Мы сдавали экзамены в одном потоке. Среди поступающих было немало и коренных питерцев, и видных парней (институт специфический!), и парней просто помоложе, но Наталья прицепилась, как репейник, именно ко мне. "Скажите, в каком кабинете состоится консультация по…" (далее следовало название предмета), "Вы не знаете, где находится второй корпус?", "Когда обнародуют результаты сочинения?" - эти и десятки других похожих вопросов она умудрялась задать в считаные секунды, если ей удавалось выловить меня в какой-нибудь аудитории или просто в коридоре.
Навязчивых людей я не перевариваю органически, но к новой знакомой с первого дня почему-то относился с редкостным терпением и, совершенно не раздражаясь, удовлетворял ее любопытство; что-то в этой высоковатой для гимнастки и тоненькой девчонке требовало покровительства, заботы. А потом уже было как-то невозможно представить существование без нее…
Несмотря на редкую настойчивость и дотошность, в тот год она не поступила, хоть была подготовлена отнюдь не хуже, чем я. Или с девками тогда был перебор, или гимнастки не ценились, но ее старались завалить на каждом экзамене. Не знаю, ценой каких усилий Наталье удалось сдать их до конца на тройки и четверки. "Не прошла по конкурсу" - такая формулировка давала право поступить без экзаменов на подготовительные курсы, и девчонка воспользовалась им.
У меня же все шло как по маслу. Экзаменаторов почему-то первым делом (и главным образом) интересовали не мои знания по отдельным предметам, а то, где я служил, что видел и каких успехов достиг в спорте.
Позже я понял, что моя судьба была предрешена заранее на достаточно высоком уровне.
Все шаги, которые предпринимало Ведомство для повышения моей квалификации, а впоследствии для моего утверждения в качестве художника или преподавателя, оно делало не от своего имени, а от имени "декана Т.", "критика Р.", "директора выставки Ю.", вроде как совершенно не связанных с "конторой", но всецело содействующих ей. Причины у этих деканов, критиков, чиновников и прочих были у каждого свои, далеко не всегда они знали, за кого именно хлопочут и зачем делают это или то, но в просьбах (приказах?) отказать не могли - Ведомство умело держать на крючке, зачастую не напрямую, а через вторых-третьих посредников.
Мало людей на этом свете, которые ни от кого не зависят и никому не подчиняются…
Свое участие в моей судьбе Ведомство никогда не афишировало, но в течение всей жизни я постоянно буду ощущать незримое присутствие его. Нет, это не будет наружным наблюдением или электронной слежкой. Все гораздо проще - оно добьются самоконтроля с моей стороны. Каждый шаг я стану сверять с неписаным уставом всесильной организации, все свои деяния начну внутренне согласовывать с ее принципами.
В 1981 году я женился на Наталье. Через год у нас родилась дочь, которую в честь бабушки по материнской линии назвали Кристиной. На самом деле тещу звали на западно-украинский манер Христиной, но меня бы не поняли, если б я дал своему чаду такое имя.
По поводу такого важного события в личной жизни я получил от Ведомства денежный перевод на круглую сумму, но праздновали скромно, без размаха. Мать Натальи приезжала к нам на свадьбу. Теща все время удивлялась, почему ее не понимают "москали". Вроде бы разговаривает, как все люди, и просит в магазине того же "мъяса", но нет - мясник смотрит на нее, как на инопланетянку.
Свой медовый месяц мы проводили во Львове, и я был очарован этим старинным городом. Он в пять раз меньше родного Ленинграда, но здешний народ во столько же превосходит нашего брата по уровню образованности и культуры. Во всяком случае, фраз типа: "Ты куда прешься без очереди, кацап?", здесь я не услышал. Хотя такое обращение к "хохлам" в Ленинграде было обычным явлением.
Отец Натальи происходил из древнего польского рода панов Чарторыйских. Когда-то его предки владели лесами и землями на северо-востоке Волыни и западе Польши; а сейчас мой тесть владел только двухкомнатной квартирой в центре Львова да пятью языками.
