- Что, что? - полковник Ленков даже остановился на секунду. - Вот те на! Мое дело, дорогой товарищ, заключалось в следующем: запеленговать, расшифровать, и, слава богу, мой старший шифровальщик вовремя справился, определил местонахождение передатчика. А уж дальше дело за тобой!
- Ладно, ладно, не кипятись! - кротко сказал Манов. - Я же пошутил. Эта история с "Гермесом" - общая. - Он прочел текст и помолчал. Сейчас коварная мысль о билетах уже не вертелась в голове. С наслаждением покуривая, он продолжал: - Как видишь, речь здесь идет о каком-то выполненном заказе. Кстати, почему ты не сядешь?.. Речь идет о заказе, который уже выполнен.
- Вот именно, - кивнул полковник Ленков. Он покосился на кожаное кресло и поморщился, хорошо зная, что утонет в нем и будет казаться совсем незначительным.
Сигарета догорала в руке полковника Манова.
- А что это за выполненный заказ? - спросил он задумчиво. - И где были мы, как допустили?
Они опять помолчали. Каждый сознательно старался не встретиться взглядом с другим.
- Никто не застрахован от временных неудач, - сказал полковник Ленков. Он был большим оптимистом.
- Но в наших возможностях предотвратить "получение заказа". - Манов снова пробежал глазами радиограмму. - Сегодня будет дано указание, кому следует его передать.
На этот раз они переглянулись, и лица их напряглись.
- Ничего не скажешь, район Смоляна приятен во всех отношениях, - саркастически усмехнулся Ленков.
Оставшись один, полковник Манов зябко повел плечами и лишь тогда почувствовал изжогу. "Придется опять выпить соды, - подумал он. - Это от табака. А вот полковник Ленков здоров как бык… Надо приказать шифровальщикам дежурить сегодня и завтра в полном составе. Лишь бы только этот проклятый "Гермес" не выкинул еще фокус…"
В этот момент зазвонил городской телефон. "А ведь я совсем позабыл про диверсию в третьем районе сектора А, - подумал он, снимая трубку. - Министр захочет услышать доклад, а я…"
- Ну как, идем? - бесцеремонно спросил грудной альт.
- …а я все еще стою на первой ступеньке, - докончил Манов вслух свою мысль и привычным движением положил трубку обратно. Сделав это, он в тот же миг опомнился. Внушительный голос теперь, казалось, гремел у него в ушах с удесятеренной силой, словно это было эхо протрубившего архангела.
Полковник сидел выпрямившись и напряженно думал. В сознании внезапно появилось безлюдное поле, где - ни кустика, ни бугорка, ни травинки. Висел редкий, белесый туман, и когда он рассеивался, вспыхивали желто-голубоватые огоньки, и какая-то легковая машина неслась по окутанному туманом полю. То появлялся труп, лежавший уткнувшись лицом в грязь. То вдруг выскакивал "газик" и тут же исчезал, а вместо него зеленоватым светом мерцала шкала, усеянная крохотными цифрами и разграфленная на квадраты…
Полковник Манов поднял трубку внутреннего телефона и попросил секретаршу временно не соединять с городом.
В будущем году он обязательно поедет куда-нибудь отдохнуть. Эта усталость должна пройти. Приятно лежать в комнате, где нет телефона. И место должно быть в полной глуши… с поющими петухами.
Такого идеального места, разумеется, не существует, но почему бы не помечтать! А та диверсия в третьем районе сектора А слишком прозрачна. Склонность во всех случаях непременно выискивать что-то важное и значительное иной раз приводит к неправильным выводам. К бесполезной трате сил и ценного времени. Это плохая привычка. Не лучше ли пойти противоположным путем. Просто и естественно. Противник нападает на два пункта, являющиеся узлами системы нашей обороны. В этих местах концентрируется значительная огневая сила. Имитируется начало серьезной схватки. Действия развертываются внезапно. Но в какой метеорологической обстановке это происходит? Мрак, непроницаемый туман, дождь. Противник хочет проверить, как будет действовать наша оборона в случае внезапного нападения, нанесенного по возможности в наиболее сложных атмосферных условиях. Вот ключ к диверсии. Просто и ясно!
