"Докатился! – с горечью подумал о себе Президент. – Мало того, что на меня выпустили волчью стаю, теперь мне надо стать ряженым, сменить обличье. Впрочем, разве не менял я его многократно в своей жизни?" Он всегда отдавал себе отчет в том, что, если выбираешь политическую карьеру, надо научиться искусству перевоплощения, освоить приемы классического лицедейства. Да и в адвокатской практике разве не играл он на публику и особенно на присяжных, когда отстаивал невиновность подзащитных? А когда его выдвинули в палату представителей, а затем в сенат, адвокат из Миннесоты уже хорошо понимал, что президентом в наши дни не может стать человек, который не обладает необходимыми способностями "звезды" особого представления, гигантского шоу, которое именуется Великими Американскими Выборами. Именно шоу, на котором, по словам одного из государственных секретарей, "мы выбираем короля на четыре года и даем ему абсолютные полномочия в определенных рамках, которые он может интерпретировать как ему заблагорассудится".
Кандидату, и, конечно, он хорошо понимал это, жизненно необходимо приспособиться к тому представлению о президенте, которое выработала у населения Америки поп-культура. И вовсе не случайно, вспоминал Президент, с таким триумфом, под аплодисменты консерваторов и традиционалистов, дважды входил в Белый дом голливудский актер Рональд Рейган, которого досужие эксперты по генеалогии объявили прямым потомком национального героя Ирландии короля Бриана Бороиме, который погиб в сражении еще в 1014 году.
Но такую блестящую родословную Рейгану обеспечили уже после инаугурации – принятия президентской присяги, а до того он завоевал сердца избирателей имиджем своего парня, пекущегося о привычных нравственных и социальных ценностях "старой доброй Америки", на которые покушались эти "красные", "розовые", а порой и "голубые".
Поэтому через несколько лет после Рейгана, вступая в борьбу за ключи от Белого дома, выходец из Страны десяти тысяч озер (такое прозвище было в Америке у штата Миннесота) разработал новый, в корне отличный от прежнего, образ приемлемого для нации президента. При этом он исходил из практических расчетов, основанных на аксиоме: если даже марксисты правы, утверждая историческую обреченность капитализма, то существование этого, как они называют, "загнивающего" мира продлится в обозреваемом будущем достаточно дол го. И в Америке есть немало трезвомыслящих бизнесменов, которые выступают за политику сосуществования с Советами и их сателлитами. От размещенных ими в Штатах заказов население Америки станет только богаче. И тогда у промышленников есть смысл поступиться частью прибылей, чтобы не потерять все в результате социальной катастрофы пли – не известно, что хуже, – катастрофы ядерной.
Ратовал новый кандидат и за сохранение общечеловеческих ценностей, выступал против роста преступности, наркомании, коррупции, обещая американским рабочим расширение производства, а фермерам экспорт их продукции за океан. Обещал поддержку и тем капиталистам, которые лучше других чувствовали настроение народа, понимали необходимость остановить сползание страны вправо.
"Толковый парень из Миннесоты" – в таком имидже появился на экранах телевизоров и первых полосах газет, обложках иллюстрированных журналов новый кандидат. Среднему американцу импонировало то, что миннесотовец в открытую пошел против калифорнийских магнатов, называл их не иначе как "эти безумцы из ВПК"… Взяв на вооружение слова Дуайта Эйзенхауэра, что Америку погубит военно-промышленный комплекс, кандидат сумел заручиться поддержкой – и в этом ему тайно помогала "Лига седых тигров" – генералов-традиционалистов в армии и адмиралов на флоте. Они были рады умерить аппетиты "ястребов" из ВВС, которым доставались пенки с колоссальных заказов Пентагона фирмам "Локхид", "Мартин-Мариэтта", "Боинг" и многим другим, сконцентрированным на Дальнем Западе.
В то же время новый кандидат умело играл в преемственность и отнюдь не поносил находящегося пока у власти президента. Нет, он как раз хвалил его, по за те конструктивные моменты в его внешней и внутренней политике, которые стыковались с основными положениями его собственной программы. О том же, что было для него неприемлемо, кандидат попросту умалчивал.
