7
Карцер - это та же камера-одиночка, только с еще меньшими удобствами.
Во-первых, днем здесь не поваляешься - полка откидывается, как в поезде, и пристегивается к стене. Да и сам замучаешься ерзать жопой по нарам без постели.
Во-вторых, провинившегося - а в карцер попадают, считается, только те, кто злостно нарушил тюремный режим - лишают передач и прогулок.
В-третьих, воду включают крайне редко, в случаях острой необходимости. Захотел пить - набери кружечку и до свидания! Больше ни капли не получишь. По нужде сходил - бдительные "вертухаи" позволят слить воду, если захотят, но затем снова отключат ее.
Мне повезло. Двадцать первого января, в среду, дежурил прапорщик, которого я не "сдал" Старшему Куму. Он оценил мое благородство и сам предложил помощь с тою мерою вежливости, которая еще не атрофировалась от специфики службы:
- Эй, тебе что-нибудь надо?
- Вызови стоматолога!
Смеется.
- А Куму - протезиста? - говорит в кормушку, давясь от хохота. - Лихо ты его отделал. Чуть кость не перегрыз. Даром, что в браслетах… Он - в госпитале, тобой заместитель будет заниматься. Парень молодой и не такой свирепый, так что держись, браток, выкрутишься!
- Спасибо, попробую…
- Это тебе спасибо… Может, что на волю передать надобно?
- Надо. Позвони двести тридцать четыре, тридцать восемь, шестьдесят два. Поднимет трубочку дружбан мой, его Олегом звать. Скажешь, пришло время выручать корефана. Он поймет.
- Сделаю.
- Выйду - рассчитаемся.
- Считай, что мы квиты!
- О'кей!
В принципе, согласно нашему плану Вихренко и так обязан держать ситуацию под контролем и не сегодня, так завтра по-любому должен вмешаться. Сигналом к действию ему должно было послужить освобождение Мисютина, о котором Олег узнает по своим каналам. Если спустя сутки после этого события я не выйду на волю - он начнет нажимать одному ему известные клавиши, давить на разнообразные рычаги власти, будоражить общественность, поднимать прессу. Как-никак известного художника упекли за решетку. Правовой беспредел, блин! Но напомнить не излишне - а самое главное, Олег непременно расспросит прапорщика и будет знать, что меня не замордовали всерьез, что в принципе вовсе не исключалось в нашем раскладе.
8
…Как я уже упоминал, в начале осени 1989 года мне посчастливилось готовить "морских дьяволов" для охраны последнего генсека КПСС. Эта аббревиатура в Ведомстве расшифровывалась просто и мило: "Командный пункт СС". Хотя все офицеры ГРУ сами были членами руководящей и направляющей. И я не составлял исключения. Еще в 1984 году, во время встречи в Ботаническом саду, Иванов поздравил меня с вступлением в ряды коммунистов. Я был искренне удивлен: заявления не писал, взносы не плачу… Но бог с ним. Приказали быть коммунистом, значит, кому-то это надо!
Правда, уже через год-другой все начали массово покидать оказавшуюся преступной организацию, но я не принимал участия в этом постыдном фарсе. Скажут: "Ты уже не партиец" - хорошо, не скажут - обойдусь. Фронтовики не по приказу писали: "В случае гибели прошу считать меня коммунистом".
Подготовка бойцов осуществлялась в нашем старом добром Центре на озере Балхаш.
Если быть точным, это была доподготовка, обычная в таких ответственных случаях шлифовка боевого мастерства, ибо парни, которых отбирал лично Иван Иванович, и так были профессионалами. В мою задачу входило смоделировать для них внешние условия, подобные тем, которые ожидаются на Мальте в декабре, приучить действовать в этих условиях быстро и решительно, чтобы предотвратить любые неожиданности и, уж конечно, смело пресечь все возможные провокации.
