Иногда Лютер блуждал по тем же "минным полям", что и его тезка несколько веков назад. Тот Лютер сказал бы, что, в то время как учение церкви не может быть неверным, католикам придется обратиться к своей совести, решая, как этому учению следовать. Конечно, для тесного круга престарелых, правивших Ватиканом, это было ересью. По крайней мере, так повелось со времен Несгибаемого Поляка. Правление его преемника оказалось ничем не примечательным, он ничего не изменил и ни на кого не произвел особого впечатления. Через несколько лет никто даже не вспомнит его имени, и, пробыв у власти недолго и незаметно, папа Никто оказал своей церкви громадную услугу, быстро отойдя в мир иной.
Его преемник после двух лет на папском посту продолжал оставаться новичком, но, как и наступивший век, имел преимущество новизны. Новый папа был большой гордостью и радостью Америки; это был первый папа родом из Нового Света. Его выборы стали большим сюрпризом. Конклавы кардиналов, на которых избирают новых пап, - один из глубочайших секретов Ватикана. Как и все, я знал, что конклав начался с противостояния между благочестивым африканцем из Римской курии и энергичным сельским епископом с севера Италии.
Это был явный тупик, и потребовалось десять дней и Бог знает сколько тайных голосований, чтобы сто одиннадцать стареющих прелатов выбрали новым папой одного из их числа. Избран был компромиссный кандидат: высокий фотогеничный кардинал-полиглот, энергичный лидер церкви у себя на родине, который со временем превратился в деятельного, хотя и малозаметного главу одной из конгрегаций курии.
Новый папа взял себе имя Пий XIII, и поскольку слово "тринадцатый" по-итальянски оказалось сложно произносимым tredicesimo, то для дикторов, составителей газетных заголовков и католиков почти во всем мире он мгновенно превратился в "Треди". Но для перебирающей четки толпы, собравшейся в Ватикане ради Его святейшества, не существовало ни труднопроизносимых имен, ни перемен, пусть даже самых незначительных, с которыми она могла бы согласиться.
Новый епископ Рима и папа оказался самым молодым и самым энергичным понтификом из всех, кто наследовал этот титул, начиная от апостола Петра, на протяжении всех столетий. Тем лучше, ибо в наследство ему досталась церковь, терзаемая разногласиями, расколами, трудно управляемая община, состоявшая из более чем миллиарда верующих, сильная и действовавшая, по сути, в любой стране мира.
В колледже Треди, и я это знал, занимался двумя видами спорта. Этот факт был аккуратно скрыт ватиканскими биографами по одной простой причине: мало того, что новый папа был родом из Латинской Америки, где католиков больше, чем где бы то ни было, так он еще окончил колледж в Соединенных Штатах, после чего вернулся домой и поступил в семинарию. Все были уверены, что в католической церкви никогда не будет американского папы. Из всех пап Треди удалось ближе других подобраться к тому, чтобы разрушить сложившийся стереотип.
Тем не менее за два с лишним года пребывания его на посту главы гигантской, но раздираемой внутренними противоречиями церкви, образ Треди сделал больше, чем его политика. Вид энергичного папы с решительной и уверенной поступью затенил образы его предшественников, едва способных передвигаться. И пусть Треди не совершил никаких особенно революционных изменений, в Ватикане явственно ощущалось веяние новых ветров. На заплесневелых балконах стали появляться чистые простыни. Некоторые из наиболее упрямых и консервативных кардиналов курии неожиданно для них самих оказались переведены в дальние области метрополии. Официальные заявления утратили категоричное "Вы никогда…" Иоанна Павла II, и расплывчатое "Давайте молиться вместе…" его преемника, напуганного должностью, которая оказалась ему не по силам. Это было лишь начало его правления. Треди выбрал себе имя и собирался идти собственным путем. Я был абсолютно в этом уверен.
Я бы не сказал, что в то утро на площади Святого Петра складывалась угрожающая обстановка, хотя, конечно, напряжение было выше, чем на каком-либо другом собрании молящихся, которые я посещал. Я заметил человека с крючковатым носом в черном костюме с пурпурной полоской епископского одеяния у воротника и массивным крестом на шее. Он стоял несколько поодаль, за скандирующей группой протестующих. Может, он был просто наблюдателем, прелатом, который случайно шел по площади, но мне так не показалось, поскольку спасители святых, которые скандировали "Salvai Santi", дважды оборачивались, чтобы с ним посовещаться. Епископ был у кого-то в союзниках.
До меня не доходил смысл происходящего.
- Лютер, если можно молиться Господу, зачем тратить время на святых?