Временное прояснение продолжалось недолго. Ключ к диверсии в секторе А был найден. Хорошо, но при чем тут "Гермес"?
Полковник Манов попросил досье этого передатчика, посмотрел расшифровки. Ничто не совпадало в них, каждая говорила о чем-то своем, а кодовые символы могли привести в отчаяние даже самого способного и находчивого шифровальщика.
Полковник Манов вызвал начальников секторов, но совещание закончилось нагромождением еще большей горы догадок. Что же касается ожидаемой передачи "Гермеса", то тут все единодушно опасались возможной задержки расшифровки. Выполненный "з=-каз" мог уйти во вражеские руки. Что там собрал агент для "Гермеса"?
Встал старший шифровальщик отдела - элегантный мужчина с неизменным белоснежным платочком в верхнем кармане пиджака. Он улыбался очень приветливо, дружил с коллегами, был готов всегда помочь каждому.
- Припомните, - начал он, - дело о пенициллине. Обнаружили злоумышленников благодаря своевременной расшифровке последнего донесения "Месты". Этот передатчик работал всего лишь в тридцати километрах от теперешнего "Гермеса". Я уверен, что между "Гермесом" и "Местой" нет никакой разницы. Мы нанесли удар "Месте", и она отступила немного на северо-запад, сменив свое имя, но характер сохранила прежний. (Это я говорю между прочим). Но я хотел напомнить о "пенициллиновом деле". Помните радиограмму-анаграмму? Кто обнаружил главные строки, разбросанные среди невинного описания морского заката? Мы бились два дня, ослепли от напряжения и в конце концов выкинули белый флаг. - Он засмеялся, словно подобное признание, могло вызвать радостные чувства у слушателей. - Тогда, в той трагической обстановке безысходности, полковник Манов вспомнил о бывшем сотруднике шифровального отдела Найдене Найденове. Когда человек тонет, он хватается и за соломинку, не так ли? Но, как всем вам известно, профессор Найденов в области расшифровки не соломинка, не спасательный пояс, и даже не спасательная лодка, а настоящий океанский пароход. В качестве добровольного секретного сотрудника отдела он принес нашей контрразведке столько пользы, сколько все мы, штатные шифровальщики, не принесли за время всей нашей службы. Полковник Манов вспомнил об этом человеке вовремя. Он послал радиограмму Найденову и анаграмма выстроилась, как намагниченные опилки. Морской закат осветил отнюдь не Афродиту, а небезызвестного нам Халила Джелепова. Проследив этого Джелепова и его друзей, мы добрались до инженера Петрунова и до всей банды пенициллиновых саботажников. Так был нанесен удар "Месте". Не она ли воскресла в эфире под именем "Гермес"? Не лучше ли будет напомнить прославленному математику о нашем существовании и проблемах? Я боюсь шифрограммы, которую "Гермес", может быть, составляет в данный момент.
Пока шифровальщик говорил, полковник Манов смотрел на него, испытывая какую-то необъяснимую жалость. Он любил этого человека, тайно и с грустью завидовал его молодости. Он слушал внимательно, сердился в душе на многословность и спрашивал себя: откуда взялась эта тревога? Парень веселый, отменного здоровья, а ему кажется, что напротив сидит безнадежно несчастный человек.
