В тот же вечер капитан пошел в шифровальное бюро. Дешифровщики долго разглядывали принесенный им листок и многозначительно переглядывались.
- Что, новенькое что-нибудь? - забеспокоился Новгородский.
- Не знаю, - честно признался старший дешифровщик, совершенно не похожий на кабинетного работника, здоровенный, светловолосый парень, с квадратным подбородком и пудовыми кулачищами. - Пятизначными группами шифруют многие, но...
- Что, трудно? - Новгородский давно знал дешифровщика, но все равно при каждой встрече удивлялся его нематематической внешности.
- Да. Ключ подобрать очень трудно.
- Но нам нужно знать содержание документа как можно скорее.
- Понимаю.
- Хотелось бы к завтрашнему дню...
- Вы очень многого хотите.
- Но ведь дело-то архисрочное!
- Товарищ капитан, - белобрысый богатырь рассердился, заговорил официальным тоном: - По-моему, вам известно, что несрочных дел у нас нет.
- Ну хорошо, - смирился Новгородский и неумело польстил: - Будем надеяться на фортуну и вашу проницательность.
- Не умеете, капитан. Комплименты - не ваше амплуа, - усмехнулся молодой человек.
Новгородский вернулся к себе в кабинет очень недовольный разговором и еще больше самим собой. Он сел за стол и вынул из сейфа всего одну папку. Личное дело старшего инженера проектно-сметной группы геологического управления Лебедева.
- Итак, милейший Игорь Серапионович, - хмуро сказал Новгородский вслух, глядя на красивое крупное лицо, смотревшее на него с фотокарточки, - ваш час пробил...
13. ПЕРВЫЙ УДАР
Володя удивлялся Вознякову. Никакие житейские неприятности не могли даже на время загасить в нем страсть поисковика-геолога. Только-только начальник партии закончил тягостный разговор со Стародубцевым, был хмур и подавлен, а уже через какие-то полчаса снова шуршал картами, перебирал разрезы скважин и рассуждал:
- Лешачье месторождение! Ясное дело, мы нащупали его. Оно за рекой, за линией сброса. Но откуда обломки диаспорового боксита в реке? Как вы, Василий Гаврилович, думаете?
- Право затрудняюсь, Олег Александрович. Я не мастер на гипотезы. Вы знаете. Мне больше импонируют факты.
- Ха! Факты! Факты обсосать любой может, - отмахнулся Возняков. - Вы попробуйте объяснить непонятное. А вы, Огнищев, что думаете?
Того вопрос застал врасплох.
- Надо получше обследовать береговые обнажения, - высказал он прописную истину.
Возняков опять отмахнулся.
- Все обследовано. На брюхе оползано, можно сказать.
- Тогда я не понимаю.
- Я тоже не понимаю, - признался Возняков. - А вот Николашин, кажется, догадывался. Он что-то узнал из разговоров с местными старожилами и хотел проверить, да не пришлось покойничку...
- Покойничку? Он что, умер? - быстро спросил Мокшин.
Володя заметил, как он напрягся, беспокойно заозирался.
- Да нет. Я так... к слову... - растерялся Возняков. - Болтаю всякий вздор. Думаю частенько о Трофиме Степановиче... - Начальник партии не умел лгать, он покраснел, и выражение лица у него стало вымученным. - Не обращайте внимания. Это, видно, нервы...
- Да. Скорее всего, - согласился Мокшин. - Чем черт не шутит, может, объявится где-нибудь наш Николашин. С пьяным всякое может случиться.
Мокшин не поверил Вознякову, это было очевидно, но говорил почти искренне. "Ну и артист!" - подивился Володя.
- Да, с пьяным всякое может случиться, - с жалкой улыбкой поспешил подтвердить начальник партии. - Всякое...
Возняков был настолько расстроен своей болтливостью, что перестал жестикулировать и опустил руки. Они повисли вдоль тела, длинные, худые, сразу потерявшие свою живость. Володе стало жаль Вознякова, он поспешил ему на помощь.
- Найдется ваш Николашин. Не иголка. Поберегите нервы. Сильно расстраиваетесь - вот и ползет всякая чушь в голову.
