Германия (Бонн)
Отто фон Мольтке вздрогнул, когда из-за спины у него выросла мощная фигура Курта Хаусхофера. Он никак не мог привыкнуть к неожиданным появлениям шефа военной разведки, проникавшего в его кабинет через замаскированную под книжные полки потайную дверь.
Фон Мольтке сразу нажал красную кнопку на пульте управления. За дверьми кабинета тревожно замигала надпись: "Вход воспрещен!"
- Только что я получил сообщение от нашего агента, который сопровождает террориста Леха Мазовецкого в самолете, выполняющем рейс Кабул - Варшава. Мазовецкий доставил на борт авиалайнера "стингер", упакованный в афганский ковер. Через шесть часов самолет совершит посадку в варшавском аэропорту "Окенце".
- У нас есть два варианта действий, - прищурился министр обороны и вооружений. - Первый, очень эффектный и позволяющий набрать множество пропагандистских и политических очков: дать Мазовецкому возможность приземлиться в Варшаве и привезти ракету в Германию. Если мы арестуем его в тот момент, когда он наведет "стингер" на кабинет канцлера, поляки заткнутся, по крайней мере, на несколько лет. Второй вариант - куда более прозаический. Мы можем предупредить польские органы государственной безопасности о том, что рейсом "ЛОТа" из Кабула в Варшаву прибывает вооруженный "стингером" террорист. Они не откажут нам в любезности арестовать его…
- Второй вариант - более безопасный, - заметил Хаусхофер. - А это стоит всех возможных политических и пропагандистских дивидендов…
Отто фон Мольтке несколько секунд подумал и заявил:
- Будем действовать по второму варианту.
Польша (Варшава)
- Видите самолет? - прокричал в микрофон командир отряда особого назначения министерства внутренних дел Польши Кшиштоф Лещинский.
- Да… да… да… - отозвались подчиненные из разных точек аэропорта.
- Как только он коснется колесами посадочной полосы, начнем действовать по плану!
Вскоре серебристый лайнер с польским флагом на фюзеляже и хвостовом стабилизаторе замер в нескольких десятках метров от окрашенных в защитный цвет автомобилей спецгруппы.
Лещинский терпеливо ждал, когда к лайнеру подъедет трап и первые пассажиры начнут сходить на землю, с тем, чтобы не спугнуть террориста.
* * *
Командир грузового аэробуса "А‑300‑600" "Люфтганзы" Хорст Кюнхакль прикинул, как он проведет в Варшаве остаток дня, и улыбнулся. Спору нет, Варшава по сравнению с Берлином или Мюнхеном грязный город с забитыми автомобилями улицами. Но такого количества красивых девочек, готовых ради долларов на все, Кюнхакль не встречал даже в Кении, куда раньше часто летал. Он не считал себя расистом, но спать с белокожими девушками было гораздо приятнее, чем с негритянками. Тем более, что ласки их стоили почти одинаково.
"Надо бы назвать Варшаву "Сексуальной столицей Европы"", - улыбаясь, подумал Кюнхакль и поудобнее устроился в кресле. Самолет совершит посадку в аэропорту "Окенце" через каких-нибудь пару минут.
Раньше аэробус "А‑300‑600" обслуживали два пилота. Но после нескольких лет успешной эксплуатации этих машин руководство авиакомпании решило, что держать второго пилота - значит, расходовать деньги попусту. Совершенная электроника полностью брала на себя заботу о взлете и посадке аэробуса и уверенно пилотировала его в воздухе. Кюнхакль не без оснований опасался, что на каком-то этапе руководство "Люфтганзы" сочтет и его присутствие в кабине излишним.
Обширный грузовой отсек аэробуса был заставлен наполовину коробками с живыми цветами, наполовину - банками с маслом для двигателей и роторов турбин. Кюнхакль надеялся, что ему удастся быстро оформить сопроводительные документы и менее чем через полчаса появиться в одном из ресторанов на хорошо ему известной Кролевской улице.
* * *
Салон самолета опустел. Расточая направо и налево обворожительные улыбки, Анна протолкалась сквозь толпу спешивших к выходу пассажиров и остановилась возле Леха. Он по-прежнему сидел на одном из задних сидений "Боинга".
