Похоронили Алекс рано поутру, недалеко от дома, в роще цветущих акаций на самом краю маленького оазиса. Землю усыпали циннии и барвинки, в воздухе пахло жимолостью, откуда-то из-за рощи доносилось журчание воды, наполняющей цистерны для полива. Фрея подумала, что еще нигде не встречала такого покоя и красоты.
Проводы были скромные, как и хотела бы Алекс. Кроме Фреи, приехали только Захир, доктор Рашид из больницы, Молли Кирнан и довольно симпатичный, но слегка взъерошенный незнакомец в мятом вельветовом пиджаке. Фрея узнала его по фотографии на журнальном столике сестры - он назвался Флином Броди. Явились проститься и соседи-фермеры, хотя держались особняком. К ним присоединились три бедуинки, среди которых была жена Захира. Женщины были в народной одежде: черных платках и накидках с затейливыми серебряными украшениями. После того как фоб с телом Алекс опустили на землю, они вышли вперед и запели "алуш" - песню о любви к красавице, как объяснил Захир. Чистые сильные голоса сплетались и расходились, то утихали, то взмывали ввысь; казалось, им эхом вторит вся роща. Слов в песне как будто не было; по крайней мере Фрея их не различала. Мелодия лилась сплошным потоком, который попеременно светлел и мрачнел, силами музыки рассказывая до боли знакомую и понятную историю любви и утраты, радости и горя, надежды и уныния. Молли Кирнан коснулась руки Фреи, сжала ладонь, а песня продолжала овевать их, пока не оборвалась, не растворилась в тишине, нарушаемой лишь журчанием воды и тихим уханьем удодов в роще.
Некоторое время все стояли, погруженные в себя. Наконец Молли Кирнан откашлялась и шагнула к изголовью могилы.
- Фрея просила меня сказать несколько слов, - начала она, взглянув на Фрею и на Флина, который не отводил глаз от гроба. - Обещаю быть краткой: все и без того знают, что Алекс не терпела суеты и долгих речей.
Ее тихий голос словно заполнил всю долину.
- Тридцать лет назад я потеряла любимого человека, мужа. Пережить те черные времена мне помогли, во-первых, любовь и поддержка друзей. Надеюсь, Фрея, тебе известно и о нашей любви к Алекс, и о нашей готовности помочь ей в трудную минуту. Эту любовь и заботу мы дарим и тебе - безусловно и абсолютно. - Молли кашлянула и коснулась золотого крестика на шее. - Во-вторых, мою боль смягчали слова Писания и Господа нашего Иисуса Христа. Я бы прочла их сейчас, если бы не знала, что Алекс не верила в Бога. И хотя Его любовь распространяется на всех, я не буду оскорблять память Алекс сантиментами, которые ее покоробили бы. - С этими словами она чуть заметно поджала губы, словно от неодобрения. - Вместо этого, - продолжила миссис Кирнан, - я прочту то, что было созвучно ее сердцу, - стихотворение Уолта Уитмена "О я! О жизнь!".
Она извлекла из кармана пиджака листок с распечаткой, надела очки и начала читать. Ее голос дрогнул на строках: "…что жизнь существует и личность, то, что великая игра продолжается, и ты можешь внести свой вклад в виде строчки стихов".
Молли сложила листок и сняла очки, смахнув слезинку.
- Я столько бы могла сказать об Алекс… О ее красоте, об уме, о мужестве, о духе первопроходца. Пожалуй, Уолту Уитмену удалось выразить это лучше меня. Алекс вписала свою строчку в жизнь каждого, кто здесь стоит, - свою особенную строчку, которая обогатила нас и возвысила. Кому-то из нас она была сестрой, кому-то - другом, коллегой. Мир обеднел, когда ее не стало. Спасибо тебе, Алекс. Нам тебя очень не хватает.