- Да, да, - огорченно согласился Возняков, думая о чем-то своем. - Именно ползет. Вы уж не обращайте внимания.
- А я и не обращаю.
Возняков уныло собрал со стола карты и сложил в сейф.
- Пойти по хозяйству распорядиться... - сказал он и ушел из камералки.
- Олег Александрович, видимо, действительно что-то знает, - сказал Мокшин, когда дверь захлопнулась. - Тебе не кажется?
Володя легкомысленно отмахнулся:
- Дался вам обоим этот Николашин. Ничего особенного. Затаскали мужика, вот и заговаривается. Тебя бы так...
Мокшин поежился. Почему-то боязливо покосился на окна, за которыми уже сгущалась ранняя вечерняя синь. Володя это заметил.
- Пятый час, а уже темно. Давай кончать. Мне в Медведёвку сегодня надо. Потанцую! - Он зажмурился. - Кажется, век на танцах не бывал.
- Как ты туда добираться будешь? Ведь суббота, - сказал Мокшин.
- А на лесовозе. На шпалорезку лес сейчас круглые сутки возят.
- Верно, - согласился Мокшин и стал собирать бумаги.
Они уже оделись и собрались уходить, как в камералку неожиданно вернулся Возняков. Начальник партии был возбужден, недавнего уныния как не бывало.
- Вот! - торжественно сказал он, со стуком положив на стол два куска керна. - Подходим!
Володя по примеру Мокшина взял один из образцов, повертел в руках. Обычный серый известняк. Ничего особенного он в нем не увидел.
- Смотрите лучше! - весело шумел Возняков. - Видите? Доломитизации уже нет.
- Это что же... - без всякого энтузиазма сказал Мокшин. - Выходит, надо скоро ждать рудное тело?
- Конечно! Именно эти известняки покрывают бокситы. Так что надо быть в готовности. Главное - сразу на двух буровых! У Осинцева и Ушакова. Это в двух километрах друг от друга. Вы понимаете, что сие значит?
- Понимаю, - со значением в голосе сказал Мокшин, и, поняв смысл, который вложил он в это слово, Володе захотелось изо всей силы залепить ему в лицо тяжелым куском породы.
Возняков же был далек от всяких подозрений. Он по привычке рассуждал вслух:
- Образцы эти подняли часа два назад. Вероятность аварий теперь сведена к минимуму. И Ушаков, и Осинцев обсадили скважины трубами. Значит, вывалов не будет. Если будут бурить с такой же скоростью, как сейчас, то...
- То завтра к вечеру можно ждать боксит, - досказал за него Мокшин.
- Почему к вечеру? - энергично возразил Возняков. - Днем. Даже утром! Все может быть! Так что выходной день назавтра отменяется.
- Понятно.
- Не вижу энтузиазма, - рассердился на Мокшина Возняков. - Приказываю, товарищи участковые геологи, завтра с утра безотлучно находиться на буровых. Запаситесь провиантом и всем прочим. Ясно?
- Ясно! - бодро отчеканил Володя.
- Надо так надо, - согласился Мокшин, что-то решив. - За мной дело не станет. Возьму у Тихона Пантелеевича ружьишко и отправлюсь пораньше на участок.
Володю его слова насторожили.
- Это хорошо, - одобрил Возняков. - Только зачем ружьишко?
- Поброжу по лесу. Постреляю. Может, добуду на общий стол зайчишку или глухаря. На днях несколько штук вспугнул. А то на вышке без дела сидеть - мучение чистое. Помрешь со скуки.
- Ладно. Берите ружьишко, - согласился Возняков. - Только смотрите у меня. Не прозевайте рудное тело. Ко времени быть на месте. Голову оторву, если контакт прозеваете!
- Не прозеваю.
- Проверю. К обеду я сам буду на участке. Раньше не поспеть, - с сожалением сказал Возняков.
- Ему что... Привык мотаться день и ночь, - ворчал Мокшин, когда они шли домой. - И другим покоя не дает. Торчи там сутками теперь. Жди его величество боксит...
