Лина остановилась, чтобы полюбоваться стайкой легких парусных лодок, скользивших по воде на своих белоснежных крыльях. Ветер усилился, и одна из шлюпок, плывшая по направлению к ней по ветру, разогналась так, словно летела на коньках, чуть не отрываясь от воды. Потом ветер изменил направление, и шлюпка почти так же резко сменила курс и устремилась к мосту Монблан. И вот тогда, когда Лина перевела взгляд на мост, она увидела фигуру мужчины, который стоял около каменного фасада, засунув руки в карман плаща. Лину насторожило то, что этот человек смотрел прямо на нее.
Она пошла в северном направлении, в сторону от моста. Пройдя метров сто и остановившись в небольшом сквере у озера, она нашла скамейку, села и оглянулась. Человек в плаще шел за ней. В его повадке было нечто вызывающее, и это беспокоило ее. Он подошел ближе, и тогда она узнала его по волнистым волосам, резким чертам лица и походке атлета. Это был тот же человек, который подошел к ней в вестибюле "Бо Риваж", сказав, что он знакомый Сэма Хофмана; тот, кто оставил ей карточку со своим именем - Мартин Хилтон - и словами "Будьте осторожны". И вот теперь он тоже за ней следил.
Только без паники и беготни, сказала себе Лина. Надо проучить его. Она увидела швейцарского полицейского, стоявшего в будке около озера, в тридцати метрах от нее, и пошла прямо к нему. Когда Мартин Хилтон увидел, куда она направилась, он сразу остановился. Лина обратилась к полицейскому.
- Этот человек преследует меня, - сказала она по-французски, указывая на мужчину в плаще, - и пытается обнажить неприличные места.
Полицейский трусцой побежал в сторону Хилтона, приказывая остановиться и сигналя рукой. Хилтон рванулся прочь, перебежал улицу и скрылся в квартале магазинов. Полицейский, довольный своей отвагой, обернулся к Лине, чтобы успокоить ее, но ее не было. Во время этой краткой погони она поспешно удрала в противоположном направлении, чтобы и самой избежать лишних объяснений.
Глава 30
Сэм Хофман мучился от бездействия. Он сидел в своем офисе и делал бесполезные звонки по телефону. Когда ему становилось окончательно невмоготу, выходил в спортзал или в китайский ресторанчик, чтобы как-то успокоиться; потом возвращался в офис и делал новые бесполезные звонки. На следующий день после исчезновения Лины он еще был уверен, что она позвонит ему, если будет жива. К утру следующего дня он уже стал думать, что ее нет в живых. Еще днем позже он во время очередной своей беспокойной прогулки шел в Скотленд-Ярд, чтобы убедить полицию вновь начать расследование против Хаммуда. Но они пожелали только задать ему ряд вопросов о предполагаемой преступной деятельности Лины Алвен. Он отказался отвечать и фактически предложил полицейским арестовать его за соучастие в заговоре, если у них есть какие-то улики. Тогда его попросили уйти.
В тот вечер из Туниса вернулся Али Маттар. Хофман ожидал, что он приедет еще через день-два, и был приятно удивлен, увидев палестинского следопыта, маячившего у его двери. "Ахлан, ахлан!" - приветствовал Хофман своего коллегу. Он был рад уже тому, что увидел дружелюбное лицо. Перед этим он несколько часов занимался главным образом тем, что скатывал кусочки клейкой ленты между большим и указательным пальцами.
- Очень хочется выпить, - сказал Али, осторожно устраивая свое дородное тело на диване. При нем даже большая комната казалась тесной: он был высок и плотен, с длинными курчавыми волосами и свисающими книзу усами. На взгляд Хофмана, он больше походил на прогоревшего музыканта-хиппи, чем на пройдоху разведчика, но это лишь добавляло ему обаяния. Хофман налил ему большой стакан виски.
- Так что же вы выяснили? - спросил он.
- Ну и работенку вы мне подсунули, Сэм! У меня здесь целая история. - Он похлопал себя по лбу. - Я решил, что должен сразу вернуться и сообщить вам эти важные новости.
- Рассказывайте же. Я весь внимание.
Али разочарованно надулся.
