- Нужное количество, - ответил удивленный Чадек. Он смотрел на Кристека с нескрываемым напряжением. "Что у этого человека на уме?" - думал он с испугом, но отвечал покорно и учтиво, как ученик своему учителю.
- Для небольшого района это вполне приличная огневая мощь!
- Что вы хотите делать? - тихо выдавил из себя Чадек.
- Я мобилизую свой союз готовности. В формирование войдут все те, кто ненавидит коммунистов: офицеры запаса, допризывники, спортсмены... Думаю, речь пойдет о чем-то несомненно более важном, нежели простое голосование! - Неожиданно он подошел к Чадеку вплотную и посмотрел ему прямо в глаза. - Вы дадите мне свои ружья, Чадек?
Чадек с секунду колебался, затем быстро ответил:
- Дам! Когда решается вопрос о свободе и демократии, - продолжал инженер с пафосом, - никакая жертва не может быть чересчур большой. Собирайте своих людей и приезжайте на грузовой машине. Завтра, послезавтра, когда угодно. Я открою вам свои склады.
Кристек улыбнулся:
- Не бойтесь, здесь справиться с ними не составит большого труда. Кого мы имеем против себя в качестве боеспособной организованной силы? Несколько людишек из КНБ с пистолетами да двумя-тремя автоматами. Они тут же накладут в штаны, как только мы, старые бойцы, выйдем на улицу.
Чадек уже был увлечен Кристеком, он уже верил в его командирскую решительность.
- Было бы весьма интересно узнать, что теперь делает их командир, пан надпоручик Блага? - ухмыльнулся он.
- Тот... - пренебрежительно махнул рукой Кристек и неожиданно запнулся: - А... а где ваша пани Инка? - Он огляделся, ища свой букет.
- Инка? Даже не знаю, - рассеянно ответил Чадек. - Я сейчас о ней не думаю, у меня другие заботы. Садитесь, пожалуйста, - пригласил он Кристека в мягкое кресло. - Мы должны хорошенько все продумать!
Инженер поспешил за бутылкой коньяка. В такие минуты это лучшее подкрепление для нервов. А они сейчас никак не должны их подвести!
Прозвучали последние слова "Интернационала", сопровождаемые ударами о мостовую ног тысяч людей, которые в далекой Праге уходили колоннами со Староместской площади.
Десятки голов, склоненных до этого момента к радиоприемнику, вновь поднялись. Помещение секретариата районного комитета КПЧ было переполнено людьми. Старый Свобода, Бланка, Карел Мутл, Кршиж, Кршижова, Земан, Бартик и многие другие функционеры и рядовые коммунисты собрались сюда в этот исключительно важный момент.
Говорили, перебивая один другого. Нервы, которые во время выступления Готвальда были напряжены до предела, немного успокоились, каждый стремился выговориться, высказать свое мнение, задать вопрос. В небольшом помещении поплыл сигаретный дым. Спустя минуту уже трудно было понять, кто с кем разговаривает и о чем, собственно, идет речь. Напрасно Кршиж стучал по столу кулаком и взывал:
- Спокойно, товарищи, спокойно! - Только через несколько минут ему удалось придать этому вулканическому бурлению какой-то определенный порядок. - Товарищи, здесь теперь находится революционный штаб, где прежде всего должны соблюдаться спокойствие и порядок. Вы слышали выступление товарища Готвальда. Слышали, что происходит в Праге. Происходящие сейчас в стране события - это дело не только Праги, Брно, Пльзеня и крупных заводов и фабрик. Это и наше дело, дело каждого честного гражданина нашей республики. Реакция не будет гнушаться ничем, чтобы уничтожить республику и вырвать власть из рук народа. В нашу партийную задачу входит немедленное создание дежурной службы. И днем и ночью по городу будут патрулировать группы из двух человек, в которые будут входить по одному сотруднику КНБ и одному члену нашей организации. Мы возьмем под контроль все важные предприятия...
