойной жене Грейнджера.
- Ладно, так уж и быть. Рассказывай. Только я ничего не обещаю.
Старик похлопал его по спине. Рука у него была тяжелая.
- Видишь? Все было не так уж трудно.
8
Солнце уже садилось, когда они добрались до Парк-Слоуп, тихого бруклинского квартала, который Мило успел полюбить за последние пять лет. Когда они искали квартиру - Стефани была еще совсем маленькая, - Тине сразу понравились старые, облицованные коричневым песчаником дома и симпатичные, явно не дешевые кафе - уютный, приглаженный мирок увлеченных Интернетом детишек и успешных писателей. Мило времени потребовалось больше.
Семейная жизнь совершенно не походила на то, что он знал прежде, не походила на Туризм - это была настоящая, непридуманная жизнь. Он учился. Сначала пришлось привыкать и смиряться, потом появились понимание и привязанность. Потому что Парк-Слоуп перестал быть мирком нуворишей, прилагавших к заказанной чашке кофе длиннющий список уточнений и дополнений, - он стал местом, где жила семья Мило Уивера.
Тигр назвал его почтенным семейным буржуа. И в этом смысле киллер попал в "десятку".
На Гарфилд-плейс, перед тем как выйти из "мерседеса", он еще раз пообещал Грейнджеру подумать и поговорить обо всем на следующее утро, в офисе. Впрочем, поднимаясь по узкой внутренней лестнице, Мило знал, что вопрос уже решен и что он в любом случае полетит в Париж.
На третьем этаже Мило услышал телевизор, а когда позвонил, Стефани громко закричала:
- Мама! Звонок!
Быстрые шаги.
- Иду.
Тина открыла дверь, застегивая рубашку. Увидев его, она скрестила руки на груди.
- Ты пропустил ее выступление.
- Разве Том тебе не сказал?
Мило попытался войти, но не тут-то было. Тина отбросила с лица прядь - жест безотчетный, тем не менее действующий безотказно.
- Этот человек готов сказать что угодно, лишь бы только тебя прикрыть. - Она схватила его за ворот, притянула вплотную и крепко поцеловала в губы. Вздохнула и уже шепотом добавила: - Не обольщайтесь, мистер, прощения вы еще не заслужили.
- Войти можно?