Глава 13
Когда на следующее утро Лина пришла на работу, ее вызвали в кабинет к мистеру Хаммуду. Такое случалось редко. Она за три года работы не была в его кабинете ни разу. Когда она шла по длинному коридору, сопровождавшая ее секретарша Хаммуда, видя, как она волнуется, поддерживала непринужденную болтовню. Старик вчера вернулся из Багдада, объяснила она, и провел вечер дома, допоздна разговаривая с профессором Саркисом. Сегодня утром на работе первым его требованием было вызвать мисс Алвен. Первым требованием! Ну, вот они и пришли. Секретарша ободряюще улыбнулась и открыла дверь кабинета Хаммуда специальным кодом. Первое, что увидела Лина, был большой портрет Правителя, смотревшего на нее тем тяжелым, невыразительным взглядом, который так любят придворные фотографы. Под портретом, за огромным столом орехового дерева, сидел председатель "Койот инвестмент".
Когда Лина вошла, Хаммуд приподнялся из-за стола, а потом снова опустился на стул. Его крепкое, компактное тело боевого пса - боксера или ротвейлера - было как бы обтесано, сглажено его многочисленными массажерами, парикмахерами, маникюрщицами и слугами. Серебристо-седые волосы безупречно уложены; темно-синий деловой костюм - наверно, такой же аккуратный, каким он надел его сегодня утром; рубашка абсолютно гармонирующего с костюмом светло-синего оттенка; массивные золотые запонки; красный галстук и соответствующий красный носовой платок в кармане. Несмотря на пугающую продуманность его одеяния, казалось, что ему в нем как-то неудобно и он в душе мечтает разорвать его на клочки.
- Мабрук! - резко сказал он, когда она села. - Вы получили повышение.
- Простите? - переспросила Лина. Ей показалось, что она ослышалась.
- Вы переводитесь на новую работу. Директором по рекламе. Я повышу вам зарплату на сто фунтов в неделю. Мы не обходим вниманием наших доверенных сотрудников, если они лояльны. - Он произнес все это суровым монотонным голосом, так что это больше походило на похоронное объявление, чем на повышение. Но Лине ничего не оставалось, как выразить благодарность.
- Спасибо, - сказала она. - Когда я должна приступить?
- Немедленно. Сегодня же. Ваши вещи перенесут из бухгалтерии в новый кабинет прямо сейчас.
- Благодарю вас, - повторила Лина. Ею начинало овладевать беспокойство. Она перемещалась из конфиденциальной части компании в официальную часть. Что это означало? Она пыталась припомнить совет Ранды, который получила вчера вечером, - не позволять себя унижать, - но сейчас все стало непонятно.
- Вы довольны? - Казалось, Хаммуду нужны гарантии того, что она будет наглухо закрыта в своем новом отделе.
- Конечно, сэр. Чем я должна буду заниматься на новом месте?
- Рекламой. - Он изобразил подобие улыбки.
- Но мы ведь особенно не занимаемся рекламой, сэр. По правде говоря, мне кажется, что мы совсем ею не занимаемся.
- Вот почему нам здесь нужен доверенный сотрудник. Если бы мы этим занимались, не было бы проблем; мы могли бы посадить кого угодно. Но поскольку мы ею не занимаемся, следует соблюдать осторожность. Нам нужен человек, которому мы доверяем.
- Понятно, - сказала Лина. В дальнейшие объяснения можно было не вдаваться. Это был явный абсурд.
- Вам понравится эта работа.
Лина кивнула. Все это прозвучало как приказ. В беседе возникла пауза. Она подумала, можно ли спросить, почему ее переводят. Хаммуд перестал улыбаться и выглядел несколько расслабленным, что, в свою очередь, придало храбрости Лине. Она прочистила рот и заговорила.
- Почему же вы перевели меня из бухгалтерии? Я совершила какую-нибудь ошибку?
- Нет. Никаких проблем нет. - Опять показалось, что ему неудобно сидеть.
- По-моему, профессор Саркис был недоволен тем, что я на одной вечеринке разговаривала с американцем. Я постаралась объяснить, что не знаю его. Когда этот американец хотел заговорить со мной вчера в парке, я ударила его. Так что, я надеюсь, вы не сердитесь на меня из-за этого?
