- Мария, с Мейрел и Вольфом сейчас их отец. Они в безопасности, в отеле в Бергене, они спят, с ними все хорошо. А я так виноват перед тобой. Мне ужасно жаль. Мне так жаль. Я совершил ужасную, чудовищную ошибку…
У него задрожала щека, а голос сорвался. Мне даже показалось, что он заплачет. Он нервно провел рукой по растрепанным волосам и похлопал меня по коленке. Медбрат бинтовал мое запястье.
- Я ничего не понимаю, Виктор. Что произошло? Как вы догадались, что мы здесь?
- Долго рассказывать. Но сегодня вечером полиция нашла тело Мартина, и при обыске они обнаружили комнату, где ты была заперта.
Глава 44
Меня словно пронзило током, когда я увидела, как они растерянно, еле переставляя ноги, вошли в комнату. Две наголо обритые головки, в глазах - страх. Мейрел и Вольф испугались моего вида - повязка на голове, лицо все в синяках. Вслед за ними шел Геерт с огромным букетом красных роз.
Вольф молча положил мне на кровать рисунок, потом потянул пальцы в рот. Он грыз ногти и едва смотрел на меня. Я погладила его по голове и прижала к груди:
- Мой милый Вольф, как я скучала по тебе.
- Я тоже, мама, - пролепетал он и вырвался из моих слишком крепких объятий.
Я протянула руки к Мейрел. Она нерешительно подошла ко мне, поцеловала в щеку и осторожно положила руки мне на плечи:
- Привет, мама…
Я прижала ее к себе, и меня охватила страшная тоска, когда я почувствовала, как о мою щеку потерлась ее колючая головка.
- Ах, мои дорогие, как я рада, что опять вас вижу…
- Смотри, мама, - сказал Вольф и пальцем покачал верхний зуб, который наконец начал шататься. Как это здорово, что они, застенчиво поласкавшись со мной полминуты, снова стали вести себя как ни в чем не бывало. Начали ссориться из-за того, кому сидеть со мной на кровати. Мейрел спросила, можно ли посмотреть телевизор, Вольф захотел рисовать.
- Ты, конечно, привезла нам какой-нибудь подарок, тебя ведь так долго не было? - спросил Вольф и тут же получил тумака от сестры.
- Веди себя нормально! Мама болеет, ты что, не видишь!
Геерт сидел, сгорбившись на кончике складного стула, и смотрел в пол. Я видела, как сжимались мышцы на его скулах - он изо всех сил старался придумать, что сказать, но не знал, с чего начать. Я тоже.
- Ну, тебе хоть чуть-чуть получше? - пробормотал он хрипло и сочувственно посмотрел на меня.
- Все хорошо, - ответила я и улыбнулась ему.
Он покачал головой.
- У меня ничего серьезного. Капельница стоит, чтобы повысить уровень жидкости в организме, а повязка потому, что они наложили швы на затылке. А нос у меня сломан. Поэтому я и похожа на Майка Тайсона.
Он засмеялся, всхлипнув, и потер глаза. Закрыл щеки руками.
- Я думал, что ты умерла. Ты исчезла, нашли труп Мартина… Тогда я уже был точно уверен. Как я проклинал себя! Я думал: как я мог допустить это? Почему я не поехал к Анс? Почему я такой трус?
- Тебе не в чем упрекать себя, Геерт. Никто не мог даже представить себе такое. - Я взяла его руку и поцеловала пальцы.
Мы вздрогнули оттого, что кто-то кашлянул. В дверях стояли Ван Дейк и Виктор. Они вошли в комнату и по очереди пожали нам с Геертом руки. Виктор до сих пор был в той же одежде, что и вчера вечером: мятый коричневый вельветовый костюм поверх бордового джемпера и коричневой рубашки в клетку. На Ван Дейке был плащ цвета хаки, и выглядел он как издерганный футбольный тренер.
Геерт спросил детей, не хотят ли они мороженого: конечно, они хотели, но боялись уходить от меня.
- Я больше никуда от вас не уйду, мои милые. Можете сидеть со мной, сколько хотите, а если соберетесь уходить, я уйду с вами, - пообещала я им и себе, и они прошлепали к двери вместе с Геертом. Я заметила, как Мейрел искала его руку, и это меня растрогало.
