Глава тринадцатая
На ранней утренней заре генерал Громада, полковник Шатров и майор Зубавин прибыли в Черный лес, где лежал труп нарушителя границы. Там уже, кроме начальника заставы и его пограничников, был начальник штаба отряда. Выслушав его доклад, Громада спросил, глядя на труп:
- Один шел?
- Пока неизвестно, товарищ генерал.
- Немедленно организуйте обратную проработку следа.
- Слушаюсь! Разрешите выполнять приказание?
- Выполняйте. Жду ваших донесений в райотделе.
Через несколько минут начальник штаба отряда в сопровождении капитана Шапошникова, старшины Смолярчука и его розыскной овчарки скрылись в лесу.
Громада сердито пыхнул своей неугасимой трубкой в сторону Шатрова и Зубавина и с досадой сказал:
- Испортили вам зеленые фуражки всю обедню, товарищи чекисты. Ничего уже не скажет нарушитель, куда и к кому шел. Ни одной огнестрельной и штыковой раны, а все-таки мертв.
Громада дал знак пограничникам, охранявшим труп, отойти в сторону.
Генерал, полковник и майор с одинаково брезгливым выражением лица подошли к цветущему кизиловому дереву, под которым нашел себе последний приют "Пастух", прослывший неуловимым переправщиком и контрабандистом. Рукав его куртки и штанина изорваны в клочья зубами Витязя. Лежал он лицом к небу, судорожно подвернув под крестец связанные руки. Короткие толстые ноги, перевитые веревками, подтянуты чуть ли не до подбородка. Дряблые щеки напухли, почернели. Мясистый нос с бородавкой на правой ноздре переместился с центра лица, скособочил его. На отвислой накусанной губе запеклась черная кровь. Маленькие, глубоко проваленные глазки накрыты массивными, в роговой оправе очками. Бурогрязные волосы мертвеца, его темная куртка, грудь, голова, лицо, руки и ноги - все обсыпано бледножелтыми лепестками опавших цветов кизилового дерева.
- Он это или не он? Тот, кого ждем, или не тот? - Громада подошел к ближайшей елке, выломал мохнатую ветку и тщательно, до последнего лепестка, смахнул с трупа кизиловый цвет. - Вот теперь другое дело. Чистая натура. Без всяких прикрас. Мордоворот. - Громада обернулся к Зубавину. - Труп передается в ваше распоряжение, товарищ майор. Грузите его и отправляйте к себе. Все, что надо сделать дальше, мы сделаем там, у вас. Поехали.
Похлестывая по голенищу своего сапога еловой веткой, Громада направился к машине.
В Яворе, в райотделе МГБ, труп нарушителя был прежде всего подвергнут тщательному обыску.
Нелегкое было это дело. Надо прощупать сотни метров швов одежды - не вделана ли в них мягкая полоска тщательно сложенной бумаги, на которой начертаны шпионские сведения. Надо вспороть всюду, где она есть, подкладку - не хранится ли за ней инструкции. Надо терпеливо разрядить все патроны, обнаруженные у нарушителя, - нет ли в одном из них шифровки. Надо отодрать подошву на башмаках, стельку, задники, набойки на каблуках - не хранится ли за ними какое-нибудь чрезвычайно важное доказательство вражеской деятельности нарушителя. Надо вскрыть крышку часов, осмотреть сквозь лупу механизм - не втиснут ли туда умелой рукой мастера какой-нибудь приказ разведцентра. Надо тщательно осмотреть все банкноты валюты - нет ли на них тайнописи. Надо, наконец, исследовать каждый предмет, обнаруженный у преступника, - не поможет ли он разгадать какую-то тайну. И, наконец, надо произвести вскрытие, произвести лабораторный анализ содержимого желудка.
После усердного, продолжительного труда Зубавина к его помощников на столе, накрытом солдатской плащ-палаткой, было выложено: портативная рация, шифры и коды, график приема и передачи радиограмм, крупная сумма денег, паспорт, военный билет и колхозная справка на имя Андрея Андреевича Солончака, пистолет, патроны к нему, две гранаты, нож и зашифрованное письмо из разведцентра, адресованное "Гомеру". "Двадцать первый" подробно, с самым серьезным видом инструктировал его резидента-приманку.