Последние слова он договаривал в абсолютной тишине. Все смотрели на Кршижа и поражались, откуда у него вдруг взялась такая решительность и твердость. Они часто подшучивали над ним, когда он вот так же распалялся на собраниях, начинал говорить возбужденно и сбивчиво. Но теперь его слова звучали по-иному. Коммунисты молча признавали его опыт и авторитет.
Первым после Кршижа заговорил Мутл:
- А кто даст нам оружие, Богоуш?
- Не беспокойся, - махнул рукой Кршиж. - Партия даст нам оружие, когда это станет необходимым. И потом, работая на заводе Чадека, вы практически всегда имеете его под рукой. Должен вас предупредить: вы должны тщательно охранять его, даже если вам и покажется, что здесь абсолютный покой и ничего не может произойти. Не исключайте того, что в определенный момент на нас могут напасть с тыла. Бдительность и осторожность - таков сейчас закон для каждого коммуниста!
Кто бы мог быть этим самым врагом, опасным и коварным, о котором предупреждает Кршиж? Здесь? Ведь в городке все знают друг друга! Здесь о людях почти все известно, и каждая парочка, направляющаяся, скажем, в лес, непременно будет замечена чьим-нибудь недремлющим оком, а каждый новый шкаф, привезенный в квартиру, обязательно станет предметом обсуждений. Старая сельская привычка... И опять Кршижу пришлось долго кричать, чтобы успокоить людей, начавших бурный обмен мнениями теперь уже по поводу оружия.
Только Бланка молчала. Но девушка чувствовала, что наступил действительно большой день, историческая, неповторимая минута, чрезвычайно серьезная и торжественная. От волнения у нее даже дух перехватывало. Ей хотелось плакать от счастья, как и три года назад, когда она, держа в руке красный флажок, вместе с тетей встречала первые советские танки или когда из концентрационного лагеря вернулся ее отец. В тот день на перроне играли государственный гимн, а на флагштоке после долгих лет вновь взвился государственный флаг. Нечто подобное она переживала и сейчас.
Она так ушла в себя, что Земан вынужден был дважды ее окликнуть, и только после этого она заметила его. Он протиснулся к ней сквозь толпу спорящих, с которыми минуту назад сам жарко дискутировал.
- Я только хотел тебя спросить, - несмело выдавил из себя Земан, - не пошла бы ты патрулировать со мной в паре?
Намек был настолько прозрачен, что Бланка даже покраснела. Девушка отвела глаза, не зная в первый момент, что ответить, но потом решительно покачала головой:
- Не сердись, Гонза! Я пойду с Карелом! Знаешь, после того бала я с ним дружу...
Земан понял, что в ту ночь, когда впервые встретился с Благой, он проиграл все. В том числе и свою любовь.
- Тогда прости, - с трудом проговорил он и быстро исчез в толпе, чтобы никто не заметил его обидного поражения.
Но от внимания Карела Мутла его робкая попытка не ускользнула.
Уже несколько часов в городке дежурили патрули. Они ходили по улицам, по площади, мимо фабрики. И казалось, что рез в городке идет по-старому: тот же ритм, тот же распорядок, те же привычки. Одно только было новым - красные флаги на воротах и на трубе завода Чадека.
Как раз перед этими воротами остановились Бланка и Карел Мутл с красными нарукавными повязками. И было им хорошо оттого, что они могли долгое время быть вместе, не скрываться от кого-то, не встречаться тайно. Сейчас они разговаривали на глазах у всех, глядя друг на друга влюбленными глазами, прохаживались вдоль забора. Вот только руки немного мерзли, но разве холод - помеха для влюбленных? Любовь хорошо должна греть, как поется в старых фабричных песнях. В городе было тихо, и они могли мечтать и забавлять себя приятными разговорами, на которые так горазды влюбленные. Они могли бы патрулировать вот так до самой смерти!
Неожиданно издали донесся гул мотора, и вскоре из-за угла показался грузовик, крытый брезентом. Сидевшие в нем люди, видно, не ожидали увидеть здесь патруль - водитель резко затормозил, и машина остановилась почти рядом с Бланкой и Карелом.
