- Это не умещается в моей башке. Акция - это долевое участие в каком-нибудь крупном предприятии. Купоны акций через определенные промежутки времени отовариваются дивидендами, составляющими часть прибыли, полученной предприятием.
- Ну и что же, малыш?
- Черт побери, но купоны поддельных акций ты не сможешь предъявить ни в одном банке мира! Их номера совпадают с настоящими, и у них есть владелец. Обман немедленно раскроется.
Томас поднялся:
- Разумеется, купоны никогда не будут предъявлены к оплате.
- В чем же тогда состоит трюк?
- Пусть это будет для тебя сюрпризом, - сказал Томас и, подойдя к настенному сейфу, набрал цифровую комбинацию. Тяжелая стальная дверь отошла в сторону. В сейфе лежали наличные, несколько золотых слитков с сердцевиной из свинца (с ними связана занятная история) и три коробочки с драгоценными камнями в оправе и без. Кроме того, куча паспортов.
Томас заговорил рассеянно:
- На всякий случай поеду-ка я лучше в Швейцарию под другим именем. Посмотрим, что у нас есть из немецких паспортов? - он с улыбкой произносил вслух имена. - Боже, сколько воспоминаний - Жакоб Озе… Петер Шойнер… Людвиг барон фон Тренделенбург… Вильфрид Отт…
- Под именем Тренделенбурга ты сплавлял "кадиллаки" в Рио. Барону я бы дал немного отдохнуть. А также и Озе. Его все еще разыскивают во Франции, - сказал Бастиан задумчиво.
4
- Садитесь, пожалуйста, господин Отт. Чем можем быть вам полезны? - спросил руководитель отдела ценных бумаг и положил перед собой скромную визитку, на которой значилось "Вильфрид Отт, промышленник, Дюссельдорф". Руководителя отдела звали Жюль Вермон, его бюро располагалось на втором этаже Центрального банка Швейцарии в Цюрихе.
Томас Ливен, которого теперь звали Вильфрид Отт, поинтересовался: "Вы француз, мсье?"
- По материнской линии.
- В таком случае давайте перейдем на французский, - предложил Томас, он же Вильфрид, говоривший на этом языке без акцента. Лицо Жюля Вермона просияло.
- Могу ли я абонировать номерной сейф в вашем банке?
- Разумеется, мсье.
- Я как раз недавно приобрел новые акции немецкого "Штальунион". Хотел бы депонировать их где-нибудь в Швейцарии, в номерном сейфе и не под своим именем…
- Понимаю. Немецкие налоги кусаются, да? - Вермон подмигнул.
В том, что иностранцы депонируют здесь свои ценности, не было для него ничего нового. В общей сложности в Швейцарии в 1957 году покоились 150 миллиардов франков, принадлежавших иностранцам.
- Да, чтобы не забыть, - сказал Томас Ливен, - давайте отрежем купоны за 1958 и 1959 годы. Я не знаю, когда снова приеду в Цюрих, а потому пусть они остаются при мне, чтобы я мог сам получить по ним. Это и вам сэкономит работу.
А про себя подумал: а мне - тюрьму…
Вскоре все было улажено. В нагрудном кармане Томаса Ливена покоилось подтверждение о депонировании в Центробанке Швейцарии господином Вильфридом Оттом, промышленником из Дюссельдорфа, акций DESU номинальной стоимостью один миллион немецких марок.
В своем спортивном автомобиле, на который обращали внимание даже в Цюрихе, он возвратился в отель "Бар-о-ляк", чьи служащие обожали его. Впрочем, так было и в других отелях мира, где он останавливался. Причиной были его демократизм, веселый нрав и щедрые чаевые.
Поднявшись на лифте в свои апартаменты, он перво-наперво направился в ванную и во избежание возможных неприятностей спустил в унитаз купоны за 1958 и 1959 годы. Выйдя на балкон, он уселся под тентом, удовлетворенно посмотрел на небольшие суда, плывущие по блестящей от солнца глади Цюрихского озера. Некоторое время он размышлял. Затем золотым карандашом на фирменном бланке отеля сочинил следующее объявление:
"Германский предприниматель ищет для осуществления финансовых операций кредит сроком на два года. Высокий процент и первоклассные гарантии. Рассматриваются только действительно серьезные предложения с приложением банковских реквизитов".