Такая тактика позволила кандидату не только обрести сторонников среди политиков, недовольных правящим еще президентом, но и привлечь на свою сторону избирателей из лагеря консерваторов.
Словом, ловчить и притворяться он умел достаточно профессионально, но принять сейчас из рук начальника охраны рыжий парик не мог. "Нет, – сказал он себе, – не стану скрывать обличье перед смертью. Если Всевышний приговорил меня, от него не спрячешься даже в маске горгоны Медузы".
Оставьте это у себя, Эрвин, – стараясь говорить веселым и непринужденным тоном, сказал Президент. – И сохраните до рождества. Мы устроим в Белом доме балмаскарад, и я выйду к гостям в вашем парике, Эрвин…
Понимаю вас, сэр, – просто сказал Додж, убрал парик и бакенбарды в пакет, сунул в карман.
– Что вы решили, Эрвин? – спросил Президент. Начальник охраны не отвечал.
Издалека пришел пока еще едва слышный рокот вертолета.
Невыносимая, охватившая холодными тисками сердце тоска заполонила существо Президента.
… Недавно он перечитал книгу футуролога и публициста Олвина Тоффлера "Третья волна". И ему накрепко запомнилась фраза: "Даже президент, этот, по идее, самый могущественный человек в мире, испытывает ощущение бессилия: у президента такое чувство, будто оп кричит в телефонную трубку, а на другом конце провода ни души".
"Как он прав, этот человек! – подумал Президент. – Только сейчас у меня нет даже молчащего телефона. Но ведь я всегда читал о великолепной связи в Америке! Где-то ведь должен быть телефон. Полцарства за телефон!"
– Послушайте, Эрвин, – сказал Президент, решив взять инициативу в свои руки, – может быть, нам попытаться…
Но Президенту не дали поделиться с начальником охраны своими соображениями.
Начатую фразу оборвал грубый голос:
– Руки вверх!
51
… Командира вновь сопровождала Зоя Федоровна. По инструкции на подобных работах должен присутствовать медик. Мог им быть, конечно, и ее помощник, сержант срочной службы, но старший лейтенант медицинской службы решила сама находиться на специальных работах. Как было Макарову запретить ей выехать на пусковую установку?
Юрий Иванович вообще положил себе за правило не обращать внимания на поступки этой женщины, если они, разумеется, не выходили за рамки их служебных отношений. "Забудь, что на ней юбка, – сказал он себе. – И никогда больше не думай о той блажи, которую она взяла себе в голову".
Впрочем, Гаенкова хорошо знала службу, а такта у нее всегда хватало, чтобы не путать то, что у нее было на сердце, с общими заботами и ее, и командира.
С собой Зоя Гаенкова захватила ящичек-сундучок с медикаментами. Она поставила его рядом на заднее сиденье машины, а сверху бросила плащ голубого цвета.
А это еще зачем? – не удержался от вопроса Макаров, когда выехали на основную дорогу.
Мало ли что может случиться, – ответила Гаенкова, будто не поняла, о чем речь. – Травма какая… Или у кого с сердцем неважно станет.
Последняя фраза была произнесена с явным намеком, но Юрий Иванович проигнорировал намек.
Я о голубом плаще, Зоя Федоровна, – спокойно сказал он.
Погода неустойчивая, товарищ майор, – в тон ему, как ни в чем не бывало, безразличным голосом промолвила Гаенкова. – Вдруг холодом с гор потянет? Или дождь прихватит?
Тогда я дам вам свою плащ-накидку. Иначе нас не поймут супостаты, когда будут расшифровывать фотографии, сделанные с их спутника. У ракетной шахты одни военные – и вдруг некое штатское лицо в голубом плаще. Да еще женского пола. Устроите большой переполох в ЦРУ, товарищ старший лейтенант.
Что же, – спросила Зоя, – они и пол мой различат?
