Официант резко толкнул Бирда, тот улетел спиной вперед на танцпол и исчез под ногами танцующей толпы. Началась драка. Мне прилетел сильный удар по пояснице, но нападавший успел проскочить куда-то дальше. Я прижался спиной к ближайшей стенке, упершись для равновесия правой ступней. Один из фотографов кинулся в мою сторону, но не остановился и проскочил дальше и сцепился с официантом. На ступеньках лестницы тоже началась свалка, а потом пошла всеобщая драка. Все лупили друг друга, девицы верещали, а музыка грохотала еще громче. Какой-то мужчина протолкнул в коридор мимо меня девушку.
- Это англичане драку затеяли, - пожаловался он.
- Да, - согласился я.
- Вы похожи на англичанина.
- Нет, я бельгиец.
Мужчина поспешил следом за девушкой.
Когда я добрался до пожарного выхода, дорогу мне заступил официант. Позади меня не смолкал шум драки, вопли, визги и треск ломающейся мебели. Кто-то врубил музыку на полную громкость.
- Я тут выйду, - сказал я официанту.
- Нет, - возразил он. - Никто никуда не уйдет.
Ко мне быстро проскользнул невысокий мужчина. Я отшатнулся, решив, что сейчас меня ударят в плечо, но тот лишь дружески меня хлопнул. Шагнув вперед, он вырубил официанта двумя жесткими ударами карате.
- Чертовски грубые они тут все, - сообщил он, перешагивая через валяющегося парня. - Особенно официанты. Будь они чуток повежливей, может, тогда и посетители вели себя получше.
- Да, - согласился я.
- Пошли отсюда, - сказал Бирд. - Нечего здесь отираться. Держитесь ближе к стене и следите за тылом. Эй! - крикнул он мужчине в порванном вечернем костюме, пытающемуся открыть запасный выход. - Толкай щеколду вверх, парень, и одновременно ослабь паз. Нечего нам тут болтаться, не хочу покалечить слишком многих, к тому же это моя рабочая рука.
Мы вышли в темный проулок. Недалеко от выхода стояла машина Марии.
- Садитесь! - позвала она.
- Ты была там? - спросил я.
- Ждала Жан-Поля, - кивнула она.
- Ладно, вы двое поезжайте, - сказал Бирд.
- А как же Жан-Поль? - обратилась ко мне Мария.
- Уезжайте, вы оба, - повторил Бирд. - А с ним все будет нормально.
- Может, вас подвезти? - спросила Мария.
- Нет, я, пожалуй, вернусь туда и посмотрю, как там Жан-Поль.
- Вас там убьют, - сказала Мария.
- Не могу оставить там Жан-Поля одного, - объяснил Бирд. - И вообще пора ему перестать болтаться по такого рода заведениям и ложиться пораньше спать. Утреннее освещение - единственное подходящее для написания картин. Жаль, что я никак не могу ему это втолковать.
Бирд поспешил обратно в клуб.
- Его там убьют, - вздохнула Мария.
- Очень сомневаюсь, - хмыкнул я, и мы уселись в "ягуар".
По улице торопливо шли двое мужчин в плащах и фетровых шляпах.
- Они из уголовной полиции, - сказала Мария. Один из них махнул ей, и она открыла окно. Наклонившись, он приветственно коснулся края шляпы.
- Я ищу Бирда, - сказал он Марии.
- Зачем? - поинтересовался я, но Мария уже рассказывала, что это тот мужчина, который только что ушел.
- Уголовная полиция. Я должен арестовать его за убийство Энни Казинс. У меня есть данные под присягой свидетельские показания.
- О Господи! - воскликнула Мария. - Уверена, он невиновен. Он совершенно не агрессивный!
Я оглянулся на дверь, но Бирд уже исчез внутри помещения. Полицейские двинулись за ним. Мария снова завела мотор, мы сползли с тротуара, объехали мотоцикл и выехали на бульвар Сен-Жермен.