Миссис Кирнан договорила и вернулась к Фрее, снова взяла ее за руку. Фермеры взялись за мотыги и начали засыпать могилу землей. Глухой стук комьев беспорядочной дробью разносился по роще, нарушая общую идиллию. На миг Фрея встретилась глазами с Флином - тот едва заметно кивнул, словно в знак того, что разделяет ее скорбь. Могилу быстро забросали, и вскоре от груды земли осталась только прямоугольная насыпь, окруженная цветами.
- Прощай, Алекс, - прошептала Фрея.
Вскоре доктор Рашид извинился и ушел, сославшись на срочное дежурство. Фермеры тоже потянулись прочь. Остались только Фрея, Молли, Флин, Захир и его младший брат Сайд. По дороге к дому Алекс Флин поравнялся с Фреей.
- Знаю, момент для встречи не лучший, - сказал он, - но я рад наконец познакомиться.
Фрея безмолвно кивнула.
- Алекс много о вас рассказывала, - продолжил Флин. - О достижениях в скалолазании и вообще… Если честно, напугала до жути: у меня даже на стремянке голова кружится.
Фрея слабо улыбнулась.
- Вы хорошо ее знали?
- Неплохо, - ответил он, пряча руки в карманах джинсов. - Нас сблизила любовь к пустыне.
Фрея вопросительно посмотрела на него.
- Так вы с Алекс…
- Нет, что вы! - Он прыснул. - Невротичные интеллигенты были не в ее вкусе - она предпочитала эдаких байкеров или там серфингистов.
У Фреи перед глазами всплыл образ Грега, сестриного жениха, - загорелого, крепкого блондина. Она тряхнула головой, отгоняя наваждение.
- Не знаю, что бы я без нее делал, - продолжил Флин. - Она очень помогла мне… в трудные времена. Даже не как друг, а как сестра. - Он пинком отбросил камень с дороги и виновато повернулся к Фрее: - Простите, я не хотел… Неуместное вышло сравнение.
Она махнула рукой - мол, незачем извиняться, - и глаза их снова встретились. Путь к дому пролегал через тенистую оливковую рощу: тропу усеивали навозные лепешки и падалица - переспелые черные маслины.
В доме прислуга собрала на стол в гостиной немудреный завтрак: сыр, помидоры, лук, фасоль, хлеб, термосы с кофе. Компания собралась вокруг стола, хотя только Захир с братом проявили аппетит. Все разом заговаривали и тут же неловко умолкали, разговор не клеился. Через полчаса Флин и Молли сказали, что их ждет обратный рейс до Каира.
- Вы как себя чувствуете? - спросила Фрею Молли, направляясь к машине Захира. - Давайте я останусь здесь на день-другой…
- Нет, спасибо, все хорошо, - ответила Фрея. - Надолго я не задержусь. Соберу вещи Алекс - и домой. У меня рейс в пятницу.
- Тогда, может, встретимся в аэропорту, как вернетесь в Каир? - предложила Кирнан. - Пообедаем, попрощаемся, как положено.
Фрея согласилась, и они обнялись, точно давние подруги. Перед тем как сесть на заднее сиденье "тойоты", Молли чмокнула Фрею в щеку. Флин шагнул вперед и вручил свою визитку, где значилось "Профессор Ф. Броди, Американский университет Каира, тел. 202 2794 2959".
- Если выпадет свободное время, смело звоните, побеседуем. Запугаете меня своими альпинистскими байками, а я, чтобы не остаться в долгу, уморю вас лекцией о наскальных надписях эпохи неолита.
Фрее на миг показалось, что он хочет ее обнять, но Флин наскоро чмокнул ее в щеку и, обойдя внедорожник, сел рядом с миссис Кирнан. Захир с братом заняли места впереди, двигатель восстал ото сна, и машина тронулась. Фрея бросилась к открытому окну и схватила Молли за руку.
- Она ведь не мучилась, правда? - выпалила она, борясь с комом в горле. - В смысле Алекс - когда приняла морфий. Это быстро закончилось?
Кирнан стиснула ей ладонь.
- Нет-нет, боли она не почувствовала. Говорят, от морфия не мучаются. Это как уснуть.