После моего месячного натаскивания в условиях, приближенных к боевым, товарищ Иванов с отобранными "дельфинами" совершит экскурсию на островное государство, чтобы досконально изучить местность, в которой предстоит орудовать "морским дьяволам", акваторию Средиземного моря в районе Мальтийского архипелага, рельеф его дна и уточнить массу других необходимых обстоятельств. Во время саммита на Мальте эксцессов по нашей части не было…
Последняя встреча с Иваном Ивановичем оставила в моей душе горький осадок. Взволновали меня не только рассуждения Иванова и удручающие выводы о ближайших перспективах развития событий в стране, к которым я уже в принципе привык, но и внешний вид старого служаки. Широкая просека седых нитей пролегла на его некогда пышном загривке, посреди жестких, коротко стриженных волос. Глубокие морщины изрезали высокий лоб, чистую синеву глаз сменила мутная серость. Но больше всего меня смущало выражение тревоги, ни на миг не покидавшее тускнеющие глаза этого, в сущности еще совсем не старого, человека!
- Что с вами, Иван Иванович? - не удержался я, задав вопрос, который не должен был задавать.
Каждому мало-мальски проницательному аналитику уже по внешнему виду должно быть ясно - в жизни этого человека настала черная полоса.
Иванов уклонился от ответа. Без промедления приступил к сути дела.
- Поздравляю, майор! - он начал с приятной новости, а затем сразу перешел к неприятным. - Мы с тобой на Балхаше в последний раз встречаемся. Скоро этот центр перейдет под юрисдикцию казахов. Как и Байконур. Разваливается страна. Трещит по всем швам. Украина, Грузия, Армения, даже Белоруссия - и то туда же. Мишка только языком мелет да Райку по Европам выгуливает…
Раньше таких высказываний, а самое главное, такой интонации в словах о Горбачеве генерал не допускал. Было даже время, в первые годы перестройки, когда казалось, что Иван Иванович, как, впрочем, и большая часть страны, попал под гипноз личности, речей и дел этого самого неоднозначного политика нашей эпохи. Сейчас чувствовалось другое: разочарование и раздражение.
- Наши агенты во всех республиках, - продолжал генерал, - докладывают о взрыве националистических настроений даже там, где прежде ничего подобного никогда не наблюдалось. Сначала рухнет Союз, затем Россия, а там, глядишь, и каждый колхоз решит стать суверенным государством…
- Похоже…
- У вас Санкт-Петербургскую демократическую республику создать еще не предлагают?
- Пока нет.
- И то хорошо! Как новое руководство?
- Что вы имеете в виду?
Иван Иванович, что с ним случалось нечасто, а в этот раз и не предполагалось, рассмеялся.
- Хитрец! А ведь и правду - какое оно, к черту, новое… Те же люди, из той же обоймы.
- Вот-вот. И воруют точно так же.
- Точно. Настоящие "воры в законе". Зашумели - Япончики, Тайванчики, понимаешь ли… Те - просто воры. С ними мы худо-бедно боремся! А эти - в законе! Кто там у вас в Питере сейчас самый крутой?
- У нас уголовники старой формации не в почете. Бандиты из новых до первых ролей дорвались. Для этих авторитетов не существует.
- Это точно. Главные авторитеты у них - господа Кольт и Маузер. Это я образно. В моде у всех этих новоявленных бандитов отечественное оружие. "ТТ", "калашников", СКС - патриоты! Только язык выстрелов они еще в состоянии понимать. И мы будем разговаривать с ними на их языке!
- Разговаривать прикажете мне лично или разрешите подготовить переводчиков?
- Что я ценю в тебе, так это твой юмор. С другими агентами общаешься - оторопь берет, волосы встают дыбом не столько от того, какие факты они приводят, но и от их состояния. А ты обо всем рассуждаешь как бы в шуточку. Поэтому мне с тобой легко, Кирилл. Легко и надежно… И я тебе доверяю, как никому другому. Вскоре займешься первой группой агентов с правом на убийство…
- "Белых стрел"?
