Побег из жизни - Александр Неизвестный 7 стр.


ПОД РЕТУШЬЮ

Сообщение, полученное Андреевым от Савченко из Тулы, оказалось совершенно неожиданным: приемщик Николаев еще в марте этого года не возвратился из поездки на Урал. По некоторым обстоятельствам можно предполагать, что Николаев, находясь в Нижнем Тагиле, утонул в реке.

Подробностей о Николаеве узнать не удалось, потому что вскоре после его гибели портретный цех был ликвидирован по указанию из Москвы. Никакого делопроизводства или архива не сохранилось. Личного дела Николаева в комбинате бытового обслуживания не имеется. Где он работал раньше - неизвестно.

Директор комбината Сугробов считает, что единственным человеком, который может сообщить что-либо о Николаеве, является бывший заведующий портретным цехом Яков Григорьевич Лепихин. Он принимал Николаева на работу. Теперь Лепихин живет в Москве.

"Итак, обрыв, - думал Андреев. - Как-то странно замыкается круг".

- Что же он купаться там пошел, что ли? - выспрашивал Андреев вернувшегося в Москву Савченко. - Ведь это, говоришь, произошло в марте.

- В марте, - подтвердил Савченко. - Он не купался, конечно, а утонул в проруби. Так, по крайней мере, стало известно в комбинате.

Через несколько дней Савченко вылетел в Тагил. Сам же Андреев занялся поисками Лепихина.

Заведующий портретным цехом был вскоре разыскан и вызван, но только не к Андрееву. Лепихина пригласили в отделение милиции по месту жительства, что для него было не впервые.

И вот он перед начальником отделения милиции, который ему задает вопросы в присутствии Андреева, сидящего в стороне:

- Чем занимаетесь сейчас, Яков Григорьевич?

- Не работаю, товарищ начальник, на пенсии.

- Да вы еще молодой совсем, как же так на пенсии?

- По болезни, по инвалидности, - объяснил Лепихин.

- И давно не работаете?

- Вот уж несколько месяцев.

- А в последнее время где работал?

- В Лагутвинском комбинате, - отвечал Лепихин кратко, стараясь не распространяться.

- В Тульской области, значит?

- Да, в Тульской, - неохотно подтвердил Лепихин.

- Как же так. Живете в Москве, а работали в Тульской?

- Это было временно.

- А сколько времени работали?

- Что-то около года.

- Впрочем, меня интересует другое: Сугробов сказал, что когда закрылся портретный цех, вы увезли с собой все документы на приемщиков. Так ведь?

- Ну, увез тогда трудовые книжки, - подтвердил Лепихин.

- Для чего увезли?

- Раздать их приемщикам, чтоб не ездили все зря туда. Цех ведь срочно ликвидировали.

- А почему срочно так? Кто велел?

- Я и сам не знаю. Директору нашего комбината Сугробову звонили ночью из Москвы. Утром он пришел наполоханный. Вызвал меня и день один сроку дал ликвидировать. Ты, кричал, эту лавочку прикрывай немедленно. Я забрал трудовые Книжки и выехал из Лагутвинска. А приемщики отчитались переводами, если кто деньги должен был, по квитанциям. Не знаю, зачем спрашиваете меня. Там все точно отчитались.

- Сугробову кто звонил, не знаете?

- Из Главного управления начальство, из инспекции - Сорокин, кажется... Сугробов тогда говорил: его ночью Сорокин звонком из Москвы поднял и долго наставления по телефону делал, он замерз даже, в исподнем белье стоял. А утром чуть свет на работу заявился. Ликвидируй, говорит мне, немедленно. Я еще оттянуть попытался. Ладно, говорю Сугробову, ликвидируем постепенно, ты сообщи в инспекцию, что ликвидировал, мол, да и только. А он как замахал руками на меня. Что ты! Что ты, говорит, немедленно ликвидируй! Не сносить головы нам с тобой! Я тогда сам испугался, что, думаю, стряслось такое? И сейчас невдомек - чего цех ликвидировали?