Пока врач в медсанчасти погранотряда делал вскрытие трупа (при беглом, поверхностном его осмотре он заключил, что нарушитель отравился), Громада и его спутники расположились в кабинете Зубавина.
- Ну вот, теперь у нас полная ясность, - сказал Зубавин. - Теперь убедительно доказано, что Батура - резидент.
Громада ответил майору тем укоризненным взглядом, каким суровый отец останавливает недальновидного сына, - молчаливым, но предельно красноречивым. "Рано радуешься, сынок", - говорил этот взгляд.
Шатров сидел в углу дивана, сосредоточенно глядя в стакан с чаем. Губы его были плотно сжаты, скулы окаменели. На висках вздулись синеватые извилины. Он размышлял, анализировал, сомневался, угадывал, доказывал, опровергал себя, убеждал.
Взгляд генерала и отчужденное молчание полковника смутили Зубавина. "В чем дело? - с тревогой подумал он. - Почему даже теперь они не соглашаются со мной? Почему не убеждают их и такие веские доказательства, как рация, деньги, новая инструкция разведцентра?" Не в привычке Зубавина было отметать вероятную версию, не убедившись окончательно в ее несостоятельности, и потому он продолжал с прежней видимостью уверенности:
- Мне кажется, Батура для нас теперь не представляет никакого оперативного интереса. Надо его арестовать и судить. Доказательств преступления больше чем требуется.
- Именно, - подхватил генерал слова майора, - больше, чем требуется. Вот это, Евгений Николаевич, мне и не нравится.
Полковник Шатров не откликнулся и сейчас: молчал, не отрывая взгляда от стакана с холодным чаем.
- Что вам не нравится, товарищ генерал? - все более внутренне настораживаясь, спросил Зубавин. - Вопрос был задан по инерции. Он уже догадывался, что не нравилось генералу.
- Посмотрите потрезвей, Евгений Николаевич, на эту груду вещественных доказательств, - сказал Громада. - По-моему, здесь не все ладно скроено и не все прочно сшито. Разве разведцентр не понимал, что если все попадет в руки нашей разведки, то провал резидента и его агентуры обеспечен?
Громада выдохнул дым из своей черной трубки в сторону Шатрова и сейчас же разогнал его рукой.
- Товарищ полковник, ваше слово!
Шатров поднял голову, рассеянным взглядом окинул шпионское снаряжение, разложенное на столе:
- И мне не нравится все это, товарищ генерал. Но больше не нравится другое. Почему и когда отравился этот посол "Двадцать первого"? Мне скажут, что он раскусил ампулу с ядом, не желая попасть живым в руки пограничников. А я не соглашусь.
Зубавин понял весь сложный ход мысли Шатрова. Он уже был в состоянии ответить на вопрос, поставленный Шатровым, но молчал: считал недостойным воспользоваться плодами чужих размышлений.
- Почему я не соглашусь с такими возражениями? - продолжал Шатров. - По двум причинам. Первая: во рту нарушителя мы не обнаружили осколков ампулы с ядом. Вторая: идя по следу нарушителя, мы видели, каким тяжелым был его путь, особенно последние двести метров. Так, как шел он, мог идти только смертельно раненный. Да, скажут мне, но в самый последний момент, при задержании, он бешено сопротивлялся, пытался застрелить собаку. Это ничего не значит: отчаяние придавало ему силы. Значит, пограничники связали нарушителя в тот момент, когда он уже агонизировал… Значит, он отравился задолго до того, как почувствовал безвыходность своего положения. Спрашивается: зачем и по каким причинам он это сделал? - Шатров усмехнулся. - Жизнь надоела? Вряд ли. Надо искать другую причину. Она, на мой взгляд…
Шатров замолчал, пристально глядя на входившего в кабинет капитана - начальника медчасти погранотряда. Военврач положил перед генералом лист бумаги - заключение о результатах вскрытия трупа. Громада молча, внимательно прочитал его и сказал:
- Наши предположения подтверждены. Яд принят вместе с коньяком за два часа до наступления смерти.