Она оцепила шутливость манеры, в которой командир сделал ей вполне справедливое замечание, по снова с острой горечью подумала, что никогда оп, любимый человек, не будет с нею вместе.
– Если номера автомашин из космоса фиксируют, то понять, что вы женщина, американским экспертам будет не трудно.
Водитель Алик Пулатов, который слушал этот диалог, искоса поглядывая на Макарова, не выдержал и сказал:
Разрешите обратиться к старшему лейтенанту, товарищ майор?
Обращайтесь, – разрешил, улыбнувшись, командир.
Если бы меня послали на Луну, товарищ старший лейтенант, то я бы оттуда вас различил! Красивую женщину даже с Марса можно увидеть.
Вах-вах! – насмешливо сказал Макаров. – Ты где комплименты научился говорить, рыцарь?
У нас в Касумкенте все мужчины рыцари, товарищ командир! – ответил Пулатов.
Ты за дорогой лучше смотри, рыцарь… Что же касается одежды военного человека… Мой отец никогда не носил штатской одежды, пока не вышел в отставку. Ее у него попросту не было. Кроме разве спортивного костюма, который надевал во время физкультурного часа и дома, в кругу семьи, так сказать. А если кто приходил к нам, отец всегда встречал гостя в форме. При этом нередко напоминал, как бывало в старой русской армии: офицерам даже в отпуске категорически запрещалось ношение гражданской одежды.
Даже так?! – воскликнула Зоя.
Представьте себе… В этом был какой-то резон. По крайней мере, человек всегда и везде чувствовал себя военным. А это дисциплинирует, заставляет вести себя соответствующим образом. Да и гордость за принадлежность к армии воспитывается.
А я как-то не задумывалась над этим, – призналась Зоя. – А ведь и верно! Одна из составляющих любви к Отечеству есть и уважение к форме его защитников, гордость оттого, что ты носишь ее. Значит, приобщился к категории людей, которым народ доверил самое главное… Да, тут заложено многое. А ведь это идея, Юрий Иванович! Что, если у нас в части провести тематический вечер? Рассказать об истории военной формы, ее эволюции, сделать выставку рисунков-образцов. Художников найдем…
Я – за! – улыбнулся Макаров. – Вернемся на КП – посоветуемся с замполитом. Спасибо за подсказку, Зоя Федоровна. Только тут есть и другая сторона проблемы…
Какая? – заинтересованно спросила женщина.
Изменилось социальное положение офицерства. Оно перестало быть кастовым, замкнутым, элитарным. Прежде офицер имел собственный выезд или, по крайней мере, передвигался по городу на извозчике-лихаче. Ныне он едет в демократическом метро, автобусе или троллейбусе. Но это бы ладно: лейтенант или даже майор еще смотрятся и там. А вот генералу…
Резонно, – заметила Зоя Федоровна.
А житейские, бытовые мелочи, которые, увы, мелочами называются только условно?! – продолжал Юрий Макаров. – Как человек в офицерской форме будет заниматься разнообразными хозяйственными делами, которые несовместимы с его торжественно-строгим нарядом? Полковник с сумками, набитыми пакетами с продуктами, майор, везущий с коллективной дачи-огорода помидоры и огурцы… Да и мало ли у офицера вне службы таких забот, что несовместимы с ношением формы!
Вы правы, – сказала Гаенкова. – Хотя мой полковник авосек из магазина не носит – это делаю я сама.
Но ведь и на вас, Зоя Федоровна, офицерская форма, – улыбнулся Юрий Макаров. – Я, грешен, снимаю форму, когда хожу в магазин. У жены нет прислуги, но зато трое ребятишек и собственная работа, а мне ведь не положен старорежимный денщик. Проблема с формой куда более сложная, чем представляется на первый взгляд. Но в любом случае разговор в Доме офицеров может оказаться полезным. Ну вот и приехали…
Он выбрался из "уазика", помог выйти Гаенковой: армия армией, а женщиной Зоя быть не перестает. Потом поспешил к Алексею Ермаковичу Гаенкову, который стоял, окруженный группой военных инженеров, неподалеку от механизма, который техники прозвали за длинный и крупнокалиберный ствол "царь-пушкой".