- Для этого и работаем, - сказал Володя. - Отдохнем после войны.
- Работаем... - Мокшин, видимо, не считал нужным таить при Володе свое настроение. - Работать надо с умом. Без горячки. Если нужно тебе круглосуточное дежурство на буровой - поставь сменных коллекторов.
- Где их взять. Людей без того не хватает!
- И ты туда же! - проворчал Мокшин. - Молодой. А я уже уставать от этой вечной лихорадки начал. Вознякову что! Он будет спать сколько захочет, а ты изволь в раннюю рань на участок тащиться.
Володя промолчал. Не хотелось впутываться в никчемный спор. Он уже ненавидел Мокшина и чувствовал, что скрывать эту ненависть ему становится все труднее. В споре могло вырваться неосторожное слово. "Вознякова мажешь, сволочь, - мрачно думал он. - Подожди, себя клясть будешь!"
Семья Вознякова жила в Сосногорске. Жена работала врачом, сын и дочь учились. Володя слышал от сотрудников, что Олег Александрович очень любит их и сильно скучает в разлуке. Но беспокойный характер и привязанность к своей профессии заставляли его долгими месяцами быть вдали от семьи.
Откровенная неприязнь к Вознякову, которую Мокшин не желал скрывать, а главное, его слова о ранней охоте встревожили Володю.
"Что-то ты задумал, волчина, - продолжал сердито думать он. - Ясное дело. Только что? Нет. Тебе, Володька, нельзя сегодня ехать в Медведёвку. В другой раз". Вспомнив о Наде, он с еще большей неприязнью покосился на продолжавшего ворчать Мокшина. Из-за этого человека с нетерпением ожидаемое первое свидание могло не состояться.
В последние дни Володя с Надей встречались всего два раза, да и то мимоходом. Надя все время куда-то спешила, была озабочена и утомлена. Оба раза они виделись в конторе, в присутствии многих людей, и потому поговорить не пришлось. Только одобрительный взгляд больших лучистых глаз был наградой Володе за сдержанность, ненавязчивость. А быть таким ему становилось все труднее. Его так и подмывало подойти к Наде, сказать ей что-нибудь хорошее, чтобы исчезла хмурая складка на переносице, осветилось сдержанной улыбкой нежное, почти детское лицо. Вчера он не сдержался - оторвал субботний листик календаря и тайком показал его Наде. Она чуть порозовела, промолчала и только взглядом сказала: жду. Сегодня она не приезжала в Заречье.
Сейчас Володя шел рядом с Мокшиным и от сознания того, что поехать к Наде все же не придется, был полон злости и непонятной грусти. Даже во вторник, когда осматривал вещи Мокшина, он не испытывал к тайному врагу такой ненависти, как сейчас.
Обнаружить тогда ничего не удалось. Носильные вещи, всякие житейские безделушки. Из заслуживающего внимание были только деньги. Двенадцать пачек красных тридцатирублевок. Новеньких, хрустящих, в банковских бандеролях. Несчастный жених оказался не таким уж нищим, как казалось после его грустных рассказов. Деньгам Володя не удивился. Он почему-то считал, что так и должно быть. Еще была в чемодане большая металлическая коробка. Как ни бился, открыть ее не удалось. Какой-то хитрый запор крепко держал крышку.
В тот день за ужином Мокшин был необычайно разговорчив, почти весел. Володе даже почудилось, что от него попахивает водкой. Квартирант сочувственно говорил о горестях неудачливого Вознякова, а Володе нет-нет да казалось, что во взгляде блестящих мокшинских глаз проскальзывала усмешка: "Что, обыскал? Нашел? Молокосос!" Эти ехидные поглядывания вывели Володю из себя. Он раньше всех встал из-за стола и ушел во двор колоть дрова.
