"Назначением завагентуры предписываю немедленно приступить составлению подробного доклада состоянии финармии вашего сектора. Во-первых, установить командный состав на 15 текущего месяца, изменения в нем указанием, куда или откуда выбыли-прибыли чины, во-вторых, установите предстоящие маневры, учебные выступления частей, в-третьих, настроение нижних чинов, питание, обмундирование, количество комячеек, агентов, информаторов. Введите новых контролирующих агентов части 301, 304, 1009 и 1008. Снимите работ районе НЛЬ агента 90. Пошлите границу распоряжение Соколова без мотивов снятия, лучше дайте командировку, снабдив шифром Соколову мой номер 13409/227. Англичане работают вашем районе вместе американцами. Попробуйте войти сношение каперангом Седерстремом, несомненно амерагент. Хлопочет визу делу американской благотворительной организации. Военагенту доложите прямой провод мне. Узнайте прибывшем военминистре Сухомлинове отель Эспланада, придворном Мамонтове, генерале Сирелиус, бароне Альфтан. Последний председатель комиссии требованию убытков. Сто тысяч марок открыт счет апрель Сайрио имеет приказ 13409/209.
Павлоновский секретарь
Веникас".
Прочитав это "послание", я углубился в чтение присланного из Москвы "Общего положения о работе заведывающих военотделами с лимитрофов".
Все 143 параграфа предписывали мне, в различных формах и вариантах, собирать сведения о пехоте, авиации, технической подготовленности, артиллерии, военных складах, продовольственных базах, укреплениях, фортах, расположении казарм, тюрем, общественных и государственных зданий, командном составе, штабах и министерствах и т. д. "Катехизис", составленный товарищем Высоцким, предназначался для одной Эстонии, ибо в нем упоминались острова Эзель и Даго.
На первой странице вверху было жирно напечатано:
По ознакомлению уничтожить.
Вся брошюра имела 18 напечатанных на шелковой бумаге страниц убористого петита.
Ознакомился и уничтожил, бросив ее в пылающий камин.
Перспектива была не из блестящих - надо было приступать к работе, связанной с риском и тяжелыми последствиями.
Теперь уже марухинскими "сведениями" не отделаться!
Список агентов:
1) Антти Холопайнен, номер 19.
район B. B. W., кличка "Sukka"
2) Тааветти Паю, номер 24.
район B. A. P., кличка "Kirves"
3) Коркела, номер 130.
район Н. Г., кличка "Muna"
и еще десятка два "Микко" и "Хейкки" с кличками самых различных формаций и значений.
Я зашифровал снова имена, клички, районы и номер каждого агента на листе печатного романса "Молчи, грусть, молчи".
Между нотными строками шифр "Марат" и состав "Звезда".
Комбинации составов присылались каждый месяц.
Агентом "90", о котором значилось в предписании Павлоновского, оказался занесенный в список под псевдонимом "Техник" Якко Уймонен, безработный слесарь, получавший жалование из сумм Разведупра.
К списку агентов прилагался пояснительный указатель адресов, содержания и вида "работы".
Рискнув сохранить этот документ без зашифровки, я спрятал его в потайном дне одного из чемоданов.
Итак, мне предстояло снять с работы уличенного в чем-то коммуниста и "командировать" его в распоряжение Соколова.
Лица, попадавшие в комендатуру пограничной ЧК, председателем которой состоял бывший зауряд-прапорщик Соколов, обычно арестовывались и препровождались в МЧК или ставились к стенке в особняке отдела Региструпа в Шувалове, по Финляндской жел. дороге.
В застенке шуваловского отдела в 1920 году были расстреляны прибывшие из Финляндии рабочие-коммунисты, так называемые "активисты", противники тактики подчинения Финкомпартии РКП. Их заманили товарищи Рахья и Сирола на конгресс "оппозиции". Девять партийцев - все участники 1918 года с большими трудностями перешли границу и были доставлены в кабинет Соколова для допроса…
Под прикрытием ночи китайцы-чекисты расстреляли их в бывшем павильоне яхт-клуба.
