– Нет. Только все равно никак не могу представить вас без военной формы. Для меня вы солдат, такой же, как полковник Моци… О Господи, как я устала от военных!
И она повернулась к нему спиной. Этот жест и интонация, с которой были произнесены последние слова, подействовали на него как пощечина. Он стоял словно оплеванный, чувствуя, как внутри закипает гнев. Он еще не успел решить, как ему поступить, а она опять быстро повернулась к нему и мягко проговорила:
– Простите. Я не должна была так говорить. И думала я вовсе не о вас, а о себе.
Ему вдруг захотелось коснуться ее руки, чтобы показать, что он не обижается, но вместо этого он сказал:
– Мне бы очень хотелось, чтобы вы могли наконец надеть ваши походные ботинки. А еще лучше – вашу самую нарядную шляпку. И чтобы я мог пригласить вас пообедать в каком-нибудь ресторанчике на побережье Ниццы…
От него не ускользнуло, что его слова произвели на нее несравненно большее впечатление, чем если бы он коснулся ее руки. Она смотрела на него широко раскрытыми глазами, потом повернулась и еле слышно проговорила:
– Благодарю вас…
Вдруг у нее за спиной, далеко внизу он заметил суетящихся на берегу людей. Маленькая рыбачья лодка уткнулась носом в черный песок. Трое мужчин вытащили ее на берег, наклонились и вынули из нее что-то тяжелое и громоздкое. Но даже с такою расстояния Джон увидел, что это было человеческое тело. С минуту он стоял неподвижно, наблюдая, как один из мужчин смотрит в сторону форта, а двое других вытягивают со дна лодки парус, потом, ни слова не говоря, повернулся и направился к лестнице.
Глава 7
Арианна сидела под соснами, на том самом месте, где они с Марчем в последний раз занимались любовью. Лучи жаркого утреннего солнца прорывались сквозь верхушки деревьев. Вчера она узнала о смерти Марча. Вчера и всю эту ночь она безутешно предавалась своему горю, пока оно не сменилось холодным оцепенением. Никогда больше она не увидит его, никогда не уедет в Англию. Ей казалось, словно часть ее самой жестоко вырезана чьим-то острым, безжалостным ножом.
Только когда Марча не стало, она поняла, как сильно любила его. Сначала это была чистая страсть, но со временем она переросла в нечто большее. Теперь Арианна знала, что по-настоящему любила его.
Она сидела на земле, уронив руки на колени, и сквозь стволы сосен смотрела на далекие прибрежные скалы, на которых яркими бликами играл солнечный свет, преломлявшийся в морской воде.
По ковру из сосновых игл зашуршали шаги – это подошел Торло и сел на землю в нескольких ярдах от нее, прислонившись спиной к стволу дерева. Он скрутил папиросу и закурил.
– Пора возвращаться домой, – сказал он. – Скоро придет офицер. Он будет задавать вопросы. А еще я хочу с тобой поговорить, мне надо знать, что у тебя на уме.
Арианна смотрела на пламя горящей спички, потом проговорила:
– У меня много чего на уме. Вы ненавидели друг друга, и если он погиб от твоей руки, я убью тебя.
– Да, это правда, я не любил его. Как и всех этих солдат.
Они смотрят на нас с презрением, а на наших женщин с…
– Он был не такой, как другие. Предупреждаю: если он погиб от твоей руки, я убью тебя.
– Но я не убивал его. Клянусь тебе. Я убил бы его, если бы он причинил тебе горе. Скажу честно, я ждал, когда он тебя обидит.
– Он сделал меня счастливой. Я жду от него ребенка. Мы собирались поехать в Англию и пожениться. Он обещал мне это в нашу последнюю ночь. Но если не ты убил его, то кто?
– Я об этом тоже думал.
– Сержант не верит мне, но это правда; когда мы расставались, он не был пьян. Как можно в ясную, лунную ночь упасть со скалы? Он хорошо знал дорогу и был трезвый. Не могу поверить, что он сорвался с обрыва… Ты мой брат, и ты должен убить всякого, кто причинит мне боль. Так вот это случилось: мне причинили смертельную боль.
