Он подошел к одной из ширм, увлекая за собой Веру. Повернул ширму, и циркачка увидела несколько больших цветных фотографий. На них была сфотографирована она… в обнаженном виде.
Присмотревшись к снимкам, которые могли бы занять достойное место в "Плейбое", Вера поняла, что их сделали скрытой камерой в артистической уборной, когда она выходила из душа.
Тут только Вера догадалась обо всем.
- Я думаю, в жизни ты еще красивее, чем на фотографиях, - хихикнул банкир. - Раздевайся же!
- Чего вы хотите от меня? - дрожащим голосом спросила девушка.
Вальман замялся.
- Ну, это самое… - Он неопределенно махнул рукой в воздухе. Непонятливость циркачки раздражала его. "Чертов Тюренн! - злобно подумал он. - Сказал ведь, что достаточно напоить девчонку хорошим вином, и она исполнит самые буйные мои фантазии. А эта тварь вылакала не меньше полбутылки "Белле" и изображает из себя недотрогу!"
- По-французски это называется "делать любовь", - сердито передернул узкими голыми плечами банкир. - За это ты и будешь получать сорок тысяч франков в месяц. Давай, давай, раздевайся. Я же ясно сказал: мне завтра на работу!
И тут Вера решилась на отчаянный шаг, какого сама от себя не ожидала. Она подошла к Вальману и, размахнувшись, залепила ему звонкую пощечину. Тщедушный банкир едва удержался на ногах.
- Негодяй! - яростно выкрикнула Вера и выбежала из спальни. Промчавшись мимо ошеломленного лакея, девушка выскочила в сад.
Свежий ночной ветер освежил ее горящую голову. Она быстро сориентировалась, подошла к воротам виллы, откинула задвижку калитки и оказалась на дороге.
В этот поздний час район богатых вилл словно вымер. Нечего было и думать поймать такси. Они не заезжали в квартал, где у каждого было не по одному автомобилю.
Вера вздохнула и зашагала в сторону Парижа.
* * *
Франсуа не стал скрывать своей ярости.
- Ты самая настоящая идиотка! - кричал он в телефонную трубку. - Собственными руками разрушить свое счастье! Нет, на это способны только сумасшедшие русские.
Вера пыталась что-то сказать в ответ, но Франсуа рявкнул:
- Не желаю и слушать тебя! - и швырнул трубку.
Когда в семь вечера Вера подошла к служебному входу арендованной Тюренном цирковой площадки, ей преградил дорогу привратник.
- В чем дело? - возмутилась наездница. - Через двадцать минут мой выход!
- Вы уверены? - издевательски улыбнулся сторож. На вид ему было далеко за шестьдесят. "Пенсионер, - с презрением подумала Вера. - За какие-нибудь сто франков - солидная прибавка к пенсии, нечего сказать! - верно служит Тюренну. Как дворняжка за мозговую кость".
- Конечно. Да взгляните на афишу!
Старик рассмеялся дробным смехом:
- Посмотри-ка лучше сама, да повнимательнее.
Предчувствуя недоброе, Вера кинулась к ближайшей тумбе. На ней была наклеена огромная афиша цирка "Монплезир": "САМАЯ ЛУЧШАЯ ПРОГРАММА В МИРЕ!"… "БИЛЕТ В НАШ ЦИРК ПРЕКРАСНОЕ ВЛОЖЕНИЕ КАПИТАЛА В ВАШЕЙ ЖИЗНИ!" и прочая рекламная шелуха. А вот и перечень актеров: укротитель львов из Алжира, воздушные гимнасты братья Лефевр, клоун Пипо…
После клоуна должна была идти строчка: "русская наездница Вера Наумофф". Но ее заклеили полоской бумаги.
У Веры едва не подкосились ноги. Чувствуя страшную слабость во всем теле, она доплелась до телефонной будки и набрала номер Тюренна. Телефон отвечал издевательскими длинными гудками.
Вечером Тюренн сам пришел на квартиру Веры. Огромный букет красных роз, который он принес с собой, заполнил, казалось, всю небольшую однокомнатную квартирку.