Это объявление два дня спустя появилось на видном месте рекламной полосы газеты "Нойе Цюрхер цайтунг". Был дан и номер почтового ящика, куда три дня спустя поступило сорок шесть писем.
Погода была прекрасная, солнечная, и, сидя на балконе, Томас тщательно сортировал предложения. Их можно было разделить на четыре группы.
Отправителями семнадцати писем были бюро по недвижимости, антикварные магазины, торговцы ювелирными изделиями и автомобилями, у которых денег, правда, не было, но взамен они расхваливали свой бизнес.
Авторами десяти писем были господа, денег не имевшие, но зато предлагавшие свое посредничество в переговорах с другими якобы состоятельными господами.
Одиннадцать писем, частично с фото, частично - без, поступили от дам, предлагавших самих себя. У одних был шарм, у других - нет, но денег не было ни у одной.
И, наконец, восемь писем поступили от людей с деньгами.
Тридцать восемь писем из первых трех групп Томас изорвал в клочья. Среди остававшихся предложений его заинтересовали два, абсолютно противоположные по содержанию.
Одно было отпечатано на скверной машинке, на не очень качественной бумаге и на небезупречном немецком. Отправитель предлагал "за интересующие меня проценты сумму в пределах 1000000 швейцарских франков". Подписано: "Пьер Мюэрли, маклер по недвижимости".
Другое письмо было написано от руки мелким изящным почерком. Лист бумаги ручной выделки цвета слоновой кости с небольшой золотой короной, увенчанной пятью зубцами, гласил:
"Шато Монтенак, 8 мая 1957 года.
Многоуважаемый господин. В связи с вашим анонсом в "Нойе Цюрхер цайтунг" прошу удостоить нас вашим посещением, предварительно договорившись по телефону. X. де Курвиль".
Томас не торопясь отложил рядом оба таких разных письма, задумчиво извлек из кармашка жилета золотые часы и нажал на репетир. Пробило половину четвертого.
Пьер Мюэрли, размышлял Томас, несомненно, весьма богатый человек, хотя и явно скуповат. Он покупает скверную бумагу и пишет на старой машинке.
А этот X. де Курвиль хотя и пишет от руки, но на превосходной бумаге. Интересно, он граф или барон? Увидим…
Шато Монтенак находился в огромном парке на южном склоне Цюрихской горы. Широкая дорога, усыпанная гравием, серпантином вела к небольшому палаццо, выкрашенному, как и положено дворцам, в желтый цвет. Томас запарковался перед просторным въездом на виллу.
На редкость надменный камердинер внезапно вырос перед ним:
- Мсье Отт? Прошу следовать за мной.
Миновав множество роскошных помещений, они в конце концов очутились в великолепном рабочем кабинете.
Из-за изящного письменного стола поднялась стройная, элегантно одетая молодая женщина лет двадцати восьми. Ее каштановые волосы мягкими волнами спадали почти до плеч. Рот крупный, розовый и блестящий. Косой разрез карих глаз. Длинные шелковистые ресницы, нежная золотистая кожа.
Томас испытал волнение. Появление в его жизни дам с косым разрезом глаз и высокими скулами всегда было связано с крупными неприятностями. Этот тип женщин, подумал он, всегда держится одинаково. Дистанция. Холод. Надменность. Но стоит сойтись с такой поближе, только держись!
Взгляд молодой женщины оставался серьезным:
- Добрый день, господин Отт. Мы говорили с вами по телефону. Садитесь, пожалуйста.
Она села и положила ногу на ногу. Платье немного поползло вверх. "И к тому же у нее еще длинные и красивые ножки", - подумал Томас.
- Господин Отт, вы ищете кредит. Вы говорили о первоклассных гарантиях. Могу ли я узнать, о чем речь?
"Однако это уже слишком", - подумал Томас и холодно ответил:
- Боюсь, для вас это слишком скучная материя, мадам. Будьте столь любезны, сообщите господину де Курвилю, что я здесь. Он мне писал.
