28
– Зачем у тебя этот чертик, Кирилл Сергеевич? – спросил первый заместитель главкома у командира соединения. – Или хобби завел, каслинское литье собираешь?
Он взял с письменного стола небольшого, по длиннохвостого чугунного черта, который, едко и дерзко улыбаясь, наставлял генерал-полковнику нос.
Вощинский улыбнулся.
Это мой заместитель, – сказал он.
Не понял…
Помогает в беседах с отдельными лицами, – пояснил тот. – Порой исчерпаешь запас нормальных выражений и думаешь: "Ах, как бы сейчас тебя покрепче, голубчик…" А не моги, надо с ним цензурно говорить. И вот когда все мои приличные аргументы кончаются, хватаю черта и ставлю перед ним. Для того и держу на столе.
Гаджи Магомедович от души расхохотался.
Ну ты даешь, Кирилл Сергеевич, – сказал Гришин, продолжая вертеть в пальцах фигурку; черт ему еще больше поправился. – И действует?
Еще как… Все ведь знают смысл моего жеста. Так потом и говорят: "Дошел я, братцы, до ручки. Полковник мне черта поставил…"
Такой помощник и мне бы пригодился, – задумчиво произнес генерал-полковник, потом широко улыбнулся, лицо его стало доверчивым и простодушным.
Возьмите его себе, – предложил Вощинский. – Дарю на намять.
Спасибо. – Гришин опустил черта в карман генеральского кителя. – А как же ты один останешься?
Я предусмотрительный, – отозвался Кирилл Сергеевич, подходя к сейфу. Он открыл его и достал оттуда двойника того чертика, который спрятался уже в кармане Гришина. – Запасся ими, когда в отпуск в этом году в Касли ездил. Вам не надо, Гаджи Магомедович?
Мне легче, – ответил Алиметов. – Когда крепкое словцо сказать хочется, я на лезгинский язык перехожу.
Генералы расселись за столом для совещаний, и Гришин попросил распорядиться, чтоб принесли чаю.
– Да покрепче, – сказал он.
Кстати, – сказал Вощинский, когда они пили чай. – Вспомнил… По поводу соревнования.
– Что именно? – заинтересовался Гаджи Магомедович.
Гришин снял очки и внимательно посмотрел на командира соединения.
Во время войны "Красная звезда" выступила против фронтовых и даже некоторых центральных газет, которые требовали развернуть социалистическое соревнование в действующей армии…
Неужели находились такие "умники"?! – воскликнул генерал-полковник.
Были, – кивнул Алиметов. – Я тоже читал об этом. Кажется, в воспоминаниях редактора "Звездочки".
Ну и чем дело кончилось? – спросил Гришин.
Сталин поддержал "Красную звезду", а газета выдала по первое число горе-инициаторам за недомыслие,- сказал Кирилл Сергеевич.
И правильно, – проговорил Гришин. – Ведь это что же получается? Если…
Договорить ему не дал низкий зуммер телефона правительственной связи. Генералы переглянулись, Вощинский сорвался со стула и схватил трубку.
– Слушаю! – крикнул оп. – Генерал-майор Вощинский! Да… Здравия желаю, Евгений Александрович!
Он прикрыл трубку рукой и громко шепнул: "Федоров на проводе!"
Первый секретарь обкома, – пояснил Гаджи Магомедович генерал-полковнику, хотя Гришин и сам хорошо знал Федорова, возглавлявшего партийную организацию Каменогорской области.
Он здесь, Евгений Александрович, – продолжал тем временем командир. – Передаю трубку…
Алиметов подошел к телефону.
– Здравствуй, Гаджи Магомедович, – услышал генерал энергичный голос первого секретаря обкома. – Знаю, что тебе не до моих болячек. Только у нас в области ЧП.
– Что случилось? – встревоженно спросил Алиметов.
Может быть, и ничего серьезного, не разобрались еще до конца, – сказал Федоров. – Землетрясение в горах, в районе озера Лебяжьего.
