- Да, Михаил Петрович Травин. Его не было в Трубеже в день убийства. Он прилетел сегодня в одном самолете с тобой.
- Уж не сидел ли я рядом с ним?
- Точно. Мы ведем его от самой Москвы. Мой сотрудник ведь летел с вами.
Леденев рассмеялся.
- Значит, и меня "вели" тоже? Лихо! А что, есть против Травина нечто серьезное?
Корда покачал головой.
- Пока одна логика, так сказать, гипотетические посылки. Он имеет доступ к материалам и был близок с погибшей. Это все. Одним словом, профилактика.
- А Киселев?
- За ним пока ничего нет. Держим под наблюдением Киселева. Парень крепко переживал смерть Марины Бойко, а может быть, и притворялся. Пару раз напился, за это его даже от показательных соревнований отстраняли. Сейчас как будто успокоился.
- Попытки связаться с Бойко, письма, телеграммы в ее адрес?
- Почти ничего. За исключением одного. Труп ее обнаружили во второй половине дня. Отправили в морг для вскрытия, а квартиру опечатывать пришли утром. Когда пригласили в понятые старшего по подъезду, он рассказал работникам милиции, что около двух часов ночи к нему прибежала соседка, просила унять подвыпившего мужа. Это из квартиры этажом выше. Он утихомирил буяна и, отправляясь домой, на площадке у дверей Бойко увидел молодого человека, который был как будто пьян. Кепка, надвинутая на лоб, очки и черная бородка. На вопрос, что ему здесь надо, парень пробормотал неразборчивое в ответ и спустился, пошатываясь, вниз. Как ни странно, но старший по подъезду ничего еще не знал о смерти Марины Бойко, а к визитам мужчин к ней в этом доме привыкли…
- Думаешь, пришли за документами? - спросил Леденев.
- Допускаю. А почему бы и нет? Мы пригласили старшего по подъезду в милицию, мы всех по этому делу приглашали, только устроили так, чтоб он видел тех, кто бывал у Марины, но ни в ком он не опознал ночного "гостя".
- Борода - примета довольно условная, - сказал Юрий Алексеевич. - Помнишь, как прятал свое обличье под бородой убитый Морозом Бен, когда пытался проникнуть в Палтусову губу?
- Ну как же, - отозвался Корда. - Тогда нам сразу подставили мнимого убийцу, и улик было вдоволь, истинных и ложных. А тут - ничего.
- Так уж и ничего, - сказал Леденев, - ты уж больно мрачно смотришь на вещи, Алеша. Выше голову! Начнем все сначала, поищем кончик, который надо потянуть, чтоб клубок размотался. Не размотается - с другого конца потянем. Главное - спокойствие, Алеша, пусть "они" волнуются, "им" все равно труднее, нежели нам.
- Разве что этим утешимся, - усмехнулся Алексей Николаевич. - Ты сейчас на пляж поедешь?
- Думаю пойти туда, поглядеть натуру.
- Нам вместе появляться пока не стоит. "Они", конечно, знают меня в лицо. Я буду в отделе, ты вернешься и позвонишь мне из гостиницы.
Леденев хотел ответить, что это ему подходит, но не успел.
Звонил телефон.
Юрий Алексеевич поднял трубку и передал Корде.
- Спрашивают тебя, твои, должно быть, парни.
- Да, - сказал Корда. - Так. Понятно. Так. Понял.
Леденев с тревогой смотрел на вытянувшееся лицо начальника горотдела, его глаза, которые сузились, стали жесткими, свинцового блеска.
- Хорошо. Сейчас буду.
Корда отнял трубку, странно посмотрел на нее, осторожно опустил на рычаг, со всхлипом, судорожно вздохнул.
- Ну, товарищ из Центра, - тихо сказал он, - придется нам прокатиться вместе. На пляже убит Игорь Киселев.
"На пляже и убивают тоже"
Его убили ударом ножа в сердце.
- Точный удар, - сказал судебно-медицинский эксперт, осмотрев тело Игоря Киселева. - Профессионально сработано, чисто.
- Вы меня утешили, Василий Кузьмич, - буркнул Корда. - Когда?