– Значит, я убью. Но кого? В Ардино не на кого подумать.
И совершенно точно, что это не из ревности. Притом все знали, что я защищаю тебя.
– И все-таки его убили.
– Я думал об этом. Я разговаривал с людьми из Моры, которые нашли его тело. Я отыскал место, где он упал. Ниже, в пятидесяти ярдах валялся его рюкзак. Наверху я тоже все осмотрел. Тропа проходит в трех ярдах от обрыва, и там нет никаких следов падения, зато на самой тропе множество следов других людей.
– Что это за люди?
– Не знаю. Это еще предстоит расследовать. Три дня назад в лощине на Ла-Кальдере я видел костровище. Наши люди не так разжигают костер. Еще я нашел там окурки от незнакомых сигарет, и мне пришло в голову, что на острове есть чужие люди. Должно быть, они здесь из-за тех пленников, что сидят в крепости.
– До пленников мне нет дела, но эти люди… Если они убили его, то мне нужно только одно…
– Хорошо, хорошо. А сейчас пойдем домой. Предоставь все мне.
Торло встал, Арианна послушно поднялась, и они вместе зашагали по тропинке к дому.
***
На дознание в Ардино с Джоном поехали сержант Бенсон и сеньор Альдобран, выступавший в роли переводчика. По дороге Джон спросил Альдобрана:
– А что местные жители? Мне показалось, они не слишком-то доброжелательны.
Альдобран развел руками:
– Они много трудятся, майор. Но они…, то есть мы… – Он улыбнулся. – Мы же островитяне. К чужим всегда подозрительны и не очень открыты. А в Ардино и подавно. Тамошние жители даже в Мору не наведываются.
– Насколько я понял, – сказал Джон, – это был самый настоящий несчастный случай. Он был пьян, оступился и сорвался со скалы. Или… – Он запнулся.
– Или кто-то столкнул его. Вы это хотели сказать, сэр? – вмешался в разговор Бенсон.
– Да.
– Думаете, ее брат? – спросил Альдобран.
– А как по-вашему, он мог бы?
Альдобран пожал плечами:
– И он мог, и любой другой. У них тут нет морали, зато гордости хоть отбавляй. – Он многозначительно закатил глаза.
Когда подъехали к бару "Филис", там уже толпились местные жители. В баре за столом, как всегда, сидели игроки. Альдобран что-то сказал им, те неохотно поднялись и вышли. Эрколо, облокотившись о стойку, наблюдал, как трое прибывших расселись за столом.
Альдобран сказал хозяину бара:
– Встань у двери, Эрколо. Будешь вызывать по одному.
Небритый и грязный, Эрколо лениво прошаркал к двери.
– Сначала девушка, – сказал Джон и, обращаясь к Бенсону, прибавил:
– А вы, сержант, все записывайте.
– Арианна Зарате, – крикнул Альдобран Эрколо.
– Арианна Зарате!
В зычном голосе Эрколо звучали командные нотки, и Джон заметил, что он улыбается, довольный своим неожиданным превосходством над остальными жителями деревни.
Девушка долго не появлялась, и когда она наконец вошла, Джон заметил, что она одета не как остальные женщины, в рабочую одежду, а во все черное. На ней было черное платье, черные чулки и черная накидка на голове. Эта одежда, явно с чужого плеча, совсем не подходила ей, придавая аляповатый,.бесформенный вид. Но ее лицо, красивое и решительное, с припухшими от слез глазами, несло в себе величавое и сдержанное достоинство. С помощью Альдобрана-переводчика Джон заговорил:
– Сеньорита Зарате, вы дружили с капралом Марчем. Вижу, его смерть явилась для вас истинным горем, и мне бы не хотелось доставлять вам лишние мучения, но ради его родителей," оставшихся в Англии, а еще потому, что он был нашим солдатом, я вынужден задать вам несколько вопросов. Надеюсь, вы поможете нам.
– Да, сеньор.
– Три дня назад капрал Марч приходил в Ардино, чтобы повидаться с вами. Это так?
– Да.
– В котором часу это было?