- Напрасно ты настроен так скептически, - сказал полковник. - Ты неспокоен внутренне, это может помешать работе. - Он чувствовал, что грусть разрастается в груди, подобно туче. В ней нет ничего зловещего и угрожающего, а ему больно. Словно он стоит посреди поля, как когда-то, и встречает глазами первую тучу, предвестницу холодных и мрачных дней. - Именно сейчас нам необходимо больше самоуверенности, - продолжал он. - Со сколькими такими гермесовцами мы мерялись силами и выходили победителями! - Это прозвучало в его устах совсем искусственно, и он нахмурился. - Пошел бы ты лучше погулял часика два. Чистый воздух освежит тебя. - Полковник Манов взглянул в окно - на улице было туманно, шел дождь. - Все равно, - вздохнул он и махнул рукой. - А что касается нашего бывшего сотрудника профессора Найденова, то я, конечно, имею его в виду и совсем не сержусь, что ты мне о нем напоминаешь. Но к его помощи мы прибегнем в крайнем случае. Во-первых, он человек больной, почти инвалид. Во-вторых, у меня есть сведения, что за ним следит иностранная разведка. Было замечено, что вокруг его дома стали вертеться подозрительные личности, особенно после дела с пенициллином. Я все время прошу его завесить окно шторами, но он все пропускает мимо ушей - пришлось установить круглосуточное наблюдение за домом. Профессор Найденов - крупный ученый, и мы не имеем права подвергать риску его жизнь.
- И все же, - старший шифровальщик опять улыбнулся. - Представьте себе, что мы потерпим фиаско с "Гермесом"!
- Послушайте, - внезапно перешел на "вы" полковник Манов. - Я, кажется, посоветовал вам прогуляться. А если не хотите, то в комнате дежурных есть раскладушка. Ложитесь и поспите немного.
Старший шифровальщик выпрямился:
- Разрешите идти?
"Ох, и вздыхают, наверное, по нему девушки!" - подумал полковник. И снова почувствовал грусть. Сейчас она не металась у него в груди, подобно призрачной туче, а жалила ему сердце. Он постарался улыбнуться беззаботной и ободряющей улыбкой:
- Приятного отдыха.
9
Дальше события развернулись так.
К трем часам дня в Управление прибыл с границы майор Н-ский. Пока он докладывал полковнику Манову о событиях минувшей ночи и о своей находке, в физико-химической лаборатории Госбезопасности специалисты изучали привезенный им предмет. Через полчаса перед Мановым лежали увеличенные фотографии предмета, снятого со всех сторон. Около верхнего правого угла на одной из плоскостей виднелся отчетливый отпечаток большого пальца. Если судить по его широким расплывчатым линиям, то палец был крупным.
Полковник быстро просмотрел снимки и спросил лаборанта:
- Установлено происхождение и назначение этого предмета?
Лаборант, седой человек с мрачным выражением лица, ответил:
- Происхождение предмета мы, к сожалению, установить не смогли. Что же касается его назначения, то туг все ясно - это кассета фотоаппарата, приспособленного для съемки ночью или при плохой видимости в инфракрасных лучах. Кассета содержит специальную фотопленку длиною шесть метров. Она абсолютно чиста, целиком накручена на барабан и подготовлена к работе, но не включалась в механизм камеры ни разу. Это видно по тому, что в устье канала пыль лежит нетронутой. По всей вероятности, эта кассета была резервной и выпала на землю или из сумки, или из кармана.
Лаборант высказал все это медленно, ровным и бесстрастным голосом, словно читал скучный абзац газетной статьи.
Когда он вышел, майор Н-ский неспокойно заерзал на своем месте и попросил разрешения закурить.
- Вы волнуетесь? - спросил полковник. - Не стоит, случаются и такие вещи. Кто-то пробирается незамеченным, щелкает аппаратом и фотографирует засекреченные объекты.
- Но, товарищ полковник, - выпрямился Н-ский. - В данном случае речь идет не просто о каком-то "засекреченном объекте", а о сооружении огромной важности для обороны страны. Если это сооружение сфотографировано…
- А вы в этом сомневаетесь? - прервал полковник. Голос его был спокоен, но можно было уловить нотки иронического удивления.
Н-ский покачал головой.
- Тогда почему же вы говорите "если"? Уверены вы, что сооружение сфотографировано, или нет?
- Уверен.