Там же, по слухам, окончил свои бурные дни бывший член финского совета народных комиссаров, дегенерат-алкоголик Хаапалайнен, расстрел которого скрывался несколько лет.
На второй день, утром, я направился в Катаянокка - "снимать" агента под номером 90.
В подчердачной каморке ютилась семья в пять душ…
Сам - "номер 90", его жена, двое рахитичных детишек и прикованный к постели, разбитый параличом старик - отец Уймонена.
Я вызвал его на улицу.
Назвал пароль и сообщил ему мотивы прихода.
Командировка по "важному делу" возымела свое действие. На его одутловатом лице пьяницы появилась счастливая улыбка.
- Когда надо ехать? - спросил он хриплым басом.
- Как только приедет проводник, - ответил я.
- Надолго? - спросил он снова и, кивнув головой на красное здание тюрьмы, мимо которого мы прошли, проворчал: - Вот тут и меня солили "лахтари".
Я не обратил внимания на его замечание и предложил прийти на Мункнесский пост сегодня же вечером за деньгами и письмом.
"Номер" дал согласие и попросил аванс сейчас же на хозяйственные расходы.
В одном малолюдном переулке я передал ему две тысячи марок и расстался.
"Снят", - подумал я, идя по деревянному настилу к сверкавшему в лучах солнца заливу.
Вдали маячили "Коркеасаари", направо - Бренде, налево - Свеаборг.
Спустился на лед и побрел к стоявшим в доках крейсерам.
Наши бывшие боевые единицы Балтийского флота.
Обогнул Свеаборгский порт и вышел на одну из пустынных улиц.
Пошел к городу.
Здание бывшего Морского собрания…
Клуб матросов-анархистов в 1918 году. На вышке белый с синим крестом флаг.
Скаттуденский мост. Русская церковь - на скале.
Отсюда, с этого моста, в первые дни революции опьяненные кровью матросы сбрасывали в воду расстрелянных офицеров.
На нем был убит "командующим Балтийским флотом", матросом Дыбенко, юный гардемарин попавшийся на глаза пьяной ораве главы "штаба".
Через него проехали залитые кровью сани с убитыми на Лоцманской улице одиннадцатью офицерами "Петропавловска". По приказу Раскольникова. И там, где теперь стояла заколоченная президентская пристань, брошены в прорубь…
Нанял такси и, поехав домой, всю дорогу думал о номере 90.
Верней, о тех, кто останется в той подчердачной квартире.
Первое задание центра было исполнено в точности.
IX
Пришла очередная почта из центра: инструкции Разведупра, ВЧК и список лиц, за которыми мне предписывалось поставить наблюдение. Понятно, все было зашифровано и ключ к дешифровке мне надлежало получить в полпредстве, куда обычно он высылался в дипломатическом портфеле курьера Наркоминдела.
Инструкция "Разведупра" гласила сокращенно своими параграфами так:
"§ 14. Обратите внимание на всех уволенных с военной службы финофицеров, зарегистрируйте их по виду проступков или мотивов увольнения. Путем агентурных сведений составьте списки недоброжелательных к власти, претендующих на недополученные суммы, пособия, пенсии и т. п. офицеров и военчиновников. Необходимо через агентуру выяснить материальное положение вышеозначенных лиц на предмет дальнейшей возможности привлечь их на работу Разведупра. Если вы узнаете, что какой-либо офицер питает слабость к азартным играм, расточителен или ведет нетрезвый образ жизни, - войдите в его доверие, сами или через агента, вам подчиненного, и попытайтесь материально оказывать ему услугу, ссужая крупные суммы под векселя, а мелочь на слово. Растратчиков-казначеев, лиц, совершивших преступление по легкомыслию и осужденных военными судами надо привлекать к активной работе. Иногда из этой категории лишенных прав и преимуществ можно найти весьма полезных осведомителей нашему органу.