Конечно, на подобный вопрос мог осмелиться только простой брат. Я - не священник и, вероятно, никогда им не стану. Мы, монахи, только помогаем. Обычно монах - это тот, кто хочет вести религиозную жизнь, но его интеллекта и образования недостаточно, чтобы стать священнослужителем. Этим я и отличался от священника. Давным-давно, в средневековье, члены монастырской братии собирали виноград, латали ветхие постройки и ухлестывали за молочницами, тогда как умные монахи сидели у огня, украшали рисунками рукописи, были хранителями знаний, слепли и, как правило, предавались разнообразным духовным наслаждениям.
В наши дни простых монахов гораздо меньше, чем священников, но мы кое-где руководим школами и управляем довольно большим количеством церковных учреждений: монах из Германии руководит самой крупной в Ватикане типографией, а монахи испанского ордена работают в самой большой бесплатной столовой для бедняков в Риме.
Мы, братья, принимаем монашество, бедствуем, соблюдаем воздержание и послушание, и поэтому мы - тоже часть команды Ватикана. Мы носим одинаковую униформу, но мы - не священники. Я не могу служить мессу или принимать исповедь.
Но это меня как раз и устраивает. Принадлежность к братии утоляет мою религиозную жажду ровно настолько, чтобы не захлебнуться. Мое монашество было таким, каким мне хотелось, но от свободы я не отказался. Я грешу. Признаю. Но почему-то мне кажется, что в моем положении это не так важно, как если бы я был священником. Может, я и заблуждаюсь, но я так чувствую.
В конце мрачного тоннеля лет, о которых мне до сих пор трудно говорить, я два года был послушником, а потом - членом небольшого американского ордена "Братья святого Матфея". Напомню, если кто-то подзабыл: Матфей был тринадцатым апостолом, которому выпал жребий заменить предателя Иуду. И, подобно Матфею, мы были из тех, кто опоздал к вечере: новообращенные, вдовцы, парни вроде меня, решившие отказаться от прежних занятий. Там, в Штатах, среди нас были юристы, специалисты по компьютерам и даже врач; бизнесмены и небольшая кучка парней, жизни которых никогда бы не пересеклись. Мы были людьми, которые не могли или не хотели жить во "внешнем мире". Здесь, в Риме, мы, матфеевцы, были просто горсткой братьев, выполнявших различную работу, и редко виделись друг с другом.
Я отвечал за общежитие колледжа святого Дамиана, ходил на занятия, чаще бездельничал, но время от времени делал что-нибудь полезное в Ватикане. Считайте это осторожным и уклончивым способом описать скромную и безликую фигуру, которая решает проблемы, никогда официально не разглашаемые. Когда нужно рассмотреть какой-нибудь щекотливый вопрос, обычно звонит телефон, и меня поднимают по тревоге. Всю трудную мыслительную работу я оставлял людям действительно умным, таким, как Лютер и новый папа.
- Церковь всегда с уважением относилась к святым, - казалось, Лютер что-то объясняет туго соображающему студенту. - Все католики воспитаны на образах и житиях святых, чтобы просить особого заступничества.
- Еще бы. На таких могущественных помощников всегда будет главная ставка. Но зачем папе возиться с ними сейчас?
- Я всего лишь простой монах, но думаю, наверное, папа решил, что пора отделить миф от современной церкви. Избавиться от святых, которые частенько являются только мифологическими фигурами. Многие из них были уступкой многобожию со стороны ранних христиан: необходимость того времени обернулась хаосом в наши дни. То же происходит сейчас и в Африке. Вообще-то я на стороне тех, кто выступает за святых, и считаю, что они приносят больше пользы, чем вреда.
- Весьма глубокое и серьезное рассуждение, отец Лютер.
- Я только простой монах, брат Пол.
Вдруг на площади в том месте, где протестующие под транспарантом "Традиции надо уважать" столкнулись с какими-то контрдемонстрантами, поднялась суматоха. Епископ с крючковатым носом жестикулировал, потрясая в воздухе кулаком. Казалось, что он требует от демонстрантов решительных действий. Церковь остерегается прелатов-политиков, но Крючконосый занимал такую же нейтральную позицию, как автомат "Узи".
Мы наблюдали, как шеренга полицейских бросилась врукопашную, и с минуту мне казалось, что им понадобится подкрепление, но толпа была вполне безобидной. В самый разгар беспорядков на четвертом этаже Апостольского дворца распахнулось выходившее на площадь и украшенное флагами окно, и в нем появилась высокая фигура в белых одеждах.