Это рядом с Рубежанском, – немного растерянно произнес Гаджи Магомедович. – Но у Вощинского мне не докладывали…
Точечный удар в кору – так говорят специалисты, – объяснил секретарь обкома. – Подземный толчок пришелся на дно Лебяжьего, его зафиксировала высокогорная обсерватория, у сопки Грановитой. А ниже, как тебе известно, атомная станция… Улавливаешь?
Конечно, – сказал Алиметов.
Он почувствовал, как ладонь, дернувшая телефонную трубку, вспотела, и перехватил трубку другой рукой.
Я лечу сейчас с компетентными товарищами в район Лебяжьего, – сообщил Федоров. – Надо бы и тебе присоединиться к нам… Как считаешь?
Вместе с командиром будем, – сказал Гаджи Магомедович.
Нет-нет, – возразил Евгений Александрович, – Вощинского оставь дома, у него свои задачи. К вам залетать не буду, надо беречь время. Так что ты подавайся прямо туда, к обсерватории Института солнца. Посмотрим вместе, что зафиксировали ученые, какое на данный момент положение. Договорились?
Договорились, Евгений Александрович!
Тогда до встречи.
Алиметов положил трубку на рычаг аппарата, перед этим зачем-то дунув в нее.
Землетрясение в горах, – объяснил Алиметов. – Федоров просит вылететь на озеро Лебяжье.
Я лечу тоже, – сказал Гришин.
Узнав от министра обороны о покушении, Рой Монтгомери сразу подумал: "Ведь вместе с Президентом должен был лететь в Вашингтон и генерал Ричард Уорднер. Что с ним? Неужели накрыли и его? Это же самый настоящий заговор, черт возьми!"
Поначалу ошеломленный известием, дежурный генерал мгновенно собрался, памятуя, что именно на нем лежит ответственность за происходящее в стране, ведь в ведении его вся система связи Пентагона. Главное – надо быстрее прояснить обстановку, да так, чтобы не всполошить заговорщиков, как бы дотянуться к дальнему яблочку и не обломать при этом ветвей.
Свяжите меня с дежурным генералом командного центра в горе Митчелл, – приказал Монтгомери оператору. – И сразу вызывайте ЦКП Стратегического авиационного командования, штаб НОРАД и Объединенное космическое командование. Найдите также в Оттаве генерального директора гражданской обороны Канады, оповестите их правительственный командный пункт. Наша служба ФЕМА [Федеральное управление по действиям в чрезвычайных условия] извещена?
Да, сэр, – отозвался оператор, отвечающий за связь с руководством гражданской обороны. – Они знают и постоянно спрашивают: не объявить ли уже сейчас атомную тревогу…
Рой и сам думал об этом, но Оскар Перри медлил отдавать приказ о тревоге.
На экране дальней телесвязи высветилось озабоченное лицо коллеги Роя Монтгомери на ЦКП в горе Митчелл.
Есть ли известия о судьбе Президента? – спросил Рой. – Как это все случилось?
Не успел во всем разобраться, – хмуро ответил генерал-майор Никсон. – Пока известно вот что. Ктото авиационное сопровождение выслал с опозданием и на другой маршрут. Вертолет Президента летел какое-то время без охраны. Его пилот успел только сообщить, что их атакует полицейский вертолет. На этом связь прервалась. К месту предполагаемого падения, а может быть и посадки вертолета, вылетела военная полиция, люди нишей охраны. Сведений от них пока нет.
– Немедленно свяжитесь со мной, когда появится любая информация! – сказал Рой, отключаясь.
Дежурный по Центральному командному пункту САК снова подтвердил приведение ракетно-ядерных сил Соединенных Штатов в боевую готовность военного времени с часовым интервалом до ракетного залпа. Пусковые установки разблокированы; когда истечет время, операторы повернут стартовые ключи…
"Они ведь только исполнители, – с горечью подумал Монтгомери. – Их дело – повернуть ключи… А не был ли и я в их числе еще совсем недавно? Надо искать подтверждение тому, что сказал мне Пенсионер…"
Он вызвал начальников дежурных смен и потребовал продолжать усиленное наблюдение за изменением обстановки в ракетоопасных направлениях, а также со стороны космоса.