- Ну, а с книжками как? Все роздали?

- Все, - сказал Лепихин.

- Не могло так быть, Яков Григорьевич. Не все.

- Ах! Вы, наверное, про те две, что не явились, за ними хозяева.

- Вот именно. Где они?

Лепихин замялся и сказал:

- Принесу вам завтра, если нужно.

- Нет, Яков Григорьевич. Не завтра, а сейчас. Срочно нужны. Они у вас дома, наверное?

- Да, дома. То есть дома, но не у меня. Я их у родственников своих оставил, у сестры двоюродной.

- Тогда вот что. Наш сотрудник поедет с вами на машине, и сейчас же привезите сюда книжки.

Через час Лепихин возвратился и привез две трудовые книжки. Но, увы, среди них не было книжки Николаева. Они принадлежали двум другим работавшим ранее в комбинате приемщикам.

"Почему не принес он книжку Николаева? Чего он петляет? - думал Андреев. - Сказать прямо, что нужна нам книжка Николаева, или нет? А вдруг он как-то был связан с Николаевым?"

- Почему эти люди на протяжении нескольких месяцев не явились за своими документами? - продолжал расспрашивать начальник отделения.

- Не знаю. Может быть, заболели. Может, что другое случилось.

Пока шла беседа с Лепихиным, сотрудники милиции установили адреса владельцев трудовых книжек и их новое место работы. За каждым из них была послана машина с оперативным работником. Вскоре они поочередно давали объяснения в соседней комнате.

Оказалось, что после ликвидации цеха Лепихин потребовал за "выручку" трудовой книжки пятьдесят рублей. Они не захотели платить этому живодеру и перехитрили его. Поехали к директору комбината Сугробову, сказали, что книжки свои потеряли. Сугробов выписал им дубликаты. По дубликатам их приняли на работу.

Вызванных отпустили.

Лепихин жалобно сказал:

- Вы меня очень долго держите, товарищ начальник. Я больной человек. У меня гипертония и сердце плохое. Вторая группа инвалидности у меня, - сказал он, вынув справку ВТЭК.

- Лечиться нужно, Яков Григорьевич. А что долго, так вы сами в этом виноваты. Рассказали бы все откровенно и пошли бы домой.

Лепихин все делал вид, что не понимает, что хотят от него.

- Э! Товарищ начальник. Я такое в жизни не впервые слышу. Только домой уходил не сразу, а через несколько годков. Да и нечего мне рассказывать.

После вызова приемщиков Андреев понял, что Лепихин боится разоблачения своих мошеннических комбинаций.

"Так с ним откровенный разговор не получится, - думал Андреев. - Он все время будет темнить и изворачиваться. Трудно будет подойти к вопросу о Николаеве, о том, как он попал в комбинат. К вопросу о его документах, которые необходимы. Они и только они могут пролить свет на прошлое Николаева.

Дело не в мошенничестве Лепихина. Пусть этим милиция займется. А сейчас нужно, чтобы Лепихин перестал бояться за свою шкуру. Только тогда он сможет помочь нам в основной цели".

Лепихин увидел, что сидевший в стороне человек в штатском, поднялся со своего места и, подойдя к начальнику отделения, что-то ему сказал.

- Дальнейшую беседу с вами, Яков Григорьевич, - обратился начальник отделения к Лепихину, - продолжит майор Андреев, а я вынужден отлучиться.

Андреев вынул из кармана служебное удостоверение:

- Я из Комитета государственной безопасности. Зовут меня Михаил Макарович. Хочу с вами говорить о важном вопросе. Мне нет дела до ваших прошлых махинаций. Меня интересует совсем другое. Совершено большое преступление, и преступник пока не обнаружен. Вы можете нам кое в чем помочь.

- Товарищ начальник! - воскликнул Лепихин, - что же вы сразу мне не сказали, что вы не из милиции. Я всегда немного волнуюсь, когда со мной разговаривает милиция. Другое дело ваша контора. Она никогда не тревожила меня. И если бы я мог - я бы все сделал, чтоб вы были довольны, тем более что я уже не занимаюсь тем, чем раньше занимался. Завязал, как говорят. Кому на старости в тюрьму хочется? Только ко мне вы, наверное, не по адресу.