- Половина роз от меня, половина - от Вальмана, - сказал владелец "Монплезира". - Он по-прежнему к тебе хорошо относится…
Вера стояла с каменным лицом. Тюренн непринужденно уселся в единственное кресло, закинул ногу за ногу, достал из кармана начатую пачку "Голуаз". По комнате пополз вонючий дым.
- Если бы я был на твоем месте, то с радостью согласился выполнить прихоть Вальмана, - заметил Франсуа. - Знаешь, почему? Потому что за его любовью стоит в действительности полная стариковская немощь. Банкиру восемьдесят три года! Ну поцелует, погладит - и не более того! И это за сорок тысяч франков в месяц!
Не найдя пепельницу, он подошел к окну, распахнул его и выбросил окурок наружу.
- Подумай, дорогая. Хорошенько подумай! - веско произнес Франсуа и хлопнул дверью.
Выходя из подъезда, он услышал над своей головой какой-то шелестящий звук. Франсуа задрал голову, но отскочить не успел. Несколько роз, выброшенных Верой, оцарапали своими шипами его лицо.
Прижав к лицу платок, Тюренн кинулся к машине.
- Стерва! - прорычал он, выруливая на автостраду.
Три дня спустя, когда у Веры осталось всего двести франков, Тюренн позвонил ей и снова предложил "одуматься". Вера швырнула трубку на рычаг.
На следующее утро она вооружилась воскресным приложением к "Фигаро" и стала методично обзванивать все парижские цирки. Наумова надеялась, что после хвалебных отзывов о ее выступлениях в прессе она сможет без особого труда найти работу.
Действительно, сразу пять цирков предложили ей явиться на просмотр. Торопливо записав адреса в книжку, Вера поспешно оделась, поймала такси и отправилась в стоявший первым в списке "Житан".
Хозяин цирка, улыбчивый толстяк Джованни Моруа, вывел на арену лошадь и предложил Вере показать несколько трюков.
Наездница несколько раз спрыгнула с лошади, встала на ходу в седло, прокрутила в воздухе двойное сальто… Джованни сказал:
- Довольно. Я готов подписать контракт на полгода. Двадцать тысяч франков в месяц и бесплатное питание в дни выступлений тебя устроят?
- О да!
Вера молча вознесла горячую хвалу Богу. Удача снова улыбалась ей!
Джованни провел ее в свой небольшой кабинет и закрыл дверь на замок.
- Чтобы нам никто не мешал, - криво улыбнулся он.
Затем вытащил из стола бланк договора и стал проставлять цифры в пустых графах - 6 месяцев, 20 тысяч франков… Хозяин протянул бланк, и Вера торопливо расписалась.
- Ну, а теперь, киска, ты должна отблагодарить доброго Джованни, - возбужденно сказал он и стал срывать с Веры платье.
Благодаря многолетним тренировкам циркачка была много сильнее нетренированного мужчины. Она без труда перехватила руки Джованни и оттолкнула его от себя.
- Я пришла выступать в цирке, но не спать с вами! - выкрикнула Вера.
- Согласен, киска, пункта о том, что ты должна спать с директором цирка, в договоре нет, - ответил Джованни. - Но если ты не согласишься, я не подпишу договор. Только и всего.
Он снова приблизился к Вере и попытался схватить ее за грудь, но циркачка была начеку. Отшвырнув в сторону хозяина цирка, она отперла дверь и выбежала из кабинета Моруа.
- О, дьяболо! - вскричал Джованни и, отдуваясь, выбежал вслед за Верой. - Запомни, крошка, в других цирках будет точно так же! Ты еще вернешься ко мне! - прокричал он ей вслед.
На улице моросил мелкий дождь. Город показался Вере серым и унылым. На душе у нее было скверно. Слова Моруа не шли из головы.
И все же она поймала такси и поехала в цирк "Фонтан", - второй в ее списке. Располагался он в Беллевилле и выходил фасадом на Рю-дю-Фобур-дю-Тампль.
Расплатившись с шофером и поплутав по коридорам, Наумова нашла кабинет директора.
Цирком руководил Оле Свенсон, высокий худой швед с жидкими бакенбардами на унылом лице. Он больше походил на сельского пастора, чем на директора.
Подав Вере руку, Свенсон задал ряд коротких и точных вопросов. Затем кивнул головой:
- Да, да, русская наездница Вера Наумофф может подойти моему цирку.