- На летном поле стоят… - деревянным голосом начала Анна.
Лех оборвал ее коротким:
- Уже видел…
- Что же делать? - прошептала стюардесса. Сейчас она походила на блондинку кисти Пальма Веккьо, которую Лех видел в Национальной галерее в Лондоне.
- Ничего, - усмехнулся поляк. - Готовиться к следствию, суду и заключению в тюрьму.
* * *
- Что за черт! - прошептал Хорст Кюнхакль, с ужасом наблюдая за тем, как аэробус, внезапно изменив курс, начинает круто пикировать на летное поле в районе пассажирских терминалов. Он схватился за рукоять управления, резко потянул на себя. Однако это не оказало никакого воздействия на траекторию полета самолета. Наоборот, она стала еще круче. Серые плиты взлетно-посадочных полос "Окенце" неумолимо приближались. Вскоре Кюнхакль мог уже различить зазоры между ними.
Его плечи ссутулились, голова поникла. Что бы пилот ни делал, он был не в силах предотвратить гибель самолета. Совершенная электронная система управления и навигации позволяла пилоту отдыхать, летая на "Аэробусе". Но она же делала его абсолютно беспомощным в случае отказа компьютерных систем. На ручное управление перейти было невозможно.
В последнюю секунду Хорст вспомнил, что говорил ему и другим пилотам грузовых лайнеров "Люфтганзы" инструктор на курсах повышения квалификации в Дюссельдорфе полтора года назад: "Шанс выхода аэробуса из строя - один из сотни тысяч". Что ж, судьбе угодно именно на нем проверить эту математическую закономерность…
* * *
- Погоди, - вдруг яростно прошептал Лех.
Стиснув зубы, он ринулся вслед за последней пассажиркой, покидавшей салон лайнера. Террорист настиг ее, когда Вера Наумова уже перенесла ногу в дорогой красной туфле через порожек самолета, готовясь ступить на трап.
- Обожди, красотка! - с деревянной улыбкой сказал Мазовецкий, стискивая локоть пассажирки. В спину Веры уткнулось тупое дуло пистолета, и она покрылась холодным потом.
- Мы еще поглядим, как запоют эти подонки, когда увидят, что взяли заложницу! - криво улыбнулся Мазовецкий. Его глаза сверкнули: - Тем более такую красивую!
Вера умоляюще взглянула на стюардессу, но та пустыми глазами смотрела мимо нее. Ей было не до сантиментов. Инстинкт самосохранения в этот критический момент сработал у Леха. Требовалось напрячь все силы, как духовные, так и физические, чтобы продумать, как попытаться реализовать этот ничтожный в последнее мгновение подвернувшийся шанс вырваться из глухого тупика.
В эту секунду трап задрожал от топота десятков ног. Бойцы отряда особого назначения рвались на штурм лайнера.
Неожиданно уши Леха заложило от страшного грохота. "Боинг" дернулся в сторону и с обломленным крылом повалился на бок. На Леха и Анну, отброшенных к иллюминаторам, посыпались пластмассовые детали обшивки салона. От ядовитого серого дыма горло раздирало словно наждаком.
- Где… "стингер"? - прохрипел Лех.
Анна уставилась на него безумными глазами. До нее не доходил смысл вопроса.
- Куда ты положила "стингер"? - настойчиво повторял Лех.
- Рядом с дверью, - выдавила Анна.
Лех с трудом поднялся, перешагнул через распростертую без каких-либо признаков жизни на полу Веру и заковылял к двери. Неожиданно прогремел мощный взрыв. Корпус сильно тряхнуло, Лех потерял равновесие и упал на пол. Он сильно кашлял - с каждой минутой дышать становилось все труднее.
- Подожди! - послышался сзади истошный крик Анны.
Она рвалась вслед за Лехом.
- Не бросай меня!
Но поляк даже не оглянулся. Он подсознательно чувствовал: вызванные взрывом всеобщие суматоха и растерянность - его единственный шанс на спасение.
- Не оставляй меня одну! - молила Анна.
Но для Леха не существовало сейчас ничего, кроме "стингера", до которого он должен был во что бы то ни стало доползти.