– Необходимо вести тщательное слежение всеми постами вашей службы, – сказал он начальнику управления, разместившего современные радиолокационные станции не только на юге США, но и на восточном и западном побережье, в Тихом океане, на западном и восточном побережье Африки, в Австралии и Южной Америке.
Рой понимал, что ему необходимо срочно проверить сообщение о том, что русские направили ракеты с орбиты Луны к территории Штатов. Монтгомери не верил этому, как не верил Оскару Перри. "Но как случилось, что два разведывательных спутника оказались уничтоженными? Эта информация уже подтвердилась… Роковая случайность?.. Был бы на месте генерал Уорднер… Его убрали именно тогда, когда он должен быть здесь, в эту трудную минуту, – сообразил вдруг дежурный генерал. – Снова позвонить министру обороны? А что я ему скажу? Не способны, мол, русские на такое коварство? Он тут же снимет меня с боевого дежурства и арестует. Ведь тем приказом объявлено военное положение, и наш Пенсионер теперь на коне".
Снова штаб гражданской обороны, сэр, – обратился к нему офицер-оператор. – Насчет атомной тревоги…
Пусть подождут, – ответил Монтгомери. – Объявление тревоги вызовет панику среди населения. Кроме того, мы не одни в Вашингтоне, здесь русские…
Как – русские? – вздрогнул оператор.
Я имею в виду посольство Москвы.
Он был военным человеком и понимал, что объявить тревогу в столице – означает выдать противнику свои далеко идущие намерения. "Москва сразу вызовет по прямому проводу Белый дом, а там никого нет, – метались лихорадочные мысли. – Москва… Погоди, погоди… А если?.. Выяснить, что они там затеяли с этими "лунниками" у Джорджа Полухина, узнать и про сбитые спутники тоже, потом сообщить министру… Но кто тебя уполномочивал на переговоры с военным атташе потенциального противника? То, что вы бывали друг у друга в гостях и ваши жены подружились, еще не аргумент для выдачи военной тайны тому, кто наверняка знает об этих ракетах. Или Джордж ничего не знает?"
Монтгомери хорошо знал, сколько уже раз в его стране объявлялась ракетно-ядерная тревога по причинам, которые не имели ничего общего с русской опасностью. То локаторщики примут стаю журавлей за неопознанные летающие объекты и поднимут панику. То пожары в тропических лесах Флориды сочтут атомным ударом, который нанес потенциальный противник. В одну из недель Центральная электронно-вычислительная машина Пентагона дважды выдавала сигналы о ракетной атаке Советов. И дважды мчался приказ на командные пункты "Минитменов", к субмаринам с "Трайдентами" на борту, стратегические бомбардировщики запускали двигатели, выруливали на взлетные полосы.
На новой службе Рой Монтгомери имел возможность быть в курсе чрезвычайных происшествий в любой точке не только Соединенных Штатов, но и заморских территорий, где находились подразделения армии и ВВС Америки, а также корабли военно-морского флота. И бригадный генерал хорошо видел, какой все более громоздкой и трудноуправляемой становится гигантская военная машина его родины. На помощь людям приходят новые и новые поколения компьютеров и систем связи, но вся система в целом становится еще более неустойчивой. Создалось парадоксальное положение, когда наращиваемое количество переходило не в качество, а в его противоположность.
Рой Монтгомери понимал, что опасность ядерного Удара будет существовать до тех пор, пока у каждой из сторон сохранится хотя бы по десятку ракет с атомными зарядами. А ныне их пока не десятки – сотни и тысячи… Когда Рональд Рейган был еще только губернатором штата Калифорния, он заявил: "Каждую ночь потенциальный противник должен засыпать в страхе, опасаясь, что мы прибегнем к ядерному оружию". Но ведь это самый настоящий шантаж!