Вера, наученная общением с Моруа, предложила составить контракт. Однако швед сказал:
- Давайте сначала посмотрим лошадь, на которой вам придется выступать…
Наездница послушно пошла за Свенсоном в теплую конюшню. В чистом стойле жевала овес красивая серая лошадь в яблоках.
- Марта! - похлопал ее по крупу Свенсон. - Очень смирная. Послушная. Выполняет все, что от нее требуется. Надо только не забывать время от времени угощать ее кусочком сахара…
Лошадь понравилась Вере. Ей вовсе не требовалась горячая кобылица с горящими глазами. Чем смирнее и послушнее лошадь, тем лучше.
Рядом со стойлом Марты лежала огромная охапка сена. Настоящий стог.
- Романтично, не правда ли? - показал на него Свенсон. - Совсем как в деревне. Вы ведь из России?
- Да…
- Ну так покажите, как занимаются у вас любовью деревенские бабы! - вскричал Свенсон и повалил Веру на пахучее сено.
Девушка даже не успела вскрикнуть, как швед расстегнул молнию на ее платье, обнажил крепкие груди и стал страстно целовать в губы и в шею.
Поняв, что с минуты на минуту она падет жертвой разнузданной похоти директора "Фонтана", Вера начала яростно извиваться под Свенсоном. Но это лишь раззадорило директора. Он оголил Веру до пояса, поцелуи его становились все более жадными, а правую руку он уже запустил ей под трусы.
Наумовой не оставалось ничего другого, как вцепиться ногтями в лицо шведа. Свенсон охнул от боли и отпустил девушку.
Не теряя времени, Вера натянула порванное платье, схватила сумочку и бросилась к выходу из конюшни.
Свенсон поднялся с охапки сена и, пошатываясь, пошел вслед за ней. Он никак не мог понять, почему добыча ускользнула от него. Ведь все складывалось так удачно…
Вере потребовалось собрать всю свою волю, чтобы не разрыдаться, когда она выбежала на Рю-дю-Фобур-дю-Тампль. Меньше чем за сутки ей трижды предлагали переспать с мужчинами, которые не вызывали у нее никакого интереса.
Наумова вздрогнула, представив себя в постели с Мишелем Вальманом. Потом раскрыла кошелек и торопливо пересчитала оставшиеся деньги. Восемьдесят франков. А через неделю предстоит платить за квартиру…
Стиснув зубы, она села в такси и назвала адрес:
- Авеню Эмиль Золя.
Там находился цирк "Массена". Вера решила, что это будет ее последней попыткой. Цирк представлял собой большой стеклянный ангар. В нем могла бы свободно разместиться хоккейная площадка. Прежде чем зайти к директору, Вера осмотрела зрительный зал. Он вмещал не меньше трех тысяч зрителей.
Вздохнув, Вера толкнула высокую черную дверь директорского кабинета.
За маленьким столом большой комнаты сидел молодой мужчина в сером пиджаке и голубом галстуке. Улыбнувшись, он протянул Вере визитную карточку: "Максим Берси. Директор" и поздоровался:
- Очень приятно, мадам Фландр!
- Боюсь, вы с кем-то меня перепутали, - наморщила лоб Вера. - Моя фамилия Наумова, и я пришла к вам по поводу работы.
- А, Вера Наумофф, русская амазонка! - вскричал Берси. - Очень, очень приятно! Садитесь.
Вера присела на краешек стула. Берси выдвинул один из ящиков стола, достал оттуда прозрачную папку с вырезками:
- О вас много пишут. И только восхищенно!
- Спасибо…
- Разумеется, я с удовольствием возьму вас к себе. Вы пьете, курите? - спохватился Берси. Видя, что Вера замялась, начал быстро перечислять: - Красное или белое вино, "Чинзано", коньяк, сигареты, гаванские сигары…
- Ну, можно белого, если не возражаете.
После ужина у Вальмана Вера не могла смотреть на красное вино без отвращения.
Берси подошел к вделанному в стену бару, распахнул его и вытащил бутылку. С ловкостью фокусника ввинтив штопор в пробку, он налил в высокий конусообразный бокал прозрачного "Барон де Пулли-Фюме".
