4
Ноябрьский вечер 1952 года.
Из поезда, прибывшего на венский вокзал из Гмюнда, выходит мужчина с белым воротничком священника.
Это Станислав Сосина.
Так же быстро, как он добрался сюда от чехословацкой государственной границы, устраивает Сосина свои дела и в Вене. Ночь он проводит у одной из своих приходских овечек, которая несколько месяцев назад переселилась из республики в Австрию. Утром следующего дня он является в главную резиденцию австрийской епархии. Ее работники хотя и не встретили его с распростертыми объятиями, тем не менее выразили готовность оказать ему помощь. Правда, с одним условием: Сосина должен ответить на все интересующие их вопросы.
Бывший бенешовский священник охотно принимает это условие. В течение трех дней он рассказывает священнику, которого остальные называли "герр доктор", все, что этот "духовный отец" хотел слышать: о политическом и экономическом положении Чехословакии, об уборочной кампании на юге Чехии, о методах создания единых сельскохозяйственных кооперативов, о положении церкви в республике, о воинских частях и аэродромах, о новых мерах чехословацкого правительства по охране государственной границы. Пана доктора интересуют фамилии функционеров КПЧ, органов народной власти в районе Ческе-Будеевице, а также люди, не согласные с после-февральским режимом и готовые работать против него. "Духовного отца" интересует и многое другое, о чем Сосина ему с готовностью рассказывает.
"Герр доктор" исповедует Сосину, а человек в штатском, присутствовавший на всех их встречах, тщательно все записывает. Только потом бывший бенешовский священник узнает, что этот человек в штатском - представитель "американской католической епархии". Но пока Сосину это не особенно интересует. Свои сребреники за представленную информацию он уже получил: нижнее белье, мыло, зубную щетку и 300 шиллингов. За сведения, переданные "герру доктору", это низковатая плата. Но господа из епархии, видимо, знают, что делают.
Выяснив все, что требовалось, они передают беглеца из Чехословакии другому учреждению, которое тоже весьма интересуется информацией Сосины. Человек, представляющий эту организацию, назвался инженером Колманом. Он достает Сосине документы и организует переезд в Зальцбург. А там уже Станислав Сосина встречается со своим старым знакомым, мужем своей бывшей сотрудницы из Бенешова-над-Черной, Карелом Ентшером, а также знакомится с его шефом из так называемой "координированной разведслужбы НАТО" - доктором Пастором.
И вновь повторяется то, что было в Вене. С той лишь разницей, что доктора Пастора интересует более подробная информация Сосины о военных делах. И беженец буквально из кожи вон лезет. Он чертит планы военных объектов, на которых ему приходилось бывать, рассказывает об офицерах, пришедших служить на государственную границу, сообщает адреса лиц, на которых можно рассчитывать в случае антикоммунистического выступления. В отличие от венского "духовного отца" доктор Пастор более щедр. Сосина получает 100 марок наличными, а кроме того, агенты из "координированной разведслужбы НАТО" достают ему разрешение на выезд в Ватикан.
Говорят, что все плохое случается трижды. И в случае с Сосиной эта поговорка подтвердилась. На этот раз в Риме. Здесь он опять попал к "духовным отцам", теперь уже в лице монсеньора Бафилы из Ватиканского государственного управления, и к шефу ватиканского радиовещания на чешском языке иезуиту Фершту.
Для этих господ Сосине пришлось написать трактат почти на тридцати страницах, содержащий как церковные, так и светские данные. В этом докладе, по сути дела, было обобщено все, что Сосина рассказывал в Вене и доктору Пастору. А то, о чем он забыл написать, было дополнено во время бесед со священнослужителями.
И за эту услугу Станислав Сосина получает награду. Ему разрешено жить в чешском колледже Непомука в Риме, а со временем его переводят в католический дом Нативита.
Но там он не задерживается надолго. Уже через полгода Сосина каким-то образом получает из Чехословакии известие, что его мать серьезно больна и хотела бы встретиться с сыном. Иезуит Фершт, принесший эту весть, свое дело, видимо, знает хорошо и ждет решения священника. Он дает ему два дня на размышление и между делом напоминает, что если, мол, Сосина решит поехать к матери, то перед поездкой он должен встретиться с монсеньером Бафилой.
Сосина принимает решение, которое эти господа ждут и приветствуют. Тем более что с поездкой шпиона особых забот у них не предвидится. Все необходимое, связанное с нелегальным переходом Сосины, брала на себя "координированная разведслужба НАТО".
