- Ходил туда. - Буйницкий кивнул в сторону Зорицы. - Забрал кое-какие вещи, а то соседи все растащат. Узнал кое-что интересное.
- Что именно? - Алексей не выносил женских слез, старался отвести разговор и о гибели Драгутина, чтобы лишний раз не вызывать расспросы Зорицы.
- Там во дворе живет один пьянчуга. Соседка мне говорила, будто к нему повадились какие-то дружки. Один, далматинец, мужчина среднего роста с проломанным, как у боксера, носом. Другой - красивый, ладно скроенный, с военной выправкой шатен, ниже среднего роста. Вчера вечером сидели допоздна. Соседка не слышала, когда они уходили. Она дала мне ключ от их квартиры, и когда я зашел, то сразу понял: в нее кто-то уже забирался. В этом я убедился, обнаружив в чулане ящики от письменного стола. Кто-то боялся зажигать свет в комнате, вытащил ящики и унес в чулан. Что-то искали. Но что?
- Там хранились папины письма и два письма Аркадия с его обратным адресом, я вам показывала, их привез его товарищ из Словении… Были письма папе от чико Васы Хранича и… другие.
- А кто же этот красивый, ладно скроенный, с военной выправкой? По всему получается Скачков! И зачем понадобилось писать донос на Попова и Драгутина? - недоуменно произнес Берендс.
Алексей вспомнил предсмертные слова Драгутина: "Оклеветал Скачков, уби…" К "делу", которое просматривал Берендс, был приложен донос Скачкова. Но почему Скачков мстит Драгутину и Зорице? И зачем полез в квартиру за письмами? Кому-то интересен Аркадий Попов?
- Скажите, Людвиг Оскарович, - обратился Хованский к Берендсу. - Что написал в своем доносе Скачков?
- Я очень бегло просматривал "дело", вскачь, Драгутин обвинялся в причастности к коммунистической партии, а Зорица в том, что была связана с большевистским агентом Аркадием Поповым, офицером югославской армии. Писем Попова там не было. - Он глянул на Зорицу. - Недичевцы, вас арестовавшие, могли бы и сами устроить обыск в вашей квартире.
- Они отодвинули только ящик, а письма лежали в глубине, в потайном отделении, они их не обнаружили. А тот, с проломанным носом, наверно, Периша Булин, сын торговца, Аркадий ударил его в тридцать шестом году, когда тот с босяками-факинами меня затащил, совсем еще девочку, в глухой двор, чтобы поиздеваться надо мной. Далматинцы ничего не забывают! Булин поклялся отомстить Аркадию, мне и отцу… Проклятый!… Это он сжег по выходе из тюрьмы наш дом и кафану. Никто другой! Он отомстил отцу и мне!… Он! Он!
- Успокойся, Зорица… Вторым был Скачков. Видимо, оба сидели в одной тюрьме - в Зенице, - заметил Алексей. - Значит, сейчас Периша Булин знает адрес Аркадия. Это опасно для Попова. А Скачков возьмется за вас, Людвиг Оскарович, да и за Ирину Львовну!
Берендс презрительно усмехнулся. Его пшеничные брови полезли наверх, глаза округлились и тут же зло прищурились, он щелкнул пальцами:
- Укус комара!…
- Малярийного, и потому опасного. Займитесь, Людвиг Оскарович, комаром, а мы постараемся выяснить все о Булине. Согласны?
Берендс кивнул и встал, начал прощаться. Когда он вышел, Алексей приблизился к сидящей в углу Зорице.
- Соберись с силами, девочка. Ты не одна, вот твои братья. - Он указал на стоящих Буйницкого и Черемисова. - Постараюсь заменить тебе отца. Приведи себя в порядок, думай о том, как нам выручить Аркашу. А мы, пожалуй, отправимся на Макензиеву, но так, чтобы никто, кроме соседки, там нас не заметил.