- Это я вам писала. Меня зовут Хелен де Курвиль. Я веду все денежные дела моего дяди, - пояснила молодая дама еще более холодно. - Итак, господин Отт, что вы называете первоклассными гарантиями?
Томас с улыбкой наклонил голову:
- Новый выпуск акций заводов DESU, депонированных в Центробанке Швейцарии. Номинальная стоимость - миллион. Биржевой курс старых акций - двести семнадцать…
- Какой процент вы предлагаете?
- Восемь процентов.
- И о какой сумме может идти речь?
"Боже, какой холодный взгляд", - подумал он и сказал:
- 750000 швейцарских франков.
- Как вы сказали?
К своему удивлению, Томас обнаружил, что Хелен де Курвиль внезапно занервничала. Кончик ее языка скользнул по розовым губам, ресницы затрепетали.
- А это не слишком… э-э, большая сумма, господин Отт?
- Простите, почему? При теперешней биржевой стоимости акций?
- Конечно… да… но… - она поднялась. - Мне очень жаль, я думаю, мне все же следует позвать моего дядю. Извините, пожалуйста, я сейчас.
Он встал. Она исчезла. Он снова сел. Он ждал, если верить часам, восемь минут. Внутреннее чутье, выработанное за долгие годы жизни и балансирования на грани законности, подсказывало: тут что-то не так. Но что?
Дверь отворилась. Вернулась Хелен. Вместе с ней появился высокий и худой мужчина с лицом, обожженным солнцем, с крупными челюстями и короткими седыми волосами. На нем был однобортный костюм с белой нейлоновой рубашкой. Хелен представила его: "Барон Жак де Курвиль, мой дядя".
Мужчины обменялись рукопожатием. Недоверие Томаса росло: лапа у барона, как у ковбоя. И челюсти такие, будто он всю жизнь жевал резинку. А акцент… Если он действительно окажется аристократом французского происхождения, то я съем веник.
Он решил побыстрее покончить со всем этим:
- Барон, боюсь, я напугал вашу очаровательную племянницу. Давайте забудем это дело. Для меня было большой честью познакомиться с вами.
- Минуточку, мсье Отт, не стоит так уж торопиться. Давайте сядем, - барон тоже нервничал. Он позвонил. - Пропустим рюмку-другую, обсудим все спокойно.
Когда надменный камердинер принес напитки, то виски оказалось "бурбоном", а не "скотчем". "Этот Курвиль нравится мне все меньше и меньше", - думал Томас.
Барон возобновил беседу. Он признался, что рассчитывал на куда меньшую сумму долевого участия: "возможно, сто тысяч".
- Барон, давайте оставим это, - сказал Томас.
- Или сто пятьдесят тысяч…
- Послушайте, барон…
- А может, и двести тысяч… - это прозвучало почти как мольба.
Внезапно появился надменный камердинер и доложил, что господина барона просят к аппарату. Звонок из-за границы. Барон и его племянница исчезли.
Эта аристократическая семейка начинала забавлять Томаса. Когда через десять минут барон вернулся один, его бледное лицо было в поту, Томасу даже стало немного жаль его. Тем не менее он тут же распрощался.
В холле он столкнулся с Хелен.
- Вы уже уходите, мсье Отт?
- Я отнял у вас слишком много времени, - сказал Томас и поцеловал ей руку. При этом он ощутил аромат ее духов и кожи: - Вы осчастливите меня, если согласитесь сегодня поужинать со мной в отеле или где прикажете. Пожалуйста, приходите.
- Господин Отт, - ответила Хелен голосом, какой был бы у заговорившей мраморной статуи, - не знаю, много ли вы выпили, но могу объяснить ваши слова только этим. Всего хорошего.
5
Насколько непродуктивной была беседа с бароном де Курвилем, настолько гладко вслед за этим прошла сделка с маклером по недвижимости Пьером Мюэрли. Вернувшись в отель, Томас позвонил ему, вкратце разъяснил, что он хочет, а именно: кредит 750000 швейцарских франков под гарантии акций DESU.