5
В середине июля 1953 года Станислав Сосина прибывает в Зальцбург, а вскоре после этого в Розенхейм и опять попадает в общество Карела Ентшера и доктора Пастора. На этот раз больше говорит доктор Пастор, а не священник. Он соглашается достать Сосине фальшивые документы, необходимые для пребывания в Чехословакии, но за это требует определенную услугу.
Сосина принимает предложение Пастора без размышлений.
А потом уже "дьявол в сутане священника" проходит тщательное обучение для того, чтобы выполнить поставленную перед ним задачу. Об этом говорится в его показаниях:
"В субботу 18 июля 1953 года доктор Пастор начал меня готовить для моей предстоящей работы в Чехословакии. Сначала он познакомил меня с тем, как сделать чернила для тайнописи с помощью квасцов, фруктового сока, молока, лимонной кислоты и бромистого калия, и объяснил мне, как ими пользоваться. Потом он научил меня фотографировать шпионские сообщения. После этого технического курса Пастор меня проинформировал, как "координированная разведслужба НАТО" будет связываться в Чехословакии с людьми, которых я во время своего пребывания завербую.
На следующий день доктор Пастор познакомил меня с порядком составления и шифровки шпионских сообщений. Для шифровки мы пользовались книгой Эрбена "Букет". Эту же книгу я должен был достать и для людей, которых завербую, и обучить их правилам шифровки. После изучения этих вопросов Пастор проинструктировал меня о деталях шпионских заданий.
Прежде всего мне предстояло организовать подпольную группу. В связи с этим я назвал ряд лиц, на которых, по моему мнению, можно было опереться, и мы договорились о кличке для каждого из них. Затем доктор Пастор изложил, какие сведения его интересуют в первую очередь. Они были из области промышленности и военного дела. Он интересовался металлургией и рудными шахтами, тяжелым машиностроением и электропромышленностью, химической и топливно-энергетической промышленностью. Другие вопросы, полученные мною от Пастора, были связаны с производством машин и самолетов, Некоторые из данных я должен был сообщить лично ему сразу же по приезде из Чехословакии, другие должны были постепенно собирать люди, которых мне удастся завербовать для сотрудничества. От доктора Пастора я получил также адреса нескольких агентов, которых я должен был разыскать, чтобы передать различные поручения. Их имена я уже называл в прошлых показаниях.
На следующий день доктор Пастор стал проверять, насколько я понял и усвоил его инструкции. Вечером 20 июля он передал мне миниатюрные снимки шпионских заданий, которые мне предстояло выполнить, затем я получил небольшое увеличительное стекло для чтения фотоснимков, фальшивый паспорт на имя Йозефа Гахи, который я дополнил отпечатком правого большого пальца и подписал. В этот вечер доктор Пастор передал мне две вырезки из карты Южной Чехии и пограничной зоны Австрии, где мне предстояло перейти границу, компас, резиновые перчатки и кусачки для колючей проволоки. Наконец, я получил от Пастора 2300 крон в новых чехословацких деньгах и 30 марок. Кроме того, он обещал мне, что попытается найти какого-нибудь человека, который проводит меня к границе. В связи с этим он сообщил, что в настоящее время перейти нелегально на территорию Чехословакии гораздо труднее, чем тогда, когда я работал в Бенешове-над-Черной, так как пограничные части были значительно усилены..."
В ночь на 23 июля 1953 года священник переходит в Чехословакию, получив инструкции по ведению шпионажа.
"Дьяволу", снаряженному доктором Пастором, в эту июльскую ночь везло. Можно сказать, чертовски везло. Ему удалось ускользнуть от чехословацких пограничных дозоров и перейти на территорию республики.
6
Работать в Чехословакии Станислав Сосина начал там же, где и десять месяцев назад, - на хуторе у Эндлвебера. Тот позаботился о том, чтобы к Сосине пришла его верная овечка Маркета Ентшерова, пришла не столько для того, чтобы получить известие от своего мужа, сколько для того, чтобы помочь Сосине установить контакты с единомышленниками. И Ентшерова действительно сделала все, что было в ее силах.
Сначала она обеспечила Сосине пристанище в Боровани близ Тргове-Свини, а потом и безопасный переход в это убежище.