Небо было звездным, воздух теплым. Приезжие к этому времени уже рассредоточились по всему Парижу и бродили по нему, очарованные, влюбленные, оживленные, веселые, готовые к самоубийству, воинственные, опустошенные. В чистых хлопчатобумажных брюках, заляпанных вином свитерах, бородатые, лысые, очкарики, загорелые. Угреватые девочки в мешковатых штанах, гибкие датчане, упитанные греки, коммунисты-нувориши, безграмотные писатели, будущие директора - всех их имел Париж этим летом. И Париж мог оставить их себе.
- Как-то ты не вызвал у меня особого восхищения, - заявила Мария.
- Почему это?
- Не сказала бы, чтоб ты поспешил на помощь леди.
- Еще бы знать, кто там были леди.
- Ты просто спасал собственную шкуру.
- Ну, она у меня всего одна осталась, - пояснил я. - Остальные я пустил на абажуры.
Удар по почкам оказался чертовски болезненным. Староват я стал для подобных экзерсисов.
- Твое время развлечений кончается, - сообщила Мария.
- Не будь такой злой. Это не самое подходящее настроение, чтобы просить об услуге.
- Откуда ты знаешь, что я собралась просить об услуге?
- Я умею предсказывать по потрохам, Мария. Когда ты неверно перевела мои откровения после инъекции Датта, то спасала ты меня не за красивые глазки.
- Думаешь? - улыбнулась она. - А может, я тебя спасла для того, чтобы затащить к себе в постель?
- Нет, причина была иной. У тебя явно какие-то проблемы с месье Даттом, и ты думаешь - скорее всего напрасно, - что я могу тебе в этом помочь.
- С чего ты это взял?
В этом конце бульвара Сен-Жермен движение было менее интенсивным. Мы миновали испещренный осколками бомб фасад Военного министерства и свернули к реке. Площадь Согласия представляла собой огромное бетонное поле, залитое светом, как съемочная площадка.
- Ты как-то странно о нем говоришь. А еще в ту ночь, когда он меня допрашивал, ты постоянно перемещалась так, чтобы оказаться между ним и мной. Думаю, ты уже тогда решила использовать меня как защиту от него.
- "Самоучитель по психиатрии", том три.
- Том пять. Там, где описание набора "сам-себе-нейрохирург".
- Луазо хочет тебя видеть сегодня вечером. Он сказал, ты будешь просто счастлив ему помочь в каком-то деле.
- А чем он занят? Выпускает себе кишки? - поинтересовался я.
Она кивнула:
- Авеню Фош. Будет ждать тебя в полночь на углу.
Она остановилась у кафе "Блан".
- Пойдем выпьем кофе, - предложил я.
- Нет. Мне надо домой.
Я вылез из машины, и она уехала. На террасе сидел Жан-Поль и потягивал кока-колу. Он помахал мне рукой, и я направился к нему.
- Вы были сегодня в "Ле Шьен"? - спросил я.
- Неделю там не был, - сообщил он. - Собирался сегодня, но передумал.
- Там случилась драка. Бирд там был.
Жан-Поль скорчил рожицу, но интереса не проявил. Я заказал выпить и сел. Жан-Поль уставился на меня.
Глава 19
Жан-Поль смотрел на англичанина и размышлял, зачем тот искал его. Это ведь не совпадение. Жан-Поль ему не доверял. Ему показалось, что на дороге мелькнула машина Марии буквально перед тем, как англичанин уселся тут. Что эти двое затевают? Жан-Поль отлично знал, что женщинам доверять нельзя. Они поглотят тебя, сожрут, лишат сил и уверенности в себе и ничего не дадут взамен. Сама суть женщин делала их его… может, "врагами" - это слишком сильно сказано? Жан-Поль решил, что нет, "врагами" в самый раз. Они отнимали его мужественность и при этом требовали все больше и больше физической любви. "Ненасытные" - вот самое им определение. Другой вариант - что его сексуальные умения не на высоте - даже не рассматривался. Нет. Просто женщины похотливы и сладострастны и, если посмотреть правде в глаза, ущербны. Вся его жизнь - бесконечное старание удовлетворить похоть женщин, которые ему встречались. А если ему вдруг это не удавалось, они смеялись над ним и унижали. Женщины всегда хотели его унизить.
- Вы видели Марию сегодня? - спросил Жан-Поль.