- Молодец. Не забыл… Будешь готовить бойцов для работы в Белокаменной. Ты для них просто преподаватель, инструктор, одним словом, гражданский человек, но никак не старший коллега, не командир. Больше знать им не положено. В первой группе - десять бойцов. Старшего назначишь сам. Его кличку сообщишь мне по прежнему каналу. Взамен получишь от меня адрес командира подразделения по ликвидациям питерских авторитетов, которое будет проходить подготовку в Москве. Вернее, номер абонентского ящика в одном из отделений связи столицы. Будешь присылать ему задания. Никаких инструкций, рекомендаций, планов предстоящей акции - лишь фамилия человека и где его можно найти. Домашний адрес, ресторан, в котором он питается, или офис фирмы. Остальное - забота "Белых стрел".
- Понятно. А начальная подводка ко мне?
- Ты будешь иметь дело только с командиром подразделения. Если его по каким-то причинам ликвидируют - получишь нового партнера. Но учти - Ведомство проведет тщательное расследование причин его провала, и упаси боже, если окажется, что в этом виновен ты!
(Я пропустил угрозы мимо ушей, так как прекрасно знал, что в нашем ведомстве бывает с предателями!)
- …Только ты и я будем знать, как найти командира группы, так что ответственность за его жизнь делить придется пополам…
Это я тоже твердо знал. Вообще, это правило любой спецслужбы - чем выше статус агента, тем меньше людей его знает. Ограничивать надо и встречную информацию, не следует на высоком уровне вникать в связи низовых агентов, а тем более хранить обширную документацию. Все тайное рано или поздно становится явным - если не уходит в могилу с теми немногими, кто информацией располагал…
Словно прочитав мои мысли, Иван Иванович сказал:
- О твоей подлинной роли в организации на сегодня известно лишь мне, о том, кто непосредственно пустит "Белую стрелу", - мне и тебе. Командир ликвидаторов знает только своих агентов, но не подозревает, кто отдает ему команды. Даже на какую службу работает - может лишь догадываться. Каждый из боевиков вербует своих агентов в стане врагов, то есть уголовников, о них нам знать не обязательно. И так далее - до бесконечности…
А ведь, наверное, в истории существовали организации, подумал я тогда, которые ни разу не провалились, не были раскрыты, - организации, в которых, возможно, только самые-самые высшие руководители владели Тайной, а остальные даже не знали по-настоящему, чему и зачем они служат… Предают не всегда сознательно. Но если не знаешь - не предашь, как бы ни сложились условия… Только - почему я говорю: "существовали"? Может быть, они и действуют…
- Жесткая структура, - подтвердил я слова генерала.
- Такие беспрецедентные меры предосторожности помогут предотвратить многие провалы, а если они все же произойдут, мы отделаемся малой кровью: выпадет всего одно звено в большой и мощной цепи, его быстро заменят, а вся Система продолжит бесперебойное функционирование в нормальном режиме. Да и виновного в сбое при такой постановке дела несложно обнаружить - под подозрением окажутся два-три человека, не более…
- Как я узнаю, кого предстоит убрать?
- А вот это, Кирилл, предстоит решать тебе самому. Главным в Питере остаешься. Так что оправдывай доверие!
- Буду стараться… - кивнул я. Потом решился и спросил: - В какой-нибудь стране еще предпринимали что-нибудь подобное?
- Да. Не так давно. В Южной Корее. Президенту Чон Ду Хвану не понравилось, как ведется борьба с преступностью в столице. Он приказал в три дня очистить Сеул от бандитов. Полиция справилась с поставленной задачей. Всех более-менее авторитетных гангстеров вывезли за город и расстреляли. Без суда и следствия. Сейчас Сеул - один из самых спокойных городов на свете…
Значительно позже я узнал, что корейскому рецепту последовали и в наших среднеазиатских республиках - если, конечно, словом "республика" можно называть то, во что они превратились за десятилетие самостоятельности. Последовали с буквальной точностью, но, полагаю, с меньшим эффектом. Точно не знаю - виновата специфика моей легенды ВАГО: откуда у простого питерского художника могут быть особые интересы или такие связи с ближним зарубежьем? Но предполагаю…
А Иван Иванович продолжил:
- Да, еще… Времена смутные настали. Все продается и все покупается. Повторюсь, раньше о тебе знали только бывший шеф Ведомства, да я. Сейчас остался один я.