- Ну что за спешка? Вы что, не хотите сперва поговорить? Выпить. Спросить у меня, как семья. Вспомнить былые времена. Вы же знаете, как это принято у арабов.
- Нет, Али. Сначала дело. Потом мы можем вспоминать былые времена, сколько вам заблагорассудится.
- Сегодня вы не такой душевный, как всегда, хабиби.
- Да бросьте. Мне уже это начинает надоедать, Али. Мне нужна информация.
- О’кей, о’кей. Я много чего разузнал. Вы и не поверите. Строгая конспирация. Очень строгая! В Тунисе все посходили с ума. За такую хорошую информацию вы, наверно, захотите заплатить мне в два раза больше.
- Кончайте травить насчет денег. Серьезно вам говорю.
- О’кей. Вот мои сенсации. Вы помните Фронт освобождения Палестины - эту скверную группу в ООП, которая все деньги получает из Багдада? Ее руководитель - большой друг правителя в Багдаде. Кажется, они вместе ездили на охоту. Помните?
- Нет.
- О’кей, ладно. Значит, его заместитель - мой старый приятель Айяд, он мне многим обязан. Знаете, как я один раз спас ему жизнь? Он прятался в Бейруте после того, как сирийцы хотели его убить, а я каждый день навещал его и играл с ним в триктрак. А эти сирийцы снова хотели убить его, потому что очень его боялись. Но я нашел его и сказал Айяду, чтобы он бежал в лагеря в Тире, где я вырос, и моя мать прятала его, так что никто и не узнал. И он этого не забыл. Потом, когда меня арестовала "Фатах", обвинив в том, что я агент ЦРУ, Айяд меня спас. Пришел в тюрьму и приказал освободить меня, а он большой человек, как же его не слушаться? Они все боятся Ирака. И вот я здесь благодаря Айяду. Что вы на это скажете?
- Замечательно. Но я бы предпочел послушать всю эту историю в другой раз.
- О’кей. Значит, Айяд рассказал мне обо всем, что происходит. Так что знайте, что я вам собираюсь сообщить первоклассную, отличную, очень дорогую информацию. Прямо из Багдада.
- Я уже понял. Ближе к делу, черт побери. Что вы узнали?
- О’кей. Значит, так. Человека, который убил Правителя, зовут Осман. Кажется, он двоюродный брат Правителя. Жил где-то в Европе и зарился на деньги семейства. Но ему не нравились братья Правителя. Осман говорил, что они очень жадные. Несколько месяцев у них продолжалась большая семейная война. Жуткая свара. Господи, Сэм! Что делать с этими сумасшедшими арабами? И вот несколько дней назад - пух!
- Осман сам стрелял?
- Наверняка. Только член семьи мог близко подойти к Правителю, понимаете? Вот они и использовали Османа. А кто, как вы думаете, работает с Османом уже много лет?
- Говорите.
- Ну, вы же знаете, Сэм; конечно знаете.
Сэм на секунду задумался. Али был прав - он знал.
- Назир Хаммуд?
- Конечно Хаммуд. Мой друг Айяд сказал, что они работали вместе много лет, по денежным делам. Они провернули очень много дел. Вы помните про эти истребители, которые Правитель хотел купить у Франции, тогда еще? Осман участвовал в этом деле вместе с Хаммудом. Как вам нравятся такие фокусы, а?
- Очень нравятся.
- Этого мало. Кто, как вы думаете, поддерживал Османа и Хаммуда, когда они теперь пошли против Правителя?
- Кончайте загадывать загадки, Али. Я срежу вам вознаграждение.
- Ну вот! Вы меня огорчаете, но я вам все-таки скажу. Османа и Хаммуда поддерживали мои друзья в Тунисе. Вот кто. Палестинцы. Они были главной силой в команде Османа. "Фатах" уже много лет покупала людей во дворце Правителя. Миллион за того, миллион за этого. Довольно скоро они съели всю службу безопасности Правителя, как крысы выедают сыр. У него уже ничего не осталось! И тогда - пух!
- Это хороший товар, Али. А кто стоит за палестинцами?
- Я думаю, саудовцы. Наверняка они. Они за все платят, верно?