Хаммуд поднял руку, как бы для того, чтобы прервать этот разговор. Вопросы безопасности он не любил обсуждать даже с теми, кого они непосредственно касались.
- Мне очень жаль, если я что-нибудь сделала не так.
Он еще выше поднял руку и даже сжал кулак. Опустил он ее только когда убедился, что она кончила говорить. Лицо его побагровело, и шрам на щеке, обычно едва видимый, превратился в ярко-красный рубец. Он буквально пронзал ее пристальным взглядом своих черных глаз.
- Не уходите из компании, - медленно сказал он, заколачивая слова, как железные костыли. - Вот это будет ошибкой.
Лина похолодела. Это, несомненно, была угроза. Из нее автоматически выскочили слова, которые всегда говорят иракцы, чтобы уцелеть:
- Мне очень нравится здесь работать. Вы всегда были очень добры ко мне.
Он кивнул. Напряженный момент прошел, и, напугав ее, он, казалось, снова расслабился. Но он еще не все сказал.
- Хабибти. - Он употребил арабское слово, обозначавшее "моя дорогая".
- Йа, сиди?
- Вас когда-нибудь интересовало, откуда берутся мои деньги?
- Нет, сэр. - У нее снова прошел мороз по коже.
- Отчего же, это совершенно естественный вопрос. Думаю, он многих интересует. Когда я вступаю в деловые контакты на Западе, это первое, о чем меня спрашивают. Как я заработал так много денег? Откуда они? И вас это тоже должно интересовать.
- Но я правда как-то не думала. - Она попыталась поудобнее сесть на кожаном стуле, который издал неприятный, скрипучий звук.
- Я говорю людям всю правду. Я объясняю, что я хороший бизнесмен и очень удачлив. Я рассказываю, как я начинал в Багдаде без гроша, только пользуясь своей сообразительностью, как я искал возможности. И когда я видел что-нибудь, что меня привлекало, я покупал это. Понимаете?
- Да. Конечно.
- Так я купил первую компанию в Бельгии. У меня было немного денег после одного дела, а эта компания стоила недорого, и я бросился на нее, как кот на мышку. А тут бельгийский франк пошел вверх, и я вдруг разбогател. Тогда я купил еще одну компанию, и это тоже оказалось удачей, и я купил недвижимость. А потом цены на недвижимость удвоились, а потом еще удвоились. Так я стал очень богат. В этом нет никакой тайны.
- Конечно. Никакой тайны.
- Но кое-кто распространяет обо мне жуткую ложь. Может быть, и вы ее слышали. Будто я прячу деньги Правителя. Будто я его секретный банкир. А другие говорят, что я краду деньги у Правителя. Представляете? Вот какую ужасную ложь повторяют темные люди. И евреи.
- Евреи? - Она беспокойно пошевелилась.
- Да, евреи. А вы знаете, что я делаю с такими лжецами?
- Нет.
- Вырываю им языки!
Лина судорожно проглотила слюну. Это не было похоже на шутку. Ее собственный язык, прижатый к небу, царапался, как камень.
- Вы когда-нибудь слышали про журналиста Салима Хурами? Нет? Я расскажу вам. Он писал в своем журнале ужасные вещи про Правителя. И однажды его нашли в Бейруте у дороги в аэропорт. Кажется, ему отрезали все пальцы - те самые, которыми он печатал свои бредни. И язык был вырван. Так мне, во всяком случае, говорили, я сам не знаю. - Он отмахнулся рукой.
Слушая это, Лина до боли стиснула руки, у нее началась дрожь в затылке, так что даже стала слегка трястись голова. Видя это, Хаммуд улыбнулся. Средство сработало.
- Правда, здесь Англия, - лукаво добавил он. - Если какой-то бизнесмен распространяет слухи, его останавливают мои адвокаты. Если пытаются встрять их политики, я использую своих политиков, а мои сильнее. И все это - часть моего бизнеса. Понимаете?
- Да, сэр.