- Дайте вину отстояться! - предостерегающе взмахнул он рукой. - Оно только что из погреба!
Вера послушно поставила бокал на край стола. Директор цирка закурил гаванскую сигару и, выпустив под потолок большой клуб дыма, проговорил:
- Я хотел бы выпустить вас на арену уже завтра. К чему тянуть? Условия таковы: тридцать тысяч франков в месяц. Если зал заполнен на восемьдесят процентов, все артисты получают дополнительные премии. - Условия Берси были просто великолепными и Вера уже хотела выразить свою благодарность, но директор перебил ее: - А теперь - пейте вино!
Вера послушно осушила бокал до дна. Наконец-то она встретила нормального человека, который, предлагая работу, не требовал стать его любовницей.
- Подождите минутку, я попрошу секретаршу отпечатать контракт, и мы его подпишем, - улыбнулся Берси и вышел из кабинета.
Вера задумчиво повертела пустой бокал между пальцами и поставила его обратно на стол. Она усмехнулась. Конечно, пришлось понервничать, но она все же сумела утереть нос самонадеянному Франсуа Тюренну и его отвратительному другу - банкиру. "Они думали, что, когда у меня кончатся деньги, я приползу к ним на коленях и соглашусь на все их условия. Не вышло!"
Но успех дался Вере нелегко. Она здорово устала. Хотелось прилечь и ото всего отключиться. Когда дверь кабинета открылась и вернулся Берси, Вера подавила зевок и поднялась навстречу директору.
- Сидите, - улыбнулся Берси. - Мне надо все проверить и поставить свою подпись.
Вера снова уселась, ее неудержимо тянуло в сон, ноги и руки сделались какими-то ватными, безвольными.
Берси подписал контракт и искоса посмотрел на Веру. Потом встал из-за стола и подошел к своему бару. Нажал на какую-то кнопку, деревянные лакированные панели бара разошлись и открылась дверь в спальню с большой кроватью, покрытой розовым атласным одеялом.
Поймав взгляд Веры, Берси широко улыбнулся… и стал снимать пиджак, рубашку, брюки…
Все повторялось. Директор "Массена" подошел к Вере, подхватил ее на руки и перенес на кровать. Расслабленное вялое тело наездницы перестало ей подчиняться. Да и мысли в голове текли вяло и безразлично.
Максим Берси со знанием дела раздел Веру и, прерывисто дыша, овладел ею, не давая вырваться из его объятий. Тут только до Наумовой дошло, что ее опять обманули… Но она была уже не в силах сопротивляться и погрузилась в горячее забытье.
Открыв глаза, Вера поняла, что лежит совершенно обнаженная на широкой кровати, а рядом на стуле аккуратно развешаны ее белье и платье. У ножек кровати стояли черные туфли.
В раскрытую дверь она увидела Берси, который, включив настольную лампу, что-то прилежно писал в своем кабинете. Увидев, что Вера проснулась, он встал из-за стола и подошел к ней.
Вера попыталась натянуть на себя одеяло. Тщетно. Толстая материя выскальзывала из слабых пальцев. Берси подошел к бару, достал стакан, плеснул туда какой-то бесцветной жидкости.
Он поднес к губам Веры стакан, но она инстинктивно отодвинулась.
- Пей! - приказал Берси. - Не бойся… Эта водичка приведет тебя в чувство.
Вера сделала осторожный глоток. Берси вышел и снова уселся за свой письменный стол.
Циркачка и в самом деле стала постепенно приходить в себя. Собравшись с силами, слезла с кровати и, повернувшись к директору спиной, стала торопливо одеваться.
- Присядь, - повелительно проговорил Берси.
Вера нехотя подчинилась. Ее лицо залила краска. Что может быть позорнее для женщины, чем отдаться мужчине против своей воли!
- В цирк я тебя взять, конечно, не могу, - спокойно заявил Берси. - Мне нужны артистки с устойчивой репутацией. Признанные "звезды", одно имя которых может собрать полный зал. Ты же годишься только для маленьких цирков типа "Монплезир", которые стоят на грани краха и хватаются за любую возможность.
Каждое слово Берси обрушивалось на Веру, словно удар хлыста. Экзекуция продолжалась.