- Саудовцы? Конечно. Надо сказать, они большие друзья с Хаммудом, первый сорт. Они все едят из одной тарелки, понимаете, о чем я говорю?
- Понимаю. - Хофман вспомнил своего приятеля принца Джалала, сидящего в своем дворце наслаждений на Гайд-Парк-сквер, и как он фыркнул, когда Сэм спросил его, кто защищает Хаммуда. - А кто еще участвовал в этой операции, кроме палестинцев и саудовцев?
Али некоторое время смотрел в окно, потом снова серьезно взглянул на Хофмана.
- Возможно, американцы.
- Не понял.
- Многие американцы в Тунисе, хабиби. Некоторые дружественные лица. - В его глазах появился блеск.
Сэм с сомнением покачал головой.
- Это лишь ваши догадки, не так ли?
Палестинский связник пожал плечами.
- Задавая такие вопросы, друг мой, вы всегда в ответ получаете догадки. Но вы хотели знать - я узнал. Такая информация стоит больше, потому что она очень опасна, но я дал ее вам. Нет проблем.
- Я подумаю об этом. А что случилось с Османом после того, как он застрелил Правителя?
- Харам. Очень плохо для него. Он думал, что уже купил всех, но братья Правителя поймали его на следующий день. Скверная работа, надо сказать.
- Что они с ним сделали?
- Отрезали яйца и засунули ему в рот, еще живому. Но сейчас он мертв. Они были очень злы на него.
- Видимо, так. А что Хаммуд?
- Сначала они добрались до Хаммуда и порезали его. Только палец. Но его спасли. Нагрянули палестинские друзья. Счастливчик! Тогда они взялись за Османа.
- Про палец Хаммуда я слышал, а про Османа с яйцами во рту - нет. Это для меня новость.
- Вот видите! Я же говорил - это хорошая информация. Ей цены нет.
- Что вы еще узнали?
- О’кей. Значит, причиной борьбы Правителя и его братьев против Османа были деньги. Хаммуд и Осман уже давно крали у семейства, и помногу. Правитель доверил им спрятать деньги за границей, а теперь он обнаружил, что они откусывали кусочки. А может, и немалые кусочки.
- Сколько они украли?
- Может, миллиард. Может, больше.
- Миллиард долларов?
- Да. А может, больше. А вы платите Али четыре тысячи в день. У’Аллах! Боже мой, Сэм.
- Перестаньте. А кто сейчас руководит в Багдаде?
- Так же, как всегда, - "мухабарат". Эта компания, должно быть, получает чеки из Риада.
- А что же семья Правителя? Теперь, когда они кокнули Османа, все кончилось?
- Ни в коем случае! У иракцев ничего не кончается. Там всегда есть кого убивать.
- Кто же у них теперь на заметке?
- Все. Теперь, после того как Хаммуд их надул, они не верят никому. Не верят людям Хаммуда. Делают все, чтобы добраться до этих сумасшедших денег.
- Кем они занимаются?
- Вы хотите все подробности? Даже мой друг Айяд с трудом запоминает все имена.
- Да, пожалуйста. Любые подробности, какие вы вспомните.
- О’кей. Во-первых, они налетели на фирму Хаммуда в Лондоне. Называется "Волк" или что-то в этом роде. Забрали в Багдад этого армянина и вломили ему так, что он им все рассказал. Он был их человеком и должен был следить за Хаммудом, но, похоже, здорово их на…ал; так они заставили его поблагодарить Бога, что у него целы все руки и ноги, и послали обратно в Лондон стеречь деньги семьи.
- Верно. Что дальше?
- Дальше Хаммуд вернулся в Лондон с несколькими палестинцами. Наверно, с ребятами Айяда. Англичане их впустили. Не знаю почему. Эти англичане, кажется, очень любят Хаммуда.
- Что сделал Хаммуд, когда вернулся?
- Забрал себе обратно этого "Волка".
- "Койота". Компания называется "Койот инвестмент".
- Вы очень умный, Сэм. Может, когда-нибудь вы будете работать с Али. Вот когда мы сделаем настоящие деньги.