В тот же вечер Володя связался по радио с Клюевым. Очевидно, злость помогла. Он не допустил ошибок в радиообмене и даже не волновался, когда услышал далекий писк клюевского передатчика. Все казалось само собой разумеющимся: и маленькая батарейная рация, скупо освещаемая ручным фонариком, и шуршащее под ногами сено, и вся ночная таинственность родного сеновала, на котором он был вынужден от кого-то и зачем-то прятаться. Он сообщил Клюеву результаты осмотра мокшинских вещей и даже пожалел, когда тот дал "ец" - конец связи. С сеновала уходить не хотелось. Было противно снова видеть ехидно-веселый прищур мокшинских глаз.
Уже потом, развалившись на своем сундуке, Володя понял, что злость его была напрасной. Мокшин был действительно пьян и городил чепуху. На свое имущество он не обратил никакого внимания.
"С чего бы он хлебнул?" - подумал тогда Володя.
- Ну, собирайся, жених! - сказал Мокшин после ужина. - Заждалась, наверно, невеста.
- Ты это брось!
- Молчу, молчу, - хохотнул Мокшин и бросил на спинку стула пиджак. - Облачайся.
- Да я передумал... Холодно. И вообще...
- Ты что, с ума сошел?! - всполошился Мокшин.
- Работа завтра важная. Какие уж тут танцы, - стал неохотно объясняться Володя.
- Работа! Вы посмотрите на него! Его такая дивчина ждет, а он о работе рассуждает. - Глаза Мокшина беспокойно ощупывали лицо собеседника. - До утра успеешь сто раз вернуться. На вышке отоспишься. Времени у тебя будет предостаточно. Это только Возняков может считать, что до руды дойдут завтра. А на самом деле...
- Ладно, поеду, - изменил свое решение Володя. Он счел ненужным возбуждать подозрительность Мокшина. - Щегольну в твоем обмундировании. Только ты того... если не вернусь вовремя... Загляни к Осинцеву. А то съест меня Возняков.
- Какие могут быть разговоры! - Мокшин явно обрадовался, засуетился. - Все будет в порядке. Езжай спокойно.
"Ему зачем-то надо выпроводить меня, - думал Володя, натягивая костюм. - Я в чем-то могу ему помешать. - Тревога росла. Вдруг его осенила догадка: - А если он задумал новое преступление?"
- Костюмчик будто на тебя шили, - меж тем оживленно продолжал Мокшин. - Красавец!
"Не радуйся, - мрачно думал Володя. - Никуда я не поеду. В сосульку превращусь, но до утра с дома глаз не сведу. На сей раз у тебя ничего не выйдет!"
Но события приняли неожиданный оборот. Едва он вышел за калитку, как кто-то крепко взял его за рукав. Это произошло так внезапно, что Володя вздрогнул, резко рванулся в сторону и ухватил в кармане полушубка теплую рукоять браунинга.
- Огнищев! - тихо сказал человек в тулупе.
Володя приблизился, присмотрелся: узнал Клюева.
- Что случилось?
- Срочное дело. Надо незаметно взять Булгакова и быстро доставить в Медведёвку.
- Я не могу уходить далеко.
- Почему?
Володя торопливым шепотом рассказал о своих подозрениях.
Они стояли у самых ворот. Вечер был темным, ветреным. Низкие облака закрыли луну, вдоль улицы с посвистом разгуливал ветер, бросая в лица пригоршни колкого сухого снега. Володе отчего-то стало не по себе. В пучке света, струящемся из кухонного окна, вихрились, плясали искрящиеся снежинки. Кругом пусто и тихо. Как в пустыне. Все живое поглотила и упрятала студеная январская темнота.
- Все же тебе придется поехать, - после недолгого раздумья сказал Клюев. - Дело серьезное и срочное. А я не знаю даже, где он живет.
- У доярки колхозной Ефросиньи Козыревой.
- Она дома сейчас?
- Не знаю. По-моему, вечерняя дойка еще не кончилась.
- Тогда надо спешить! - заторопился Клюев.
- А Мокшин?
- Вот еще морока, черт те дери! - выругался Клюев. - Не люблю спешки. Капитан срочно погнал, а Стародубцева не нашли. Куда-то в баню мыться пошел. Да и тебе приказано срочно явиться туда...
В снопе света, падающем из окна, метнулась тень. Володя решился.
- У тебя один пистолет?
- Два. А что?
