Был у Октая на фронте один эпизод, который в дальнейшем определил его жизнь и заставил отказаться от своей мечты о лесотехническом институте. В один из зимних дней 1942 года командир батальона, побывав во взводе, где служил Октай Чингизов, обратился к бойцам:
- Нашему командованию нужен "язык". У противника какая-то перегруппировка войск. Прибывают свежие части. Мы должны знать, что у них происходит. Кто пойдет на поиск?
Октай Чингизов вышел из строя, четко подошел к командиру и доложил:
- Старший сержант Октай Чингизов. Я пойду.
Комбат критически осмотрел черноволосого юношу, - больно молод, видать, горяч, - заметил:
- Разведка требует осторожности. Можно пойти и не вернуться.
- Знаю, - коротко ответил Октай. - Мне будет легче чем другим выполнить боевое задание: я владею немецким языком.
- Все мы в школе учили "вас ист дас", - улыбнулся комбат, - но этого, маловато.
- Я говорю по-немецки так же, как и на русском и на своем азербайджанском языке, - ответил Октай.
Комбат задумался.
- Что ж, пойдем со мной. И вы, - указал он пальцем на стоявшего рядом с Октаем коренастого старшину, на груди которого поблескивал орден "Красной звезды".
- Старшина Никанор Федотов, - пробасил крепыш, напирая на букву "о".
- Сибиряк? - спросил комбат.
- Так точно, с Байкала, из села Зубовки, может, слыхали?
- Почти земляк, - улыбнулся комбат. - Я из Омска.
…До утра ждали солдаты возвращения своих товарищей, а их все не было.
- Застряли ребята, - вздыхал командир взвода Леонид Криворучко, вкладывая в это "застряли" совершенно понятный, бойцам смысл. Они не любили употреблять слово "погибли". А под вечер командир взвода был вызван к комбату. Вернулся радостный и одновременно опечаленный.
- Молодцы наши Чингизов и Федотов! Хорошего "языка" привели, обер-лейтенанта, и много ценных сведений достали. У генерала они сейчас. Ребят наградят, да только к нам они, говорил мне комбат, видать, не вернутся. У начальства думка есть оставить их в дивизионной разведке.
Так не вернулся больше в свой взвод старший сержант Октай Чингизов. Был он вскоре произведен в младшие лейтенанты, стал командовать взводом в разведроте дивизии, активно участвовал в различных боевых операциях и прославился как один из лучших следопытов части. А еще спустя год он был переведен на работу в отдел контрразведки армии под начальство полковника Анатолия Константиновича Любавина. С ним он, когда окончилась война, и вернулся в Советабад на работу в органы контрразведки.
Первую половину месяца Чингизов провел в родном городе. И радостным и горьким было его свидание с матерью: весной прошлого года она овдовела, а Октай потерял отца. В горах разлились селевые потоки. Маленькая речушка, которую в жаркие летние месяцы Октай с товарищами, засучив штаны, переходили вброд, наполнилась вешними водами и с шумом устремилась вниз, с корнем вырывая вековые деревья. Старый лесничий был в горах, когда хлынул поток. Он объезжал заповедные участки верхом по краю отвесной скалы. Конь поскользнулся и упал на передние ноги, старик же, не удержавшись в седле, перекинулся через лошадь и ударился головой об острый камень. Тело его сельчане нашли через три дня, когда к берегу реки прибило труп лошади, затонувшей в потоке.
Мать не хотела покидать насиженного места, и Октаю пришлось вернуться в Советабад одному. Он жил в офицерском общежитии. Только два года спустя, когда было закончено строительство нового жилого дома областного управления внутренних дел, ему предоставили там маленькую двухкомнатную квартиру, и он уговорил мать переехать жить к нему.