- Никогда. Продолжайте. Вы говорили о том, что сделал Хаммуд, когда вернулся.
- Верно. Хаммуд забрал себе обратно этого "Кугуара". В первый вечер, как он приехал, он послал своих новых палестинских охранников домой к этому армянину. Пу-ух! Нет больше армянина. Потом они занялись одной иракской девушкой и, в общем… - Он взмахнул рукой, словно говоря "да кто их знает?".
- Продолжайте! - сказал Хофман. - Не торопитесь. Какой девушкой?
- Не знаю. То ли Лаурой. Или Люси. Не знаю. Что-то на "Л". Айяд тоже не помнил. Она работала у Хаммуда в этом "Кугуаре".
- Что им от нее было надо?
- Они думали, что она знает, где лежат деньги. Все секреты. Она украла их из компьютера, когда Хаммуд и армянин не видели. Они думали, что она, может быть, работает на Израиль.
- Израиль? Почему они так думали?
- Потому что у нее есть какой-то приятель, который работает на Израиль.
Хофман старался не выдать своего интереса.
- Кто это такой?
- Айяд не сказал. Хотите, чтобы я узнал?
- Нет. Это незачем. Что они сделали с иракской девушкой?
- Ничего. Они ее не поймали. Они пытались схватить ее, но она удрала.
- Она не у них? - переспросил Хофман, чувствуя, как у него заколотилось сердце.
- Нет. Не у них.
- Где же она теперь?
- Не знаю. Но если они ее поймают, ей несдобровать, это точно. Как пить дать.
- Откуда вы знаете?
- Потому что они очень беспокоятся из-за денег. Для них теперь это все. Правитель умер. Холодной войны нет. Нет стычек с ЦРУ или КГБ. Даже войны с Израилем больше нет. Остались одни деньги. И то же самое братья Правителя. Они тоже хотят этих денег. Все их хотят.
- Господи! - проговорил Хофман.
- В чем дело? Вам не нравится информация? Это же высший сорт. Никто про это не знает, кроме меня. И вас.
- Нет. Информация чудесная. Просто страшно, что могут наделать эти психи.
- Али это не волнует. Извините. Конец истории. Правда, еще одно, о чем вы меня просили.
- Номер телефона.
- Да. Номер телефона. Но это не очень интересно. Может быть, с этим номером какая-то ошибка. Я спросил Айяда, а он спросил своего друга в тунисском "мухабарате", а тот спросил друга в тунисской телефонной службе. Но наверно, тут ошибка. Ничего особенного.
- Что же это за номер?
- Один из номеров американского посольства в Тунисе. Очень редко используется. Сейчас не работает. Мне очень жаль. Дайте другой номер, я попробую еще раз.
Американское посольство. Хофман потер глаза. Он устал и с трудом представлял ту картину, которая перед ним складывалась.
- Нет, Али. О’кей. Наверно, это неправильный номер. Спасибо вам за работу.
- Что вы хотите, чтобы я сделал теперь?
Хофман задумался. Похоже, Лина попала в паучью сеть, которая несколько раз переплелась сама с собой. Эта паутина была везде, а сам паук был невидим. Единственное, что мог придумать Хофман, - это постараться как-то отпугнуть его. Он пошел к сейфу, отсчитал толстую стопку денег и вернулся к своему агенту.
- Здесь десять тысяч долларов за два дня. Это больше, чем мы договаривались, но они заработаны. Я дам вам еще десять тысяч, если вы сможете сделать для меня еще одну вещь.
- О’кей. Что же это? Только без пистолетов. Я занимаюсь информацией.
- Без пистолетов. Я хочу, чтобы вы вернулись в Тунис и передали послание вашему приятелю Айяду и чтобы он передал его тем, кто ведет этот спектакль в Багдаде.
- О’кей. Нет проблем. Что за послание?
- Скажите им, что если они причинят какой-нибудь вред этой иракской женщине, у них будут очень большие неприятности с ЦРУ. Вы поняли? Они должны отстать от нее, или у них будут серьезные проблемы.
- Значит, эта иракская девушка работает на агентство? А не на Израиль?
- Она просто никто. Не важно, на кого она работает. И она ничего не знает про деньги.
