8
Дайме - река в общем-то небольшая. Правый берег болотистый и низкий, левый - обрывистый и крутой. Где-то в среднем течении реку пересекают шоссе и железная дорога Инстербург - Кенигсберг… Оборонительная линия Дайме была сооружена еще в годы первой мировой войны. В середине тридцатых годов крепостные сооружения модернизировали. Были построены десятки новых, современных опорных пунктов. Дополнительные укрепления установили уже в декабре сорок четвертого года. Шесть десятков железобетонных дотов, вооруженных 210-миллиметровыми орудиями, пулеметами и огнеметами, прикрытыми броней. Они зловеще смотрели на восток амбразурами и бойницами.
Едва началось наступление Красной Армии, немецкие саперы взорвали плотины, регулирующие уровень воды в Дайме, и река затопила правый берег, превратив его в топкое болото, простреливаемое со всех сторон.
В это болото и ввалились первые валы наступающей армии. Останавливаться было нельзя. Только вперед! И началась дуэль. На восток били орудия шести десятков железобетонных чудовищ. По их вспышкам отвечала советская артиллерия. А солдаты в кромешной темноте форсировали ледяное болото, и вот уже один, второй… десятый… сотый лежат на левом берегу Дайме.
Их жгли огнеметы - они не отступили. Их встретили танки - солдат жалили насмерть стальные громады из верных, испытанных пушек. Их оставалось мало, русских солдат, но сбросить в воду они себя не позволили. А с востока катились все новые и новые волны разгневанного моря, они охватывали линию Дайме с флангов, рассекали ее на части, и не было такой силы, которая устояла бы под натиском русских.
9
В эту ночь жители Кенигсберга проснулись от взрыва. Они к ним привыкли, к слабым и сильным, но в этом было нечто особое… Содрогнулась земля, из развалившихся стен набитого хлебом Кенигсбергского элеватора вырвалось смрадное пламя.
Жители осажденного города слышали только взрыв, который был не сильнее, быть может, взрыва больших фугасок… Кенигсбергцы ничего не знали, но многие из них, охваченные неясным беспокойством, не могли уснуть до утра.
А утром стало известно, что взорван элеватор и в пламени погибли большие запасы хлеба…
10
Инспектору полиции и СД, обергруппенфюреру СС Гансу-Иогану Беме.
от начальника II отдела гестапо
штурмбанфюрера СС Рюберга
РАПОРТ
Довожу до Вашего сведения, что мною предприняты первоначальные следственные действия по установлению причин и виновников диверсии на элеваторе.
Как установлено, между двумя и тремя часами ночи неизвестными лицами были ликвидированы часовые, охранявшие вход в элеватор: наружный - рядовой Кранц и внутренние - ефрейтор Штарк и эсэсман Губер.
Взрыв произошел сразу в четырех местах, что позволяет судить о синхронной системе взрывного механизма, использованного злоумышленниками.
Сразу после взрыва начался пожар. Все попытки потушить его пресекались сильным автоматным огнем, который вели оставшиеся на месте диверсии неизвестные лица. В результате с нашей стороны потеряно восемнадцать человек, в том числе оберштурмфюрер СС Хаффнер. Шесть человек тяжело ранены.
Выстрелы продолжались до тех пор, пока не обрушилась кровля горящего элеватора.
После ликвидации пожара под обломками здания были обнаружены останки четырех человек, личности которых выясняются…
11
Вот и прогремел тот взрыв, с которого начались поиски следов Януса… Трудно было выбрать более удобное время для такой акции. Русские армии со всех сторон подходят к Кенигсбергу, в городе паника, приходит время платить по счету, и единственная надежда - попытаться удержать Кенигсберг, эту первоклассную крепость, продержаться как можно дольше, а там, глядишь, и сбудутся пророчества Гитлера о новом оружие, оно может повернуть ход войны, или еще какой поворот в судьбе Германии выйдет…
И в этот напряженный момент - взрыв элеватора с запасами продовольствия.
А по дорогам Восточной Пруссии с боями спешит к устью реки Прегель, где раскинулась столица провинции, идет сюда, преодолевая все препятствия, русский солдат… Как и два века назад, грохочут его сапоги по аккуратным, обсаженным липами дорогам Восточной Пруссии. Неутомимый и непобедимый солдат России снова пришел на эту землю, чтоб повторить забывчивым немцам урок истории.