- И яд, конечно, принят не добровольно, - подхватил Шатров. - Кто-то влил в коньяк медленно действующую отраву. Кто же? Тот, кто направлял эту рабочую скотину, кто затеял с нами большую игру. Короче говоря, товарищи, я теперь окончательно убежден в том что разведцентр Крапса нас до сих пор дурачил. "Гомер" не резидент, а огромное чучело. И этот отравленный не связник, а декорация. И оба они - прикрытие операции "Горная весна", атака на ложном направлении. Крапс пожертвовал малым, чтобы спасти большее. Цель оправдывает средства. Что же нам делать? - спросил Шатров, глядя на генерала.
Несмотря на всю важность вопроса, Громада засмеялся:
- А то самое, что и раньше. Позволять себя дурачить. То есть делать вид, что считаем резидентом "Гомера", а тем временем принимать энергичные меры к поискам настоящего и нащупывать исходные позиции "Горной весны". На что рассчитывал разведцентр, посылая этого лжесвязника к лжерезиденту? По-моему, Крапс был уверен, что его посол попадется, что мы не захватим его живым и что возликуем, обнаружив при нем столько доказательств того, что он шел к резиденту Батуре. А каков дальнейший расчет Крапса? Он полагает, что мы должны теперь сосредоточить свое внимание на Батуре. Так не будем обманывать ожидания "Бизона"! Пусть Батура останется пока на свободе. Он теперь никуда не уйдет от нас и не представляет на данном этапе опасности. По-моему, мы должны вести наблюдение за нищим грубее, демаскированнее и этим самым доказать настоящему резиденту в Яворе, пока неизвестному нам, что мы попались на удочку Крапса. Нет возражений?
Совещание было прервано появлением в кабинете Зубавина начальника штаба погранотряда.
- Товарищ генерал, ваше приказание выполнено, Разрешите доложить?
- Докладывайте.
- При обратной проработке следа нарушителя границы на каменистом склоне горы обнаружен еще один след. Предполагаем, что второй нарушитель преодолел границу верхом на первом.
- Не может быть! - сердито возразил Громада. - После "Колумбуса" вам долго будет мерещиться, что все лазутчики преодолевают границу его способом. Не может этого быть! - повторил Громада. - Примитивно! Шаблонно! Где старшина Смолярчук?
- Пробивается по второму следу. Но он так обработан химикалиями, что его плохо берет Витязь. Одна надежда на следопыта Смолярчука. Какие будут приказания, товарищ генерал?
Громада повернулся к Шатрову и Зубавину:
- Поехали на границу!
Начался, как обычно бывает в таких случаях, поиск.
Длительные, многодневные поиски, организованные силами пограничных войск на широком фронте, закончились безуспешно. Второй нарушитель границы бесследно исчез.
Глава четырнадцатая
Та часть плана "Горной весны", которая относилась к Дубашевичу, первому подручному Джона Файна, предусматривала смерть переправщика. Дав ему отравленного коньяку, Дубашевич, он же "Учитель", попрощался с "Пастухом" и уже один, на свой страх и риск, продолжал продвигаться вглубь советской территории по курсу, проложенному "Бизоном". Он обошел город Явор глухой стороной и по колхозным садам выбрался к Каменице, на берегу которой лежала железная дорога. Воспользовался первым товарным поездом и направился на север. Там, высоко в горах, на одной из глухих станций, покинул товарный и пересел в пассажирский Явор - Львов. Ранним утром он был в Львове. Здесь, в большом городе с его многочисленным населением Дубашевич почувствовал себя в безопасности. План "Бизона" обеспечивал ему во Львове надежный приют. Его принял у себя на квартире механик одного из гаражей Львовской железной дороги и давний, с пилсудских времен, агент бизоновской разведки. Хозяин тайной квартиры накормил Дубашевича завтраком, уложил спать. Через несколько часов он разбудил гостя, положил перед ним пачку бумаг:
- Вот все ваши документы. Можете оформляться на работу.