Домик двух одиноких борованских женщин на несколько дней превратился в базу для осуществления шпионских целей Сосины. Отсюда шли указания в Ческе-Будеевице, в Суликов в Моравии и в Тргове-Свини. Сюда приходили бывший воспитанник францисканского монастыря Алоиз и борованский священник Сукдол, суликовский учитель и сестра епископа Глоухи. Приходили и другие лица, на которых Сосина рассчитывал. "Дьявол" раскидывал свои сети, соблазнял, обещал, угрожал, обучал, организовывал. Он вдруг совершенно забыл о своей больной матери и совсем не спешил в Милевско. Гораздо важнее для него было задание, которое ему дали монсеньор Бафила, иезуит Фершт и доктор Пастор,
Блокноты Сосины в эти дни разбухают от полученной информации, постепенно расширяется и круг людей, готовых в будущем работать на доктора Пастора...
Но всему приходит конец. Уже с момента нарушения чехословацкой государственной границы в операцию включились несколько десятков человек. Им становится известно, что преступник, перешедший границу неподалеку от горы Томаша, - это священник, ускользнувший от правосудия в прошлом году.
В пятницу 7 августа 1953 года в Боровани около Ческе-Будеевице был арестован человек, имевший при себе паспорт на имя Йозефа Гахи. Доктор Пастор и монсеньор Бафила хлопотали напрасно.
7
Со времени ареста Станислава Сосины прошло неполных три недели. Все еще идет август 1953 года.
В одном из домов на окраине Франкфурта-на-Майне в строго обставленной чердачной комнате сидят двое мужчин и ведут степенный разговор. Доктор Пастор угощает своего коллегу из американской разведслужбы коньяком, сигаретами и делится информацией.
- Я получил через Ватикан сообщение о том, что в Чехословакии арестован некий пастор, который должен был выполнить и наше задание. Похоже, что не выполнит...
- Ходок? - коротко спросил Аллен Браун, собеседник Пастора, имея в виду агента-пешехода.
- Да, ходок. Но в отличие от других подавал неплохие надежды. Интеллигентный человек, имевший широкие контакты со священниками не только в Южной Чехии, но и в Моравии.
- Но теперь, раз он попался, все контакты полетят к черту, доктор. Вы хотели что-то узнать?
- Вот именно! Когда вы в ближайшее время отправляете человека за "занавес"? И кого?
- В ближайшее время никого... Есть тут, правда, у меня один парень, который прошел курс полетов на шарах в Англии, но похоже, что он отправится не раньше чем через месяц.
- Значит, прилично подготовлен?
- Учитывая вложенные в него средства, вполне сносно. Мы рассчитываем, что он сколотит в Чехословакии группу надежных людей, которая будет заниматься, главным образом, военными вопросами.
- Это и нам пригодилось бы.
- Что пригодилось бы?
- Тот ходок, который уже не вернется, имел задание установить связь с одним человеком в Таборе, который довольно свободно разбирается в авиации. Этот человек законсервирован у нас с сорок восьмого года, и пока мы его не трогали. Теперь бы он нам очень пригодился, да вот пастор провалился...
- А вы хотели бы, чтобы направляемый нами человек выяснил, видал ли пастор вашего агента в Таборе?
- Неплохо бы.
Аллен Браун отхлебнул глоток коньяка из рюмки, закурил сигарету и важным тоном, не соответствующим его положению, сказал:
- Что касается меня, то я ничего не имею против. Но вам, доктор, конечно, придется договориться с Моравецем, которому подчиняется этот парень. Насколько мне известно, Бероун не так далеко от Табора, чтобы из-за этого возникли какие-либо проблемы. Кроме того, Моравец, может быть, и будет рад оказать вам услугу.
- Этот парень будет работать в районе Бероуна?
- Где-то в тех местах.
- Прекрасно. С Моравецем, я думаю, договоримся. А знаете, Браун, мне с вами хорошо работается...
Они разговаривали еще долго. В том числе говорили и о судьбе человека, который должен был приехать во Франкфурт-на-Майне, чтобы оттуда отправиться дальше на Восток.
8
До полуночи остается немногим более часа. А в лесах, раскинувшихся восточнее западногерманского пограничного городка Арцберг, у группы из шести человек еще полно работы.
Трое американских военнослужащих на склоне горы готовят к запуску небольшой шар, еще трое, в штатском, стоят перед военной палаткой и разговаривают.
- Можете готовиться, минут через пятнадцать полетите, - глуховатым голосом произносит мужчина, передавший перед этим Ладиславу Крживачеку штурманские принадлежности и метеорологическую карту. - Кажется, полет будет удачным. Часа через три приземлитесь. Не забывайте только следить за высотой. Тысяча шестьсот метров, не больше и не меньше.