Виктор занял стул Геерта, Ван Дейк сел с другой стороны. Виктор то и дело нервно проводил рукой по волосам.
- Да. - Он потер рукой глаза и посмотрел на потолок, как будто там были написаны слова, которые он хотел мне сказать. - Мария, прежде всего прими мои извинения. Как психиатр я еще никогда не ошибался так, как сейчас. Я даже могу сказать, что полностью раздавлен. Я все время задаю себе вопрос: как это могло произойти? На моих глазах? Как получилось, что меня обвели вокруг пальца? Я сейчас всерьез пересматриваю свою карьеру. В самом деле. Можешь мне поверить…
Сиделка принесла кофе. Мужчинам она тоже предложила по чашечке, и они с удовольствием согласились. В тишине мы сделали первый глоток, и я почувствовала огромное удовольствие от горячего, свежего кофе, который приятным теплом разлился по моему телу.
- Ты знаешь, я уже больше двадцати лет работаю в кризисном центре. Я имел дело с родителями, у которых были большие проблемы с собой, друг с другом и с детьми. Я видел наркоманов, алкоголиков, шизофреников, изнасилованных женщин и детей. На первом этапе я давал им возможность самим разобраться в своих проблемах. И только когда это не удавалось, я рекомендовал госпитализацию или постановку на учет, часто советуясь с твоей сестрой. Так мы и познакомились.
Около года назад Анс сказала мне, что ей стало тяжело работать. Ее все больше угнетали проблемы, которыми нам постоянно надо было заниматься. В то время мы много разговаривали, и у нас возникли какие-то личные отношения. Мы были просто друзья и коллеги. Я восхищался ею. Она рассказывала о вашем детстве, о матери, которая была тираном для всей семьи, о том, что вам никто не помогал. Что она пошла работать в сферу социальной защиты подростков, чтобы помогать детям с такими же проблемами, как у вас. Я думал: если кто-нибудь и может помочь детям, так это она. Она вдохновляла меня. Как бы трудно ей ни приходилось, она всегда брала себя в руки, не сдавалась, несмотря на проблемы с Мартином, несмотря на постоянные неудачные попытки забеременеть. И она повторяла мне: благодаря тебе я продолжаю здесь работать, ты помогаешь мне получать удовольствие от своего дела, ты мое вдохновение. Должен честно признаться, это мне льстило. Мне было приятно, что она была откровенна со мной. Я знал, что она была беременна. Я узнал раньше, чем ее собственный муж, что ребенок умер. Она сказала всем, что заболела, и довольно долго сидела дома, и все это время я был единственным на работе, с кем она поддерживала контакт. Меня, конечно, удивляло, как она умела скрывать свое горе. Она потеряла ребенка, от нее ушел муж, хуже ситуации не придумаешь, а она так покорно принимала все удары судьбы. И вот тогда к ней приехала ты. О тебе речь заходила нечасто, но когда она все же говорила о тебе, это всегда было очень негативно. Для нее ты была психически неуравновешенной сестрицей с двумя детьми от разных отцов. Ты пила, принимала наркотики, не заботилась о детях. Ты отказывалась от любой помощи с ее стороны. Она многократно предпринимала попытки поставить тебя на учет, но не было достаточных оснований. В школе, где учились Мейрел и Вольф, на тебя жалоб не было, соседи говорили, что все прекрасно, участковый врач тоже. Это заводило ее в тупик. Твои дела должны были идти плохо, но никто этого не замечал, кроме нее.
И я поверил ей, Мария. Не надо забывать, что ее рассказы о вашем детстве не прошли для меня даром. Я прекрасно понимал, что с таким прошлым у тебя должна быть сильно изломанная психика, хотя я и не знал тебя лично. Поэтому, когда она позвонила и сказала, что ты с детьми на время переезжаешь к ней, я даже обрадовался за нее. Наконец что-то происходило. Я предложил ей свою помощь… - Виктор ненадолго замолчал.
У меня засосало под ложечкой. Анс уже много времени за моей спиной пыталась отнять у меня детей. Школа? Соседи? Никто никогда не говорил мне, что обо мне наводят справки. Психически неуравновешенная? Это обо мне? Только потому, что мы с детьми в половине седьмого не сидим за тарелкой брюссельской капусты?