Сумерки уже спустились на город, когда они сели в трамвай, подошедший на углу Краля Милана и Кнеза Милоша, и поехали мимо цветного торга и Славии на Макензиеву. Квартира Драгутина и Зорицы была не на самой Макензиевой, а на упирающейся в нее Баба-Вишневой улочке, во дворе, окруженном несколькими домишками, похожими скорей на сараи, там в однокомнатных, двухкомнатных или максимум трехкомнатных квартирах с кухней жила беднота; у каждого домика крохотный палисадник с обязательной скамейкой, в ясные дни на таких скамейках греют кости, чешут языки старики и старухи, затем к ним присоединяются, закончив домашние дела, хозяйки и вернувшиеся с работы мужчины.
Первым во двор проскользнул Буйницкий. На Баба-Вишневой было уже совсем темно. Буйницкого догнал Черемисов.
- Экая темень здесь, карамба! И до войны на всей улице было три фонаря. Я ведь здесь жил по соседству, на Курсулиной. А там знаменитая Чубура . - Черемисов ткнул пальцем в сторону Макензиевой.
- Тихо, - вполголоса предупредил Буйницкий. - Вы, Алексей Алексеевич, идите с Зорицей на квартиру, а мы с Жорой будем тут охотиться за пьяницей… Он должен скоро прийти.
- Если будет не один, в драку не ввязывайтесь. В наших окнах будет свет. Понаблюдайте, что он станет делать, - инструктировал Хованский. - Берите его, когда он останется один.
Стрелка на будильнике Зорицы приближалась к девяти, когда в дверях послышался условный стук, Буйницкий с Черемисовым ввели в прихожую под руки невзрачного мужчину в грязном, поношенном плаще с поднятым воротом, из которого торчали длинная худая шея и давно не бритый подбородок. Сизый нос с лиловыми прожилками и водянистые глаза под воспаленными красными веками дополняли портрет пьяницы самого низкого пошиба. Он тупо уставился на Алексея, потом обвел взглядом комнату, пожал плечами и хрипло выдавил:
- Зачем силой в гости затащили?
- Ты с кем сюда приходил и что тут делал? - спросил Буйницкий.
- Иди ты… - огрызнулся тот. И тут же сморщился от боли - Буйницкий сильно сжал ему плечо.
- Ты все расскажешь, мой байо, не валяй дурочку и не ври! Рассказывай господину, не то ты у меня завоешь! - И Буйницкий так крутанул ему руку, что тот глухо вскрикнул.
- Больно! Скажу… С корешами сюда приходил. По тюрьме их знаю, сидели вместе лет восемь назад. Периша мой земляк, далматинец, не какой-нибудь золоторотец факин, а сын газды, богатея! А Мишо - русский, по мокрому делу всю катушку отсидел. Он злой. Он меня заставил влезть в окошко. Периша говорит жить не буду, но отомщу. Уехал, собака, два часа тому назад в Словению. Оба мне марки обещали, а расплатились, гниды, угощением. - Он тупо уставился в угол, изредка с опаской поглядывал на Хованского.
- Знаешь, что Драгутина забили палками? - не выдержал Буйницкий и ударил предателя кулаком в лицо. - Ты, гадина!
Тот отшатнулся и схватился за нос.
- За что бьешь? Драгутин коммунист, агент Москвы, - бубнил босяк, держась руками за нос, из которого потекла кровь.
- А чем тебе Москва помешала? Отберет у тебя поместье, дом, виллу на море? Дубина! Говори!
- Хальт! - остановил их Алексей. - Вышвырните этого дурака вон. Драгутин никогда не был коммунистом, как и Попов!
- Ошибаетесь, господин, Периша Булин говорил, что следил за тем и за другим еще до войны! - бойко загнусавил пьяница. - Драгутин держал кафану "Якорь", а когда вы, немцы, пришли, Драгутин скрылся и переехал на эту квартиру. Попов - майор, летчик, он живет возле Бледа, влез к усташам, мы читали его письма.
- Гут, это мы проверим, а сейчас ступай! Данке! Не суй нос не в свои дела. Зейне назе штекен не в свои дела, не то получишь по носу. Ферштайден? Понял?