Наконец он добрался до нужного отсека "Боинга", до неузнаваемости искореженного взрывом. Лех сразу узнал "стингер" благодаря афганскому ковру, в который была запеленута ракета. Он ухватился за его край и изо всех сил потащил на себя. Высвободив "стингер" из-под обломков, Лех подпрыгнул и уцепился руками за край дверного проема. Подтянувшись, выбрался наружу. Переводя дыхание, уселся на искореженную и почерневшую от копоти обшивку "Боинга".
Рядом догорал остов большого самолета. Лех понял, что произошло. В бетонные плиты взлетной полосы врезался аэробус. Взрывная волна разметала бойцов спецгруппы, опрокинула "Боинг" и сломала его крыло. Грузовой лайнер пылал, и огонь перекинулся на пассажирский "Боинг".
Прикрывая лицо ладонью, чтобы спастись от нестерпимого жара, Лех зорко оглядывался по сторонам. К горящим останкам "Боинга" и аэробуса, завывая и мигая синими огоньками, мчались пожарные машины и "Скорая помощь".
- Лех! - послышался снизу голос Анны. - Где ты?
- Я здесь, наверху, - спокойно ответил Лех. - Подай мне "стингер".
Стюардесса нагнулась, с трудом подняла ракету и протянула ее Леху, который бережно положил "стингер" на обшивку.
- Давай руку…
Черный от сажи и копоти, Лех вытащил дрожащую Анну из "Боинга", лег на живот и, притормаживая руками, съехал по полукруглому краю обшивки на бетон.
- Бросай ракету! - крикнул он.
Анна нетвердыми руками приподняла "стингер", бросила Леху. Поляк поймал его и уложил между ног.
- Теперь прыгай!
Стюардесса, закрыв глаза, прыгнула. Лех бережно подхватил ее и опустил рядом с собой.
- А теперь бежим! Самолет может в любую минуту взорваться!
Не успели они отбежать от останков "Боинга", как над ними взметнулся столб оранжевого огня, сопровождаемый взрывами, подобными раскатам грома.
Анна и Лех бросились на прохладный бетон и несколько секунд неподвижно лежали, уткнувшись в шероховатую поверхность плит. Потом Анна вскочила на ноги и бросилась бежать. Лех остался лежать на бетоне. Встревоженная стюардесса оглянулась, но Мазовецкий по-прежнему не двигался с места.
Превозмогая страх, Анна вернулась к нему. Заглянув Леху в лицо, увидела, что глаза поляка закрыты, а зубы плотно сжаты. Мазовецкий тихо постанывал, и Анна поняла, что он ранен.
Она прижала ухо к его груди. Сердце Леха громко билось. В эту секунду, визжа тормозами, к ним подъехала машина "Скорой помощи". Выскочившие из нее санитары мгновенно оценили ситуацию. Они положили Леха на носилки и внесли в машину.
- Вы поедете с ним? - спросил один из санитаров Анну.
- Конечно!
Анна торопливо подхватила "стингер" и уселась на железной скамье между носилками и корпусом машины, которая сразу же сорвалась с места.
Останки двух самолетов уже окружила плотная цепочка врачей, работников службы безопасности "Окенце", всех, кто был в этот час свободен от оформления пассажиров или багажа. Они с тревогой и надеждой всматривались в горящие обломки, надеясь, что в этой свалке отыщется хоть кто-нибудь живой. Пожарные машины заливали огонь пенистыми струями из мощных брандспойтов.
* * *
Отсек автомобиля "Скорой помощи", в котором были установлены носилки с Лехом, отделялся от кабины, водителя и врача, матовой перегородкой. До склонившейся над Лехом Анны доносились приглушенные голоса медиков.
Внезапно Мазовецкий приподнялся на локтях и осмысленно посмотрел в глаза стюардессе.
- Со мной все в порядке, - улыбнулся он остолбеневшей Анне. - Нам надо поскорее выбраться отсюда.
Германия (Бонн)
Помедлив, Отто фон Мольтке снял трубку. Звонил Курт Хаусхофер.
- В наши планы вмешался слепой рок, - взволнованно кричал он. - В тот момент, когда предупрежденная нами польская спецгруппа готовилась ворваться в кабину, где находился Лех Мазовецкий, в самолет компании "ЛОТ" врезался грузовой аэробус нашей "Люфтганзы".