- Буквально минуту назад. Она подбросила меня сюда.
Жан-Поль улыбнулся, но комментировать не стал. Значит, вот как обстоят дела. Ну, по крайней мере англичанин не осмелился ему солгать. Должно быть, прочитал в его глазах, что он нынче не в том настроении, чтобы терпеть шутки.
- Как продвигается работа? - поинтересовался я. - Критики доброжелательно отнеслись тогда к выставке вашего друга?
- Критики считают невозможным отделить современное искусство от подростковой беременности, детской преступности и роста насильственных преступлений, - сказал Жан-Поль. - Они думают, что, поддерживая унылый, скучный предметно-изобразительный тип живописи, давно устаревший и неоригинальный, таким образом они поддерживают верность флагу, дисциплине, порядочности и ответственному отношению к мировому превосходству.
Я ухмыльнулся:
- А что насчет тех, кому нравится современная живопись?
- Люди, покупающие современную живопись, зачастую заинтересованы лишь в том, чтобы попасть в среду молодых художников. Как правило, это богатые выскочки, боящиеся, что их сочтут старыми обывателями, а на деле подтверждающие, что так оно и есть, попадаясь на уловку хитроумных оппортунистов, пишущих современные - ну очень современные - полотна. И покупкой картин обеспечивают себе и дальше приглашения на богемные вечеринки.
- Значит, настоящих художников нет?
- Очень мало. А скажите, английский и американский - это один и тот же язык? В точности одинаковый? - спросил Жан-Поль.
- Да, - ответил я.
Жан-Поль взглянул на меня.
- Мария очень вами увлечена. - Я промолчал. - Презираю женщин.
- Почему?
- Потому что они презирают друг друга. Обращаются друг с другом с жестокостью, с какой никогда не относятся друг к другу мужчины. И у них никогда не бывает подруг, в которых они могут быть уверены, что те не предадут.
- По-моему, довольно веский довод для мужчин быть добрыми с ними.
Жан-Поль улыбнулся. Он был уверен, что это шутка.
- Полиция арестовала Бирда за убийство, - сказал я.
Жан-Поль не удивился.
- Я всегда считал его убийцей.
Я оторопел.
- Все они убийцы, - продолжил Жан-Поль. - Убийцы по роду деятельности. Бирд, Луазо, Датт. Даже вы, мой друг, - все вы убийцы, если работа того потребует.
- О чем вы говорите? Кого убил Луазо?
- Он убил Марию. Или вы думаете, она всегда была такой? Вероломной, растерянной и живущей в постоянном страхе перед всеми вами?
- Но вы не убийца?
- Нет, - сказал Жан-Поль. - При всех моих недостатках я не убийца… если только вы не имеете в виду… - он помедлил, а потом тщательно выговорил английское слово, - lady-killer, сердцеед.
Жан-Поль улыбнулся и надел темные очки.
Глава 20
В полночь я прибыл на авеню Фош.
На углу узенькой аллеи за домами стояли четыре сверкающих мотоцикла и четыре полисмена в шлемах, очках и коротких черных кожаных куртках. Они стояли неподвижно, как умеют стоять только полицейские: не настороженно, ожидая какого-нибудь происшествия, не поглядывая на часы и не переговариваясь, а просто стояли с таким видом, будто только они и имеют право здесь находиться. За полицейскими виднелся темно-зеленый "Ситроен ДС 19", принадлежащий Луазо. А еще дальше красные барьеры и прожекторы обозначали часть дороги, откуда эвакуировали все автомобили. У барьеров толпились еще полицейские. Я заметил, что это не дорожная полиция, а молодые крепкие копы с суетливыми руками, теребившими то кобуру пистолета, то ремни, то дубинки, проверяя, все ли готово.
За барьером двадцать широкоплечих мужиков работали отбойными молотками. Грохот стоял оглушительный, словно взвод автоматчиков стрелял длинными очередями. Генератор издавал ровный гул. Ближайший ко мне работник отбойного молотка приподнял инструмент и перенес на размякший на солнце участок асфальта. Он врубил молоток, и металлический кончик глубоко вонзился в асфальт, и большой кусок мостовой с шелестом отвалился в сторону, на уже разрытый участок. Человек приказал напарнику продолжать, а сам повернулся к нам, вытирая взмокший лоб синим платком. Под рабочим комбинезоном оказалась чистая рубашка с шелковым галстуком. Это был Луазо.