§ 15. Предписывается в интересах дела поддерживать связи с лицами, осужденными за политпреступления против государственной власти или строя, не важны их политические взгляды, партийность или отношение к РКП. Главное, они против существующей организации власти и государственного строя. Их сведениями надо умело приносить пользу делу обороны РСФСР и пролетаризации.
§ 16. Привлеките к работе нескольких молодых, красивой внешности агентш из среды местной эмиграции. Их необходимо приспособить для осведомительной работы в среде офицерства и местного чиновничества. Необходимо привлечь из министерств (военное, морское, внутренних дел и иностранное) машинисток, стенографисток, регистраторов и т. п. в нашу агентуру и поручать им задания, предусмотренные в циркуляре номер 449.
§ 19. Ввести агента в каждую единицу армии и флота. Оклад от 3000 марок до 7000 марок.
§ 20. Мы находим необходимым ввести агентуру в военных и морских офицерских собраниях и казино. Подыщите официантов, могущих работать по информации. Оклады XII степени положения. Необходимы: обязательная и точная сводка всех банкетов, раутов, собраний, конгрессов военного, академического, международного или политического характера. Имена ораторов или делегатов, выступающих против РСФСР, вносить в списки номер 31 и препровождать шифром регистротделу.
§ 23. Собирайте сведения о печатающихся изданиях, переведенных или переводимых сочинениях военного, мемуарного или антисоветского характера. Экземпляры книг приобретайте за счет расходов главе по IX инструкций номер 34-а и посылайте диппочтой через полпредство. Авторов выясняйте с указанием адреса. Это же предписание распространяется на периодическую печать.
§ 25. Членов Сейма (ФКП) и эсдеков поставьте под наблюдение надежных агентов и ежемесячными рапортами информируйте их деятельность, образ жизни, связи с другими партиями и взаимоотношения к Цека финпартии. Необходимо наблюдение за точным исполнением директив ИККИ и РКП и в случае отступления заданий, о которых вас будут извещать, вам предлагается немедленно доносить председателю.
§ 26. Наблюдение за деятельностью сотрудников полпредства и торгпредства, консульств и торговых отделений Внешторга, Нефсиндиката, Доброфлота и Хлебэкспорта возлагается на ваш отдел. Все рапорты направлять непосредственно, без доклада резиденту, военагенту или особоуполномоченным, телеграфно шифром "Менжинский"
§ 29. Введите агента в генконсульства Великобритании, Соединенных Штатов Сев. Америки, Франции и Италии. Необходимо знать все видоизменения виз (типы марок, штемпелей, подписей и секретных отметок)".
Это предписывал Разведупр, но ВЧК повторяла старую, трафаретную форму предписания:
"Немедленно установите адрес морофицера Седергольма Бориса, поставьте наблюдение. Повторяем наше предписание 19 467. Пришлите рапорт Ораса, дополненный вашими поправками. Юрисконсульт Горчаков, счетовод Соболев и Покровский будут отозваны. Соберите материал, уличающий вредительстве. Вашему запросу выдано 100 тысяч марок. Тринадцать семь один пять. Павлоновский. Орас".
Последняя подпись - Орас - напомнила мне тюрьму ВЧК.
Орас допрашивал меня.
Предложив мне подписать написанный им протокол, он цинично сказал:
- Ставьте вашу сигнатуру, и рецепт смерти готов.
Я отказался.
Лицо Ораса побагровело. Он встал и, подойдя к двери, крикнул караульному:
- Выведите эту сволочь!
Меня "вывели" во внутреннюю тюрьму ВЧК и забыли на три недели.
Когда же меня отправили в школу шпионажа, в числе лиц, собравшихся в приемной начальника оперативной части Разведупра, был и Орас.
Увидев меня, он подошел ко мне и протянул руку со словами:
- Желаю вам успеха. Это я поддержал вас, а то бы того.