- Выходит, Мазовецкий погиб?
- Скорее всего. Наш резидент в Варшаве сообщает, что сейчас на месте происшествия в "Окенце" царит паника. Все растеряны, мечутся вокруг горящих обломков и не знают, что предпринять. Если ко мне поступят дополнительные сведения, я немедленно доложу!
Польша (Варшава)
Машина "Скорой помощи" мчалась по улицам Варшавы, почти не снижая скорости. Но тут Лех и Анна почувствовали, как она замедлила движение и вскоре совсем остановилась.
Лех приподнял белую занавеску и выглянул в окно. Так и есть. Грохольская была перекопана строителями. Через узкий проход с трудом могла проехать лишь одна машина. Мигалки и сирена здесь уже не помогали.
- Бери "стингер" и убегай! - прошептал Лех. - Он осторожно открыл заднюю дверь машины. - Давай!
Анна подхватила ракету и вылезла на улицу.
- Береги "стингер"! - крикнул ей вдогонку Мазовецкий. В это время проход освободился и "Скорая помощь" ринулась вперед. Анна отскочила в сторону, освобождая дорогу рванувшимся вслед автомобилям. Встав на обочину, вытянула правую руку и через пару минут уже сидела в такси.
Германия (Бонн)
Заседание германского кабинета подходило к концу, когда помощник Фишера положил ему на стол пакет с пометкой: "Срочно! Важно!"
Канцлер разорвал пакет. Там оказалось донесение немецкого посла в Варшаве.
Члены кабинета ждали, пока канцлер не закончит чтение. Наконец Фишер оторвался от послания и с раздражением посмотрел на Отто фон Мольтке:
- Посол сообщает, что его утром вызвал министр иностранных дел и предъявил нечто вроде ультиматума: либо мы выплачиваем польскому министерству внутренних дел полуторамиллионную компенсацию, либо они раздуют шумиху о "новых немецких провокациях".
Речь идет о том, что неделю назад ваш заместитель Хаусхофер потребовал арестовать в аэропорту "Окенце" прибывающего из Афганистана с несколькими ракетами "стингер" террориста Мазовецкого. Хаусхофер утверждает, что с помощью "стингеров" Мазовецкий собирался совершить на меня покушение. Поляки выслали для захвата террориста спецгруппу. Но в это время рядом с "Боингом", на котором он прибыл из Кабула, в землю врезался лайнер "Люфтганзы". Бойцы отряда особого назначения погибли, чудом спасшегося Мазовецкого доставили в реанимацию. Анализ места происшествия показал: в прибывшем из Кабула "Боинге" "стингеров" не оказалось. Поэтому поляки считают, что Хаусхофером затеяна провокация с целью замарать доброе имя Польши обвинением в терроризме. Они требуют компенсации за жизнь и снаряжение погибших бойцов - полтора миллиона марок.
Фон Мольтке подавленно молчал.
- Не могли бы вы разъяснить членам кабинета, в чем замысел всей этой комбинации? - язвительно спросил Шпеер.
- Мазовецкий попал в поле зрения нашей разведки после того, как нарисовал свастику на лобовом стекле "мерседеса" немецкого посла в Варшаве и угодил в тюрьму, - проронил фон Мольтке. - Агентурные данные позволяли подозревать его в антигерманских настроениях и склонности к террористическим актам против крупных государственных деятелей. Поездка Мазовецкого в Афганистан встревожила нас. Мы решили, что он отправился туда за оружием, оставшимся после войны афганских моджахедов против Советов. А в девяноста девяти случаях из ста за "стингерами" ездят в Афганистан. Мазовецкий проник на борт самолета в Кабуле, минуя регистрацию. Он подъехал к лайнеру на собственной машине и внес сверток, который по всем параметрам походил на обернутый ковром "стингер". Вот и судите сами, - повысил голос фон Мольтке, - надо или не надо было предупреждать польские власти…
- Демагогия, - недовольно фыркнул Шпеер.
Но остальные члены кабинета не разделяли мнения министра иностранных дел. Это ясно читалось на их озабоченных лицах.