- Тяжелая работенка, - сказал он.
- Хотите проникнуть в подвал?
- Да, но в подвал дома Датта, - ответил мне Луазо. - Мы пробиваем ход в подвал соседнего дома, а оттуда уже проделаем лаз в подвал Датта.
- А почему бы вам просто не попросить этих людей? - ткнул я пальцем в дом, позади которого шли дорожные работы. - Почему просто не попросить их вас впустить?
- Я так не работаю. Стоит мне попросить об одолжении, я раскрою карты. Мне уже противно то, что вы в курсе. - Он снова промокнул лоб. - По правде говоря, я чертовски уверен, что завтра буду все отрицать.
Отбойные молотки снова загрохотали, и асфальтовая пыль взметнулась золотистой пыльцой в свете прожекторов, как на сказочной иллюстрации, только вот от влажной почвы пахло смертью и бактериями, как в разбомбленном городе.
- Пошли, - сказал Луазо. Мы миновали три здоровенных автобуса, набитых полицейскими. Большинство дремало, надвинув кепи на глаза. Двое уплетали хрустящие сандвичи, несколько человек курили. На нас они даже не взглянули. Полицейские расслабленно сидели, ничего не видя и ни о чем не думая, как отдыхают между боями опытные бойцы.
Луазо привел меня к четвертому автобусу с темно-синими оконными стеклами, от корпуса которого шел толстый кабель и змеей исчезал в люке. Луазо провел меня в салон мимо часового. Внутри автобуса находился ярко освещенный командный центр. Двое полицейских сидели за радиопередатчиком и телетайпом. В задней части стойку с автоматами МАТ-49 охранял полицейский в форменной фуражке, означавшей, что это офицер.
Луазо уселся за стол и достал бутылку кальвадоса и пару стаканов. Плеснув щедрую порцию, он придвинул один стакан мне. Понюхал содержимое своего, чуть отхлебнул, будто дегустируя, потом выпил залпом и обратился ко мне:
- Мы наткнулись на старую мостовую буквально под поверхностью. Городская инженерная служба не знала, что она тут есть. Это нас и затормозило, иначе мы к этому времени уже были бы в подвале, и все было бы готово для вас.
- Все было бы готово для меня? - повторил я.
- Да, - кивнул Луазо. - Я хочу, чтобы вы вошли в дом первым.
- Почему?
- По многим причинам. Вы знаете, где там что, знаете, как выглядит Датт. Вы не очень похожи на копа - особенно когда рот открываете, - и вы можете о себе позаботиться. И если что-то случится с первым туда вошедшим, то предпочтительно не с одним из моих парней.
Луазо позволил себе мрачно ухмыльнуться.
- А настоящая причина?
Луазо сделал жест раскрытой ладонью, будто ставя между нами экран или перегородку.
- Я хочу, чтобы вы сделали телефонный звонок из дома. Открытый звонок в полицию, который оператор в префектуре зарегистрирует. Естественно, мы войдем сразу за вами следом, это нужно всего лишь для составления официального протокола.
- Липового, вы хотите сказать? - хмыкнул и. - Вся затея ради составления липового протокола?
- Ну, это с какой колокольни посмотреть, - ответил Луазо.
- С моей колокольни мне как-то не очень хочется огорчать префектуру. В том же здании находится Служба общей информации, а у них есть досье на нас, иностранцев. Стоит мне позвонить в полицию, и это тут же окажется в моем досье, и когда я в следующий раз приду за видом на жительство, они захотят депортировать меня за аморальное поведение и бог знает за что еще. И я больше никогда не получу разрешения на проживание.
- А вы делайте так, как все иностранцы делают, - порекомендовал Луазо. - Берите билет второго класса туда и обратно до Брюсселя каждые девять дней. Тут есть чужестранцы, которые живут во Франции лет двадцать и по-прежнему так делают, вместо того чтобы убивать пять часов в префектуре ради получения вида на жительство.