Инженер Салим Мамедович Азимов был коренной советабадец. "Наша гордость", - говорили о нем учителя школы-десятилетки поселка имени Нариманова, где жил он с отцом, оператором нефтеперегонного завода, матерью и двумя сестренками. И действительно, у школы были все основания гордиться этим близоруким, на редкость спокойным и добрым мальчиком, занимавшим три года подряд первое место на общегородских олимпиадах юных химиков, проводившихся в период зимних каникул в городском Дворце пионеров. Любили его и школьные товарищи, которым он всегда готов был прийти на помощь в трудную минуту, когда у них не ладилось с математикой, химией или физикой, хотя добродушно и подсмеивались над его неловкими движениями на уроках физкультуры и над тем, что за свою детскую жизнь он не забил ни одного мяча на школьной спортивной площадке, но не пропускал ни одного футбольного состязания, даже если футбольные ворота изображали сложенные в кучки ученические портфели, а роль мяча успешно выполняла ушанка какого-нибудь лихого второклассника.
Свою страсть к химии и футболу он сохранил и в институте, где уже со второго курса обратил на себя внимание профессоров, предвещавших ему большое научное будущее.
Война застала его на третьем курсе, и он в первые же дни пошел работать на завод младшим оператором. Учебу продолжал заочно. Когда наступил срок защиты диплома, студент Салим Азимов уже исполнял обязанности инженера одного из экспериментальных цехов, где осуществлялось его предложение, легшее в основу диплома. Ученый совет института, ознакомившись с дипломной работой Азимова и практическим использованием его научной работы на заводе, счел возможным присвоить ему звание кандидата технических наук.
Три года спустя Азимов перешел на работу в научный институт, а заводской цех, которым он руководил, выделился в самостоятельную экспериментальную базу этого института. Женился он на выпускнице медицинского института Зарифе. Теперь у него уже трехлетний сынишка Вагиф. Живут они в новом доме на улице Низами.
С Октаем Чингизовым они виделись редко: у каждого было много своих дел, - но дружбу поддерживали. А когда начиналось футбольное лето, обязательно встречались на стадионе. Вот и вчера Азимов позвонил Октаю и пригласил его поехать на дачу к морю. У Зарифы отпуск, и она решила провести его с Вагифом на виноградниках и целебном золотом пляже. Октай отказался, он хотел, используя воскресный день, показать врачам свою мать: старушка последнее время прихварывала, а сама ни за что не хотела идти к врачу. Друзья условились встретиться на стадионе.
Накануне выходных дней в буфете института, в котором работал Азимов, всегда царило оживление, особенно в летние месяцы. Многие сотрудники, направляясь на пригородные дачи, где отдыхали их семьи, запасались конфетами и печеньем, которые всегда здесь были в большом ассортименте, - о чем заботилась заведующая буфетом. Заняли свою очередь у буфетной стойки Салим Мамедович Азимов и его ближайший сотрудник доцент Рамиз Аскерович Агаев. Они продолжали начатый еще в коридоре разговор, из которого явствовало, что Рамиз Аскерович - обладатель, как он сам выразился, "роскошной загородной виллы", состоящей из двух комнат и громадной, открытой ветрам и солнцу веранды, - рад будет принять у себя в качестве гостей семью Азимова.
- Конфет бери побольше, - уговаривал Азимова Агаев, - чтобы твоему Вагифу на всю неделю хватило. С моей Гюльшен просто беда: она может съесть за сутки килограмм конфет, а мать бегает за ней часами с кисточкой винограда. Странные существа эти дети, никак не могут понять науки о витаминах!
- Значит, мы с тобой плохие химики, - рассмеялся Азимов, - если не можем объяснить эту нехитрую науку.
- Неужели ты, Салим Мамедович, оставишь море, виноградники, жену и сына, для того чтобы поехать на этот проклятый футбол?!
- Обязательно. Поспевай с твоим шашлыком до четырех. В пять меня уже на даче не будет. Сегодня буду работать всю ночь и завтра после матча тоже, тем более, что ты меня так великолепно выручил.
- Чем? - не понял Агаев.
- Как чем? Забрать к себе на дачу мою жену с сыном на целых две недели - это ли не помощь?! Именно сейчас, когда моя работа в основном завершена и начинается главное - доклады в соответствующих инстанциях с оппонентами, что при всей их доброжелательности отнимает немало времени и сил.