- Как мне сказать, от кого послание?
- Скажите, просто от Хофмана. Не называйте моего имени. Просто Хофман.
- Так! Ваш отец передал вам это послание? У-Аллах! Как странно! Но о’кей. Они все знают вашего отца. Половину из них он пытался вербовать в Бейруте.
- Просто сделайте так, как я сказал, Али. О’кей? Скажите своим друзьям, что никто не должен ошиваться вокруг этой девушки. Ни иракцы, ни палестинцы, ни саудовцы, никто. Если они ее обидят, у них будет гораздо больше проблем, чем они думают. Передайте, что так сказал Хофман. Поняли?
- Хадер йа райесс! - Он торжественно отдал честь. - Когда вы хотите, чтоб я поехал? Может быть, завтра?
- Сегодня. Есть ночной рейс. Вы как раз успеете, если поедете сейчас.
- Сегодня не очень удобно, хабиби. Я хотел встретиться с одной старой подружкой, если вспомню телефон службы эскортных услуг. Сегодня как-то нехорошо.
- Нужно сегодня. - Хофман подошел к сейфу и вернулся с еще одной тысячей долларов. - Это на расходы, - сказал он. - В Тунисе полно красивых девушек.
Глава 31
На рю де Банк, пересекавшей старый деловой район Женевы, не было места зазывному неоновому сиянию реклам. Строгие здания, тянувшиеся по обеим ее сторонам и воплощавшие благоразумие и респектабельность, были "золотым слитком" кантона: в них размещались старейшие и почтеннейшие банки, главным образом banques privee, которые не нуждались в рекламе, поскольку предпочитали не общаться с широкой публикой. На дверях висели обычные латунные таблички с названиями: "Хентш", "Ломбард-Одье". Великие имена банковского дела Швейцарии! А некоторые частные банки даже эту форму "рекламы" считали излишней. На их дверях висел только номер дома, а то и вовсе ничего. Такие учреждения не функционировали в общем пространстве банковского дела. Это были финансовые черные дыры, всасывавшие деньги через свои невидимые двери.
Лина шла по рю де Банк, разыскивая номер одиннадцатый. Серый цвет утреннего неба гармонировал с архитектурой, так что вся улица словно была в тени. Лина с трудом различала номера сквозь густую вуаль. Она купила ее сегодня вместе со скромным деловым костюмом и шарфом на голову: это подчеркивало ее облик восточной женщины, только что потерявшей своего любимого дядю. Но смотреть через кружево вуали было трудно. Она могла, правда, различить на улице нескольких мужчин в пальто - видимо, банкиров, расходящихся по своим бухгалтериям. Даже на своей главной улице они вели себя осторожно и скрытно. Лина продолжала путь в поисках нужного ей дома. Она миновала номер семь; здесь на табличке было написано "ЛЕБОН". На номере девять - "С & СИ". Следующий дом, еще более серый, чем его соседи, имел строгий парадный вход с тяжелым латунным дверным молотком и табличкой, на которой было написано просто "М".
Остановившись около двери, Лина в последний раз повторила про себя свои реплики. Она тщательно подготовила роль и теперь, перед поднятием занавеса, чувствовала себя как бы слегка навеселе. Подняв дверной молоток, она ощутила его тяжесть в своей ладони и отпустила его. Дверь моментально открылась. Хорошо одетая женщина, которая, казалось, стояла за дверью и ждала Лину, спросила ее имя, после чего пригласила ее следовать за ней. Они пошли налево по узкому коридору с кремовыми стенами, затем повернули направо и миновали две узкие двери. Около третьей двери женщина остановилась, открыла ее и кивком пригласила Лину войти в небольшую комнату для собеседований. Потом она оставила Лину одну, закрыв за собой дверь. Фактически они не сказали друг другу ни слова.
В комнате для собеседований было уютно. Обстановка самая простая: удобный мягкий стул для клиента стоял по одну сторону лакированного стола, деревянный стул с прямой спинкой для банкира - по другую. Позади стола было окно, выходившее в маленький, не шире самой комнаты, дворик. С трех сторон дворик был окружен невысокой кирпичной стеной, так что никто не мог заглянуть в комнату.