- Она позвонила мне ночью. Сказала, что ты совсем слетела с катушек. Меня не было на работе в то время, и я посоветовал ей позвонить кому-нибудь из дежурных психиатров в кризисном центре. Или участковому врачу. Лучше было бы решить эту проблему обычным, рутинным способом. Но она и слышать не хотела об этом. Она была страшно расстроена. Плакала и говорила, что ты ее сестра, ее маленькая младшая сестричка, она не хочет отдавать тебя в лечебницу. Она и я, мы ведь профессионалы, мы можем помочь тебе, создать спокойную, теплую обстановку дома. Так лучше. Для детей, для тебя, для нее самой. Я подумал, что это правильно. Мы с ней как никто другой знали, что такое психиатрическая больница. И уж своих близких туда ни за что бы не отдали. Теперь я понимаю, что был нужен ей, чтобы прописывать тебе лекарства. Я уже стал относиться к тебе с предубеждением после ее рассказов. Она злоупотребляла мной как врачом. И все совершенно вышло из-под контроля…
Он опустил глаза и закрыл их. Вздохнул, и с этим вздохом все силы покинули его. Большим и указательным пальцами он сжал переносицу, как будто там находилась кнопка, при помощи которой он снова мог бы взять себя в руки.
- Я позвонил в полицию, когда увидел, что она обрила детей. Тогда-то я и понял. Я увидел по ее глазам. Это была ужасная минута. Ужасная. Сознание этого… - он потряс головой. - Я как-то вдруг понял, что она замышляет. Как будто я давно знал это на подсознательном уровне, но все время прятал свои сомнения и мысли. Но тут у меня в голове все сразу прояснилось. Я понял, почему пошел вместе с ней в этот ужасный крестовый поход. Это отвратительно. Она льстила мне, Мария, а я всего лишь человек. И мои пациенты ненавидели меня. Ты ненавидела меня. Я решал вопросы лишения родительских прав, направлял на госпитализацию в психиатрические больницы и нарколечебницы, я судил и осуждал. Никто никогда не был мне благодарен. Даже дети, которых я спасал от отцов, которые над ними издевались.
Он руками потер колени, привычным жестом, судя по пятнам на брюках, и встал.
- Все, что я говорю теперь, слишком поздно, это жалкое извинение, тебе от этого не легче. Но я надеюсь, ты видишь, что мне искренне жаль. Ты можешь не прощать меня, просто поверь, что я принимал участие в планах твоей сестры без злого умысла. Я жертва. Как и ты.
Я подавила в себе сильное желание похлопать его по плечу и сказать, что все в порядке, ничего страшного не произошло.
- Я действительно верю, что ты не самый страшный злодей. Но не надо сравнивать себя со мной. Давай не будем ставить все с ног на голову.
Он отвел взгляд. Мы попрощались и официально пожали друг другу руки. Его рука была потной и безвольной.
Ван Дейк посмотрел на меня и поднял руки вверх.
- Ошибки, ошибки, мы все их допускаем. В том числе и я.
Он встал, с трудом разминая ноги, и подошел к окну.
- А как вы узнали, что произошло на самом деле?
- Честно говоря, случайно. В какой-то момент все истории сошлись. И мы больше не могли закрывать на это глаза…
- Какие истории?
- Ну, во-первых, эта смерть Гарри Меннинги. Ты была нашим единственным подозреваемым, но в беседах с его коллегами и друзьями стали возникать другие вопросы. Где деньги, которые он вложил? Где Мартин? Я, конечно, помнил твой рассказ о нем… И тогда всплыли друзья Мартина. Они рассказали, что Мартин никак не мог быть связан со смертью Гарри. Он бесследно исчез с того дня, когда они решили вместе продолжать дело. Они подозревали, что в этом замешана Анс. Мартин говорил, что стал ее бояться. В тот же вечер, когда она пришла со своим заявлением, мы получили интересные показания от вашей приятельницы, некоей госпожи Вейкер.
- Дафни?
- Да, Дафни Вейкер и ее мужа Криса. Он мостильщик. Заливал недавно бетоном пол на участке за ее домом. Она хотела сделать там террасу. Дафни это показалось странным, учитывая то, что болтают в деревне об исчезновении Мартина и смерти его друга. Она сказала, что видела, как Мартин ночью, накануне исчезновения, голый бегал по дюнам. Мы решили прочесать весь дом. Анс тем временем исчезла, как позже выяснилось, вместе с тобой. Мы нашли комнату, где она тебя держала. Я отдал приказ вскрыть бетонный пол. И там мы действительно нашли тело Мартина. Сразу же после этого мы забили тревогу.