Последнее, впрочем, не из той оперы и поэтому не в счет, - подумал я поначалу.
И сам я, и почти все из моих друзей, врагов и знакомых, были из простых родов и семей, что называется, стопроцентно пролетарского происхождения. Впервые мне удалось сблизиться с человеком, для которого "род" был столь же не пустым звуком, что и, скажем, "культура". То, что называлось - будто речь шла о лошадях или собаках - породой, в Григории Станиславовиче проявлялось и в речи, и в манерах, и, наверное, во внешности. Но более всего - в строе мышления. Все не вспомню и не все собираюсь пересказывать; вспомню только самое главное. Мне в те годы казалось, что есть (в некотором отдалении) История, такая или сякая, но законченная без последствий и отголосков; есть ближние события, которые начались, скорее всего, в моем детстве - и все, в общем, тоже закончится, когда придет мой срок. А он жил во времени, по причудливой, с моей точки зрения, логике сводил события давние, прадавние и современные, и жил одновременно и сейчас, и в прошлых эпохах - как частица рода и пяти народов, перемешавших кровь в его жилах…
Женившись, я продолжал учиться на стационаре. Поступила после подготовительных, без особых проблем на этот раз, и Наталья, так что в год рождения Кристины студентов в нашей семье стало двое. Правда, молодой маме пришлось сразу же уйти в академотпуск…
2
По линии спецслужбы работы в те годы было немного. К разработке конкретных операций меня пока не привлекали. Только отслеживал процессы, происходящие в обществе, и докладывал о ситуации наверх. Я не старался приукрасить действительность, называл вещи своими именами: "В стране процветает взяточничество, в партию вступают только ради карьеры или для получения льгот и материальных благ, Политбюро никто не верит, над престарелыми вождями во главе с генсеком смеется весь народ, смерть Брежнева никого не огорчила", - и так далее, и тому подобное.
Видимо, моя откровенность нравилась руководству, ибо в 1983 году мне, в числе немногих счастливчиков, поручили участвовать в подготовке боевых пловцов секретного отряда "Вымпел" Первого Главного Управления КГБ.
К этой и многим последующим акциям я привлекался на совершенно законных основаниях. В институт приходила директива отправить меня в командировку в такой-то пункт. Остальное было делом техники. Командировочные платили по месту учебы и работы, но основной гонорар перечисляло Ведомство по своим каналам. Видимо, моя боевая форма и научная подготовка (я к тому времени закончил Академию и стал работать над диссертацией) полностью удовлетворяли руководство, ибо оно решило поднять мой социальный статус, о чем я был уведомлен через товарища Иванова в конце лета 1984 года.
Мы встретились в Ботаническом саду, в моем родном районе.
Внешне Иван Иванович совсем не изменился, может, только седых волос стало больше, но вещи, о которых говорил мой патрон, повергли меня в шок.
- Ну как жив, Кирилл Филиппович?
- Вашими молитвами…
- Разговор есть к тебе. Особый…
- Я слушаю.
Мы свернули на уединенную аллейку, и генерал заговорил, не ускоряя шаг:
- Наша страна катится в пропасть. Мы опережаем все страны мира по детской смертности, количеству абортов, разводов и потреблению алкоголя. По производству валового продукта на душу населения опустились на шестьдесят восьмое место в мире, по уровню личного потребления - на семьдесят седьмое… Андропов попытался исправить положение, но не тут-то было! Не выдержал напряжения - загнулся. Уже полгода Союзом руководит маразматик Черненко. Правит великой страной, практически не подымаясь с больничной койки! Он долго не протянет. Склеит ласты, как говорили у нас в "Дельфине". И тогда Россия рухнет в пропасть!