Из кабины высунулся инженер Чадек и с удивлением спросил:
- Что случилось, Карел?
- А что могло бы случиться?
- Почему закрыты ворота? Откройте, у меня нет времени!
Карел Мутл побледнел. Однако, когда он заговорил, голос его был решительным и твердым.
- Это невозможно!
Чадек вышел из машины:
- Вы с ума сошли! По какому праву? Это мой завод!
- Был, пан инженер!
Чадек закричал, не в силах сдержать себя:
- Как так был?! А кому он принадлежит теперь?
- Нам, тем, кто на нем работает.
Штабс-капитан Кристек, сидевший в кабине вместе с Чадеком, взвизгнул от злости:
- Что вы там с ним нянчитесь, Чадек? Откроем сами!
Ребята, вылезай!
Из кузова грузовика на мостовую выпрыгнуло человек двадцать. "Ребята" эти были уже далеко не молодыми, но, судя по внешнему виду и манерам, относились к числу любителей почесать кулаки.
Чадек испугался:
- Подождите, пан штабс-капитан! Не надо насилия. В этом нет никакого смысла. Я попробую решить вопрос иначе. Пойду за помощью к председателю национального комитета. Ведь это настоящее своеволие, а своеволие не может быть чьей-либо программой. Сам я всегда был сторонником благоразумия и терпимости... - Он повернулся и помчался в национальный комитет.
Мутл тихо сказал Бланке:
- Беги в цехи за людьми. Скажи им, что дело плохо.
Бланка кивнула и исчезла за воротами завода.
Таким образом, перед закрытыми воротами остались один на один Карел Мутл и штабс-капитан Кристек, если не считать его братии. Обе стороны воинственно поглядывали друг на друга.
Но одиночество Карела длилось недолго. Заводские ворота широко распахнулись, и не успел Кристек опомниться, как перед ним уже стояла стена людей, молчаливая, грозная.
Грузовик дернулся назад и остановился, окруженный парнями Кристека. Ни единое слово не нарушало тишину. Стороны обменивались только враждебными взглядами. Противники ожидали, кто первым даст сигнал к атаке.
К счастью, в это время на улице показались три человека, спешившие сюда. Это были инженер Чадек, председатель Брунцлик и старший вахмистр Земан.
- Товарищи, люди... - на ходу проговорил Брунцлик, стараясь успокоить рвавшиеся наружу страсти.
Рабочие, стоявшие перед заводом, молчали.
- Что вы делаете? - продолжал председатель. - Будьте благоразумны. В нашем городе всегда было спокойно.
В ответ - молчание. Никто не отреагировал на слова Брунцлика.
- У нас в республике есть более серьезные заботы, чем эти ненужные споры в пограничном районе. За это вас не поблагодарил бы и сам пан председатель правительства. Это предприятие слишком маленькое. Согласно закону, оно не подлежит национализации. Поэтому пан инженер совершенно прав. Разойдитесь и пропустите его на территорию завода.
Неожиданно раздался голос старого Свободы:
- А что он там хочет делать?
- Я хочу взять со склада свои ружья, - ответил Чадек.
Стена из людских тел недовольно качнулась:
- Нет!
Чадек повернулся к Брунцлику:
- Вот видите, пан председатель, я отношусь к ним по-доброму, как всегда. А они... Прямо не знаю, что делать. Я хочу взять только ружья, - неожиданно повысил он голос. - Эти ружья - плод моей работы, моего мозга. Я изобрел и сконструировал это комбинированное ружье. И поэтому хочу забрать свое творение, а завод пусть остается в их руках. Но ружье... ружье мое!
- Вот это? - насмешливо спросил старый Свобода и показал ему оружие, которое он до сих пор держал за спиной.
- Люди... - снова умоляюще заговорил Брунцлик.
- Нет! - прозвучал однозначный ответ.
Беспомощность, страх и отчаяние вызвали в Брунцлике взрыв истерии:
- Вот вы как! Пан старший вахмистр, уступаю место вам! Наведите порядок! Мы органы народной власти и не позволим, чтобы нам диктовала улица.