– Было уже поздно.
– Как долго он пробыл здесь?
– Долго.
– А где вы были? У вас дома?
– Нет. В сосновом лесу за деревней.
– Когда вы расстались, он пошел обратно по горной тропе?
– Да.
– Он был трезв, когда вы расстались?
Арианна вскинула подбородок и сжала губы.
– Да.
Даже если бы он был пьян, подумал Джон, она бы не сказала. Он мертв, и она не хочет говорить о нем плохо.
– Знаете ли вы кого-нибудь, кто мог бы желать ему смерти?
– Нет.
– Как по-вашему, он мог сорваться со скалы? Ведь он был трезв и хорошо знал дорогу. На обрыве мы не нашли никаких следов падения.
– Он мертв, сеньор майор. – Она сверлила его темными глазами. – Мертв. И какая разница, как это произошло?
– Сеньорита, мой долг докопаться до истины. Я должен сделать это по многим причинам. Если вы знаете кого-то, кто мог бы причинить ему вред, вы должны назвать этого человека.
Арианна молчала. Все эти вопросы ничего не значили для нее. Марч мертв, и теперь осталось только одно. Торло обещал позаботиться об этом. Этот майор добр к ней и обращается с нею уважительно, не так, как сержант, но если Марча действительно убили эти чужаки, появившиеся на острове, и если рассказать об этом майору, у Торло может все сорваться. Чужестранцев поймают и увезут куда-нибудь, чтобы предать суду. А она хочет, чтобы Марч был отмщен здесь, на Море, и чтобы месть эту осуществил ее брат. Уж в чем, в чем, а в этом она верит ему, как никому другому.
– Сеньорита, – прервал ее размышления Джон,. – мы ждем.
Известен ли вам кто-нибудь на острове, кто мог бы желать Марчу смерти?
– Нет, сеньор майор. Никого не могу назвать.
Джон разрешил ей идти. Он понимал, что стоять здесь перед ними для нее сейчас невыносимая мука. Он ни на секунду не сомневался, что она любила Марча. Как странно: он совсем не знал этого человека, помнил только его лицо… Со временем она, конечно, оправится от удара, но сейчас горе ее неизбывно, и никто не может ей помочь.
В баре было жарко. Эрколо принес стаканы с водой, правда, теплой и мутной. Он подтвердил, что продал Марчу бутылку бренди. Следующим вызвали Торло, и когда тот вошел, по одному его виду Джон догадался, что он ненавидит их всех до бесконечности. Торло стоял перед ними, чуть ссутулив плечи, положив руку на пряжку ремня, и не сводил глаз с сержанта Бенсона.
В ту ночь он от заката до рассвета рыбачил вместе с другими мужчинами селения и ничего не мог рассказать о смерти Марча. Его манера держаться начала раздражать Джона, но он сдерживался, стараясь не подать вида. Парень стоял перед ними в развязной, вызывающей позе, и Джону вдруг страшно захотелось наорать на него, но он понимал, что этого делать нельзя.
Наконец он сказал.
– Не исключено, что смерть капрала Марча была несчастным случаем. Однако, возможно, и нет. Знаете вы кого-либо, кто мог бы желать ему смерти?
Торло улыбнулся, причмокнув губами. На руке у офицера он заметил золотые часы. А эти коричневые, начищенные до блеска ботинки из отличной, прекрасно выделанной кожи, что виднеются из-под стола… Должно быть, он очень гордится своими ботинками. Да, много чего имеет этот офицер И знает, наверное, тоже очень много, столько, что Торло даже и не снилось.
Только Торло тоже кое-что знает, Торло знает больше, чем они.
И им с их ученым умом такое даже и не снилось.
– А ну отвечай!