- Ферштайден! Ни за какие деньги, господин! - Босяк радостно растирая правое плечо и руку, поглядывая укоризненно то на Буйницкого, то на Черемисова, которые хорошо усвоили приемы джиу-джитсу и полагали себя мастерами, но с таким жалким подонком не считали нужным использовать свой опыт.
2
Шел 1941 год. Приближалась Пасха.
Аркадий Попов приземлился со своим истребителем на склоне горы неподалеку от Бледа, небольшого курортного города, живописно расположенного на берегу озера. Склон горы, который "приютил" его самолет, сломал крыло и измял фюзеляж, и Аркадий, безнадежно вздыхая, прихрамывая, заковылял к видневшейся внизу церкви, окруженной нескольким, домами. О том, чтобы починить самолет, нечего было и думать.
Вышедший из дверей церкви священник сначала с опаской, а потом радушно пригласил летчика в свой дом, где осмотрел рану на его ноге.
- Вам, господин майор, придется остаться у меня, пока заживет рана, - участливо сказал священник. - Война кончилась. Итальянцы в Загребе, немцы в Мариборе, вот-вот будут здесь. Если увидят вас в форме, обязательно интернируют.
Прошла неделя, потом вторая. Патер тоже оказался ярым противником фашизма. В долгих вечерних беседах они нашли общий язык, и их знакомство переросло в подлинную дружбу.
Вскоре стало известно, что Словению немецкий фюрер и итальянский дуче поделили: северная часть отошла к рейху, южная, под названием Люблянский провинции, - к Италии.
- Ах, какие немцы разбойники, сын мой! - качал головой патер, когда они сидели за стаканом вина и горячо обсуждали известие о присоединении к Германии оккупированной части Словении и ее онемечивание. - Тотчас после присоединения Австрии к Германии многие богатые евреи бежали к нам, им отделили огромный отель "Еловицу", а теперь они снова убежали от нас, кто, разумеется, успел. Немцев интересует их золото.
- Его тут, наверно, немало, - заметил Аркадий. - Вы говорили, что и раньше сюда наведывались молодчики из гитлеровской разведки.
- Да, согласно планам Гитлера в Бледе должен обосноваться идеологический центр Третьего рейха. Мы в штабе ОФ уже знаем, что предстоит насильственное переселение словенцев из родного края в другое место. Эти сведения секретные, но немцы проболтались.
- А что значит ОФ?
- Мы стараемся распространить среди нашего народа подлое решение Гитлера. Ведь Штирийская часть Словении отходит под "Гау Штеиермарк", а Краньска под "Гау-Карнтен". Народ организует, сын мой, сопротивление, которое будет называться "Освободительный фронт". У Канариса много шпионов, завербованных еще до войны. Имена некоторых известны. Особенно опасны усташи.
- А что за люди, которые идут за Павеличем и Кватерником, организовавшим убийство короля Александра?! Я мало о них знаю, - расспрашивал Попов священника.
- История это долгая, сын мой. Усташи - сторонники сепаративной шовинистической террористической организации "Хорватское освободительное движение" и еще "Хорватская Революционная организация - Усташей". Их вождь Анте Павелич. Она возникла после провозглашения Александром Первым абсолютного режима . Павелич бежал в Вену, потом в Болгарию, где познакомился с известным террористом и шпионом Буревым и, наконец, обосновался в Италии. А у Италии давний спор с Югославией. Ведь именно в Италии местопребывание главного усташского стана, хотя отделы есть в Бельгии, Голландии, Германии, Болгарии и Венгрии - в Явки Пуста.
- Да, - закивал Аркадий.
- Так вот, в Италии отряд усташей-террористов насчитывал поначалу человек десять-пятнадцать, потом их стало около сорока. Группировались они в Риеке и Задаре. Югославская разведка следила за ними, они все время меняли местожительства, таились и от местного населения. В декабре тридцать третьего года они попытались убить Александра, но аттентатор был арестован задолго до покушения. - Патер внимательно поглядел на Аркадия, как бы изучая, понимает ли Попов его рассказ, сочувствует ли ему, и продолжал: - Между Германией и Италией, несмотря на их близость, существуют глубокие противоречия. Гитлер понимал, что ключ юго-восточной политики в Европе находился в Белграде. И он завел флирт с Муссолини, но тому потакала Франция, тогда Гитлер стал искать "любви" у Белграда.