Теперь все выжидающе смотрели на Земана. Старший вахмистр медленно двинулся к Свободе и, подойдя к старому рабочему, протянул руку за оружием, которое тот держал. Свобода попятился.
- Дайте сюда ружье! - приказал Земан.
Наступившая минута была решающей. Все хорошо знали: этот парень в зеленой форме получил приказ, который должен выполнить. И все же...
Свобода молча и нерешительно протянул Земану оружие.
Земан осмотрел ружье, взвесил его в руке, потом открыл затвор и удовлетворенно проговорил:
- Все в порядке! Заряжено! - Затем он повернулся к Брунцлику, Чадеку, Кристеку и его шайке, наставив на них ружье.
- Это красное знамя, пан председатель, является знаменем моего отца. Против него я никогда не пойду! - И он с ружьем в руках на глазах изумленного Брунцлика присоединился к рабочим.
Десятки человек, твердо стоявших у заводских ворот, одобрительно зашумели. Этот возглас и громкое скандирование: "КНБ идет с народом!", "Да здравствует КНБ!" - будто гроза пронеслись над заводом и улицами городка, сопровождая трусливо удиравший грузовик Чадека и Кристека.
Рабочий отряд уже имел не одно, а сотни ружей, и все они находились теперь в верных и надежных руках.
8
На вилле Чадека царил переполох. Распахнутые шкафы, разбросанные листы бумаги, переносимые по полу сквозняком... Набивавшиеся вещами чемоданы то ставились в одном месте, то почему-то переносились на другое; люди в суматохе спотыкались о них. Пани Инка, всегда такая хладнокровная и целеустремленная, вдруг потеряла голову. Она бессмысленно вытаскивала одежду из шкафов, чтобы тут же положить ее в другое место. Она бросалась за какими-то мелочами, без которых, как ей вдруг начинало казаться, она не проживет, потом хваталась за какую-нибудь вазу, как будто это было сейчас самым важным на свете...
Когда среди этого переполоха послышался звук затормозившего перед виллой автомобиля, пани Инка подскочила к окну. Перед входом остановился роскошный лимузин, из которого вышли стройный молодой священник и элегантный мужчина с седеющими висками.
Пани Инка полетела по ступенькам навстречу и радостно обняла в дверях элегантного мужчину.
- Бертик! Как хорошо, что ты здесь! Именно сейчас! - Она истерически заплакала. - Ты не знаешь, что с нами произошло, Берта...
Франт быстро высвободился из ее объятий:
- Со всеми сейчас что-то происходит, дорогая... Позвольте мне вас представить, - обратился он к молодому священнику, который не торопясь подошел к ним и стоял молча. - Это Макс, мой хороший приятель... Однако хватит с нас твоих сцен, Инка. У нас просто нет времени. Надо собрать в кулак всю энергию и волю.
В это время появился инженер Чадек и в ужасе уставился на своего брата. Значит, обстановка действительно серьезна, если уж сам Роберт приехал.
Роберт даже не поздоровался с братом.
- Пойди помоги нам, - сказал он. - Мы не можем взять все это с собой. Надо кое-что перепаковать.
Все трое мужчин направились к машине за чемоданами...
Инженер Чадек втащил в комнату объемистый чемодан Роберта и тяжело уселся на него. Вытер носовым платком вспотевший лоб.
- Как дела в Праге, Берта? - решился наконец он задать этот неприятный вопрос.
- Дртина больше не работает в министерстве, - махнул рукой Роберт. - Он там пытался еще чего-то говорить, добиваться, но его выгнали, представь себе, как мальчишку. Всех их повыгоняли. И они теперь испуганно пищат, бегают по кругу, как зайцы. Лихорадочно снимают со счетов деньги, вместо того чтобы драться. Слабаки! Разве так делается большая политика? Ведь этот их жалкий правительственный кризис - позор на весь мир.
- И что, никакой надежды, Роберт? - испуганно спросил Чадек.