Изучив документы, искусно подделанные на имя Ступака Николая Григорьевича, шофера первого класса, уроженца Киевской области, "Учитель" оформился на работу. Оформление сошло гладко, так как производил его все тот же содержатель тайной квартиры. Ступак был зачислен на должность шофера, получил под личную ответственность мощный лесовоз, командировочные деньги, удостоверение, путевку, запасся горючим, продовольствием, положил в кабину свой старенький чемоданчик и отправился в дальний рейс - в Закарпатье, в Яворский район, где львовские железнодорожники самостоятельно, своими силами разрабатывали отведенный им лесоучасток. Перевалив Карпаты, "Учитель" среди бела дня покатил по земле, которую неделю назад прошел и проехал тайно, глухой ночью.
В Яворе он заехал в магазин Книготорга, купил для видимости путеводитель по Закарпатью. Одновременно, как и обязывала его инструкция "Бизона", он успел сообщить "Кресту" на зашифрованном языке следующее: "Я, "Учитель", агент разведцентра, как видите, в целости и сохранности прорвался через границу, легализировался и уже выполняю свою долю плана "Горной весны"".
Крыж, со своей стороны, ответил "Учителю" условным сигналом, означавшим: "Я все понял, ваш руководитель "Черногорец" тоже благополучно прорвался в Явор, шлет вам свой привет и приказывает: действуйте, как договорились. Если будут затруднения, приходите сюда, и вы получите от меня инструкции "Черногорца"".
Ступак покинул магазин и поехал дальше.
Лесоучасток, куда был командирован Ступак для вывозки к железной дороге заготовленного леса, находился в высокогорном ущелье Черный поток. Начальник участка и его контора располагались значительно ниже, на дальних подступах к Явору, в бывшем охотничьем доме какого-то венгерского графа.
Ступак явился к начальнику участка инженеру Борисенко, доложил о своем прибытии. Тот шумно обрадовался и долгожданному пополнению небогатого машинного парка, и бравому виду шофера.
- Замечательно! Прекрасно! Ели? Пили? Устали с дороги?
- Вы обо мне не беспокойтесь, товарищ начальник. Я двужильный и не такое могу вытерпеть. Бывший фронтовик, одним словом.
- Фронтовик - тоже человек. Вы один, без семьи приехали?
- У холостяка не бывает семьи. Какие будут приказания, товарищ начальник? - решительно отклоняя заботы инженера Борисенко, спросил шофер Ступак.
- Приказываю раньше всего иметь крышу над головой. Куда вас определить? Поближе к поднебесной Верховине или на берегах Тиссы?
- Куда-нибудь поближе к городу, товарищ начальник. Я хочу вечерами учиться. - Ступак поскреб ногтем мозолистую ладонь. - Поставил я себе большую цель, товарищ начальник: хочу подготовиться в техникум. Прошу определить поближе к городу.
- В близости от города все квартиры заняты. Опоздал, товарищ Ступак. Но ничего, ничего, мы сейчас что-нибудь сообразим.
- Шоферы говорят, что в доме путевого обходчика Дударя еще просторно, - подсказал Ступак.
- Правильно, я и забыл! - обрадовался инженер. - Пошлем тебя к Дударям. Хорошие люди. Иди к ним, скажи, что я послал на временный постой. Хозяева в курсе дела, у нас есть с ними предварительная договоренность.
Ступак категорически мотнул головой:
- Не пойду. Как же так, товарищ начальник, "иди"? Все-таки первый раз люди увидят меня. Напишите Дударям письменно.
Инженер Борисенко засмеялся.
- О, да ты, оказывается, хотя и шофер, но с бюрократическими наклонностями! Ладно, напишу. И в погранзаставу насчет пропуска напишу. Оставьте ваши документы.
Начальник лесоучастка Борисенко, человек добрый и широкий по натуре, сел за стол и набросал короткую записку, в которой в самых дружеских, теплых тонах просил Ивана Васильевича Дударя и его дочь Алену Ивановну приютить в своем доме на время, на месяц-полтора, очень нужного ему шофера Николая Григорьевича Ступака.
Бросив машину во дворе конторы лесоучастка, взяв чемоданчик и записку инженера Борисенко, "Учитель" направился к Дударю. Он был спокоен и не подозревал о том, что идет навстречу своей гибели.