Когда всех американцев, да и не только их, потрясла катастрофа, произошедшая с "Челленджером", Рой Монтгомери со всей очевидностью постиг абсурдность "стратегической оборонной инициативы", в которую, может быть, поверил Рональд Рейган и которая стала для одних сотрудников его администрации средством сомнительного самоутверждения, для других возможностью втянуть Россию в экономическое состязание, для третьих, связанных с аэрокосмическим бизнесом, реальным шансом крупно нажиться на страхе соотечественников перед ужасом ядерной войны.
"А русская беда в Чернобыле? – не раз задавал себе вопрос Рой Монтгомери. – Разве не заставляет она подумать всех нас о том, с какой осторожностью необходимо относиться к чудовищным силам? Мирный ядерный котел, всего лишь три процента выброшенного из него топлива – и миллиарды убытков, человеческие жертвы. Что же будет тогда от взрыва даже одного десятка "Минитменов" или "Громобоев" на той и другой стороне?"
Бригадный генерал не верил, что русские только и ждут подходящего момента, чтобы напасть на Соединенные Штаты. Ведь в конце концов он был доктором политологии и имел доступ к внешним источникам информации. Имелись у него друзья и в разведывательном управлении министерства обороны, а также в службе национальной безопасности. Они в приватных беседах утверждали, что все действия русских, а эти ребята коечто знали о них, соответствуют принятому ими обязательству не применять первыми ядерное оружие.
"РУМО! – осенило Монтгомери. – Я должен связаться с Сэмом!"
Генерал-майор Сэмюэль Питкин был заместителем начальника разведывательного управления и старым другом Роя еще по Вест-Пойнту. "Надо позвонить ему, надо позвонить!" – лихорадочно думал дежурный генерал.
Он окинул глазами огромный операционный зал, на стенах которого были размещены экраны для отображения информации коллективного пользования. Зал заполняли ряды столов, за каждым из них сидел офицер-оператор, работающий с устройством отображения инфор мации индивидуального пользования, поток ее ограничивался тем направлением, за которое отвечал офицер.
"Нет, отсюда вести такой разговор нельзя – слишком много посторонних глаз и ушей. Откуда же тогда? Откуда? Из кабинета председателя КНШ! – осенило наконец дежурного генерала. – Надо вызвать Сэма оттуда. Сейчас он должен находиться в Национальном разведывательном центре".
"Решено!" – сказал себе Монтгомери и поднялся с кресла, в котором сидел перед центральным пультом управления общей стратегической обстановки.
Эти парни из ФЕМА, – снова напомнил ему оператор.
Пусть свяжутся с нами через пять минут, – сказал дежурный генерал. – Я сейчас приду…
"Знает ли Сэм о приказе Оскара Перри?" – подумал он, снимая пломбу с секретной двери и одновременно вставляя ключ в ее замок.
До момента вступления в силу приказа о ракетноядерном ударе по Советскому Союзу оставалось сорок две минуты.
30
Командир подводной лодки "Сибирский комсомолец" не знал еще о том, что его "подопечная", шныряющая в глубинах Атлантики американская атомная субмарина, восемнадцать минут назад получила приказ, снимавший блокировку с пусковых устройств баллистических ракет "Трайдент". Василий Макаров сидел в кабинете просторной и уютной каюты и, прихлебывая из бокала ледяной коктейль из фруктовых соков, писал письмо жене своей Маргарите. Никуда отправить его командир атомохода не мог, почтовой связи с берегом, далеким Гремяченском, где находился сухопутный дом, не будет до конца этой службы в океане. И все же письма близким, а также товарищам по училищу (их осталось совсем немного, кому писал он и получал ответы) – всем этим людям капитан 1 ранга Макаров писал, находясь в плавании, чтобы скрасить душевное одиночество, которое неизменно в практической реализации такого романтического понятия, как командир корабля.