Флин хотел что-то добавить, но сдержался. Фрея отпустила руку миссис Кирнан.
- Простите. Мне нужно было знать. Я не пережила бы, если…
- Я все понимаю, - ответила Молли. - Поверь, Фрея, Алекс ничуть не страдала. Один укол - и никакой боли. Клянусь.
Кирнан участливо коснулась руки Фреи и кивнула Захиру. Взревел мотор, машина скрылась за деревьями, а Фрея направилась к опустевшему дому - и тут до нее вдруг дошел смысл сказанного. Она побледнела и порывисто развернулась.
- Но ведь Алекс не…
Поздно! Рев мотора уже затих вдали; слышалось только гудение мошкары и фырканье водяного насоса.
Каир
Сай Энглтон локтем прикрыл дверь квартиры Флина. Уборщик спускался по лестнице вниз, ритмично стуча пластиковыми шлепанцами, - он собирался было задержаться, разнюхать, зачем американец сюда явился, но получил еще пару банкнот сверх того, что ему заплатили за вход, и приказ сматываться. Энглтону совсем не хотелось, чтобы старый неряха наследил в квартире - незачем Броди знать о незваных гостях.
"Дело серьезное, так что постарайся оправдать репутацию. Не зря же тебе столько платят".
Дверь глухо щелкнула и захлопнулась. Энглтон натянул пару тонких резиновых перчаток. Бахилы он надел еще на лестнице, так что его присутствие следов не оставит. Хотя даже это - излишняя перестраховка. У Броди нет никаких причин опасаться вторжения и уж тем более что-то подозревать. Правда, осторожность никогда не помешает: чертов англичанин может оказаться совершеннейшим параноиком, что вполне объяснимо (с его-то прошлым!), и тогда малейшая оплошность погубит всю операцию.
Энглтон посмотрел на часы. Времени впереди уйма - самолет из Дахлы еще даже не взлетел, так что можно было спокойно осмотреться. Ничего конкретного он не искал - так, привыкал к обстановке, оценивал характер владельца, чтобы понять, каким боком его занесло в "Пожар". Обошел гостиную, кухню, ванную, две спальни, кабинет, заснял все на цифровик, а мысли и впечатления изложил диктофону.
Неопытный наблюдатель едва ли узнал бы много о владельце, кроме того, что он холостяк, египтолог, по натуре замкнут, любит слушать классику и ездить с раскопками в пустыню, интересуется политикой, особенно на Среднем Востоке, и футболом, судя по шарфу фаната "Аль-Ахли" и фотографии команды с подписями. Вдобавок Броди держал себя в форме, читал по меньшей мере на пяти языках, не дружил с алкоголем и не чурался добрых дел (благодарственные письма от сиротского приюта в Луксоре и от руководителей программы по улучшению условий жизни в Маншият-Насире, каирском квартале мусорщиков-заббалин). Такое вот общее впечатление: абрис, силуэт, никакой глубины.
Однако Энглтон, опытный наблюдатель, умел читать между строк. Осматривая каждую комнату, он умудрялся выуживать всю подноготную. В ванной, к примеру, в разбитых кроссовках "Каяно" обнаружился электронный шагомер с дальномером, в памяти которого хранились записи о пробежках Броди за последние две недели: десять километров за тридцать шесть минут и две секунды, двадцать - за семьдесят пять минут и тридцать одну секунду, пятнадцать километров - за пятьдесят три минуты двенадцать секунд. Похоже, англичанин не просто поддерживает форму, а серьезно тренируется. На прикроватном столике - лампа с помятым абажуром, а за ней - вмятины на стене и рядом - полупустой флакон с таблетками "Ксанакса"… Значит, Броди страдает кошмарами, мечется в темноте, пьет успокоительное. Все это подтверждало имеющиеся у Энглтона разведданные.