- Не больше? - спросил Мюэрли на своем горловом швейцарско-немецком наречии.
- Нет, этого мне достаточно, - сказал Томас, подумав: нельзя перегибать палку.
Маклер, краснолицый и неуклюжий мужчина, пришел в отель сам. Этот человек времени не терял. На следующий день у нотариуса был составлен договор:
"Господин Вильфрид Отт, промышленник из Дюссельдорфа, обязуется выплачивать восемь процентов годовых на предоставленную ему сумму в три четверти миллиона франков. Кредит должен быть погашен не позднее полуночи 9 мая 1959 года.
До этого срока господин Пьер Мюэрли, маклер по недвижимости из Цюриха, обязуется не трогать депонированные акции, которые господин Отт передает ему в качестве гарантии. Однако если кредит не будет возвращен к указанному сроку, то господин Мюэрли будет вправе распоряжаться ценными бумагами по своему усмотрению".
С договором в кармане Томас и Мюэрли поехали в Национальный банк. Подлинность свидетельства о депозите была подтверждена. Затем в конторе Мюэрли состоялась передача чека на 717850 швейцарских франков - кредит за вычетом процентов и комиссионных за два года.
Итак, в мгновение ока Томас обрел капитал в 717850 швейцарских франков! Теперь в течение двух лет он мог и собирался работать с этими деньгами, в мае 1959 года аккуратно и в срок выплатить свой долг, забрать акции из банковского сейфа, порвать и спустить в канализацию. И все на этом заработают, никто не останется в убытке, никто и не заметит, какую операцию он провернул. Да, вот как просто сработает этот механизм, если сработает.
Когда Томас Ливен, он же Вильфрид Отт, спустя несколько часов вошел в холл своего отеля, он увидел Хелен де Курвиль, сидевшую в кресле.
- Хэлло, как я рад!
Бесконечно медленно Хелен оторвала взгляд от модного журнала. С бесконечно скучающей миной ответила: "О, здравствуйте". В этот прохладный день на ней было коричневое платье в мелкую клетку и жакет из канадской натуральной норки. Не нашлось ни одного мужчины в холле, который бы не обернулся в ее сторону. Томас сказал:
- Вы немного опоздали, но я счастлив, что вы все же пришли.
- Господин Отт, примите к сведению: я пришла не к вам, а к своей подруге, которая проживает здесь.
Томас сказал:
- Если не получается сегодня, то, может быть, встретимся завтра, на аперитив?
- Завтра я уезжаю на Ривьеру.
Томас всплеснул руками:
- Какое совпадение! Знаете, я ведь тоже завтра собрался на Ривьеру. Я заеду за вами. Скажем, в одиннадцать?
- Разумеется, я поеду не с вами. А вот и моя подруга, - она поднялась. - Будьте здоровы - если сможете.
На следующий день, в семь минут двенадцатого, Хелен де Курвиль на небольшой спортивной машине выехала из ворот Шато Монтенак, не остановившись возле Томаса. Он раскланялся с ней - она отвернулась. Он завел машину и двинулся следом.
До Гренобля не случилось ничего примечательного. Но сразу же после него автомобиль Хелен встал. Она вышла, он притормозил рядом.
- Что-то с мотором, - сказала она.
Он исследовал движок, но не смог обнаружить никакого дефекта. Хелен тем временем отправилась к ближайшему дому, чтобы по телефону вызвать механика. Тот вскоре подъехал и объявил, что "полетел" бензонасос, машину придется эвакуировать, ремонт продлится минимум два дня.
Томас был убежден: механик лжет, чтобы побольше содрать с клиентки, но был счастлив, что нарвался на жулика. Он пригласил Хелен продолжить путешествие в его машине.
- Вы весьма любезны, господин Отт, - ответила она после долгих колебаний. Перегрузили ее багаж. Томас незаметно расплатился с лжецом по-царски.
Первые сто километров Хелен разомкнула губы только единожды, сказав ему: "Будьте здоровы", когда он чихнул. После новых ста километров она объявила, что договорилась встретиться в Монте-Карло со своим женихом.