Глава четвертая
Кровь на асфальте
Хорст и Гетцель. - Штаб в Нойхойзер. - Бегство Коха в Пиллау. - Египетские сигареты. - Размышления Януса. - Встреча с Гельмутом. - Новое звание СС. - Расстрел прокурора. - Гигантские "ножи" Красной Армии. - Танки Баденхуба.
1
- Вот что, дорогой Гетцель, - сказал Вильгельм Хорст, - пора уходить в подполье.
- Вы считаете, что это серьезно, оберштурмбанфюрер?
- Вы чудак, Гетцель. Ведь русские у стен Кенигсберга! И если бы не самоотверженность и героизм солдат фюрера да не чрезвычайные меры, которые мы срочно предприняли, то вполне вероятно, что сейчас в этом кабинете сидел бы не руководитель восточнопрусского "вервольфа" оберштурмбанфюрер Гетцель, а какой-нибудь полковник советской контрразведки, или, как они ее называют, "Смерш" - "Смерть шпионам". Веселое название, не правда ли, Гетцель?
- Мне не до шуток, Хорст. Вы знаете, что к переходу на нелегальное положение у нас все готово. Тайники с оружием и припасами разбросаны по всей территории провинции, люди проинструктированы и ждут только сигнала.
- Считайте, что этот сигнал уже получен. Я уполномочен сообщить вам приказ обергруппенфюрера.
- Какого? - спросил Гетцель. - Моего или вашего шефа?
- Обергруппенфюрер СС Ганс Прютцман, руководитель всех отрядов "вервольф", в Берлине, а обергруппенфюрер Ганс-Иоган Беме находится в одном городе с вами, Гетцель… Я понимаю, что двойное подчинение вам не по сердцу, но дело-то ведь общее, мой дорогой.
- Слушаю вас, Хорст.
- Сейчас в городе паника. Правда, положение на фронте несколько стабилизировалось, и паника идет на убыль. Поэтому под шумок следует поторопиться с передислокацией штаба "вервольф". Здесь, на Ленсштрассе, вам нечего больше делать. Приступайте немедленно к уничтожению всех документов, оставьте только самое необходимое из имущества. Сегодня первое февраля… Значит, через два дня, третьего числа, вы должны будете перебраться в местечко Нойхойзер, что в шести километрах к северу от Пиллау. Если Кенигсберг будет взят русскими, действуйте согласно инструкции, находящейся в пакете под номером один.
- Все понятно, - сказал Гетцель.
- И вот еще. Завтра в 17.00 вас хочет видеть обергруппенфюрер. Да-да, именно тот, что к нам с вами поближе…
- Напутственная речь? - усмехнулся Гетцель.
- Вот именно, - сказал Вильгельм Хорст.
2
Когда войска 3-го Белорусского фронта прорвали линию Дайме, а правое их крыло разорвало цепь оборонительных сооружений "Гранц - Кенигсберг" и вышло к северным окраинам столицы Восточной Пруссии, паника в городе достигла наивысшего предела. В Кенигсберге перестали выходить газеты, закрылись магазины, хлебозаводы, по улицам черными птицами носились куски горелой бумаги - жгли архивы. Армия, еще ранее переведенная на самоснабжение, превратилась в шайку мародеров. Число дезертиров определялось уже трехзначными цифрами. Дороги были забиты беженцами и отступающими частями.
Одним из первых поддался панике гауляйтер Восточной Пруссии Эрих Кох. Его бегство в Пиллау подстегнуло остальных чиновников Кенигсберга. Гитлер прислал Коху категорическую радиограмму с требованием вернуться в Кенигсберг под страхом виселицы. Гиммлер отдал приказ по всему ведомству: расстреливать каждого, кто попытается покинуть город.
На всех дорогах появились заградительные отряды, состоящие из эсэсовцев. Эрих Кох вернулся в Кенигсберг, но теперь он превратился в номинального руководителя. В его отсутствие вся фактическая власть в городе перешла в руки военного командования, службы безопасности и крейсляйтера Эрнста Вагнера.
Партийный вождь Кенигсберга сорокапятилетний Эрнст Вагнер не потерял присутствия духа в период общей паники. Он сумел навести в городе порядок, ежедневно выступал по радио с патриотическими речами, жестоко карал распустившихся подчиненных. Это он разжаловал президента полиции порядка Евгения Дорта в рядовые фолькштурмовцы, это он приказывал расстреливать мародеров на глазах специально приглашенных родных, это он начинал свои речи со слов: "Защита до последнего немца", а заканчивал словами: "Для нас солнце никогда не заходит… Мы никогда не капитулируем!"