- Но в этих стенах мы не бизнесмены. Мы - семья. И чего я никогда не допущу - это чтобы член моей семьи нарушал семейные правила. Это то же самое, как предательство сына или дочери. Вы меня понимаете?
- Да, - проговорила Лина. Ее лоб и ладони покрылись испариной.
- Это у меня не пройдет. Никогда.
- Конечно, сэр. - Она едва сдерживала рыдания, но решила держаться изо всех сил, чтобы не дать Хаммуду еще больше воли над собой.
- И еще одно, - добавил он, причем голос его посуровел еще больше. - У меня есть для вас новость из Багдада.
- Какая? - спросила Лина, но его тон уже подсказывал ей ответ. Перед глазами у нее встала арабская женщина почти шестидесяти лет, с седыми волосами и измученным взглядом, для которой все эти ужасные годы единственной связью с цивилизованной жизнью были книги, которые она ей посылала из Парижа, и письма из Лондона.
- Боюсь, что неприятная, - ответил Хаммуд. - Должен сообщить вам, что ваша тетя Соха умерла. - Он ждал, что Лина расплачется, однако она сдержалась. Ее зрачки сузились и так пристально смотрели на Хаммуда, словно она хотела просверлить в нем дырку.
- Какова причина смерти? - спросила она. Ее голос звучал спокойно - то ли от горя, то ли от чего-то еще.
- Причина смерти неизвестна, - ответил он, как показалось, с легкой усмешкой.
- Были похороны?
- Нет. Кажется, тело оставили в распоряжении служб министерства внутренних дел.
- Как оно там оказалось?
- Ваша тетя Соха была под следствием. Кажется, что-то связанное с безопасностью. - Он многозначительно обрывал фразы, как бы специально недоговаривая. Он снова ждал ее слез, но их не было.
- Но почему?
- Она нарушила правила. Хотела писать письма за границу без разрешения. - Он достал из кармана пиджака тонкую пачку писем и помахал ими в воздухе. - Кажется, они все вам.
Лина разглядела четкий почерк тетки на конверте.
- Можно мне их получить? - спросила она.
- Нет, - холодно ответил он, достал из кармана зажигалку, зажег ее и поднес к пачке писем. Когда бумага вспыхнула, на его лице появилось выражение удовольствия, словно он не совершал акт жестокости, а ел шоколадку. Он кинул горящие письма в пепельницу на столе, и через минуту от них ничего не осталось.
Лина опустила голову. Хаммуд решил, что это выражение покорности.
- Итак, мы поняли друг друга, - сказал он, поднялся из-за стола и указал ей жестом на дверь. Экзекуция закончилась, все было сказано. Приговор за измену оглашен. Он нажал кнопку, чтобы секретарша проводила посетительницу. Когда он пожимал Лине руку, на лице у него было выражение абсолютной уверенности: он был убежден, что известие о смерти тетки станет для Лины последним ударом по ее независимости и гарантирует ее лояльность.
Но как раз здесь Назир Хаммуд просчитался. Он лишь разбудил в Лине ненависть. Тетя Соха была ее последним родственником, оставшимся в Багдаде, и это служило средством нравственного шантажа: Лина знала, что в случае ее непослушания тетка пострадает. Теперь, когда худшее уже случилось и ее тетка умерла, она почувствовала странное облегчение. Спали оковы страха и зависимости, приковывавшие ее к Хаммуду. Уходя из его кабинета, она уже чувствовала себя другим человеком. Она испытывала, наверно, простейшее и самое бесхитростное чувство, которое может испытать человек, когда уничтожили другого, близкого ему человека, - желание отомстить.
Секретарша Хаммуда вывела Лину через официальную дверь и провела ее по коридору в маленькую комнату с крошечным окошком в той части, где располагались кабинеты английских сотрудников "Койот инвестмент". Там кто-то уже положил на стол ее сумочку, ее личные вещи из старого кабинета, лондонский телефонный справочник, новый стэплер и клейкую ленту. Несколько ее новых коллег-англичан, проходя мимо, остановились, чтобы познакомиться. Они явно не имели понятия о том, что это за новое рабочее место.