- А как вы узнали, что мы на берегу?
- Молодой человек, который возился с фейерверком на пляже, слышал, как вы кричали.
- А Мейрел и Вольф, где они были все это время?
- Они были у Анс до того обыска утром. Мы застали их дома одних. Потом мы позвонили их отцу…
Вольф, быстро перебирая ножками, влетел в комнату, в вытянутой руке перед собой он держал большой вафельный рожок мороженого. В другой руке у него был серебряный воздушный шар в форме сердца. На нем было написано разноцветными буквами "Выздоравливай скорей".
- Это тебе. Подарок от нас!
Я подумала о Гарри, которому так и не пришлось увидеть моих детей и без которого я не смогла бы вообще пережить все это. А потом о целом круге потерянных детей: Стефан, такой желанный ребенок Анс и нежеланный мой, вся эта спираль, которая привела к тому, что родителям Гарри теперь пришлось хоронить своего ребенка.
Глава 45
Она выглядела совсем маленькой в убогой комнатке с пластмассовой мебелью. Маленькой, хрупкой и худой, как щепка. Совершенно не похожей на убийцу. Волосы у нее, как и у меня, были обриты. Без косметики она выглядела старше своих тридцати пяти. Она курила, держа сигарету в дрожащей руке, как и многие до нее, судя по прожженным пятнам на зеленом пластмассовом столике. Мы сидели напротив друг друга и обе не знали, с чего начать. Я уже начала сомневаться, стоило ли ее навещать. Мне так о многом надо было спросить ее, так много надо было сказать ей, но напротив меня сидела не Анс, не моя сестра, а издерганная развалюха, которая не то что отвечать на мои вопросы, а и говорить-то могла с трудом.
Я спросила ее, как дела, и она сразу же разозлилась.
- А как ты думаешь? В этой тухлой, замшелой дыре? Сама-то ты как думаешь? Бактерии, микробы, везде грязь! Вокруг одни идиоты. Где бы я ни была, что бы ни делала, обязательно кто-нибудь за мной подсматривает. И ты еще спрашиваешь, как у меня дела?
Я почувствовала, как от страха у меня сжалось горло. Я не могла переносить этот крик, эту ненависть в ее глазах. Здесь со мной ничего не могло случиться, но я не чувствовала себя в безопасности. Мне захотелось немедленно уйти, и я встала. Пусть догнивает здесь! Она ненавидит меня. Она убила своего мужа, а потом человека, которого я могла бы полюбить. Она не заслуживает ничего лучшего. Я сама была на волосок от такой же камеры. Или еще худшего. К черту все! Я пошла назад к двери, и охранник снова встал. Я еще раз обернулась и увидела, что она плачет. Беззвучно. Ее спина вздрагивала, лицо исказила гримаса, и она стала стучать кулаком по столу.
- Я не хотела этого, - пропищала она. - Я не хотела. Это получилось… Не знаю… Само собой…
Я стояла у двери, между нами было больше двух метров, но все равно я чувствовала, как будто она вонзает когти мне в горло.
- Я так разозлилась. Была прямо в ярости. Знаешь ли ты, как это - чувствовать такую ярость?
Я покачала головой. Я не знала, как это - чувствовать такую ярость. Я попросила охранника открыть дверь.
Она начала говорить. Больше сама с собой, чем со мной:
- Мартин больше не хотел так. Он сам сказал, что это нас обоих погубит. У меня постоянно стучало в голове: он врет, он врет, он врет. Я говорила: "Ты врешь, здесь что-то большее, что-то другое, скажи мне правду, скажи правду!" А он все стоял и упирался. Ну и пошел он! Я швырнула в него вазой. Из меня еще текла кровь нашего ребенка. Как он мог так поступить? Я требовала, чтобы он сказал правду. И тогда он рассказал, что ты сделала аборт. Он хотел пощадить меня, но я настояла.
- Но ты же знала, что у него есть женщина?