3
- Вернер! Что вы делаете здесь? - спросил Вильгельм Хорст, встретив Шлидена на Штейндамм.
Сам он только что вышел из дома № 176а, где разместился II отдел гестапо. Хорст узнавал у штурмбанфюрера Рюберга, как идет расследование диверсии на элеваторе.
- Возвращаюсь к себе после совещания в штабе, - сказал гауптман.
- Что нового на фронте? - спросил Хорст.
- Можно подумать, что вы об этом знаете меньше меня, - обиженным тоном сказал Вернер.
- Бросьте, старина, нам ли обижаться друг на друга. Да еще в такое время…
- Что ж, у нас есть еще шансы, - сказал фон Шлиден. - Оружия достаточно, боеприпасов тоже. И потом, новое средство фюрера…
- Завидую вашему оптимизму, Вернер. - Хорст пристально посмотрел гауптману в глаза. - Мы так и не пообедали тогда с вами, Вернер, - сказал оберштурмбанфюрер. - Эта трагическая смерть вашего друга… А надо бы нам встретиться… Как вы считаете?
- Я свободен сегодня.
- Да, но я зато занят - уезжаю на два дня.
- В такую минуту покидать город!
- А что делать? Приказ. Будем ловить крыс… Их много сейчас на дорогах, ведущих от Кенигсберга. Не хотите ли сигарету, Вернер? - спросил Хорст.
- Что вы курите, Вилли?
- Египетские, дорогой гауптман, - ответил Хорст, доставая из кармана шинели пачку.
- Вы просто чудодей, Вилли! В такое время - и египетские сигареты! Я даже не спрашиваю, где вы их достаете, наверняка расскажете что-нибудь фантастическое.
- Ладно вам, Вернер! - улыбаясь сказал Хорст. - Закуривайте. И оставьте эту пачку себе. Вы тоже парень не промах. Умеете доставать неплохие вещи.
- Но сигарет таких мне не достать, - сказал, прикуривая от зажигалки, Вернер фон Шлиден.
Рядом затормозил черный автомобиль.
- Алло, Хорст! - послышалось из кабины.
- Оберст фон Динклер, начальник военной контрразведки, - тихо сказал Хорст Вернеру. - Что ему от меня надо? В чем дело, господин оберст? - спросил он, подходя к машине.
- Мне известно, что вы едете за город. Я поеду тоже. Обергруппенфюрер считает, что нам лучше поехать вместе.
Вильгельм Хорст махнул Вернеру рукой и, согнув чуть ли не вдвое свое большое тело, полез в автомобиль начальника абвера.
Вернер медленно шел по Штейндамм, с грустью посматривая на безобразные развалины некогда красивых зданий, обрубленные осколками ветви деревьев и черный от копоти снег, тщетно пытающийся прикрыть истерзанное тело города.
Сложные чувства охватывали Вернера фон Шлидена, когда он видел, как гибнет красивый город, творение рук многих поколений трудолюбивых, умелых людей. Янус знал, что это город врага, и хорошо помнил те кадры немецкой кинохроники, где в пламени и дыму рушились дома Сталинграда и Киева, Севастополя и Минска.
Много лет Сиражутдин Ахмедов-Вилкс не был на родной земле. Увиденное им на экране попросту не укладывалось в его сознании. Очевидно, если бы Янус посмотрел бы на зверства гитлеровцев в России собственными глазами, его сожаление по поводу истерзанного Кенигсберга поубавилось…
Порою среди исковерканных воронками улиц и мрачных сгоревших домов ему вдруг чудились родные горы, синяя Койсу, бегущая в ущелье, и серые каменные сакли аула Телетль, в котором родились и любили друг друга его мать и отец, где родился он сам, дагестанский мальчик с таким красивым и ко многому обязывающим именем… Эти видения не мешали СИРАЖУТДИНУ. А вот ЯНУС боялся, как бы они не завладели его нынешней ипостасью, его искусственным существом, и старался прогнать их прочь. И только иногда, расслабившись для короткого душевного отдыха, Вернер фон Шлиден позволял себе поразмыслить над судьбой, надевшей на него, сына дагестанского народа, мундир офицера гитлеровской армии.