Большая часть толпы внизу видела вместо Треди лишь яркое белое пятно, но и этого оказалось достаточно. Паломники принялись громко аплодировать и размахивать транспарантами.
Папа был крупным мужчиной, разменявшим пятый десяток. У него было широкое лицо с перекрестьем из небольших шрамов над глазами. В зависимости от ракурса шрамы придавали ему довольно свирепый вид. И действительно, папа был человеком, привыкшим добиваться своего. У Треди были черные глаза, безраздельно властвовавшие на лице и подчинявшие себе всех, с кем он сталкивался. Глаза были его самой сильной чертой, не считая непоколебимой воли.
У всех пап властная наружность, но Треди обладал еще и добродушным обаянием, способным, казалось, уладить любые разногласия.
- Благослови Господь всех святых и всех людей Господа, - произнес папа в тонкий, как карандаш, микрофон.
К тому моменту Треди закончил чтение короткой молитвы "Ангелус", и даже рассерженный епископ был, похоже, удовлетворен и удалился вместе с остатками протестующей группы в поисках воскресного ленча.
Я тоже ушел, поскольку в тот день не чувствовал никакой угрозы, кроме как от собственных воспоминаний.
Какое мне до всего этого дело?
Главная причина, по которой я появился в Ватикане, заключалась в том, что я должен был всегда оставаться начеку на случай опасностей на той ухабистой дорожке, что привела Треди из Америки в собор Святого Петра. Какую-то часть этого пути мы прошли вместе. Я был с ним, когда разлетевшееся на осколки стекло оставило у него на лице эти шрамы. Новый папа знал, что такое "свистящая смерть".
МАЙАМИ
Четырнадцатью годами ранее
ГЛАВА 3
Свет в Майами такой же необыкновенный и в своем роде уникальный, как в Риме; его прозрачность позволяла почувствовать пространство и ощутить волнение, позволявшее тем, кому хватит таланта, передать этот свет на холсте. Лучшее в Майами освещение бывает утром, как почти везде в тропиках. Солнце поднимается над горизонтом, цвета бледнеют, и жара вступает в свои права.
В то утро в аэропорту Майами Интернэшнл лучший свет постепенно рассеивался, становилось жарко. Серебристого цвета правительственный реактивный самолет, прокатившись по полю, резко остановился в секторе частной авиации гигантского аэропорта.
Небольшая толпа устремилась вперед, завидев быстро спускавшегося по трапу высокого человека в бело-голубой рубашке с открытым воротом и короткими рукавами. Четверо из встречавших были в облачении священников. Трое пришли в деловых костюмах. У большей части остальных в руках были фотоаппараты, поскольку появление Кокаинового кардинала всегда означало сенсацию.
Он обладал врожденным чувством времени, или, может, ему просто везло. Турбины еще вращались, постепенно затихая, а первый грузовик уже подъехал, вырулив из-за угла ближайшего ангара в сопровождении еще двух машин, следовавших сразу за ним. За минуту группа мужчин и женщин с автоматами в руках и аббревиатурой DEA на спинах темно-синих рубашек окружила самолет, важно изображая из себя пехоту.
Наблюдая за происходящим с края толпы, я почти физически ощутил, как фотокамеры задрожали от волнения.
- Шоу-бизнес, - проворчал стоявший рядом со мной Том Слейд.
- Pero cono, que cojones, - сказал Педро Бенес, стоявший с другого боку. - Этот священник носится по Карибам словно пылесос, собирая столько дерьма, что кайфа хватило бы всем жителям нескольких крупных городов. Удивительно, почему он до сих пор жив. Как у него хватает духу появляться здесь? Cono.
Кокаиновый кардинал и начальник бригады DEA, старые союзники, мило беседовали, а агенты поднялись на борт и принялись по цепочке передавать друг другу черные пластиковые мешки, тщательно упакованные коробки и чемоданы. Вместе с грузом вынесли и белую гипсовую статую больше метра высотой. Сотрудники аккуратно складывали груз на бетонированную площадку, так, чтобы он эффектно смотрелся перед камерами.
- Еще раз хочу передать поздравления и протянуть руку помощи жителям Соединенных Штатов от братьев с Карибских островов, - произнес кардинал, забравшись на упаковочную клеть. - Перед вами кокаин. Не тонны кокаина, которые еще остаются за пределами этой площадки, но как минимум пятьдесят килограммов. Он был конфискован островитянами и их властями, чьи граждане заражены этой раковой опухолью и намерены бороться с ней. Мы говорим по-испански, по-английски, по-креольски и по-французски, у нас разные имена, но все мы молимся Господу и гордимся нашими странами, нашими культурами. Контрабандисты, продолжающие использовать Карибские острова как удобный перевалочный пункт для перелетов из Южной Америки, должны знать, что рискуют. Опасность - вот вызов, который бросают им добропорядочные граждане, не желающие терпеть преступников, распространяющих среди них эту отраву.