На другой стороне атмосфера была более мрачная. Здесь стояла такая же напряженная тишина, какая бывает в Багдаде, когда посреди ночи приходят "мухабарат" и кого-то уводят. Никто не задавал вопросов; все затаили дыхание. Но те арабы, которые представляли себе внутренние механизмы работы компании, понимали, что произошло что-то существенное. Хаммуд никогда не производил перемещений без крайней необходимости.
Позже Ранда Азиз забежала в новый кабинет Лины поприветствовать подругу.
- Ну, ничего, - сказала она, осмотрев новое обиталище Лины. - Даже окошко есть. Можно при случае позвать на помощь.
- Ш-ш-ш, - сказала Лина. - Достаточно проблем.
- А что случилось? Почему тебя перевели? Ты этого боялась вчера вечером? - Ранда была не из тех, кто шарахается от каждого куста.
- Я чувствовала, что что-то будет, но не знала что. Хаммуд сказал, что моя новая работа - это повышение, но на самом деле это не так.
- Он повысил тебе зарплату?
- Да.
- Значит, повышение. Не забывай, мы здесь работаем из-за денег! И только. На сколько он повысил?
- На сто фунтов в неделю.
- Ма-акула? (Что же случилось?) Раз они тебе должны столько платить, значит, ты действительно что-то натворила.
- Ш-ш-ш. Ничего я не натворила. И не кричи так.
- Пригласи меня на ленч. Раз ты такая богатая, мы можем пойти в чайный домик в отеле "Карлтон-Тауэр" - "Ла Шинуазери". Заодно посмотрим, как арабские девицы охотятся на перспективных мужчин - цены этому нет. Толстые девицы в платьях в обтяжку. Это надо видеть.
- Не сегодня. Нет настроения. Мне надо все обдумать.
Ранда недоуменно посмотрела на нее. Думать - это была не ее стихия.
- О’кей. Как скажешь. А я иду в "Ла Шинуазери". - Она подмигнула Лине и взглянула на часы. - Уже пора.
Во второй половине дня Лина попыталась войти в компьютерную систему. В ее новом кабинете терминала не было, но она нашла один в пустом кабинете в дальнем конце помещения. Сев за машину и введя свое имя пользователя и пароль, она обнаружила, что не может войти в систему. Судя по всему, ее регистрационную запись стерли. Тогда она попыталась войти как менеджер системы, но и этого сделать не смогла: старый пароль не работал. Это было куда серьезнее смены кабинета, потому что означало существенное изменение ее статуса. Наверно, она и сейчас могла бы при необходимости проникнуть в систему, но все же ее мучил вопрос об этом внезапном электронном изгнании. Почему Хаммуд так перепугался? Что же она обнаружила? Что, по его мнению, она знала такого, что было для них опасно?
Она зашла к Юсефу - влюбленному в нее молодому иракцу, которого утром назначили на ее место, - наблюдать за группой обработки данных. Она подумала, что у него можно будет легко все узнать. Когда она вошла в бухгалтерию, ее бывшие коллеги притворились, что заняты, или просто отводили глаза в угол. Очевидно, она уже была неприкасаемой. Просунув голову в дверь Юсефа и поприветствовав своего пылкого поклонника, она вдруг увидела, что при виде ее он поморщился.
- Я не могу войти в компьютерную систему, - ласково заговорила она. - Это, наверно, какая-то ошибка. Может быть, вы мне поможете?
Юсеф покачал головой. Вид у него был испуганный.
- Мне очень жаль, - ответил он. - Это приказ профессора Саркиса.
- Он это как-нибудь объяснил?
- Нет. - Юсеф смотрел на часы; ему явно хотелось, чтобы она ушла.
- Просто у меня есть в системе несколько личных файлов - с адресами, номерами телефонов и все такое. Может быть, вы все же поможете мне?
Юсеф снова отчаянно помотал головой.
- Вам нужно поговорить с профессором Саркисом. Я не вправе этого сделать.
- Но это же займет всего несколько минут. Вы можете сидеть рядом.
- Поговорите с профессором Саркисом. Мне очень жаль.
Лина кивнула.
- Хорошо. Наверно, мне действительно надо пойти к профессору Саркису. Он у себя?