Это подал голос Альдобран, но слова и тон, какими они были произнесены, он явно позаимствовал у офицера Вот как они с тобой разговаривают, подумал Торло. Мы бедны, трудимся в поте лица и ничего собою не представляем, поэтому с нами можно так себе позволить… Они держат нас за дураков и считают, что наши женщины доступны… Было бы неплохо показать им, что кое в чем другие разбираются лучше, чем они. Гордость и тщеславие его были уязвлены, и он вдруг понял, что ему надо делать. Если на острове действительно появились чужаки и если это они убили Марча, то он убьет их. Он сделает это ради Арианны. А потом погрузит их тела на телегу, доставит к стенам форта и позовет офицера. Пусть посмотрит. Помнится, Альдобран говорил, как важны любые сведения о посторонних на острове. Если он привезет их тела в форт, то все – и этот офицер, и сержант – будут вынуждены признать значительность его поступка. О нем заговорят, сам губернатор захочет расспросить его, и он наверняка получит вознаграждение.
– Знаешь ты такого человека, Торло?
Торло помялся, потом выпрямился и сказал:
– Если бы он нарушил обещание, данное моей сестре, я бы убил его. Но он не сделал этого. Если бы он увел мою сестру у другого мужчины, тот убил бы его. Но у нее не было другого мужчины.
– Спасибо. Можешь идти, – сказал Джон.
Торло вышел. Вот они уже благодарят его. Скоро они будут благодарить его еще больше. Вернувшись домой, он взял огромный ломоть хлеба и бутыль вина, закрыл за собой дверь и зашагал вверх по горному склону, поросшему низенькими дубка ми и корявыми соснами. Сверху ему было видно, как джип с офицером и его спутниками, поднимая облако пыли, покатился по дороге. Поднявшись еще выше и бросив взгляд на открывавшийся отсюда вид на гавань, раскинувшуюся полумесяцем, он увидел приближавшийся со стороны Сан-Бородона эскадренный миноносец. Вот бы и ему стать матросом, подумал Торло. Солдатом ему быть никогда не хотелось. Может быть, когда он получит заслуженное вознаграждение, он уедет отсюда, как хотела уехать Арианна. Он мог бы получить работу на каком-нибудь судне в Порт-Карлосе – ведь к тому времени, где он ни появится, люди будут узнавать в нем человека, уничтожившего чужестранцев, высадившихся на Море, чтобы вызволить важных пленников, о которых он не раз слышал по радио в баре "Филис". Слава о нем будет расти. И если когда-нибудь он встретит этого сержанта и останется с ним с глазу на глаз, то смело сможет плюнуть ему в лицо. Ох, Торло, это обязательно должно произойти… И, тихонько насвистывая, он зашагал дальше, довольный собой.
***
Некогда на стыке веков кому-то из владельцев пришло в голову обшить длинную комнату над главным входом панелями из сосновых досок, на которых теперь кое-где еще сохранились поблекшие золотые листья, некогда украшавшие пилястры. Электрические светильники в виде канделябров висели по стенам словно огромные мертвые бабочки с поврежденными крыльями. Проводку под обшивкой прогрызли мыши, лишь несколько светильников продолжали гореть, остальные пришли в негодность. Над пышным когда-то камином, переделанным позже в печку, висел мрачный портрет генерала Катса, одного из прежних губернаторов острова Сан-Бородон. Все четыре окна комнаты выходили на Мору. Возле одного из них стоял небольшой кар! очный стол со столешницей, обтянутой кожей, а на нем два оловянных подсвечника с зажженными свечами. За столом сидел Джон Ричмонд и писал. Время от времени он отрывался от работы и поднимал голову, чтобы взглянуть на огни стоявшего в гавани эскадренного миноносца ее величества "Данун".
Джону нравилась эта длинная, не очень светлая комната, потому что напоминала столовую в родном Сорби-Плейс; и в жаркие вечера вроде этого при открытых окнах гораздо лучше сохраняла прохладу, нежели имевшийся в гарнизоне кабинет или его собственная спальня. Дувший с моря слабый ветерок колыхал пламя свечей.
Джон писал Бэнстеду:
"Сегодня прибыл "Данун". Привез на Мору недельный запас провизии и почту. Он плывет завтра утром, так что этот рапорт и предыдущие я передам с Берроузом. Завтра вечером из Порт-Карлоса в Сандерленд отбывает самолет-амфибия, с ним отправят мои отчеты".