- Я чувствовала это. Он хотел уйти. Он хотел завести ребенка с другой. Он хотел все, о чем мы с ним мечтали, сделать с другой. А ты избавилась от ребенка. А он хотел спать. Мы должны были обсудить с ним все на следующий день. Когда оба успокоимся… Я взяла подсвечник. И ударила его. Он убежал на улицу. Было страшно холодно. Он был в крови. Я заперла двери и поднялась наверх. Я все еще была в ярости. Ярость не проходила. Становилось все хуже и хуже.
Она дрожала сейчас так сильно, что не могла вынуть сигарету из пачки. Я не смела ей помочь.
- Это из-за лекарств.
Она стала раскачиваться и сложила руки у лица.
- На следующее утро я нашла его тело. Перед калиткой, в луже крови. Я не хотела его убивать. Я притащила его внутрь, обмыла его… Его тело… Такое белое, такое мертвое… Но, знаешь, ко всему привыкаешь. Тело. Сначала пугаешься и впадаешь в панику, но в какой-то момент… Это был уже не Мартин. Он стал просто вещью. От которой я должна была избавиться как можно скорее. Ужасно странно, но я была спокойна. Мои мысли были ясны, как стекло. Я поняла, что мне надо делать. Как-то сам собой появился план. Такой логичный. Такой блестящий. Он раскрылся в моей голове, как будто был там всегда. Каждую ночь мне приходила в голову новая идея! После смерти Мартина… Когда один раз переступишь через это, когда кого-то убил и похоронил тело, и никто об этом и не пронюхал, тогда все оказывается как-то просто. Тогда надо только шагнуть, чтобы сделать это еще раз.
- А тебе не приходило в голову, сколько горя ты могла бы причинить Мейрел и Вольфу?
Она раздраженно посмотрела на меня, и меня поразили ее налитые кровью глаза и лишенный всяких эмоций взгляд.
- Иногда надо поступать так, как лучше для детей. Они все хотят остаться с родителями, которые избивают их до полусмерти, чем идти в приемную семью или в детский дом. Моя задача действовать без эмоций.
Я вернулась к столу и собралась взять сигарету из ее пачки. Я не курила почти неделю, но сейчас почувствовала, что больше не могу сдерживаться. Она схватила меня за руку и впилась ногтями мне в запястье.
- Что ты знаешь о боли, об одиночестве! Ты родилась для счастья, а я - для несчастья. Но это не твоя заслуга! Ты купаешься в радости, как я купаюсь в горе.
Охранник шагнул нам навстречу и сказал Анс, чтобы она отпустила меня.
Я встала напротив нее. Я тоже дрожала от ярости и чувствовала что-то вроде того бешенства, которое владело ей уже многие месяцы:
- Ты моя сестра, но нет никого, кто был бы мне более далек. Ты не родилась для несчастья, ты сама его накликала! Ты всегда пряталась за меня! Ты выбрала другой путь. Путь ненависти, подозрительности и зависти.
Теперь Анс смотрела мне прямо в глаза. Мышцы на ее шее напряглись, казалось, она вот-вот кинется на меня.
- Это ты, ты бросила нас с отцом! Ты оставила меня наедине с горем! Я!.. - она ткнула себя в грудь пальцем, на грани истерики. - Я ухаживала за ним, когда ему становилось все хуже! Я была его сиделкой! И за все это ни капли любви! А зато когда приходила ты, тут уж был праздник!
Охранник, который все это время стоял между нами, положил руку на плечо Анс.
- Думаю, вам пора прощаться, - сказал он мне.
Анс вырвалась.
- Мне очень жаль, - сказала я ей. - Но у тебя ведь был выбор. Точно так же, как и у меня. И за то, что ты сама перечеркнула свою жизнь, за это не жди аплодисментов.
Я проводила ее глазами. Она вышла с санитаром, погруженная в себя, и я затушила свою последнюю сигарету.
Примечания
1
Ты решила родить мне ребенка, так прекрасно сказав мне о любви.
2
Я не выношу дождь, он стучит в мое окно и приносит сладкие воспоминания.
3
Мир полон боли. Нет спасенья, эта маленькая одинокая планета вся из грязи и боли.
4
Я должна тебя увидеть, и не завтра, а прямо сейчас.
5
Лишь птицы разделят со мной этот грустный пейзаж (англ.).
6
Все, о чем я мечтаю на Рождество, - это ты.
7
Одинокое Рождество, одинокое и холодное.