Только в письмах Василий Иванович имел право посетовать на некое недомогание, правда, пока оно носило характер некоторой раздражительности, которую командир всегда умело скрывал. Ну кому, скажите на ми лость, мог рассказать он на корабле о приходящей порой хандре и душевном беспокойстве? Доктору? Старпому? Замполиту? Или кому-нибудь еще?.. Исключается. А все потому, что каждый член экипажа должен быть на все сто с гаком уверен в командире, полагая, что все эти вполне естественные человеческие слабости допустимы для любого матроса или офицера, только не для того, кого английские, скажем, моряки называют первым после бога… А поскольку все мы атеисты, тем более для нас командир корабля, плывущего в океане, суть единственный и неопровержимый авторитет.
Но ведь и Василий Макаров, невозмутимый, никогда не повышающий голоса Макаров, всего лишь человек, и ничто человеческое ему не чуждо. Вот и утоляет он одиночество, коротая свободное время за длинными письмами. Они были своего рода волнующими монологами, с которыми этот капитан Немо конца двадцатого века обращался из океанской пучины к близким.
И еще Василий Макаров коротал свободное время над книгами. На что хорошая была библиотека на "Сибирском комсомольце" (списки подбираемых замполитом книг он всегда просматривал, вносил добавления, корректировал), все равно в каждый поход приносил два чемодана книг из тех, что были у него дома, что сумела приобрести новенького Маргарита Иосифовна, пока муж находился в плаванье.
Сегодня он закончил читать эссе Марселя Пруста "О чтении" – его рекомендовала посмотреть жена. Писатель трудный для восприятия, Макаров признавался, что его роман "Содом и Гоморра" из знаменитого цикла "В поисках утраченного времени" он сумел прочитать только в море, на берегу недостало терпения. Но в этой небольшой работе писатель был непривычно ясен и похорошему прост. Его воспоминания о чтении в детские годы, трепетное и едва ли не религиозно-почтительное отношение к книге заставили командира подводного атомохода мысленно уйти в то далекое время, когда он открыл для себя чудесный мир "Вечеров на хуторе близ Диканьки", терских казаков Льва Толстого, познакомился с бесшабашной девочкой Алисой и таинственным островом, поднятым над океанской поверхностью воображением Жюля Верна. А тот поистине мистический ужас, который Василий испытал, когда вместе с уэллсовским героем встретился с морлоками? Легенды о магацитлах из такой поэтической "Аэлиты", мятущиеся герои "Уг рюм-реки", булгаковский Воланд и его жуткая свита, печальные, вовсе не смешные герои Антона Павловича…
"У Марселя Пруста я прочитал, – сообщал Василий Иванович жене, – что "мы хорошо чувствуем: наша мудрость начинается там, где она кончается у автора, и мы хотели бы, чтобы он дал нам ответы, тогда как все, что он может сделать, – это пробудить в нас желание". Как это верно! Все, что я делал в жизни, определили хорошие книги. И когда нахожу у автора особо талантливое место, меня охватывает некое чувство вины за то, что в данный момент не свершаю ничего нужного, полезного людям и себе, конечно, ибо давно уже слил эти два понятия. Усилия для себя у меня всегда трансформируются в конечном итоге в пользу для всех. Душу охватывает тогда необозримая потребность деятельности, руки, как говорят, начинают чесаться, просят дать им работу. Словом, чтение всегда заражает меня энергией и оптимизмом, не говоря уж о его информационном и интеллектуальном воздействии…
Как жаль, – продолжал он, – что не смогу сегодня же отправить тебе это письмо. Видимо, оно так и проплавает со мною весь поход и будет передано адресату самим отправителем из рук в руки".
Он посмотрел в подволок каюты, представил себе многометровую толщу соленой воды над собой и усмехнулся. Как много желающих сейчас увидеть его на поверхности океана… И бесчисленные противолодочные корабельные вертолеты, оснащенные гидроакустическими станциями, и эскадренные миноносцы, и дальняя, средняя и ближняя гидролокационные системы обнаружения, и глазастые спутники, обшаривающие океан с околоземных орбит. Много чего навыдумано американскими специалистами, чтобы поймать в ловушку "Сибирский комсомолец" и других "комсомольцев", которые тоже ведь не лаптем щи хлебают, умеют уходить и прятаться в пучине.