- Бедняга, - сказал Томас. - Не часто он вас будет видеть.
В Монте-Карло по желанию Хелен он подвез ее в "Отель де Пари". Здесь ее ожидало известие: жених задерживается в Париже и не сможет приехать.
- Я беру его апартамент, - объявил Томас.
- Очень хорошо, мсье, - сказал главный портье, незаметно пряча банкноту в пять тысяч франков.
- Но если мой жених все же приедет…
- Тогда пусть сам ищет, где остановиться, - отрезал Томас, отвел Хелен в сторону и прошептал: - Он вас недостоин. Вы что, не видите здесь руку провидения?
Молодая женщина неожиданно рассмеялась.
Два дня они прожили в Монте-Карло, потом отправились в Канны, где остановились в отеле "Карлтон". Томас провел несколько восхитительных дней. Он ездил с Хелен в Ниццу, Сен-Рафаэль, Сен-Максим и Сен-Тропе. Они купались в море. Он взял напрокат моторную лодку, катался с Хелен на водных лыжах, валялся рядом на пляже.
Хелен смеялась над тем же, над чем и он, ей нравились те же блюда, она любила те же книги и картины. Когда спустя семь великолепных дней она стала его возлюбленной, выяснилось, что они понимали друг друга во всем. И тут случилось главное - на восьмой день в первом часу ночи…
С влажными мерцающими глазами Хелен де Курвиль лежала в постели в своей спальне. Возле нее сидел Томас. Они курили. Он гладил ее волосы. В комнату издалека доносилась музыка. Горела лишь одна маленькая лампа.
Хелен вздохнула и потянулась: "Ах, Билль, я так счастлива"… Она называла его Билль. Имя Вильфрид напоминало ей о Рихарде Вагнере, говорила она.
- Я тоже, душа моя, я тоже.
- Правда?
И снова этот странный изучающий взгляд раскосых глаз, значение которого Томас объяснить не мог.
- Правда, дорогая.
Внезапно Хелен уткнулась в подушку, продемонстрировав свою прекрасную золотистую загорелую спину. При этом она зарыдала с таким отчаянием, что Томас даже перепугался:
- Я тебя обманывала! Я мерзавка - ах, какая же я подлая!
Некоторое время он слушал ее всхлипы, затем кротко сказал:
- Если речь о твоем женихе…
Она снова перевернулась на спину и закричала:
- Чушь, какой жених! Нет у меня никакого жениха! О, Томас, Томас!
Он почувствовал, будто ледяная рука прошлась по его спине.
- Что ты сказала?
- Нет у меня никакого жениха.
- Нет, я не это имел в виду, - у него слегка перехватило дыхание. - Ты только что сказала "Томас"?
- Да, - всхлипнула она, и крупные слезы полились ручьем по щекам прямо на грудь. - Да, разумеется, я сказала "Томас". Ведь так тебя зовут, мой бедный любимый Томас Ливен… Ах, ну зачем я тебя только встретила? За всю свою жизнь я не была еще так влюблена… - снова вскинулась она, последовал новый водопад слез. - И именно тебе я должна была это причинить, именно тебе.
- Причинить? Что причинить?
- Я работаю на американскую секретную службу, - с отчаянием в голосе пожаловалась Хелен.
Томас не замечал, как огонек сигареты все ближе подбирался к его пальцам. Он долго молчал. Наконец, глубоко вздохнул:
- Бог мой, значит, опять все сначала?
- Я не хотела тебе говорить… - с трудом мрачно выдавила она из себя. - Не имела права… Они меня выгонят… Но я не могла не сказать тебе правду после этого вечера… иначе я жить не смогу…
- Давай-ка помедленнее и с самого начала, - сказал Томас, постепенно приходя в себя. - Итак, ты американский агент?
- Да.
- А твой дядя?
- Мой шеф, полковник Херрик.
- А Шато Монтенак?
- Сняли. Наши люди В Германии сообщили, что ты планируешь крупное дело. Потом ты приехал в Цюрих. Когда появилось твое объявление, мы получили полномочия предложить тебе кредит в сто тысяч франков…
- Зачем это?