- Надежда еще есть. Бенеш! Но это такая карта, на которую не поставит даже Макс, а он игрок весьма толковый и оправданного риска не боится.
- Значит, конец! - Пани Инка застонала.
Оба брата недоуменно посмотрели на нее, будто удивляясь, откуда она вообще здесь взялась. Но молодой священник, который до сих пор безучастно грел руки у раскаленной решетки камина и делал вид, что все здесь происходящее его не касается, повернул к ней свое лицо:
- Нет, это только начало, пани. Теперь мы должны начать бороться снова, по-другому. Тверже, умнее, без сантиментов. Эта крепость пала из-за своей слабости и внутренних раздоров. Я уверен, что мы сможем захватить ее снаружи.
- Но каким образом? - слабо возразил Чадек. Его голос выражал совершенную безнадежность. - Как мы можем сделать это?
- Ваш городок - как раз самое идеальное место, откуда быстрее всего упорхнуть за границу, - засмеялся с видом превосходства Роберт. - Мы знали это и потому имеем здесь своего человека, который на нас работает. Кое-что он уже сделал.
- Здесь, у нас? Кто же это? - спросил инженер Чадек.
Роберт таинственно улыбнулся.
- Увидите, - сказал он, сбросил пальто, ослабил узел галстука и свалился в ближайшее кресло. - Ты могла бы предложить нам чего-нибудь, - бросил он Инке, давая понять, что об этом деле он говорить больше не будет.
Земан стоял по стойке "смирно" в канцелярии районного отдела КНБ. Мимо старшего вахмистра, нагоняя на него страх, прохаживался его начальник надпоручик Блага. Наконец Блага остановился.
- Вы с ума сошли, Земан! - воскликнул он и бросил на стол перед Земаном какие-то бумаги. - На вас жалуется сам председатель районного национального комитета. Вам известно, что он в два счета может вытряхнуть вас из вашей зеленой формы? И ему надо было бы это сделать. Все равно из вас не получится порядочного полицейского. Что вы отмочили возле завода? Вы думаете, что поможете Готвальду, если будете устраивать здесь беспорядок? Мы - государственная власть и должны защищать законы. Когда правительство примет новый закон о национализации и начнет проводить его в жизнь, мы будем защищать этот закон! Но чтобы до того... Подобные действия до принятия соответствующего закона - самоуправство, незаконность, преступление!
Земан стоял перед ним бледный, потрясенный его вескими и неоспоримыми аргументами.
- Наверное, я плохой полицейский, пан надпоручик, - согласился он. - И когда я сам решу, что пришла пора, я подам рапорт об отставке и уйду на гражданскую работу. Но я не могу забыть, что пришел на службу прямо из концлагеря и что я - рабочий!
В это мгновение двери распахнулись, и в кабинет Благи без всякого разрешения влетел Бартик.
- Включите радио! - кричал он. - Быстрее! Готвальд говорит сейчас на Вацлавской площади! Бенеш подписал отставку! Мы выиграли!
Он подбежал к радио, и Земан, который сразу же забыл, что явился на доклад к начальнику, тоже подскочил к радиоприемнику. Ян и Лойза в возбуждении даже не заметили, как остались в помещении одни.
Надпоручик Блага, не закончив разносить своего подчиненного, тихо выскользнул из кабинета. Он на ходу застегнул пуговицы своего кожаного пальто, по старой привычке приподнял воротник, надвинул фуражку на лоб. Его внимательные глаза с профессиональной тщательностью ощупали пустынную улицу.
Затем он быстро зашагал вверх по холму в направлении леса.
Длинными быстрыми шагами отмерял Блага расстояние до полевого аэродрома. Чтобы сократить путь, он преодолел небольшую лощину и направился прямо к деревянному строению, стоявшему на краю летного поля. Опершись спиной о дверь, он бросил изучающий взгляд вокруг и вошел в дом.
В тот же миг из леса вынырнула фигура человека, серая и невыразительная, как тень, неотличимая пока что от других теней, которые бросали на землю заиндевевшие сосны, кусты малины, ежевики и можжевельника под низким, грязным февральским небом.