Он поднял руку, будто прикрывая глаза от солнца.
- Очень смешно, - сказал я.
- Не переживайте, - ухмыльнулся Луазо. - Я не могу допустить, чтобы вы поведали всей префектуре, что Сюрте наняла вас на работу. Просто окажите мне услугу, и я позабочусь о том, чтобы у вас не было никаких проблем с префектурой.
- Премного благодарен, - сказал я. - А вдруг кто-то будет поджидать меня по ту сторону лаза? Что, если один из сторожевых псов Датта вцепится мне в глотку? Тогда что?
Луазо с деланным ужасом изобразил, что у него перехватило дыхание. Выдержав паузу, он произнес:
- Ну, тогда вас порвут на кусочки.
И рассмеялся, резко опустив ладонь, как нож гильотины.
- Что вы рассчитываете там найти? - поинтересовался я. - У вас тут десятки копов, свет, грохот. Думаете там, в доме, не встревожились?
- А вы думаете, они встревожатся? - серьезно спросил Луазо.
- Кто-то наверняка, - ответил я. - Ну, по крайней мере самые сообразительные смекнут, что что-то не так.
- Самые сообразительные?
- Да бросьте вы, Луазо! - рассердился я. - Там наверняка есть куча народу, достаточно близкого к вашему департаменту, чтобы распознать тревожные сигналы.
Он кивнул и пристально взглянул на меня.
- Вот оно что! - хмыкнул я. - Вам было приказано действовать именно так. Ваш департамент не смог предупредить своих людей, но по крайней мере может подать им сигнал всем этим шумом.
- Дарвин называл это естественным отбором, - заявил Луазо. - Самые сообразительные сбегут. Вы наверняка можете предсказать мою реакцию, но по крайней мере я прикрою эту лавочку и поймаю пару-тройку не самых хитрых клиентов. Еще кальвадоса?
Он долил стаканы.
Я не дал согласия пойти, но Луазо знал, что я соглашусь. В случае отказа Луазо вполне мог сделать мое дальнейшее пребывание в Париже весьма некомфортным.
Прошло еще добрых полчаса, прежде чем они пробились в подвал под аллеей, и еще минут двадцать ковыряли лаз в дом Датта. Последнюю часть лаза проделывали аккуратно, вынимая кирпичи по одному, а двое сотрудников компании по установке охранной сигнализации простукивали стену на предмет сигнальной проводки.
Прежде чем лезть в дыру, я напялил полицейский комбинезон. Мы находились в подвале, примыкающем к подвалу дома Датта. Помещение освещали лампочки, временно подключенные к основной электросети. Голая лампа освещала лицо Луазо, осунувшееся и серое от кирпичной пыли, сквозь которую ручейки пота пробили розовые дорожки.
- Мой помощник пойдет сразу за вами, на случай если вам понадобится прикрытие. Если на вас кинутся собаки, он станет стрелять. Но только если вам будет грозить реальная опасность, поскольку стрельба переполошит весь дом.
Помощник Луазо мне кивнул. Круглые стекла его очков сверкнули в свете лампочки, и я увидел в них отражение двух крошечных Луазо и нескольких сотен сложенных позади меня бутылок вина. Парень проверил, заряжен ли карабин, хотя я лично видел, как буквально пять минут назад он вставил свежую обойму.
- Как только войдете в дом, сразу отдайте ему комбинезон. Не вздумайте брать оружие и проверьте еще раз, нет ли при вас каких-либо компрометирующих документов, потому что когда мы туда вломимся, то, возможно, нам придется вас арестовать вместе с остальными, а какой-нибудь особо ретивый полицейский вздумает вас обыскать. Так что если в ваших карманах нет ничего лишнего…
- У меня микропередатчик в пломбу вмонтирован.
- Выкиньте.
- Шутка.
Луазо лишь хмыкнул.
- АТС в префектуре уже включили, - он на всякий случай сверился с часами, - так что вам придется пошевеливаться.
- Вы сообщили префектуре?
Я знал, что между этими двумя структурами идет жесткое соперничество, и было весьма сомнительно, что Луазо ввел их в курс дела.