Юрий Макаров подошел к пусковой установке, где находилась ракета, ее боеголовку необходимо было отстыковать перед тем, как демонтировать сам носитель. Здесь уже собралась мощная техника для производства работ и те специалисты, которых ракетчики шутливо звали "головастиками". Особое внимание привлекало оригинальное устройство, основу его составлял цилиндр-контейнер. Он выполнял две функции одновременно: подъемника и средства транспортировки. Водруженный на мощное шасси, цилиндр подходил к открытому люку шахты, с помощью гидравлического механизма поднимался с ложа, принимал вертикальное положение и зависал над отверстием шахты. Затем выпускал из нутра цепкие и надежные захваты, они бережно обнимали ядерный заряд. К тому времени техники-"головастики", находящиеся в верхней части шахты – оголовке, уже отдавали крепления, и захваты втягивали грозную часть ракеты внутрь цилиндра. Теперь он, став контейнером, начинал заваливаться, чтобы, приняв горизонтальное положение, улечься на многоосное шасси транспортера. Водитель "царь пушки" давал ход, и боеголовка отправлялась в хранилище.
Приступим? – спросил Макаров. – Чего тянуть? Будем учиться раздевать ракетную нашу часть, коль дожили мы с вами до столь счастливой поры.
В управдомы не терпится? – спросил полковник Гаенков. – Успеешь еще…
Однако, Алексей Ермакович, этих "изделий" еще столько, что нам с вами с гаком хватит, – ответил Макаров. – Надемонтируемся досыта.
Тебе-то хватит вполне, а вот моя служба кончается, – отозвался Гаенков. – Стукнет скоро пятьдесят, и выслуги уже тридцать два календарных.
По вас не скажешь, – нисколько не польстил майор Макаров: вид у Алексея Ермаковича был еще хоть куда.
Так и положено, Юрий Иванович. При молодой-то жене…
А пока перекуриваем? – спросил Макаров.
Что ж делать! Спутниковая ситуация. Летит над нами в космосе американец, любопытствует: а что мы гут с тобой затеяли, зачем собрались? Шахту опять же открыли… А вдруг решит, что намерены по США ядерным ударом хватить? Двадцать минут еще надо погодить… По известной тебе инструкции.
Юрий Макаров знал, что операции с боеголовками обычно производились только ночью. Если же, в крайних случаях, начинали работы днем, то во время пролета спутника крышку люка ракетной шахты не открывали. Сейчас был как раз тот случай.
Макаров глянул в небо.
"Лети, лети, – мысленно усмехнулся он. – Слово свое русские держать умеют…"
– Ладно, – сказал майор, – в таком разе перекурим. Угостите сигаретой, товарищ полковник?
Юрий Иванович вообще-то не курил, лишь иногда за компанию с другом-приятелем одну-две сигареты спалит.
– Закуривай, – любезно протянул пачку "БТ" Алексей Ермакович.
К ним подошли командир "головастиков" и Вологодский с Казиевым.
– Все летит? – спросил Вологодский, показывая вверх пальцем.
Никто ему не ответил: вопрос был риторическим; только Макаров пожал плечами.
Нам разрешили дневную отстыковку, а потом а демонтаж. Так что пусть и в работе нас снимает, – сказал он. – Ведь хорошо понятно, для чего мы тут собрались и технику такую пригнали. Да это и на руку нам: убедятся, что русские всерьез готовятся выполнять будущий договор о ласточках мира.
Инструкция, – отозвался шеф специалистов по боеголовкам. – При спутниковой ситуации люк открывать нельзя.
Тогда будем курить, – усмехнулся Макаров, затягиваясь дымом.
А если я не курю? – спросил Казиев.
Собирай вокруг землянику… Тут ее сроду никто не рвал. Зою Федоровну угостишь.
Полковник Гаенков мельком взглянул на произносившего эти слова Юрия Макарова.