Дом Дударя стоял у железной дороги, в заповедном лесу, на небольшой поляне, огороженный серебристыми от времени, солнца и дождей пихтовыми слегами.
В углу двора, у самой железной дороги, была окружена штакетником небольшая метеостанция - хозяйство Алены, дочери Ивана Васильевича и жены старшины Смолярчука.
Алёна, с блокнотом и карандашом в руках, переходила от прибора к прибору, записывала показания термометра, гидрографа, барографа. Из лесной чаши, быстро нарастая, донесся веселый свист и звучный топот тяжелых сапог о твердую землю. "Андрей!" - обрадовалась Алена. Подбежав к штакетнику, она положила на его зубцы ладони, заулыбалась, ожидая появления мужа. Из-за деревьев вышел не кряжистый, чуть медлительный и степенный Смолярчук, а высокий, с длинной шеей, быстроногий, одетый в коричневый суконный пиджак человек. В его руках был небольшой чемодан. Алёна разочарованно вздохнула, перестала улыбаться, отошла от изгороди и принялась за прерванное дело.
Человек в коричневом пиджаке остановился перед оградой метеостанции, поставил чемодан на землю.
- Здравствуйте! - проговорил он, снимая поношенную, выгоревшую на солнце кепку и проводя ладонью по темным, чуть вьющимся волосам.
Алёна на мгновение оторвалась от прибора, скупо ответила на приветствие.
Незнакомый человек не уходил. Он молча смотрел на девушку и улыбался ей так, будто давным-давно и очень хорошо знал ее. Это удивило и смутило Алену.
- Скажите, будь ласка, какая завтра будет погода? - продолжая улыбаться, спросил прохожий.
Несмотря на свое смущение, Алена ответила смело и насмешливо:
- Гром. Молния. Дождь.
- Люблю грозу в начале мая, - продекламировал нараспев прохожий. - Разрешите войти, Алена Ивановна? - Не ожидая ответа, он взял чемодан, толкнул калитку и вошел во двор. - Не удивляйтесь, молодая хозяйка, что я вас знаю, а вы меня - нет. Мне о вас рассказал наш начальник инженер Борисенко. Он прислал вам письмо. Вот!
Алена достала из конверта записку, прочитала ее.
- Ну, Алена Ивановна, какой будет ваш приговор?
Алена поднялась на деревянное резное крылечко, широко распахнула дверь:
- Заходите, будь ласка, и чувствуйте себя как дома.
Ступак вошел в просторную горницу, залитую майским солнцем. Стены, сложенные из отборной спереки - горной пихты, отливали медовой желтизной. Потолок и полы сделаны из широких плах вековой, в два обхвата, сосны. На дереве нет ни одной капли краски, и все благородно сияет, все чисто и отшлифовано, все источает аромат свежести, неувядаемой новизны, хотя дом стоит, наверно, не меньше чем пятьдесят лет. Похоже, люди здесь только тем и заняты, что с утра и до ночи скребут, моют и натирают дерево.
Ступак снял свой коричневый пиджак, повесил его в угол, на деревянный колышек.
- Куда я попал?! - изумился он, оглядываясь вокруг. - Так это же пчелиный улей, а не человеческое жилье! Вот это да! Красота!
Алене было приятно, что гость заметил и должным образом оценил труды ее отца, деревянных дел мастера, и труд хозяйки, ее умелые руки, не жалеющие мыла, щелока и времени.
- Все у нас так живут на Верховине, - сказала она.
- Не все, Алена Ивановна. - Я воевал в Отечественную на Верховине, видел зимарки, хижины и хаты, где топят по-черному.
В мирный, сердечный разговор хозяйки и гостя неожиданно вторгся воинственный рокот трембиты. Он донесся откуда-то сверху, через потолок. И прозвучал он так во-время и так грозно, что даже всегда ко всему готовый Дубашевич испугался и не сумел должным образом скрыть этого. Алена поспешила выручить его.
- Это отец. Не беспокойтесь, товарищ…
- Ступак, Николай Григорьевич… Что это такое? - спросил он, разглядывая потолок.