- Согласен с вами…
Я не стал хитрить, утешать старого служаку - мол, еще не поздно исправить положение, - чем окончательно расположил к себе товарища Иванова. Многое из сказанного им я знал, но участвовать в таких "антисоветских разговорах" с одним из руководителей ГРУ (а в том, что Иван Иванович занимает не последнее место в нашей организации, сомнений у меня не возникало) мне еще не приходилось, и я ощущал некоторую неловкость. Поэтому больше слушал, чем говорил.
- Ты, наверное, не раз ставил перед собой вопрос: зачем разведуправлению такие глубоко законспирированные внутренние агенты? Наша служба ведь больше по закордонной части специализируется…
- Ставил.
- Через год-два в стране грянет криминальная революция, мы давно прогнозируем этот процесс и хотим во всеоружии встретить его. Ведомство не собирается уже сейчас воевать с уголовными авторитетами, сам должен понимать, что такое решение дается непросто, но держать под контролем развитие событий - просто необходимо, иначе все мы станем заложниками мафии. Решение будет принято, но когда и как… Ну, чего молчишь, скажи, что это неправда, что с организованной преступностью у нас давно покончено…
- Не скажу, потому что это будет ложью.
- А ты всегда говоришь только правду?
- С вами - стараюсь.
- В том-то и беда, что трепаться о кризисе коммунистической идеологии можем лишь мы и кагэбешники! Остальным это не позволено. Только поддерживать и одобрять. И сейчас весь народ в растерянности: куда же смотрела партия, почему все так хреново, ведь еще вчера мы жили лучше всех в мире! А ведь рядовые граждане не знают и сотой части того, о чем давно мы шепчемся в кабинетах! Андропов хоть пытался что-то изменить, а этот… Да в принципе что он может, если его поддерживать перед кинокамерами приходится? Разве что помахать ручкой, как покойный Брежнев, вечная ему память…
По выражению лица Ивана Ивановича нетрудно было догадаться, что большого уважения к нашему орденоносному долгожителю он все же не испытывает.
- Мафия уже вышла из окопов, - продолжил Иван Иванович - По всей стране активизировались "воры в законе", вовсю процветает нелегальное производство…
- У нас тоже цеховики зашевелились. Я уже докладывал об этом.
- А уголовники?
- Крупных группировок пока нету, но то, что "левое" производство полностью взято под крыло криминалитета - это несомненно.
- Вот они-то и будут править бал в ближайшее время. Милиция им не помеха. Они давно сообща проворачивают некоторые проекты.
- А "контора"?
- КГБ? Да, оно готовится. В антитеррористическом (Седьмом) управлении создана спецгруппа "С-7". Ее бойцы прошли приблизительно такую подготовку, как ты. Сейчас их активно внедряют в преступную среду. Основные задачи: вербовка лидеров криминалитета, скрытое устранение зарвавшихся, тщательно замаскированное под болезни, несчастные случаи и самоубийства. У нас же - совершенно иные цели: наблюдать, анализировать, направлять процессы в нужное русло… Ликвидациями пока заниматься не будем, только стравливанием уголовных группировок. Это главная задача всех ВАГО.
- Таких, как я, много?
- Единицы. О существовании друг друга никто из вас знать не должен. Связь по-прежнему будешь держать только со мной. Донесения направляй по прежнему адресу. Пароль на смену руководителя - тот же…
- Дай бог, чтобы уж он-то совсем не понадобился, - искренне сказал я.
Генерал улыбнулся самыми уголками рта и бросил устало:
- К сожалению, сейчас у меня намного больше шансов уехать в Могадишо, чем раньше. Но, что бы ни случилось, ты будешь работать только с одним человеком. Кстати, служебные дела твои идут совсем неплохо. Если так пойдет и дальше, вскоре не тебе будут отдавать приказания, а ты!
- Я не самый большой карьерист на свете!
- Вот и правильно. Есть вещи поважнее карьеры - дом, семья, как у тебя на этом фронте?
- Нормально.
- А должно быть хорошо! С первого сентября устроишься на работу в институт.
- Это непросто.
- Зайдешь к ректору, представишься… Он будет в курсе.