И он представил себе самолет-амфибию, идущий на посадку в Саутгемптоне, зеленый покров острова Уайт, белые скалы и сгрудившиеся белокрылой стайкой на синей воде яхты в Соленте. Сегодня за обедом они с Тедди Берроузом говорили о кораблях. Капитан-лейтенант привез в подарок Джону пару бутылок кларета от сэра Джорджа Кейтора – "Шато Дюрфор Виван" и "Марго" второго урожая. Они собирались оставить обе до возвращения Берроуза, но не выдержали и распечатали одну. Берроуз был в приподнятом настроении, разошелся и выпил еще после этого слишком много бренди. Он не был пьян, однако разоткровенничался и, склонившись через стол, махал у Джона перед носом крючковатым пальцем. Его голос до сих пор звучал у Джона в ушах:
– Корабли как женщины, Ричмонд. Ей-богу, как женщины.
Смотришь на чертеж – ну что твоя красавица. Кажется, лучшего и желать нечего. А как спустят на воду, начинает откидывать фортеля. Тут уж тебе приходится приноравливаться: тут отрегулировать, там пригнать – одним словом, начинаешь изучать подробно. То же самое и с женщинами.
– А что делает женщина, когда ее спускают на воду? – Джон тоже порядком хватил бренди.
От громоподобного смеха Берроуза, раскатами пронесшегося по столовой, затряслись канделябры.
– То же самое. Тебе кажется, что ты сделал правильный выбор. Родословная, хорошие манеры, тонкий вкус – словом, все то, что называется породой. Но она начинает откалывать те же номера, и тебе волей-неволей приходится учиться обращению с ней. Тут я могу дать только один совет: не женись! – Он снова зарокотал своим раскатистым смехом, потом, вдруг посерьезнев, склонил голову. – Не обращай внимания. Сам-то я счастлив в браке. Только счастье не бывает завернуто в целлофановую обертку, как новенькая колода карт, и никто не поднесет тебе его на подносе. За счастье нужно бороться. Вот женишься, тогда поймешь. Если, конечно, женишься. Только сдается мне, ты закоренелый холостяк, Джон. Слишком любишь свои привычки и ни за что с ними не расстанешься. Я прав? Ну что ж, в этом тоже что-то есть.
Уходя, он все, еще смеялся, и сержант Бенсон повез его в джипе к порту.
Джон вернулся к письму:
"Да, вот еще что: из официального отчета его превосходительства вы узнаете, что несколько дней назад мы потеряли одного из наших людей – капрала Марча. Конечно, жаль парня, но скорее всего он сам виноват. Удрал ночью из крепости, чтобы повидаться со своей девчонкой, что живет в одной из деревушек на побережье. Возвращался горной тропой – скалы там высотой в двести футов – и сорвался в пропасть. Тело случайно обнаружили рыбаки из Моры, когда шарили в прибрежных скалах, охотясь за осьминогом. Он сильно побился, одежда была разорвана в клочья. Зрелище, надо сказать, не из приятных.
Девушка клялась, что он не был пьян, но я не верю ей. Женщины в подобных случаях всегда скрывают правду. В общем, скверная история. И потом, вы же знаете, что это за мука, сообщать потом близким".
Ричмонд положил ручку и задумался. Ему вспомнилось лицо той девушки, припухшее от слез. Бедняжка… И Марча тоже жаль.
Такая страшная, нелепая смерть.
Они похоронили его сегодня днем на крепостном кладбище, расположенном на большом скалистом уступе под Флаговой башней. За последние пятьдесят лет это, как говорили старожилы, первые похороны, на кладбище было всего несколько могил. На похороны пришли несколько человек из Моры, Джон произнес надгробную речь. Девушка тоже была там. Она сто-. яла в сторонке, укутанная в черную шаль. Когда прогремели выстрелы прощального салюта и первые комья земли полетели на крышку грубо сколоченного гроба, она повернулась и пошла прочь.
Закончив письмо к Бэнстеду, Джон вышел на галерею, чтобы глотнуть свежего воздуха перед сном, и увидел сержанта Бенсона, только что заступившего в караул у Колокольной башни. Джону нравился сержант.