- Компенсацию полякам, видимо, придется выплатить, - заметил канцлер. - В конце концов, полтора миллиона марок для германской экономики - ничто. А министру иностранных дел я бы посоветовал, - ледяным тоном добавил он, - воздерживаться от опрометчивых замечаний…
Польша (Варшава)
Анна разлила в хрупкие фарфоровые чашечки крепко заваренный цейлонский чай, поставила на поднос вазочку с сахаром и несколько маленьких коробок джема. С полминуты собравшиеся в квартире Тадеуша Бальцеровича заговорщики молча размешивали сахар.
- "Стингер" у нас есть, - скупо, улыбаясь одними уголками рта, произнес Лех. - Осталось кинуть жребий, кто будет стрелять в канцлера. Анна, нарежь бумажки.
Девушка поставила чашечку на поднос и вышла из комнаты. Через минуту она вернулась со стопкой аккуратно нарезанных картонных квадратиков.
- Один из них помечен крестиком. Кому он выпадет, тот и будет стрелять в Фишера, - тряхнула головой стюардесса.
- Надо принести глубокую вазу, - посоветовал Лех.
Анна вернулась с вазой. Лех бросил туда картонные квадратики, энергично встряхнул, поставил на стол и предложил:
- Тяните!
Первым вызвался Тадеуш Бальцерович. Его рука, вытянувшая кусочек картона, дрожала, и Лех ясно видел, как волновался заговорщик. Картонный квадратик был девственно чист.
Мазовецкий крякнул и сам потянул жребий. Тот же результат. Следующим тянул жребий Яцек Михник. Губы его зашевелились в молитве.
- Пресвятая Богородица, спаси и сохрани… - шептал Яцек.
Однако исполнить приговор должен был кто-то другой.
Войцех Куронь и Анна тоже вытянули пустой квадратик. Бронислав Герек, оставшийся последним, до крови закусил губу и вытирал вспотевший лоб платком. В вазе остался последний кусочек картона - тот самый, на котором Анна начертила крест.
- Это не по правилам! - взмолился Герек, оглядываясь на заговорщиков. - Мы должны были сначала кинуть жребий и решить, в каком порядке будем его тянуть…
- Ну! - рявкнул Лех.
Лицо Герека исказила гримаса, он даже не шевельнулся.
- Тяни же! - прохрипел Лех.
Казалось, еще минута и он вцепится Гереку в горло.
Бронислав запустил руку в вазу и вытянул оттуда картонку с крестиком. На него жалко было смотреть.
- Я никогда не предполагал, что именно мне придется убивать канцлера! - горько заключил он.
- Лех, а ведь это и в самом деле несправедливо! - вмешалась Анна. - Бронислав сказал дельную вещь. Прежде, чем тянуть жребий, нам стоило решить, в какой последовательности это делать.
Во взоре Герека появился слабый проблеск надежды. Он даже не ожидал, что у него найдется защитник.
- Анна права, - как и следовало ожидать, поддержал девушку Тадеуш Бальцерович.
"Прямо Тристан и Изольда, черт их возьми", - подумал Лех, обводя остальных пытливым взором. Прочитав в глазах Михника согласие с Анной и Тадеушем, процедил:
- Будь по-вашему.
После нескольких туров жеребьевки очередь вытягивать жребий определилась в следующем порядке: Лех, Герек, Михник, Тадеуш, Анна, Куронь.
Лех злился, что они слишком много времени потеряли на решение организационных вопросов. Он постарался побыстрее вынуть из вазы картонный квадратик. Пусто.
Тянувший вслед за ним жребий Герек, напротив, не спешил. Он долго перебирал пальцами кусочки картона, пытался даже заглянуть в вазу. Наконец решился и… вытащил картонку с крестом!
- Это - судьба, - с выражением суровой решимости на лице заключил Мазовецкий.
Анна поставила вазу в дальний угол комнатки и заговорщики стали прикидывать, когда лучше совершить покушение на Гельмута Фишера.
Они яростно спорили, стараясь, впрочем, не слишком шуметь. Герек сидел с потерянным лицом и машинально теребил конец галстука. Его тоскующий взгляд вопрошал: "За что?"