- Поздравляю!
- Догадлив ты, стервец!
- Это от Бога! - пошутил я.
- Веришь? - неожиданно серьезно спросил Иван Иванович.
- Как сказать…
- Значит, не веришь. Зря. Все мы под ним ходит. Вот тебя, кто назначил главным по Северной столице?
- Не знаю. Вы, наверное.
- Может, и я. А меня кто?
- Президент.
- Возможно. А его кто?
- Люди!
- Бог. Верь мне, все от Бога, Кирилл… И Президент наш, и начальник Ведомства, и ты…
Я редко себе такое позволял, но здесь сказал:
- Мне показалось, что вы совсем не почитаете нашего Президента помазанником Божьим.
- Представь, показалось это тебе, Кирилл Филиппович. То, что меня совсем не радует МСГ сегодняшний, означает совсем другое. Не понимаю я, почему Господь так быстро снял с него санкцию… Неужели нам надо все развалить и во всем разувериться?
- Пути Господни неисповедимы… - обронил я расхожее выражение.
- А жаль… Но кое в чем я уверен твердо. Знаю, что каждому из нас Всевышним поставлена задача уничтожать ту шушваль, которую Господь по тем или иным причинам не захотел убрать собственными руками… Время, как я уже сказал, - смутное. Все продается и покупается… - вроде без особой связи с предыдущим повторил генерал. И я счел возможным спросить:
- Это, конкретно, что значит?
- А вот что. Структуру усек? Если не сам завалишься, а что-нибудь неожиданное с тобой случится - помни, сдать тебя мог только я один! Или тот, кто меня сменит.
- Пугаете?
- Предупреждаю. Как пойдешь на поводу у мафии - твой адрес получит один из этих парней, понял?
- Так точно.
- Они размышлять не приучены. Щелк - и готово!
Я всегда знал, что при малейшем отступлении от правил игры получу пулю в затылок, но вторая угроза в одной беседе - не слишком ли много! Может, я где-то прокололся? Нет, не похоже. Иначе бы меня не взяли на Балхаш. Скорее всего, это просто следствие важности той задачи, которую возлагают на меня…
Однако Иван Иванович ждал моей реакции, и она не замедлила сказаться:
- Вы могли бы не говорить об этом, товарищ генерал…
- Полковник, - добавил он.
- Товарищ генерал-полковник! - важно повторил я и со всей преданностью, на какую только был способен, уставился в глаза Верховного Папы.
Товарищ Иванов ухмыльнулся в ответ и по-отечески возложил все еще крепкую руку на мое плечо:
- Люблю я тебя, как сына. Моего - тоже Кириллом звали…
- Он умер?
- Погиб в Афгане… Да-да, не удивляйся, вся эта мразь придворная своих детей туда не посылала. А я послал! Хоть уже был на генеральской должности в Балхаше и мог запросто отмазать сына от службы…
Иван Иванович взглянул мне в глаза и спросил:
- Вот ты, как бы на моем месте поступил, а?
- Трудно сказать. У меня нету сына. Только дочь.
- А если бы был? - глаза генерал-полковника требовали четкого и правдивого ответа.
- Поступил бы так же, как вы!
- Спасибо. Спасибо, сынок…
Какое-то время мы шли молча, вслушиваясь в посвист ветра. Потом Иван Иванович заговорил; возможно, я и ошибаюсь, но показалось мне, что никогда прежде генерал-полковник не мог произнести такие слова. Есть пределы откровенности, допустимые в кругу даже давних друзей, - пределы, установленные тем, что для каждого из нас Служба - превыше дружбы.