"Кто же я больше? - думал порою с улыбкой Янус. - Дагестанец, латыш или немец?"
Надо сказать, что думать о себе как о немце Сиражутдин имел все основания. Несведущие люди часто считают, что разведчик и после многих лет работы в другой стране остается тем, кем был прежде. Разумеется, основные принципы останутся неизменны. Но годы жизни среди людей иной национальности, необходимость быть таким же, как они, накладывают свой отпечаток. У разведчика вырабатываются привычки, манера поведения, традиционные взгляды, составляющие существо национального характера тех, чья национальность проставлена в паспорте этого человека.
И только тогда может быть обеспечен успех работы разведчика, когда люди, среди которых он действует, скажут о нем: "Это настоящий немец, швед, испанец…"
Сегодня Вернеру везло на встречи.
Откуда-то появился вдруг давнишний его приятель и собутыльник Гельмут фон Дитрих. Он был одет в новенькую шинель тонкого сукна со знаками различия оберштурмфюрера СС.
- Какая встреча! - заорал Дитрих. - Я иду и думаю: с кем мне обмыть звание? А тут гауптман навстречу! Пойдем!
- Мне нужно еще к себе на службу, - неуверенным голосом начал фон Шлиден.
- Брось ты это дурацкое сидение в кабинете! Никуда не отпущу. Хочешь, позвоню твоему шефу и скажу, что ты вызван в гестапо? А то и его можно пригласить!
Он засмеялся своей шутке, схватил сопротивляющегося Вернера за рукав и потащил к площади. Когда они вышли на площадь, Вернер увидел свежесрубленные виселицы. На них за ноги были подвешены люди. Около них стояли эсэсовцы с автоматами. На теле каждого повешенного доска с надписью: "Дезертир".
- Свеженькие, - сказал Дитрих. - Вздернули их часа полтора назад. А за ноги - это моя идея!
4
Заградительные отряды эсэсовцев были выставлены на всех дорогах, ведущих из Восточной Пруссии на Запад… Один из таких отрядов задержал роскошную легковую машину, мчавшуюся со стороны Кенигсберга. Водитель хотел проскочить напролом, но автоматная очередь, ударившая в передние колеса, приткнула машину к обочине дороги.
Эсэсовцы выволокли из кабины мужчину средних лет в нарядной шубе и меховой шапке. В руке этот человек сжимал саквояж из желтой кожи. Командир заградотряда гауптштурмфюрер войск СС подошел к человеку, которого держали сзади два эсэсмана, и вырвал из рук саквояж.
- Это произвол! - завизжал человек в шубе. - Я буду жаловаться! Вы знаете, кто я…
- Документы! - отрывисто приказал гауптшурмфюрер.
Дрожащей рукой человек вытащил из-за пазухи документы и подал их эсэсовскому офицеру.
- Я генеральной прокурор Восточной Пруссии Жилинский!
- Дерьмо ты, а не прокурор, - спокойно сказал гауптштурмфюрер.
Жилинский осекся и растерянно огляделся по сторонам.
- Трусливый дезертир! - продолжал офицер. - Рейх в опасности, а ты бежишь, спасая свою шкуру!
- Как вы смеете! - крикнул прокурор.
- Роге, - сказал гауптштурмфюрер одному из солдат, передав ему документы, - отведите этого типа к оберштурмбанфюреру. Пусть сам решает, что с ним делать.
Метрах в двухстах от дороги высился двухэтажный дом, который временно заняли оберштурмбанфюрер Хорст и оберст фон Динклер. Двое солдат повели генерального прокурора к этому дому.
Через полчаса Роге вернулся на дорогу.
- Ну что? - спросил гауптштурмфюрер.
- Отправить туда… - Роге поднял руку и ткнул пальцем в небо. - Приказ оберштурмбанфюрера…
- Так исполняйте, - сказал гауптштурмфюрер.
- С этим справится и, один Карл, - ответил Роге.
На шоссе со стороны Кенигсберга показалась длинная вереница автомашин.
- Сейчас будет работа, - сказал гауптштурмфюрер. - Приготовьтесь.
- Что-то Карл мешкает, - произнес Роге.
В густом ельнике, начинавшемся сразу же за домом, протрещала автоматная очередь. Через пять минут из-за угла вывернул Карл. Автомат болтался у него на шее, а в руках он нес нарядную шубу генерального прокурора.