Куда любопытнее было фото Алекс Хэннен в гостиной. Неясно, спал с ней Броди или нет… Нет, пожалуй: любовники обычно хранят несколько снимков друг друга, особенно если живут порознь, а тут - лишь один. Очевидно только, что Броди питал к ней теплые чувства, - о том свидетельствовала дорогая серебряная рамка фотографии, но Энглтон проголосовал бы за близкую дружбу.
Как бы то ни было, куда больший интерес представлял сам снимок, особенно мелкие детали, способные о многом рассказать. Снято в пустыне, скорее всего - на западе Египта, учитывая обоюдный интерес парочки к этой области, причем самим Броди: в солнечных очках Алекс было его отражение. На заднем плане чуть размыто виднелись оранжевые ящики для оборудования (один такой, с каким-то радаром или сейсмодатчиком внутри, стоял у Броди в холле). Наибольшее любопытство вызывал некий объект за спиной Броди, также отразившийся в стеклах очков Алекс, - Энглтону пришлось долго всматриваться, разглядывая его сквозь лупу, которую Сай постоянно носил с собой. По форме похоже на край паруса или крыла - нет, не самолетного, по размерам маловато. Может, край дельтаплана или мини-вертолета? Разглядеть трудно, а забрать с собой фотографию и сделать цифровое увеличение - время не позволяет. В любом случае фото многое рассказало: Броди и Хэннен, кроме того, что близко дружили, выполняли какой-то совместный проект. Было ли это единичным рейдом или частью большого исследования, неясно, но пока картинка складывается отчетливая.
Энглтон разглядывал снимок еще ми нут двадцать, потом посмотрел на часы - оставалось полно времени - и вернулся в кабинет. Там Сай уже побывал, но решил проверить лишний раз - все-таки именно там находился центр мирка Броди. Авось удастся разнюхать что-нибудь новенькое…
Он снова уставился на иллюстрацию в рамке, повторил в диктофон комментарий к ней: "Город Зерзура подобен белому голубю, и птица на вратах его", - несмотря на то, что делал это прежде, в первый проход по комнате.
Шкафчики картотеки тоже подверглись перепроверке: пять выдвижных ящиков в каждом, все битком набиты заметками, вырезками, фотоснимками, картами, распечатками; все заархивировано по темам, в алфавитном порядке.
На внимательное ознакомление с документами времени не оставалось, поэтому Энглтон решил удовольствоваться беглым просмотром: выдвигал каждый ящик, просматривал папки, то и дело проверял их содержимое: "Бедуины", "Британская пустынная группа дальнего действия", "Китабаль-Кануш", "Пепи II", "Уингейт, Чарльз Орд", "Хепри"… Дважды он более тщательно ознакомился с документами в папках: в первый раз, когда наткнулся на раздел "Спутниковые снимки Гильф-эль-Кебира". В этой папке лежало полсотни цветных фотографий в последовательном приближении, от общего изображения юго-западной оконечности Египта до четких снимков восточного края плато, где можно было различить даже отдельные скалы. Местами среди песка виднелись брызги зелени - должно быть, пустынный кустарник или пара деревьев, но в остальном область выглядела совершенно безжизненной. Ни следа таинственного оазиса, который искал Броди. Вторая папка, заинтересовавшая Энглтона, носила заглавие "Данные магнитометрии". Вот что за прибор стоит в холле - магнитометр! Черно-белые пятна и кляксы ни о чем не говорили Энглтону, но интересен был сам факт использования аппарата. Как известно, магнитометры применяют для геологической разведки залежей металлосодержащих руд… и металла вообще. В своей лекции Броди особо отметил, что палеолитические племена, жившие на территории Гильф-эль-Кебира, не умели обрабатывать металлы. Что ж, употреблению магнитометра наверняка найдется какое-нибудь вполне невинное объяснение, и тем не менее…
- Зачем ему магнитометр? - проговорил Энглтон в диктофон. - И где он берет данные со спутников? В НАСА? У нефтяных компаний? Проверить, кто имеет к ним доступ.