- А что вам дает основание думать, что оно непременно сфотографировано?
- Два факта, - ответил Н-ский - Два факта дают мне основание думать так. Нападение в районе сектора А и туман. Нападение вынудило коменданта сооружения "Момчил-2" усилить охрану с южной стороны, а эта мера повлекла за собой ослабление охраны с севера. Неизвестное лицо воспользовалось этим обстоятельством, чтобы перерезать два ряда проволочных заграждений и пробраться незамеченным на территорию плаца. Да еще туман…
- Товарищ майор, - сказал он, - вы сделали несколько очень ценных открытий, и я выделяю их, чтобы облегчить вам, да и себе тоже, дальнейшую работу. Во-первых, неизвестный воспользовался ослаблением охраны с северной стороны оборонительного сооружения. Прекрасно. Но когда человек может воспользоваться благоприятной обстановкой? Когда он находится в непосредственной близости к тому, что его интересует. Из этого следует, что неизвестное лицо либо живет поблизости от сооружения "Момчил-2", либо часто кружит возле него - то ли по службе, то ли по какому-то другому поводу. И в одном, и в другом случае кому-то он бы запомнился.
Во-вторых, вы говорите, что туман ухудшал видимость. Чтобы человек мог ориентироваться в таком киселе и не спутать дорогу, он должен знать местность с закрытыми глазами. Из этого следует, что неизвестное лицо знает каждый клочок и каждый уголок возле "Момчил-2". Вы должны искать эго лицо где-то поблизости от сооружения - среди людей, которые часто его посещают, и даже среди тех, которые живут и работают на территории. Это надежные координаты, товарищ майор. Если с их помощью правильно организовать поиски, то вы добьетесь успеха.
Они обсудили кое-какие технические детали и Н-ский ушел.
Во время разговора с майором полковник Манов, как и всякий хороший мастер, испытывал удовольствие от своего опыта. Но самоуспокоенности не было. Обобщая факты и формулируя соображения, он не забывал о "Гермесе". Нет, его появление сразу после инцидента в секторе А не случайно. "Заказ" мог в том и заключаться, чтобы сфотографировать "Момчил-2". "Гермес" в любую минуту может распорядиться, кому передать снимки и каким образом. Радоваться тут, разумеется, нечему.
Не было еще такого случая в практике, чтобы иностранный агент заснял нечто или же раздобыл засекреченную минералогическую пробу и в то же время не знал, кому и каким образом передать свои трофеи. Полковник не мог вспомнить такого прецедента.
Опыт научил его искать уже испытанные способы действия. В самых сложных делах, даже и в тех, которые Аввакум в свое время раскрыл до конца, - главные действующие лица имели свои явки, связных и помощников. Так что теоретически возможная связь между фотографированием "Момчил-2" и вчерашним разговором с "Гермесом" казалась на практике довольно сомнительной или, самое меньшее, наивной.
Вот почему в своем разговоре с майором Н-ским полковник Манов преграждал путь мыслям о "Гермесе" и, как настоящий исследователь, умеющий прятать свои сомнения, казался оживленным и возбужденным.
Но эти сомнения были с ним. Хоть и решил временно не думать ни о "Гермесе", ни о кассете. Они дадут о себе знать.
* * *
В четыре часа пятнадцать минут дежурный лейтенант сообщил полковнику о несчастье: на старшего шифровальщика наехала легковая "татра". Пострадавший переходил улицу 9-го Сентября, возвращаясь в министерство. Удар был не сильным, и поэтому машина не отбросила его от себя, а лишь помяла передними колесами. Дознание, которое тут же на месте произвела автоинспекция, установило бесспорную вину потерпевшего: он переходил улицу не у перекрестка. В данном случае туман и мокрая мостовая были союзниками шофера. Длинный тормозной путь тоже говорил в его пользу. Почему старший шифровальщик неправильно переходил улицу? На запрос из Пироговской больницы ответили, что опасности для его жизни нет: сломаны несколько ребер, травмирован позвоночник…
Пока лейтенант сообщал об этом (он словно сочувствовал больше шоферу, чем пострадавшему), полковнику Манову казалось, будто он проваливается в яму, наполненную ядовитым газом. Он задохнулся. Лейтенант мог уйти, на кой черт нужны эти подробности! Те, из инспекции, сделали все, что нужно. Но ведь он сам посоветовал шифровальщику прогуляться…
И внезапно леденящая мысль обожгла мозг: после несчастья со старшим шифровальщиком, кто сможет померяться силами с надменным и таинственным "Гермесом"?