- Но я могу предложить тебе должность… моей любовницы. Плата - сдельная. Двести франков за ночь. Плюс деньги на питание. Шофер будет возить тебя по магазинам. Мужчина я здоровый, молодой. Не то что этот сладострастный старикашка Вальман. Тебе будет со мной приятно!
Берси легко перехватил руку Веры, которая попыталась залепить ему пощечину.
- Чтобы ты запомнила, повторю еще раз, - спокойно проговорил он. - Двести франков за ночь. Деньги на еду. И мой шофер днем в твоем распоряжении. А теперь иди.
Вера, пошатываясь, направилась к выходу из кабинета. В коридоре стояли, облокотившись о стенку, два здоровенных парня в джинсах и серых кожаных куртках.
- Если вздумаешь жаловаться - не важно, в полицию или в газеты, - крикнул ей вдогонку Берси, - эти ребята сделают из тебя котлету. А теперь проваливай. Пока ты не стала моей любовницей, тебе придется самой позаботиться о транспорте.
Когда Вера вышла на улицу и стала ловить такси, один из громил догнал ее и всунул в руку конверт:
- От шефа. Двести франков…
Тюренн больше не звонил и роз не приносил. Но когда однажды вечером Вера вышла прогуляться, из-за темных кустов неожиданно выскочили двое здоровых парней в одинаковых черных плащах. Широкие кепи бросали на лица тень.
Циркачку жестоко избили, отняли сумочку, издевательски разбросали по газону пудреницу, помаду, разбили зеркало. Перед тем, как скрыться, один из молодых людей схватил Веру за горло и прошептал:
- Крошка, если будешь и дальше упрямиться, ты не сможешь лечь в постель не то что с восьмидесятилетним стариком, но и с таким молодцом, как я!
Германия (Бонн)
Заседание германского кабинета министров подходило к концу, когда с места поднялся министр обороны и вооружений фон Мольтке.
- Я требую нескольких минут внимания, - объявил он. - Всем известно, как много значит для нации ее лидер. Тем более в такой переломный для Германии момент, как сейчас. Господин Гельмут Фишер - не только олицетворение германской нации. Он также символ ее устремленности в будущее, несгибаемого духа, упорства в достижении поставленных целей. Мы это понимаем и ценим. Но это отлично понимают и наши враги. Поэтому, - повысил голос фон Мольтке, - участились попытки лишить жизни нашего канцлера!
- Вы серьезно думаете, что мне угрожает опасность? - спокойно спросил Фишер.
- Говорю вам, господин канцлер, что тот, кто засыпает на мине с зажженным фитилем, может считать себя в полной безопасности по сравнению с вами! Впрочем, гораздо лучше, чем я, об этом может сообщить шеф военной разведки Германии Курт Хаусхофер.
Отто фон Мольтке сел, и в зал заседаний протиснулась плотная фигура Хаусхофера. В молодости, проходя курс обучения в Геттингенском университете, Курт увлекался борьбой. Был неоднократным чемпионом Германии - сначала среди студентов, а затем и в общем зачете. В домашней коллекции медалей Хаусхофера хранилось несколько серебряных и бронзовых наград мировых и европейских первенств. Он и сейчас не меньше двух раз в неделю забегал в борцовский зал "размять старые кости".
- На нашего канцлера готовят покушение в основном поляки. На их совести - девяносто пять процентов заговоров. Они видят в господине Фишере символ объединенной Германии, стремящейся к экспансии на восток. Я не хочу вдаваться в подробности, так это или нет. - Подняв руку, Хаусхофер успокоил взбудораженных членов кабинета. - Я стараюсь нарисовать лишь объективную картину. Наши противники считают канцлера именно таким. Поэтому я уверен: следует принять усиленные меры безопасности. - Он оперся руками о край стола и напряг свою бычью шею. - Наше столетие уже знает примеры убийств Кеннеди, Зия-уль-Хака, Индиры Ганди и других политиков. Я не хочу, чтобы в этом списке фигурировал Гельмут Фишер, который пользуется нашей общей любовью!
- Что конкретно вы намерены предложить? - нетерпеливо воскликнул Шпеер. Он терпеть не мог демагогии.