- Да? - спросил я, подавляя нарастающий гнев.
Руки не подал и пошел к выходу.
Потом я узнал, что Ораса готовили в той же школе для дипломатической карьеры.
"Собирайте уличающий материал" - значило на языке посвященных в работу ВЧК - напишите такую сводку, что расстрел неминуем. Проверять никто не будет.
X
Бергман установил посредством своей агентуры, что один из сотрудников хозяйственной части полпредства Большаков взял "чаевыми" двадцать тысяч марок с поставщика М-а. Большаков был приглашен в кабинет Муценека и после упорного препирательства сознался и обещал Бергману, производившему следствие, искупить свою вину "разоблачением" шпионки, сотрудницы торгпредства.
Бергман "помиловал" его и предложил в кратчайший срок дать материал о сотруднице "американской" разведки.
Большаков, будучи женатым и оставив супругу в России, сошелся с миловидной "землячкой", машинисткой торгпредства К-ой.
В пространном рапорте Большаков "разоблачал" девушку в передаче "финскому майору", агенту американской разведки, секретной переписки экономического отдела торгпредства.
Указывая не только содержание бумаг, но и даты различных отношений ВСНХ, рапорт Большакова погубил его возлюбленную, готовящуюся стать матерью его ребенка.
Машинистку командировали в Внешторг с подотчетными документами, доставили в ВЧК и… расстреляли.
Но это дело не прошло даром Большакову. Путем случайных разоблачений была установлена фиктивность рапорта Большакова, и его привезли в конспиративную квартиру Арвола под "конвоем" чекистов Лагутина и Петрова для нового допроса.
Был приглашен и я, как информатор одной части деятельности провокатора. На этом импровизированном в московском масштабе допросе присутствовали Бобрищев, Муценек, Бергман и пьяненький секретарь Коренец.
Бергман, стуча по столу рукояткой нагана, потребовал признания, и бледный, с искаженным от страха лицом Большаков рассказал пространную историю о шпионаже своей жертвы.
Бергман встал и рукояткой револьвера ударил его по лицу.
- Собака, провокатор белогвардейский! Я тебе покажу, сволочь продажная! - крикнул он взвывшему от боли предателю и нанес кулаком новый удар в переносицу.
- Убить собаку мало, - прорычал Бергман вытирая залитую кровью руку о носовой платок.
- Все правда… она была шпионкой, - хрипло прошептал Большаков, закрывая рукой багровую щеку.
- Не лги, подлец! - бросил атташе и, повернувшись ко мне, спросил: - Материал у вас?
- Да. Заявление Большакова чистейшая ложь. Она никогда не была на службе "ама". Но у меня есть "кое-что", чем можно принудить господина Большакова к признанию, - ответил я, желая ускорить безобразную расправу.
- Что? - спросил Бергман.
- Фотография с письма этого провокатора, в которой он просит одного мясника одолжить ему пять тысяч марок под вексель. И если этого мало, то могу сообщить товарищам, что указанного в рапорте Большакова финского майора надо искать в воображении его гнусной фантазии. Невинно погибшая Кирсанова оставила письмо, которое многое расскажет о Большакове в прошлом. Я получил его от товарища Веры. Судя по этому письму, видно, что советский гражданин Большаков не кто иной, как Архип Семенович Семенов, отбывавший наказание в Литовском замке за грабеж, учиненный им в Курске, откуда родом и Кирсанова, - ответил я, вынимая из портфеля "дело".
- А вот ты какая птица! Офицер бывший - по анкете. Так-так. Ах ты б…. этакая! - воскликнул Бергман и навел на Большакова револьвер.
Бобрищев вскочил.
- Ян! - крикнул он резко и оттащил Бергмана от Большакова.
- Все равно я его поставлю к стенке… Собака паршивая, - прорычал резидент тяжело дыша и, отойдя от Большакова, опустился на диван.
Спрятал в карман револьвер и снова принялся вытирать руку.