- Да, в этом ты, пожалуй, прав.
Подошла очередь Азимова, и буфетчица отвесила ему солидный серый кулек "Золотого ключика" и "Мишек на севере".
- Салим Мамедович находится на усиленном питании? - послышался сзади насмешливый женский голос.
Азимов обернулся и с шутливым негодованием воскликнул:
- Да я ведь высох на наших черствых институтских хлебах! - И обратившись к женщине в синем халате, в больших роговых очках, венчавших ее худощавое, маловыразительное лицо, протянул ей свой кулек и любезно предложил: "Пожалуйста, Елена Михайловна, прошу вас, угощайтесь, "Мишка на севере" повышает тонус и смягчает характер даже самых жестокосердных библиотекарш".
Елена Михайловна окинула испытующим взором грузную не по возрасту фигуру Азимова, протянула руку за конфетой и спокойно осведомилась:
- Это взятка?
- Вы почти угадали, - ответил Азимов.
- Осмелюсь узнать, за что?
- Это, скорее, аванс в счет будущей взятки, - пояснил Азимов. - Обязуюсь осыпать вас "Мишками" и "Ключиками", как конфетти на новогоднем балу.
- И что я должна сделать ради такого удовольствия?
- Дать мне до понедельника справочник Скворцова.
- Вы многого захотели, - ответила Елена Михайловна. - Во-первых, на этом справочнике имеется гриф "Только для служебного пользования", а во-вторых, его у меня просил, и отнюдь не на дом, а в свой служебный кабинет Мамед Гусейнович.
- Дорогая Елена Михайловна, даю честное слово, что я буду пользоваться справочником тоже в служебных целях, а не для решения кроссвордов, а Мамед Гусейнович может денек потерпеть, потому что ему, между нами, пока нечего по этому справочнику сверять, ведь сверять-то он будет мою работу.
- Кажется, вы меня уговорили, - вздохнув, ответила Елена Михайловна. - Что значит слабое женское сердце: конфетка, ласковое слово, - и я растаяла. Заходите за справочником.
Азимов вернулся домой, нагруженный конфетами, толстой папкой и завернутым в газету объемистым справочником, который он выпросил у библиотекарши института Елены Михайловны Черемисиной.
В прихожей его встретил ликующим криком Вагиф:
- Папуля, папуля пришел! Мы едем завтра на дачу! Мама уже собирается. Я уже свой велосипед приготовил, только сетка от мячика куда-то потерялась, и мама никак ее не находит.
Азимов прошел в свою комнату, отпер средний ящик стола, положил туда папку и справочник, замкнул его и, подхватив на руки вертевшегося рядом с ним Вагифа, дал ему кулек с конфетами, и они торжественно направились в столовую, где хлопотала Зарифа, прилаживая на стульях гладильную доску.
На диване лежал ворох штанишек и рубашечек Вагифа. Азимов подошел к жене, поцеловал ее в лоб и сообщил, что он голоден.
- Обедать будем через час, - решительно заявила Зарифа. - Мне Вагиф ничего не дает делать. Он все время вертится около утюга, и я боюсь, что он обожжется. Уведи его к себе, и я быстренько управлюсь.
Остаток дня прошел в веселых хлопотах. Зарифа с Вагифом рано улеглись спать: Азимов предупредил, что Агаев заедет за ними в семь часов утра.
Он проработал в своей комнате до трех часов ночи, а в шесть его разбудил телефонный звонок. Агаев поздравил с добрым утром и предупредил: "Лимузин подам к подъезду ровно к семи. Гудеть не буду, не люблю дипломатических объяснений с милицией. Вылезайте из дому, не опаздывайте".
"Вилла" Агаева оказалась действительно чудесным уголком. Гостеприимные хозяева предоставили Зарифе с Вагифом отдельную комнату. В маленьком дворике, за которым сразу начинался виноградник, росла большая шелковица, под тенью которой стоял деревянный гладкий стол и несколько табуреток.