- Понял!
- Как с живописью, справляешься?
- Мой сюрреализм с эзотерическим оттенком входит в моду!
- Хорошо. Держи нос по ветру. И готовься к персональной выставке. Возле тебя есть какой-нибудь выставочный павильон, дворец культуры?
- Есть. Имени Ленсовета.
- Договорились. На май 1985-го готовься выставить свое "полное собрание сочинений".
- Будет сделано!
- Прессу подготовим. Ты по-прежнему квадратики чертишь и кружочки?
- Больше ничего не умею!
- Значит, будешь современным Малевичем.
- Ну, это вы загнули!
- Лучше перегнуть, чем недогнуть. Все твои картины закупит Ведомство, так что намалюй как можно больше. Денег получишь - мало не покажется. Купишь соседям по коммуналке две однокомнатные квартиры, сам будешь хозяйствовать на "ленинской малине".
- Вам и это известно!
- А как же! Да, кстати, как тебе "Вымпеловцы"?
- Боевые ребята.
- Скоро на тебя посыплются заказы, как из рога изобилия. Никому не отказывай. Фамилии, клички, все мотай на ус - и сообщай в Москву. Только одно подразделение подготовишь тайно. Назовем его условно "Белая стрела". Ты займешься московским филиалом, москвичи - питерским…
- Как я их узнаю?
- Они скажут: "Мы от Ивана Ивановича". Этого достаточно. Рапорт про их подготовку посылать не надо.
- Есть!
- В следующем году, нет, лучше в 1986-м, пройдешь еще одну доподготовку. О месте и времени сборов вскоре сообщу дополнительно…
- Разве Ведомство больше не устраивает уровень моей подготовленности?
- Не задавай лишних вопросов. Время идет. Совершенствуется техническая оснащенность спецслужб, появляются новые психотропные средства, системы вооружений, изменяются цели и задачи. Ты должен быть в курсе всего этого! На вот возьми, полистаешь на досуге, - он протянул мне тощенькую книжицу на английском языке. - Это совершенно секретное пособие по подготовке лучших в мире английских диверсантов. "САС", "СБС"… Тебе это пригодится…
Это было чтение вовсе не для досуга. Очень нужная книжица, понял я, бегло перелистав несколько страниц. И конечно же издана без указания не только фамилии переводчика, но и тиража, и типографии… Любят и умеют у нас в системе такую конспирацию - не задумываясь, что сама такая "анонимность" для внимательного человека может стать вполне "прозрачной".
- Просьбы, жалобы имеются? - для проформы поинтересовался напоследок Иван Иванович и, услышав в ответ бодрое: "Никак нет, товарищ Иванов", зашагал к выходу из Ботанического сада.
Я еще немного полюбовался диковинными растениями и вскоре вернулся домой.
Это была наша предпоследняя встреча.
Еще одна состоится спустя пять лет, когда я под личным руководством Ивана Ивановича буду готовить шестнадцать "морских дьяволов" для охраны лайнера "Максим Горький", на котором у берегов Мальты встретятся первый и последний президент СССР Михаил Горбачев и Джордж Буш.
А в 1991 году, когда "Союз нерушимый республик свободных" развалится на мелкие кусочки, мой воспитатель и начальник, человек, о котором я знал так мало и все же доверял всецело, "товарищ Иванов", считавший себя в какой-то мере ответственным за случившееся, "уедет в Могадишо" - пустит пулю себе в висок…
3
Старший Кум майор Мунтян был мужчиной невзрачным - тощим и сутулым, с небритой бледной физиономией, сразу выдающей в нем неудачника. Все части его лица были сами по себе какими-то незначительными, мелкими. Нос, точно курсисткин кукиш, миниатюрный рот, очерченный узкими фиолетовыми губами, рыбьи глазки с красными прожилками… Довершали картину плотно пригнанные к башке маленькие уши.