Андреев выслушал и продолжал:

- Вы не все трудовые книжки принесли из оставшихся у вас.

Лепихин снова насторожился: "Опять он за книжки берется".

- Все принес. Нет больше. Остальные роздал.

- А книжка Николаева? Она ведь тоже у вас осталась?

- Так, товарищ начальник! Я думал вы со мной говорите про живых, а, оказывается, вы мертвым интересуетесь. Ну как я мог догадаться об этом?

- Его книжка мне нужна, Яков Григорьевич. Где она?

- Я удивляюсь, право. Ведь за книжку эту никто двадцать копеек не дал бы. Вы знаете, Николаев же утоп. Ему не нужна она? Кто ее выкупил бы? А мне зачем хранить ее - сами понимаете. Сжег я ее.

"Что же это, хитрит Лепихин или действительно сжег книжку, считая, что никто не явится за ней. Похоже на правду, что сжег".

- Ну, а что вы сами знаете о Николаеве? Где он раньше работал? Может быть, вы знаете его знакомых?

Лепихин стал верить, что его действительно пригласили не по поводу комбинаций на портретном поприще. Вон они даже обыска не делали у двоюродной сестры, чего он больше всего боялся. Там ведь портреты вместе с трудовыми книжками лежали и еще кое-что. А сотрудник поехал с ним на машине и очень вежливо обождал в коридоре, пока Лепихин извлекал трудовые книжки. Так что им нужно что-то другое.

Андреев спросил:

- Давно ли вы познакомились с Николаевым? Как он попал на работу в комбинат?

Лепихин охотно заговорил, стараясь чистосердечно рассказать Андрееву все, что ему было известно.

* * *

Было это в один из дней августа прошлого года. "Иван Васильевич сегодня не в духе", - сказала секретарша Зиночка заведующему фотоцехом комбината бытового обслуживания Лепихину, который уже взялся за ручку двери директорского кабинета.

- Ничего, - беспечно отмахнулся Лепихин и вошел в кабинет, плотно прикрыв за собой дверь.

Директор Сугробов, не по годам располневший, с залысинами на лбу, нехотя поднял голову от лежавшей на столе бумаги и поморщился.

- Голова болит, - пожаловался он, не отвечая на приветствие Лепихина. - Вчера в область ездил, ну и выпил. Перебрал. Хлопот с тобой не оберешься, - недовольно добавил Сугробов. В исполкоме узнали откуда-то, что ты москвичей меня заставил оформить, и ругались. Говорят - неувязка. Прописаны в Москве, а оформлены в Тульской области. Чем объяснить, если проверка по линии кадров будет?

- Объяснить просто, - сказал Лепихин, - нет в нашей области специалистов таких, вот мы и пригласили москвичей на временную работу. Обучат местных, поставят дело, и отправим их. Это, мол, в интересах производства, чтобы план не сорвать.

- Да это я и без тебя знаю, - пробурчал Сугробов. - Мастак ты на отговорки и на обещания, - добавил он, нажимая на последнее слово.

- А я от обещанного и не отказываюсь, - сказал Лепихин, поняв намек.

- Отказываться ты не отказываешься, да что толку. Когда цех открывали, ты что говорил? Тысячу обещал. А что получается? Сотню дал - и все.

- А я и не отступаю, - сказал Лепихин примиряюще. - Я, Иван Васильевич, слову своему хозяин. Только не сразу. Дайте срок. Кончится организационный период - все наладится. Развернемся. Сейчас и с фотобумагой трудно. Достать не можем. И приемщиков пока не укомплектовали. Мало заказов. Вот пойдут массовые заказы, тогда и для плана, и для себя хватит. Я к вам и сейчас зашел по этому делу. Кадры режут. Там на крыльце человек дожидается, - понизил он голос, - тоже приемщиком хочу оформить. Он из местных, из тульских. Вот анкета его и книжка трудовая.