- Нет. - Молодой человек вновь отрицательно покачал головой. Ему не терпелось закончить разговор с Линой.
- Где же он?
- Он сегодня уехал из Лондона. Вернется через несколько дней.
У Лины екнуло сердце.
- А куда он поехал? - спросила она, хотя уже догадалась, что ей ответит молодой человек.
- В Багдад.
Лина кивнула. В Багдад людей вызывают для допросов. Может быть, они подозревают, что Саркис связан с Линой? Так ему и надо. Она взглянула на Юсефа, настолько перепуганного, что он едва мог усидеть на стуле. Ей пришло в голову, что именно так чаще всего выглядела она сама, когда здесь работала. Действительно ли он так напуган? Немного подумав, она наклонилась к нему.
- Слушайте, Юсеф, помните, вы приглашали меня пообедать?
Он кивнул.
- У меня на сегодня нет никаких планов, и, может быть, мы могли бы куда-нибудь пойти. Я бы вам рассказала, как работает система, кое-что объяснила бы. Что вы на это скажете?
Он выглядел подавленным.
- Мне очень жаль. Это невозможно. Я занят.
- О’кей. Тогда, может быть, завтра?
- Нет. Невозможно. Завтра я тоже занят. Очень занят. - Он отодвинулся от нее на своем стуле, словно боялся заразиться. Выглядел он действительно жалким. Его прежнее низкопоклонство влюбленного превратилось в ужас евнуха, который дрожит от одной лишь мысли о том, что хозяин застанет его за разговором с одной из обитательниц гарема. Она с отвращением отвернулась и пошла прочь из кабинета, бросив ему с порога:
- Какая же ты задница, Юсеф!
Лина сказала это как бы непроизвольно, но когда эти слова выскочили у нее изо рта, она почувствовала облегчение. Она повторила это несколько раз. "Задница!"
Проходя обратно мимо лифтового холла, отделявшего конфиденциальную часть "Койот" от официальной, Лина думала, что же делать дальше. Ей нужно было с кем-то поговорить. Может быть, с посторонним человеком. Она уже давно, охваченная страхом, выкинула визитку Сэма Хофмана. Вернувшись в свой кабинет и открыв телефонную книгу, она стала искать его фамилию. В справочнике был указан адрес на Норт-Одли-стрит, чуть ниже Оксфорд-стрит, на углу Мэйфер. Сначала она хотела позвонить и спросить, не может ли она зайти, но потом решила не доверять телефону. Она взглянула на себя в зеркало. На ней была обычная короткая юбка и свитер в обтяжку. Лучше бы сегодня она была одета более по-деловому.
Глава 14
Табличка на двери гласила: "ХОФМАН АССОШИЕЙТС". Сначала Лина тихонько постучала, но, не дождавшись ответа, нажала кнопку звонка. За дверью был слышен звук женского голоса. Женщина пела с вест-индийским акцентом: "Я люблю, когда ты меня так называешь". Лина прислушалась, убедилась в том, что это была запись, и постучала громче. Она слегка трусила, словно птичка, в первый раз вылетающая из клетки, и не знала, что, собственно, она собирается делать.
- Никого нет дома, - послышался голос из-за двери.
Наверно, лучше прийти завтра, подумала Лина. Вероятно, он не один. Но от одной мысли вернуться на работу, не поговорив с Хофманом, у нее закололо в животе.
- Пожалуйста, откройте мне, - сказала она в щель для почты. - Это очень важно.
- Вот упрямые! - проворчал голос. Дверь приоткрылась, и выглянул Хофман. На нем были холщовые брюки, майка с коротким рукавом и бейсбольная кепка с надписью "Гавана". Он выглядел сонным и растерянным, видно, только что проснулся. Его волосы, обычно гладко причесанные, были взъерошены. Когда он узнал Лину, на лице у него отразилось удивление и смущение.
- Что вы тут делаете? - спросил он. - Я думал, это уборщица.
- Можно мне войти? - Со свеженапомаженными губами, подрумяненными щеками, смущенной улыбкой она словно светилась каким-то предчувствием. Для нее визит к Хофману был чем-то вроде званого приема.