- Муссолини в связи с нацистским путчем и убийством канцлера Долфуса мобилизовал и сосредоточил на границе Австрии войска, - добавил Попов.
- Точно! Это было в конце, а еще точней, двадцать пятого июня тридцать четвертого года. Югославия тогда заявила, что не останется в стороне в случае интервенции Италии. Муссолини понял, что может вспыхнуть война, а к ней он был не готов, его интересовала Эфиопия. Первого сентября, собрав ближайших сотрудников, он поделился с ними секретными сведениями: для заключения договора с Югославией существует единственное серьезное психологическое препятствие - король Александр Карагеоргиевич, который "после множества безуспешных попыток сблизиться с Италией весьма на нас обижен". Присутствующий на совещании итальянский посол в Белграде, Гали, получил директиву дать понять наверху, что Муссолини готов договориться с королем. Однако югославский король Александр больше не верил Муссолини, он знал, что дуче встречался с вожаком террористов-усташей Анте Павеличем. Через свою разведку король знал и то, что в Италии готовят террористов с намерением его убить, когда он поедет во Францию через Италию. Он знал даже, что в Венгрии, на хуторе Янки Пуста, сидит банда усташей-террористов и ожидает его поезда. Но королю Александру все-таки надо было ехать… Королю был известен также любопытный документ министерства пропаганды Геббельса - детальный, хорошо отработанный план гитлеровской политики на Балканах на ближайшие годы. В документе рекомендовалось использовать недовольство Белграда Италией, вызванное "Римскими протоколами", в которых высказывались притязания Рима на северные области Югославии. Не радовал югославского короля и аншлюс, в силу которого Германия становилась будущей хозяйкой на Балканах. Вот почему казалось рациональным установить добрососедские отношения с Францией. Не радовала короля Александра пассивность Франции к югославским интересам. - Патер поднялся, подошел к окну и, глядя в даль, тихо заметил: - Господи, красота-то какая!…
- Король Александр был плохой дипломат! Возглавляя Малую Антанту, он мог заметно влиять на европейскую политику, - горячо заговорил Аркадий Попов, не обращая внимания на красоту, которую увидел в окне патер. - Югославия должна была искать поддержки у Советского Союза! Русские весьма популярны в Сербии и Черногории.
- Вы забываете наш страх перед "красной заразой", сын мой. Король Александр предполагал встретиться с советскими представителями во Франции, обговорив это с французскими лидерами, но он хотел и сближения с Германией, дескать, оно не пойдет в ущерб дружбе с Парижем и курсу Малой Антанты.
- Это верно, он пытался проводить собственную политику! - согласился Аркадий Попов. - Помните его слова: "Мы во многом обязаны Франции, но мы не их Марокко!", сказанные Жану Луи Барту?
- Это воля нашего народа! Наш характер! - вдруг загорячился патер. - Но мы не так сильны, как большие народы…
- И что же дальше?
- Король Александр боялся Гитлера. Поехать во Францию легко. Но что подумает об этом фюрер? Французская разведка не хотела брать на себя охрану короля в дороге. И потому было решено плыть по морю. И девятого октября крейсер "Дубровник" бросил якоря в Марсельском порту. Загремели залпы салюта, зазвучали фанфары. Толпы марсельцев, запрудив пристань, приветствовали нашего короля. Под восторженные овации король Александр пожимал руку склонившегося перед ним в почтительном поклоне седовласого семидесятидвухлетнего Луи Барту.
- Французы называли его Огнеупорным! - засмеялся Аркадий.
- Почему?