- Вот какими бандитами кишит наше торгпредство, - продолжал он, не спуская злобного взгляда с Большакова, - жаль, что мне не дано полномочий "погребок" открыть. Настукал бы я черепов из подобной сволочи.
Облик чекиста Бергмана воскрес.
- Не стоить, товарищ, кипятиться, - хладнокровно заметил Муценек, - он напишет для нас подробное признание. В случае дальнейшей ошибки мы представим этот документ кому надо.
И Большаков написал докладную записку - право на расстрел без суда и следствия.
Но через месяц Бергман командировал Большакова в Москву, снабдив его лучшими рекомендациями.
Теперь он служит в Туркестане, в областной Чрезвычайной комиссии начальником оперативного отдела.
Такие сотрудники ценны для "пролетарской" власти.
Как-то вечером, сидя на скамейке в аллее Брунспарка, я "познакомился" с Арвидом Геймансом, безработным журналистом и участником финской освободительной войны…
Бедно одетый, в потертом непромокаемом пальто и выцветшей шляпе, небритый и, по-видимому, изголодавшийся тип попросил у меня папиросу.
Я предложил ему портсигар. Закурив, он обратился ко мне с вопросом:
- Вы не сердитесь за мое нахальство? Курить смерть хотелось.
- Нет, пожалуйста, - ответил я, бросив взгляд на исхудалое лицо "стрелка".
- Времена теперь тяжелые. Работы не найти. Тесно стало всюду жить. Трудно приходится всякому "оптанту", - сказал он через несколько минут и вздохнул.
Длинные, тонкие пальцы правой руки забарабанили по спинке скамейки.
- Простите, господин… что я пристаю к вам, но бывают минуты, когда хочется поговорить. Я ведь бывший финляндский интеллигент. Да… меня печатали в "Uusi Suomi" и других "хороших" газетах. Журналист, а теперь обитаюсь в ночлежке Армии спасения. Спился. Если вы имеете представление об этой "альтруистической" организации, то поймете всю ненависть обитателей ночлежных домов к "спасенным". Всех, каждого они хотят приобщить к своему балагану… Вчера меня увещевали целый час, а я спать хочу. Устал, вдребезги устал, а они со своими проповедями, - глядя куда-то вдаль произнес незнакомец и, сняв шляпу, положил ее на колени.
- Разве так трудно найти работу? - спросил я, заинтересованный ночлежником из бывших.
- Работы? Невозможно, абсолютно невозможно. Физической работы мне не дадут, а другой нет. Я владею семью языками, но применить их негде. Уехать отсюда и то невозможно. Визы и паспорт стоят немало. Удрать в Россию, что ли? - ответил сокрушенно он и повернул ко мне свое исхудалое лицо.
- А там что делать? - спросил я.
- Там, может быть, я пригожусь на что-нибудь, - ответил он улыбнувшись.
- Нет, вы не знаете, очевидно, жизни в России. Вы же не коммунист, а там лишь им открыт путь к человекоподобному существованию. Я был в России и заверяю вас: лучше тут быть пансионером Армии спасения, чем там искать счастья, - сказал я, подумав о возможности дать ему "работы".
- Может быть, но и тут мне делать нечего, - произнес он печально и опустил голову.
- Вы русским владеете хорошо? - спросил я.
- Отлично! Я же родился в Петербурге и жил до революции там, а что?! - воскликнул радостно незнакомец, и в его глубоко запавших глазах блеснул луч надежды.
- Переводить вы могли бы?
- Все, кроме строго научной литературы.
- Я имею отношение к американскому газетному тресту. Если вы пожелаете, я дам вам постоянную работу, - сказал я засиявшему от радости типу.
- То есть я буду работать? - спросил он робко.
- Да. Вы будете переводить мне все статьи о России с финского и шведского на русский язык и потом писать сжатые сводки. Об условиях мы поговорим детальней у меня, - ответил я.
Он, по-видимому, хотел протянуть мне руку, но не решился.