Кстати, о птичках, – бодрым голосом сказал он. – Ты, Юрий Иванович, к высокому начальству ближе. Не слыхал, кого нам в главнокомандующие прочат?
Откуда мне знать, товарищ полковник?
Я Ивана Егоровича имел в виду, – пояснил Гаенков. – Он и генерал, и живет рядом с Главным штабом,
Так то же отец! Он и знать будет – не скажет.
Да, Иван Егорович мне хорошо известен, служил у него, – вздохнул полковник. – Вот это был генерал! Помню, как он приказы на нас пробовал. Принесут ему приказ на подпись, а Иван Егорович собирает офицеров, зачитывает громовым голосом, будто на Красной площади выступает, а потом спрашивает: "Ну что? Мурашки бегали?" "Бегали!" – отвечаем дружно. "Значит, приказ хорошо составлен".
Ага, – сказал, улыбаясь, Макаров, – вот вы и раскрыли метод. То-то мы трясемся как осиновые листики, когда получаем приказы касательно ракетной техники. Значит, это вы их сочиняете?
Я, – с гордостью признался Алексей Ермакович. – Но по методе твоего папаши, командир. Словом, как учили… Мурашки бегают?
Не то слово, – отозвался Макаров. – Носятся как оголтелые. И вибрируют.
Почему же вибрируют?
Говорят, что это нынче в моде. Особый вид кайфа. Офицеры рассмеялись.
Время, – сказал полковник. – Будем расходиться. По местам, товарищи!
– Казиев! – крикнул Макаров заместителю, собиравшему поодаль землянику. – Не прозевай момента! Недаром же ты от законного сна отказался.
Затем он пересек бетонированную площадку и занял свое место справа от приблизившейся к крышке люка "царь-пушки", рядом со специальным лазом, через который можно было проникнуть в закрытый оголовок ракетной шахты.
– Внимание! – услышал Макаров голос Гаенкова.
Массивная крышка люка шахты дрогнула и, увлекаемая гидравлическими рычагами, поднялась вверх, заняла вертикальное положение.
Внизу открылся круглый пластиковый экран, который прикрывал боеголовку ракеты…
52
Остров Джекилл, куда летел сейчас майор Тейлор вместе с командиром крыла, располагался по другую сторону пролива, разделяющего два острова и служившего входом в порт Брансуик.
Личный вертолет командира крыла, окрещенный "ночным ястребом", легко взмыл над посадочной площадкой, пересек территорию ракетной базы Мэсситер, приподнялся еще выше, когда проходил над зданием штаба района Береговой охраны, миновал Сент-Саймонс-Саунд и вот уже притормаживал, готовясь зависнуть над бетонной площадкой, примыкавшей к пункту управления пуском, одному из пяти, входивших в эскадрилью МБР, которой командовал майор Джордж Тейлор.
Вы посмотрите здесь все как следует, майор! – громко, стараясь перекричать шум авиационных двигателей, приказал Тейлору командир крыла. – А я слетаю на наш второй пункт управления, проверю тамошнюю обстановку.
Слушаю, сэр, благодарю вас, сэр! – строго по-уставному прокричал в ответ Джордж, поднес два пальца к форменной темно-синей пилотке и выпрыгнул из вертолета на бетонные плиты.
Винтокрылая машина будто почувствовала облегчение от того, что стала весить на двести фунтов меньше. Едва Джордж Тейлор вышел из круга, описываемого лопастями большого винта, вертолет подпрыгнул на метр-два, надсадно заревел, увеличивая обороты, и понесся, наби рая высоту и задрав хвост со вторым винтом, в южном направлении.
Майор остался один. Он сделал несколько резких движений, чтобы размяться, потом привычно огляделся, но задумываясь над тем, что за ним сейчас наблюдают из приземистого домика, в котором находилась охрана. Хотя внешне все выглядело так, будто здесь не было ни души. Но если бы вместо Тейлора с вертолета высадился посторонний человек, то его уже окликнули бы через мощный громкоговоритель, укрепленный на крыше домика и обращающийся по сторонам горизонта.