- На кой ляд он мне нужен сегодня, - снова поморщился Сугробов, сжав руками голову, - и без него тошно. Пусть завтра приходит.

- Да ладно, Иван Васильевич! Что зря человека гонять, время тянуть. Чем скорей начнет работать, нам же лучше. А для головы я вам припас лекарство. Чистое, как слеза. Девяносто шесть градусов.

- Ну-ну, - проворчал Сугробов, сохраняя все тот же недовольный вид, словно не слыша обещания насчет лекарства, но все же смиряясь. - Ну что там у тебя? Давай.

Положив на стол перед директором трудовую книжку, анкету и заявление, Лепихин выскочил из кабинета и тотчас вернулся с человеком, который терпеливо дожидался его, только уже не на крыльце, а перед кабинетом, где сидела секретарь-машинистка Зиночка. Новый претендент на должность приемщика, по-видимому, рассказывал Зиночке что-то очень интересное, потому что Зиночка, хотя и сидела над своей машинкой, но не печатала, а, кокетливо улыбаясь, слушала, запрокинув завитую головку.

"Ишь какой прыткий", - усмехнулся про себя Лепихин, окинув взглядом своего подопечного, который сидел на подоконнике возле Зиночки, будто у себя дома. Завидев Лепихина, он с готовностью вскочил, взяв с подоконника свою голубую папку.

Перелистнув трудовую книжку посетителя, Сугробов произнес:

- Николаев Василий Иванович. Интересно получается - имя себе взял отца моего, а отчество от меня вывел. План выполнять будете? - спросил он, уже обращаясь к Николаеву.

- А если план не выполнять, так и работать нечего, - весело отвечал Николаев.

И Сугробов, как до этого Лепихин, тоже подумал, глядя на нового работника: "Ишь, какой прыткий!"

- Норма у нас - сто заказов в месяц, - сказал он Николаеву.

- Это мне известно от Якова Григорьевича, - взглянув на Лепихина, отвечал Николаев, - только, думается мне, в нашей Тульской области такую норму трудновато выполнить... Да и прейскурант дороговат. Вот если подальше поехать, так можно и сто заказов набрать и больше.

- Чем дальше на Урал, например, или там в Сибирь, тем больше у людей денег, - объяснил Лепихин. - Да и качество работы местных мастеров там очень низкое. Как узнают, что московские мастера - сразу заказы поплывут.

- Да ты, я вижу, парень тертый, - сказал Сугробов, переходя на "ты", и нажал кнопку звонка. - Оформи, - распорядился он, передавая секретарше документы нового сборщика портретов. - Ну, работай, - кивнул он на прощание Николаеву, который, поблагодарив, вышел из кабинета.

Выйдя в коридор, он задержался на минуту. Здесь его догнал Лепихин.

- Ну, все в порядке?

- В порядке, - отвечал Николаев. - Очень вам благодарен, Яков Григорьевич. И вот это в счет будущей работы. - Он достал из кармана пачку денег и протянул Лепихину. - Две сотни, как и уговаривались. А вот еще пятьдесят. Мне бы несколько подписанных бланков. Может, кого придется подключить, в случае, если много заказов будет, - пояснил Николаев Лепихину.

"И это он учел", - подумал Лепихин, зная, что некоторые предприимчивые приемщики действительно нанимали себе помощников, на эксплуатации которых основательно наживались.

Николаев пришел к Лепихину от знакомого ретушера. Этот Николаев и сам заработает, и Лепихину даст. Да и осторожный, видать. Сейчас Лепихин подпишет у Сугробова бланки, как просит Николаев, а там он пусть как хочет со своими помощниками рассчитывается. В случае чего он, Лепихин, вообще ни при чем.

* * *

- Какой же ретушер вам рекомендовал Николаева? - спросил Андреев.

- Александр Борисович Иофский.