- Веселый народ, любят шутку, острое словечко: "Париж стоит мессы", "Государство - это я", "После меня - хоть потоп" - известные фразы королей; "Если бы бога не было, его следовало бы выдумать", - говорил Вольтер . А Барту стяжал иную славу. Он не отличается остроумием. После открытия Амундсеном Южного полюса, когда ряд государств направил туда свои экспедиции, оппозиция во французском парламенте потребовала объяснения, почему не предпринимает никаких шагов в этом направлении Франция. Барту, в то время премьер, ответил депутатам, что на корабельных верфях уже строятся специальные огнеупорные суда, чтобы безопасно добраться до Южного полюса. На другой день, читая газеты, веселые французы хохотали до слез, называя премьера Огнеупорным. Извините, опять вас перебил!
- Так вот, наш Александр в отличие от Барту не страдал легкомыслием. Король помнил, что его могут убить и в Марселе, но так нервничал, что забыл надеть свой стальной панцирь. Роскошный черный лимузин медленно катил по улице Каннебьер, полицейские с трудом расчищали путь от народа. Несколько гвардейцев с саблями наголо гарцевали на сытых конях позади. Вдруг к машине подскочил человек с большим пистолетом в руке и рванул дверцу. Шофер заметил наглеца, но ничего не успел сделать. Оцепеневшая от неожиданности толпа только ахнула. Барту беспомощно закрыл лицо руками, и в тот же миг убийца выстрелил ему в голову. А король увидел аттентатора слишком поздно, у самой машины, он успел только распахнуть дверцу и повернуться, чтобы выскочить, но выстрел в спину раздробил ему позвоночник между лопатками, и король умер мгновенно. Подскакавший гвардеец ударил убийцу саблей, тот упал, заливаясь кровью, разъяренная толпа его тут же растерзала. Эта кровавая драма сыграла немаловажную роль в истории отношений между Югославией и Францией, лишила Югославию твердой руки, Малую Антанту - вожака и кинула нашу страну в объятия фашизма. Народ твердил не зря: "Король поехал во Францию, чтобы договориться с матерью Россией, и за это его убили".
- Вы думаете, это сделал Гитлер? Дело темное! Между двумя стульями не сядешь, - вздохнул Аркадий.
- Разделяй и властвуй, говорили еще римляне, - спокойно продолжал патер. - Малые народы всегда ждут, кто стучится в дверь. Кто войдет. Или кто вломится. Посмотрите: славяне не могут объединиться! Арабы не могут! Африканские народы тоже враждуют между собой. Их кто-то разделяет… Их ссорят между собой по разным поводам - религиозным, политическим, идеологическим, экономическим… Если бы Сталин…
- При чем тут Сталин? Партия, русский народ, все советские народы не потерпят немцев! - горячился Попов. - С "пятой колонной" в России у Гитлера ни черта не выйдет!
- Да, конечно, у нас в Словении "пятая колонна" работала уже давно, - смиренно закивал священник. - Когда в Блед прибыли гестаповцы и абверовцы, они уже знали фамилии врагов Третьего рейха, какие здания захватывать, с кем держать связь и на кого опираться. В нашей Крайне тоже скоро начнется выселение словенцев, как это немцы делают в Корушке. Рейхсфюрер Генрих Гиммлер еще в марте приезжал в Целовац, это на самой границе. К нам в Блед прибыл майор СС Фриц Волкенборн вместе с двумястами полицейскими из Корушки. С двадцать первого апреля начало работу гестапо во главе с Гельмутом Розумеком, капитаном СС, а срезских начальников сменили немецкие политические комиссары. Кстати, Розумек поселился на Прешерновой улице в вилле "Влтава", мы там с вами, сын мой, проходили. Большое здание, окрашенное в желтый цвет, со множеством окон, среди огромного сада. Пред домом маленький фонтан. Помните?
- Как же, напротив "Фото-Водичке"!
- У вас хорошая зрительная память, сын мой, постарайтесь запомнить, что хозяина виллы зовут Звонко Янежич, Звонко Янежич! О нем и о его жене Анджеле мы еще поговорим, если…
- А зачем мне его запоминать? Не собираюсь задерживаться в Бледе.