- Понятно, Вилли. Тысяча шестьсот, не больше и не меньше. Ну, пока!
Вилли дружески хлопает Крживачека по плечу, а третий из штатских, Аллен Браун, протягивает ему руку:
- Ни пуха ни пера, Лацо! И не забудь про голубей. Идашека пошлешь сразу же, как приземлишься, а Златоглавека - когда немного осмотришься и определишь место посадки.
- Ясно, Браун. Ну, я пойду.
Ладислав Крживачек усаживается в небольшую корзину под шаром. Через несколько минут солдаты отвязывают канаты. Шар устремляется вверх и берет направление на восток. Сидящий в нем человек таким путем возвращается в страну, где он родился двадцать два года назад.
Родился Крживачек под знаком Скорпиона 31 октября 1931 года. Ровно через двадцать лет, тоже в октябре, он бежал из Чехословакии на Запад. И вот теперь, спустя два года, в последний день октября, он вновь возвращается в республику. Аллен Браун, готовивший его для этого путешествия, утверждал, что люди, рожденные под знаком Скорпиона, - дети фортуны. У них, мол, выходит все, за что они принимаются, потому что они отважны и хитры.
Когда Ладислав Крживачек впервые услышал эти слова Брауна, он сразу им поверил. Но теперь, когда он никак не может избавиться от неприятного ощущения где-то в груди и временами в горле, он начинает сомневаться в их достоверности.
"Это, наверное, просто слова, которыми Аллен пытался придать мне уверенности, - думает Крживачек. - Если бы я действительно был дитя фортуны, то не лишился бы в семь лет отца. И наверное, не сидел бы сейчас в этой проклятой скорлупке, которая тащит меня бог знает куда. Конечно, это были просто слова, хотя... Фактом, однако, остается то, что кое-что в моей жизни могло бы сложиться еще хуже. Когда отец в тридцать восьмом году умер, меня взяла к себе бабушка. И мне с ней жилось неплохо. Она дала мне все, что могла. Дала, несомненно, больше, чем в то время могла дать мне мать. Да и торговую школу я закончил благодаря бабушке. А потом стал служащим славной бероунской больничной страховой конторы. Это, конечно, не бог весть что! Хорошо еще, что в то время у меня была своя скаутская компания и был еще аэроклуб. Это хоть чуточку поддерживало интерес к жизни. Там я познакомился с Иркой Ржигой и еще несколькими ребятами, которым жизнь при коммунистической диктатуре не нравилась так же, как и мне. Они не признавали ее. Не могли признавать, потому что она лишила их возможности заниматься предпринимательством. Всех пас лишила возможности найти себе применение - дантиста Климека, Поспишила, у которого была своя авторемонтная мастерская, дочь аптекаря Иржину и меня тоже. Уже служа в своей конторе, я все поглядывал, не подвернется ли где какой бизнес. А при моих способностях я вполне мог бы этим заняться, но после сорок восьмого года с частной торговлей стало плохо, и мне не оставалось ничего другого, как распределять больничные пособия. Противная поденщина. И разве удивительно, что я оттуда сбежал? От больничных листков и из республики вообще... Мы направились с Иркой Ржигой на Запад. И нам повезло, что на границе нас не схватили. Но потом..."
Потом за границей удача отвернулась от Ладислава Крживачека. Его представления о жизни на Западе растаяли как осенний снег. Вместо свободного предпринимательства, на поиски которого он отправился, ему предложили работу в лесу или в карьере. Это при его-то образовании и способностях...
Но об этом теперь, во время своего путешествия на воздушном шаре, Ладиславу Крживачеку думать не хотелось. Ничего приятного в этом не было, и вспоминать об этом он не любил.
Не любил... И все-таки скоро этот безрадостный период своей жизни ему придется воскресить во всех подробностях. Сделает он это перед следователем, когда будет давать показания. Кроме всего прочего, он сообщит:
"...А потом западногерманская полиция передала нас американцам. Они сначала взяли у нас отпечатки пальцев, сфотографировали, а затем приступили к допросам. Нас расспрашивали о личной жизни, о родственниках, о взаимоотношениях на работе и по месту жительства, о том, что мы знаем о военных объектах, и о многом другом. Меня спрашивали об аэродромах, поскольку я был членом аэроклуба.