Вагиф тотчас умчался во двор вместе с пятилетней дочерью Агаева Гюльшен. Они с восторгом наблюдали за тем, как по траве около колодца чинно расхаживал голенастый петух с огромным ярко-красным хвостом и тыкал клювом опавшие ягоды. Вдруг он так громко закукарекал, что Вагиф испугался и спрятался за ствол шелковицы.
Внезапный дождь загнал детей на веранду, но вскоре прошел, и детишки опять убежали во двор, где Вагиф, как галантный кавалер, предложил Гюльшен покататься на его велосипеде. Потом мужчины пошли к морю. Вагиф увязался за ними, а Гюльшен осталась дома, заявив, что будет помогать маме мыть помидоры.
Когда купальщики возвращались на дачу, их голод усилился запахом жареного бараньего мяса. Женщины жарили на мангале - большой металлической жаровне, наполненной раскаленными углями, - шашлык. Завидев входящих мужчин, Зарифа воскликнула:
- Наконец-то, шашлык надо есть прямо с огня, а то весь вкус пропадет.
Азимов не мог не отдать должное этому замечательному блюду. Грешный человек, он любил плотно поесть, хотя, по мнению Агаева, был неполноценным мужчиной, потому что предпочитал стакан крепкого чая любым другим напиткам, начиная от "Столичной" и кончая отменным жигулевским пивом, охлажденным в колодце. Съев после обеда добрый килограмм черного бархатистого винограда, Азимов взглянул на ручные часы и заявил, что ему пора собираться в город.
- А может быть, ты все-таки не поедешь? - спросила Зарифа; спросила просто так, потому что хорошо знала, что никакая сила не удержит Салима на даче, когда на стадионе встречаются лучшие команды области.
Азимов виновато улыбнулся, посмотрел на жену таким взглядом, каким смотрят на людей, предлагающих совершенно невероятные вещи, и позвал Вагифа, чтобы попрощаться с ним. Вагиф легко простился с отцом: он был очень занят своей новой подругой, велосипедом и этим замечательным горластым петухом.
Агаев не стал уговаривать друга остаться. Он только заметил, - что никогда в жизни не променял бы двух бутылок пива даже на "Динамо" и "Спартак".
- Ты хоть зайди домой переоденься, - сказала мужу на прощание Зарифа. А то с тебя станет: ты в таком виде поедешь на стадион, а там ведь полно людей. Стыдно.
- Ладно, - согласился с женой Азимов. Вид у него, действительно, был затрапезный. Он поехал на дачу в старых брюках и в порядком истоптанных тапочках. Помахав всем на прощание рукой, он направился к станции электрички, а спустя сорок минут уже поднимался в свою квартиру.
Это была обычная трехкомнатная квартира, какие строят в новых домах. Из передней дверь направо вела в кабинет Азимова, прямо можно было пройти в столовую, а через нее в спальню, слева были службы.
Когда Азимов вошел в переднюю, ему бросилось в глаза, что на вешалке нет макинтошей - его и Зарифы; он, может быть, и не обратил бы на это внимания, но как раз перед отъездом на дачу он уговаривал Зарифу взять с собой макинтош, считая, что по вечерам у моря прохладно, но она отказалась, заявив, что не хочет трепать новое пальто.
Азимов толкнул дверь в столовую. Она была заперта, - уезжая, они оставили ключи на кухонном столе под клеенкой. Ключи были на месте. Его комната запиралась на английский замок, ключ от которого он носил в кармане. Он вошел в комнату, открыл ящик стола, где, кроме бумаг, хранились и деньги - около полутора тысяч рублей. Папка и справочник лежали на месте, а денег в ящике не было. Он вошел в комнату Зарифы, открыл шифоньер. Там, кажется, все было на месте.
Видимо, воры не сумели сюда проникнуть или кто-то им помешал.
Азимов растерялся. Он не думал сейчас об украденных вещах, а просто недоумевал, что вот так, вдруг, в квартиру могут проникнуть воры и что-то унести. Потом он вспомнил, что обещал встретиться на стадионе с Октаем Чингизовым и позвонил ему домой. Там ответили, что он часа два тому назад вернулся с матерью из поликлиники и пошел к себе на работу. Азимов позвонил Чингизову на работу. Трубку не поднимали, и тогда он решил позвонить в кабинет Анатолия Константиновича Любавина, так как Октай сказал ему, что Любавин тоже собирается поехать на футбол.