Самый опытный работник вышел из строя.
Точно в шесть часов вечера радиостанция "Гермес" передала в эфир шифровку. После кодового сигнала, повторенного трижды с интервалом тридцать секунд, последовала радиограмма, предназначенная, по предварительному указанию передававшего, для "А" и "Б" - предполагаемых слушателей "Гермеса".
"А" и "Б", вероятно, приняли радиограмму. Они не откликнулись даже на кодовый сигнал "Гермеса". Впрочем, этот односторонний способ "разговора" практиковался и раньше.
Посоветовавшись в шифровальном отделе, полковник Манов лично отвез копию перехвата профессору математики Найдену Найденову.
Это было вечером 28 ноября.
10
Ночью похолодало, и когда утром Аввакум раздвинул шторы на балкон, верхушки старых сосен в парке поседели от снега. Зарождался хмурый день, небо висело низко над крышами домов, в сумрачном воздухе кружили одинокие снежинки. Первые посланцы наступающей зимы проходили прежде всего через этот окраинный юго-восточный район города.
На спиртовке варился кофе. Аввакум брился и напевал "ча-ча", пританцовывая. Вот, наконец, пришло и для него время постукивать ритмично каблуками по паркету и двигать согнутыми локтями. Он учился боксу, фехтованию, даже вольной борьбе, умел кататься на коньках, лыжах, взбираться на крутые скалы, но танцы презирал всегда. Старое танго отталкивало его сентиментально-слащавой эротикой, а ультрамодных танцев он не выносил за их примитивизм.
Аввакум чуждался слащавой сентиментальности и фальши. Однако сейчас он приподнимал то левую, то правую ногу и напевал. Ему было весело. Позапрошлым вечером они втроем сходили в бар - Очаровательная Фея, Гарри и он. Щеки девушки пылали, глаза блестели - такой она становилась всегда, когда ее вызывали на "бис" или когда она выпивала больше рюмки крепкого вина. Когда оркестр заиграл калипсо, она глазами предложила Аввакуму: "Пошли?". Он притворился, что не понимает. Она произнесла это вслух и даже привстала со стула. "А ну-ка, Гарри!"- повернулся тогда Аввакум к художнику и ободряюще кивнул ему головой. Это было в порядке вещей, чтобы жених первым танцевал с невестой. Но Гарри молча покачал головой. Он работал над проектами болгарских павильонов для предстоящей международной ярмарки, и мысли об этой спешной и сложной работе не покидали его весь день. Он имел полное право казаться утомленным и дремать, когда оркестр играл калипсо. Аввакум же не мог похвалиться ничем таким, что хоть отдаленно напоминало бы страшную занятость Гарри. В этот день он не ходил в мастерскую, рукопись целый день пролежала нетронутой на столе, а их общая работа с профессором над одним ребусом отнюдь не утомляла. Поэтому он лишь улыбнулся, отвел взгляд от зовущих глаз Феи и сказал: "Может, мы отложим это на следующий раз? Право же, у меня сейчас нет ни малейшего желания танцевать!" Он ожидал, что в глазах ее вспыхнут огоньки обиды. Но девушка сказала ему: "Очень жаль" - и снова села, как примерная ученица. Было видно, что она действительно жалеет, что не придется потанцевать, и в то же время не собирается поднимать шум из-за этой истории. И мужчины имеют право на капризы и плохое настроение.