Он закончил копаться в ящиках и подошел к книжным полкам. Большая часть книг посвящалась археологии, если не считать "политического" раздела с кучей материала по Ираку. За пухлыми томами "Архитектуры Древнего Египта" прятался справочник по русским самолетам - и как он его раньше не заметил!
- "Российский воздушный флот", издательство "Оспри", - начитал Энглтон в диктофон. - Какого черта?
Он вернулся к старомодному письменному столу из полированного дуба, на котором расположились телефон, лампа и настольный прибор - бювар, подставка для ручек, лоток для писем и прочее. Никакого беспорядка. Компьютера не было и в помине; стало быть, англичанин работал на ноутбуке и забрал его с собой в Дахлу. Паршиво. Энглтон пошарил вокруг - авось где-нибудь завалялась флэш-карта, - но ничего не нашел. Время истекало. Он прекратил поиски, переключился на лоток для корреспонденции, где не оказалось ничего интересного, и наконец взялся за книгу - "Клинописные тексты музея "Эрмитаж"", - что лежала посреди стола. Лист бумаги служил закладкой - том раскрылся на фотографии выщербленной глиняной таблички светло-коричневого цвета, густо покрытой значками в виде клинышков. Под фотографией виднелась подпись: "Египетская табличка. Царский архив Лугальзагеси (ок. 2375-50 гг. до н. э.), Урук. Из коллекции Н. Лихачева".
Энглтон уставился на фотографию, перевел взгляд на бумажный лист. На него Броди скрупулезно переписал клинописные символы - по крайней мере те, которые еще читались. Ниже шло что-то вроде транслитерации древних письмен латиницей, а еще ниже (опять-таки по предположению Энглтона) - перевод. Там, где символы были стерты или повреждены, Броди вставил многоточия, а кое-где пометил слова знаком вопроса, словно сомневаясь в своей трактовке.
"…на западе за пределами Калама (Шумера), далеко за горизонтом… великая река Артиру (Итеру/Нил) и земля Каммутуты (Кемет/Египта)… пятьдесят дан на от Бурануна (Евфрата?)… изобилующей скотом, рыбой, зерном, гешнимбар (финиками?)… городе, названном Манарфур (Меннефер/Мемфис?)… царь, который правит всеми… в великом страхе пребывают враги его, ибо… тукул (оружие?), сошедшее… с (небес?) в образе лагаб (камня?) провозят перед битвой впереди царских войск… биль (огонь?), слепящий свет и у-хуб (оглушительный грохот?)… боль и слабость в ногах… Камнем сим поражены враги Каммутуты на севере и юге… востоке и западе стерты с лица земли, так что их царь правит во всех землях вокруг Артиру и никто не смеет ему воспротивиться, равно как восстать на него или пойти войной, ибо в руке его митум (молот?) богов… самое страшное оружие, известное… страшитесь и не восставайте против царя Каммутуты; тот же, кто ослушается, навлечет на себя великий гнев и… погибель".
Энглтон перечитал это еще пару раз и только больше запутался.
- Какой-то бред о камнях и каре небесной, - продиктовал он в микрофон, качая головой. Чем только люди не забивают головы… Потом помолчал и добавил: - Вероятно, к делу не относится.
Он вернул лист на место, закрыл книгу и подвинул в центр стола, чтобы все выглядело как до его прихода. Оглядел комнату напоследок, установил подслушивающие устройства - один "жучок" в телефон, другой за книжную полку, третий под диван в гостиной - и вышел из квартиры. Прошло меньше полутора часов: Броди еще не пролетел и полпути до Каира. "Молодец, точно сработал, - сказал себе Энглтон. - За это тебе и платят как профи".
Дахла
- Алекс никогда бы не уколола сама себя. Тут что-то не так. Поверьте, умоляю!
Доктор Мухаммед Рашид нахмурился и подергал себя за ухо.
- Поверьте мне, - повторила Фрея. - Алекс панически боялась уколов. Я-то думала, она выпила таблетки, иначе сразу бы сказала. Это невозможно!