- Тогда поручим отцу.
- Подходит. Мне, кстати, велели тебя через него вызвать.
Володя по завалине осторожно подобрался к окну, заглянул. Отец сидел на кухне один, чинил валенок. Володя поскреб ногтем по стеклу. Отец продолжал работать. Володя поскреб посильнее. Отец вздрогнул, поднял голову, затем встал и подошел к окну. Посмотрел на освещенное лицо сына, прижавшего палец к губам, нахмурился, кивнул головой и пошел к вешалке. Володя возвратился к воротам.
- Не нашумит он там? - беспокойно спросил Клюев.
- Все будет в порядке. Старый вояка. Еще нас кое-чему научит.
Тихон Пантелеевич выскользнул из калитки по-кошачьи бесшумно.
- Чего тебе? - приглушенно спросил он, ничуть не удивляясь присутствию постороннего человека.
- Ефросинья Козырева до скольких работает? - без всяких объяснений спросил Володя.
- Когда как. Раньше семи вечера они на ферме не управляются.
- Значит, ее еще нет?
- Не должно быть.
- Хорошо. - Володя вытащил из кармана браунинг и сунул отцу в руку. - Держи. С квартиранта глаз не спускай. Враг. Не ложись спать, пока я не вернусь. Будь начеку.
Тихон Пантелеевич только крякнул от изумления, но ничего спрашивать не стал, быстро упрятал оружие.
- Глаз с него не спускай. Головой отвечаешь. Куда пойдет - следи, - повторил Володя.
- Ладно. - Тихон Пантелеевич передвинул шапку на голове. - Ты вот что... Пришли-ка ко мне Назарку Осинцева. Давно просит валенки подшить. Пусть несет.
- Осинцева? Осинцева нельзя! - категорически отрубил Володя.
- Почему? - удивился старик.
- Нельзя!
- А! - Тихон Пантелеевич все понял. - Ежели из-за той ночи, то напрасно. У Комарова он был. На крестинах. Это точно.
- У какого Комарова?
- Да у Федора. Сменным мастером у Назарки в бригаде работает. Конопатый, здоровенный такой. Пацан родился. Крестины второго числа справляли. В соседней деревне Федор-то живет...
- Чего ж ты до сих пор молчал? - рассердился Володя.
- А я откудова знал... Сегодня с Федором разговорились - так он все и высказал.
- Тьфу, черт!
Клюев прыснул в рукав тулупа.
- Ругался Федор-то на попа, - продолжал шептать Тихон Пантелеевич. - Жаден оказался. Двух кур за крещение содрал...
- Какой поп?
- Да из Порошино привозили. Пацана, значит, крестить... Теща Федорова тайком пригласила.
Клюев, не в силах сдерживаться, продолжал тихонько хохотать, корчась в просторном тулупе.
- Черт знает что... - расстроенно пробормотал Володя, представив, как отругает его Новгородский за непроверенное сообщение об Осинцеве.
- Так позови Назарку-то, - сказал Тихон Пантелеевич. - Мне удобнее будет вечер коротать.
- Ладно, позовем, - вмешался Клюев.
Пароконная милицейская подвода, на которой приехал Клюев, стояла за огородами. Володя завалился в набитые сеном розвальни и взял вожжи.
- К Осинцеву?
- Давай. Теперь бояться нечего. Возьми! - Клюев сунул ему в карман тяжелый ТТ.
Не выезжая на главную улицу села, они окраинами добрались до дома, где квартировал Назар Осинцев. Старший мастер ничуть не удивился приглашению Тихона Пантелеевича. Даже обрадовался.
- Подошьет? Молодец старикан. Я его давно прошу. Как раз кстати. Завтра на вышку жить перебираться, а валенок прохудился, и подшить нечем. Кто знает, сколько суток там просидишь. Всяко бывает...
- Давай шпарь. Подошьет как надо.
- А ты куда собрался?
- В Медведёвку.
- Ого! Ты смотри у меня! - всполошился Назар. - С завтрашнего утра быть на вышке. Боксит ждем. Ребята жмут изо всей мочи.
- Возняков говорил.