Кум восседал напротив меня, предполагая, что выглядит грозно и свирепо. На самом деле картина была явно комедийной. Он сидел на чрезмерно низком, приваренном к вбитым в пол штырям, табурете; это привело к тому, что почти все тело Мунтяна, включая плечи, скрылось за высоким столом, и только голова торчала над ним. Она даже отдаленно не напоминала размерами богатырскую башку из "Руслана и Людмилы", и на голову мудрого Гудвина тоже не была похожа. Так что страху она не нагоняла, более того, вызывала иронический смех.
Проще говоря, для меня он не представлял серьезной опасности, но два гиганта, заслонившие собой выход из кабинета Мунтяна, не способствовали возникновению благодушного настроения. Тем более что я был повернут к "вертухаям" спиной и не мог контролировать их действия. Один из них сопровождал меня на этот допрос к начальнику оперчасти; мне с ним приходилось сталкиваться и раньше, и я запомнил, что он отличался от остальных своих товарищей явно недружелюбным отношением к узникам. От него зеки, как рассказал Барон и те немногие, с кем удавалось переговорить на прогулках, постоянно ждали провокации: то саданет локтем под дых, то ткнет коленкой между ног. Лично я никогда не обращал внимания на такие мелкие пакости, - чем еще больше раззадоривал его.
- Закрой кабинет, Виктор! - обращаясь к этому скалоподобному существу, рявкнул Мунтян.
Я оказался в закрытом каменном мешке. В западне. Интересно, они будут о чем-то спрашивать для приличия или сразу приступят к избиению?
- Надеюсь, ты понимаешь, что тебе грозят обвинения в пособничестве побегу?
- Какому побегу?
- Ты идиот или только прикидываешься?
- Наверное, идиот, - потому что ничего не понимаю.
- Сейчас поймешь… Виктор!
Похожий на Кинг-Конга контролер давно ждал этой команды. Щелкнул замок, и грубые руки беспардонно обвили мое горло. В голове помутилось.
А-а… Будь что будет.
Пятка моей правой ноги быстро находит самое уязвимое место мужчины. Виктор заорал и чуть-чуть ослабил руку, она на миг оказалась против моего рта, и я не упустил момент - впился зубами в запястье.
"Вертухай" сразу же оставил мое горло в покое.
Но я не собирался останавливаться на достигнутом - схватил укушенную руку и лихо швырнул противника через свое плечо.
Многопудовая жопа обрушилась на стол, разламывая его пополам. Сам Кинг-Конг с диким криком "А-а-а" проехался по полированной поверхности и, широко раскинув ноги, врезался в голову "Гудвина" все тем же самым уязвимым мужским местом. Очень неприличное зрелище получилось, скажу я вам!
Придушенный полторацентнерной массой, Мунтян не выронил ни слова, видно, ему сперло дыхание. Хилая ручонка Старшего Кума нервно шарила по краю стола в поисках телефона, но, скованная мощными ногами "вертухая", никак не могла добраться до него.
Второй контролер, крупный парень в чине прапорщика, растерялся и даже не пытался дотянуться до тревожной кнопки. Когда я повернулся к нему, он сжался в малюсенький комочек, втиснулся в стенку спиной и… плавно сполз на пол.
Обморок оказался довольно глубоким. Поскольку "сладкая парочка" все еще бестолково барахталась, то мне самому пришлось вызывать им подмогу.
Хлипкая какая-то публика попалась, с одним нормальным мужиком справиться не могут…
Я нажал на кнопку, и тревожный вой сирены мигом разрушил тюремную тишину.
Народу набежало - видимо-невидимо. Кто-то сразу принялся откачивать прапорщика, но большинство просто застыло в дверях с разинутыми ртами: "Чем же это занимаются Кум с Кинг-Конгом?!", не обращая особого внимания на меня.
А я что? Я человек скромный, в виновники торжества не напрашиваюсь. Пока все званые и избранные выясняли, что к чему, я спокойно вернулся в камеру, дверь которой оставили незапертой, и завалился на нары.