- Я ведь лично в разработке планов по захвату дворца Амина участвовал. Выходит, чужих детей на гибель можно посылать, а своего - под мамкин подол спрятать? Во всей Советской армии я единственным из военной верхушки оказался, кто на эту бойню родного сына отправил. По иронии судьбы, он погиб как раз при штурме дворца Тадж-Бек. Мы тогда минимальными потерями отделались, но разве можно считать их минимальными, если в числе этих нескольких несчастных твой сын? Жена и то не простила меня - ушла.
Он на секунду погрузился мыслями в далекое прошлое, а вернувшись в настоящее, неожиданно спросил:
- Тебе сколько лет?
- Тридцать два. С пятьдесят седьмого я. И в Афган не попал только благодаря тому, что вы меня в Питер вовремя спровадили. За месяц до героического похода "ограниченного контингента"… Много наших там полегло?
- Много… Но не перебивай, дай выговориться, может, больше такой случай не представится. Мой сын на три года младше тебя… Был… Жаль. Но я не мог поступить иначе. - Иван Иванович тяжело вздохнул, и мы пошли дальше по печально увядающей осенней казахской степи.
Я молчал, и через десяток шагов генерал-полковник продолжил:
- "Никто не вечен под луной". Хорошо сказано. По-русски. Вот и я - не вечен. Чувствую - долго не протяну… Хотя мне всего лишь пятьдесят шесть. Эх, уеду скоро в Могадишо! Но ты меня помни и слов моих - не забывай. Одному, в крайнем случае двум, людям может быть известно о той миссии, которая уготована ВАГО. Тому, кому поручено непосредственно курировать данного агента, ему по должности одним из замов быть положено, ну и самому шефу!
- Запомнил.
Небо над степью темнело. Тянул низовой ветер, под его прохладными шершавыми ладонями неописуемо тонко позванивали сухие кисти ковыля. Медленный чалый табун тянулся на ночлег поближе к сторожевым вышкам. Маленькая степная луна наливалась холодной злой яркостью. У самого КПП Иван Иванович замедлил шаг, остановился, посмотрел через плечо то ли на меня, то ли дальше, на север, откуда ветер нес шары перекати-поля, и бросил:
- Прощай!
- До свидания, Иван Иванович!
Я думал, разговор окончен. Но генерал, словно решившись, повернул опять в степь и, отойдя от ворот шагов на тридцать, сказал:
- Прощай! Наверное, не свидимся более. Но еще одно дело надо сработать. Есть у меня в Москве один надежный парень. Дам я тебе его координаты. В нарушение всех инструкций и уставов. Вдвоем вы горы свернете! Только обращайся к нему в самом крайнем случае. Когда почувствуешь, что уже хана и пора клеить ласты…
Генерал ненадолго замолчал, уставясь куда-то вдаль поверх моего плеча. Я проследил за его взглядом и увидел, как в пронизанных закатным и лунным светом сумерках на расстоянии ружейного выстрела скользит волчья стая - сука, трое матерых и четыре щенка.
Выражения генеральского лица я не смог прочесть. Но через минуту оно сменилось обычным, устало-деловым, и Иван Иванович продиктовал мне незнакомую фамилию, телефон, обычный московский адрес и спросил:
- Запомнил?
- Да! - не колеблясь, ответил я.
Осенью 1997‑го сложится именно такая ситуация, которую предвидел Иван Иванович. Безвыходная и дикая. И телефонный звонок сработал. Один-единственный звонок, совершенный даже не мною, но по моей просьбе.
Этот человек, московский коллега Олег Вихренко, мигом примчался мне на помощь, охранял меня, раненого, в больнице, завалил киллеров, намеревавшихся меня добить; а после больницы старательно оберегал меня от необдуманных поступков в дальнейшем. Именно ему в свое время удастся придумать комбинацию с Мисютиным, благодаря которой мы выйдем на убийцу моих девчонок и установим имя предателя.
Но это будет только через восемь с лишним лет! А пока…
- Он получит твои данные только после моей смерти, - заговорщически шепчет товарищ Иванов. - До того они будут находиться в сейфе, шифр которого знаю один я!
Царский подарок преподнес мне Иван Иванович. Может, он знал наперед мою судьбу? Наверное, знал. На все воля Господня!