Из толпы послышался крик репортера:
- Это ваш четвертый приезд за полгода с… гм… грузом. Теперь вам удается быстрей его найти или просто его стало больше?
- Все больше и больше людей обращается к священникам и полиции, чтобы сообщить имеющиеся у них сведения или подозрения. Не проходит и дня без новых конфискаций благодаря прихожанам, которые обнаруживают оставленные контрабандистами тайники, или благодаря полиции, которая конфискует героин у самих контрабандистов.
- Это правосудие членов "комитета бдительности"? - спросила тележурналистка, сосредоточив больше внимания на камере, чем на кардинале.
- Ни в коем случае. Это коллективный протест всех порядочных людей этого полушария. Жители Карибов знают, как преподать урок преступникам в Южной Америке, которые производят кокаин, и американцам из трущоб и загородных клубов, которые его потребляют. Это подарок жителей Карибов всем вам.
Другой репортер спросил:
- А все это законно? Привозить все это в… чье это? Кого-нибудь посадили в тюрьму? Разве это не свидетельствует…
- Экстраординарные времена требуют таких же экстраординарных мер, - ответил кардинал. - Хочу напомнить вам о встрече глав карибских государств прошлой осенью…
У края толпы со скрежетом остановился старый коричневый седан. На нем вполне могла красоваться надпись "Правительство США", сделанная яркой розовой краской на двери водителя. Из машины вышел высокий чернокожий человек и подошел к нам.
- Утро доброе.
- Привет, Энди, - сдержанно ответил я.
- Это уже становится традицией, а? - сказал чернокожий, указывая на властную фигуру перед микрофонами.
- Хороший человек, - сдержанно ответил я. Энди кивнул в сторону высокого худого мужчины, стоявшего рядом с ним. - Это Силван Уилсон из Вашингтона.
По словам Энди, эту шишку прислали, чтобы тот взял на себя руководство.
- Силван, это капитан Пол Лоренцо, Майами, отдел убийств. Пол и кардинал - старые знакомые.
- Да, мы это слышали. Приятно познакомиться, Пол.
Улыбка человека из Вашингтона была натянутой, как змеиная кожа. Сразу к делу, очень по-вашингтонски.
- Послушай, дружище, на этот раз мы хотели бы сами присмотреть за этим большим парнем. Прошел слух, ему грозит опасность, и мы решили, что лучше спрятать его где-нибудь, пока он не соберется домой.
- И даже не допросите его, чтобы узнать какими источниками он пользуется, а? - я пытался говорить с улыбкой, но оба мы чувствовали натянутость. - Целая сеть осведомителей благодаря одному католическому священнику. Какая удача! В вашингтонской конторе твое начальство в этом толк знает.
- Да ладно, приятель. Этот парень ходит по краю пропасти. Ему грозит опасность.
- Извини, не продается. Опасность была всегда. И мы всегда с этим справлялись. Справимся и на этот раз. Аминь.
Что еще я мог ответить? В напряженном молчании мы некоторое время наблюдали, как молодой священник передает гипсовую статую высокому кардиналу.
Напряжение разрядил Бенес:
- Рекламная пауза, - усмехнулся он.
Кардинал продемонстрировал статую.
- Это Nuestra Senora de la Montana, ей молятся жители Перу, Эквадора и Колумбии. Ее очень любят. Но, - для большего эффекта он сделал паузу, - она была самым подлым образом осквернена.
Перочинным ножом кардинал проделал дыру в основании статуи. Белый порошок посыпался на газетный лист, который держал священник. Включились камеры.
- Я не скажу, на каком острове была обнаружена эта статуя, но лишь добавлю, что вместе с ней были найдены еще два десятка. Все они уничтожены, - сказал кардинал.
Когда струйка кокаина иссякла, вашингтонец припугнул:
- Боюсь, что об этом вас поставит в известность ваше начальство, капитан.
Мой друг Энди пытался скрыть презрительное выражение.
- У начальства есть мой номер телефона, вашингтонец. Кардинал - наша забота.
Сначала площадку покинули камеры, затем репортеры и следом под усиленной охраной - фургоны DEA. Появились две местные патрульные машины и два-три мотоцикла.
Когда я подошел, кардинал оживленно разговаривал со священниками.
- С возвращением, Рико, - сказал я. Мы обнялись по-латиноамерикански.