Андреев записал фамилию и адрес, и видя, что больше Яков Григорьевич ничего сказать не может, отпустил его. Взявшись за ручку двери на выходе из кабинета, Лепихин вдруг остановился и, обернувшись к Андрееву, сказал:

- Вам еще нужно было бы спросить Бубенцова.

- Какого Бубенцова? - удивился Андреев.

- Помощника Николаева. Был такой у него, перевод присылал из Йошкар-Олы. За розданные портреты. Зарплату ему комбинат начислял. Там и данные есть на Бубенцова. По договору работал, временно.

- Спасибо, Яков Григорьевич! Это очень важно. Сколько мы с вами беседуем и только теперь до дела дошли.

Лепихин ушел, оставив Андреева в новом раздумье.

Еще один помощник. В чем помогал? Только ли в портретном деле? Один уже помог, кажется. Так, что долго не расхлебать. А этот - второй? Тоже простак, вроде Генки? Или наоборот - умен слишком? Укрылись под ретушью. Должность скромная - приемщик заказов. Во времени сам себе хозяин. Ехать может, когда хочет и куда хочет.

В круг внимания Андреева попадали все новые и новые люди. Иногда знакомство оказывалось бесследным. Может, также будет и с Бубенцовым. Но все же разыскать Бубенцова необходимо. Как только вернется из Тагила Савченко, придется ему заняться Бубенцовым. И Иофским тоже.

ТРАГЕДИЯ В НИЖНЕМ ТАГИЛЕ

Приехав в Нижний Тагил, Савченко как бы заново начал следствие по вопросу об исчезновении приемщика портретов Николаева. Материалы, имевшиеся в местном отделении милиции, оказались очень скудными и не объясняли, как погиб Николаев. В протоколе было сказано, что 18 марта на окраине города у незамерзающей полыньи прохожими была найдена шапка-ушанка, неизвестно кому принадлежащая.

К полынье вели следы двух человек. Один след каучуковой рифленой подметки ботинок. Другой след валенок. От полыньи к городу обнаружен только один след того человека, что был в валенках. Этот след терялся в пешеходной тропе. Установить, кому принадлежали следы и шапка, не удалось, и дело было приостановлено.

Но через некоторое время в Нижне-Тагильскую милицию пришел запрос из милиции Лагутвинского отделения Тульской области. Как выяснилось, в Лагутвинский комбинат бытового обслуживания стали поступать жалобы от жителей Нижнего Тагила. В них сообщалось, что приемщик комбината Николаев принял от них заказы на изготовление портретов. Взял фотографии, которые надо было увеличить, выдал, как положено, квитанции. Уже давно прошли все сроки, но заказчики до сих пор портретов не получили. Фотоцех при комбинате к тому времени был закрыт. Все выполненные заказы разосланы по назначению. Тем же заказчикам, чьи портреты сделать не успели, ввиду срочной ликвидации цеха, вернули фотографии. Только с заказами Николаева произошла неувязка. Дело было в том, что Николаев так и не вернулся из поездки. Сначала в комбинате думали, что он просто почему-либо задержался, заболел в дороге или уехал в глубинку. Но прошло уже длительное время, а от Николаева не было никаких известий. Фотоцех, в штате которого значился Николаев, был ликвидирован, и о злополучном приемщике портретов в комбинате забыли. Но теперь, когда в правление поступили жалобы заказчиков, дирекция комбината была вынуждена обратиться в милицию с заявлением о том, что Николаев из Нижнего Тагила не возвратился, исчез по непонятной причине вместе с полученными у заказчиков оригиналами. На квитанциях, выданных тагильским заказчикам, стояла дата - 17 марта. Тогда вспомнили о найденной прохожими шапке-ушанке, хозяин которой так и не объявился. Шапка эта была обнаружена 18 марта. Заказчики, а затем и сотрудники комбината опознали шапку, указав также, что Николаев был одет в зимние ботинки. Может быть, следы этих ботинок и вели к проруби, не возвращаясь назад. Таким образом возникло предположение, что приемщик Николаев утонул в полынье при неизвестных обстоятельствах.

Назад Дальше