Трубку поднял Любавин.
- Слушаю, здравствуйте, товарищ Азимов. Чингизова нет, он уехал на стадион раньше - там на стенде соревнуются стрелки. А я скоро собираюсь. Хотите заеду по пути за вами?
- Видите ли, какая история, Анатолий Константинович, меня обокрали.
- Как обокрали? - спросил Любавин. - Когда?
- Да вот сам не знаю. Я был на даче, вернулся, а в передней нет двух пальто, в столе нет денег.
Любавин минуту молчал, а потом сказал:
- Вот что, дорогой товарищ Азимов. - У меня к вам будет небольшая просьба. Вы откуда звоните?
- Из своей квартиры.
- А где у вас находится телефон?
- На столике в передней.
- А у столика стул есть?
- Есть не стул, а кресло, - недоумевая, ответил Азимов.
- Ну и отлично, что кресло. Так вот я вас попрошу сесть в это кресло, не ходить по квартире и ждать нашего звонка.
- Хорошо, - растерянно ответил Азимов, положил трубку и покорно уселся у телефонного столика.
Любавин нажал кнопку звонка. В кабинет вошел дежурный лейтенант.
- Немедленно разыщите на стадионе майора Чингизова. Пошлите за ним кого-нибудь из оперативников. Затем позвоните во второе отделение милиции и соедините меня с капитаном милиции Рустамовым.
Через пару минут дежурный лейтенант доложил, что капитан Рустамов у телефона. Любавин поднял трубку.
- Здравствуйте, товарищ Рустамов. Слушайте меня внимательно. Сегодня произошла кража домашних вещей в квартире № 12 в доме № 27 по улице Низами. Эта квартира инженера Азимова. Пройдите на место происшествия, побеседуйте с инженером Азимовым в дверях, в квартиру входить не нужно, предупредите Азимова, что вы ему позвоните минут через двадцать-тридцать и он должен будет зайти к вам в отделение для дачи более подробных показаний, что он может не беспокоиться и что будут приняты все меры к розыску его вещей. Держитесь в этих пределах. Нам, по ряду соображений, самим нужно заняться расследованием этого происшествия. Вы меня поняли, товарищ Рустамов? Дополнительные инструкции получите немного спустя. Действуйте.
Любавин спустился к председателю Комитета, а когда поднялся к себе, его уже ждал майор Чингизов.
- Кража у инженера Азимова, - повторил, размышляя вслух, полковник Любавин. - Обычная уголовщина или враги? Боюсь, что второе, очень боюсь, что второе. Но выводы делать преждевременно. Как вы полагаете, майор?
- У вас есть основания думать о худшем, товарищ полковник? - спросил Чингизов.
- Основания? Вот вы, майор Чингизов, и должны будете меня убедить или разубедить. Я полагаю, что этим делом нужно заняться вам. Вы хорошо знакомы с Азимовым, более того, дружны с ним и в какой-то мере в курсе работы, которую он ведет.
Чингизов молча кивнул головой.
- А основания - я вам сейчас их выскажу, но прежде вот что: Азимов, который мне сообщил о краже, в настоящее время находится в своей квартире, сидит в кресле, не двигаясь с места, ждет нашего звонка. К нему сейчас поднимается или уже поднялся капитан милиции Рустамов. Он заберет Азимова из дому, чтобы не мешать нам первым разобраться во всем, что происходило в его квартире. С этого мы и начнем. Не возражаете?
- Нет.
- Тогда звоните Азимову, он ждет нашего звонка. Чингизов посмотрел на телефон, и Любавин кивнул.
- Да, да. Звоните прямо отсюда.
Чингизов набрал номер.
- Салим Мамедович, здравствуй, Октай говорит. Что же ты мне, дружок, такой матч испортил? К тебе никто не приходил?
- Какой-то милиционер был.