- Смерть наступила порядка двух часов назад. Дело тут ясное, по моей, разумеется, части. Ну, а подробности сообщу позднее, когда позволите забрать труп для исследования. Вопросы ставите обычные: другие травмы, яды, алкоголь?
- Пока, да.
Корда повернулся к Леденеву.
- Думаю, что можно увезти труп.
- Конечно. Только…
- Я уже распорядился. Вывезут незаметно. Об этом никто не знает, кроме наших, начальника спасательной станции и того старика.
Он подозвал молодого сотрудника.
- Действуйте, Кирюшин, действуйте так, как я сказал вам. Где эти люди?
- Они на турбазе, рядом, Алексей Николаич. Находятся в отдельных комнатах, ребята из угрозыска присматривают за ними.
- Хорошо.
Труп Киселева аккуратно завернули и вынесли к машине, которую подогнали к сараю, где хранился спасательный инвентарь и произошло убийство. До этого сарай тщательно обследовала оперативная группа, но ни орудия убийства, ни каких-либо следов, могущих навести на преступника, не было найдено.
Леденев и Корда остались вдвоем.
- Что скажешь, Юрий Алексеич? - спросил начальник горотдела.
Леденев развел руками, медленно оглянулся вокруг.
- Что тут сказать, - проговорил он после минутной паузы. - Оказывается, на пляже и убивают тоже.
* * *
Труп Игоря Киселева обнаружил сторож спасательной станции Исидор Матвеевич Еремеев. Это был, на первый взгляд, опустившийся, неопрятный старик, закоренелый алкоголик, алкоголик-профессионал, ухитрявшийся постоянно находиться в состоянии подпития, но никогда не переходить грань, за которой следует отключение от действительного мира. Это не такое простое дело - пить, не переставая, и оставаться приемлемым для общения с другими людьми и исполнения служебных обязанностей. Не каждому такое под силу, а следовательно, уже поэтому Исидор Матвеевич мог обратить на себя внимание.
Вместе с тем для тех, кто окружал Еремеева, он оставался старым чудаковатым "алкашом", или попросту чокнутым дедом, на которого порой находили приступы активной деятельности, и тогда все на спасательной станции ходило ходуном: дед Еремей, как называли его молодые спасатели, затевал большой аврал, "мокрую приборку", с остервенением махал шваброй, мыл стены с мылом, не забыв подключить в эти работы весь штат станции.
Дед Еремей служил в свое время на флоте, уснащал речь морскими словечками и особливо виртуозен был по части боцманского мата. Но старик он был безвредный, отходчивый, мог "поправить" по утрам молодые разгульные головы, потому как втайне изготовлял особое зелье, именуемое им "бормотушкой", жаждущие опохмелиться парни относились к старику с душевной симпатией.
Сторож станции мог напустить на себя профессорский вид, начать говорить так, словно выступал на международном симпозиуме, и приходил в ярость, когда кто-нибудь, еще не предупрежденный заранее, называл его "Сидором Матвеевичем".
- Попрошу не искажать моего имени, молодой человек! - выпаливал громко в лицо дед Еремей, у него все были "молодыми людьми". - Меня зовут Исидор Матвеевич, и никак не иначе!
Старика хорошо знали в городе, хотя вряд ли кто мог рассказать о его жизни. Все судили о нем по тем байкам, которыми удостаивал он слушателей.
Случаи из флотской и иной его жизни взаимоисключали друг друга, всерьез их не принимали, но внимать деду Еремею было интересно. Кое-что он, по-видимому, действительно повидал. А кое-что, видимо, из книг вычитал…
Леденева предупредили по поводу "Сидора" и "Исидора", и Юрий Алексеевич начал допрос старика с исключительной любезностью.
Поначалу он и Корда решили вдвоем допрашивать начальника спасательной станции и ее сторожа, этих двух людей, знавших об убийстве Игоря Киселева.
Потом Алексей Николаевич сказал:
- Возьму-ка начальника станции я себе. Он мало что может сказать, ведь информацию о преступлении получил от Еремеева… А ты стариком займись. Потом обменяемся мнениями и посмотрим, что делать дальше.
Так и порешили.
Леденев вошел в комнату, где ждал допроса Еремеев, вежливо поздоровался, уселся за приготовленный стол, сдвинул стопку бумаги, она уже была положена сюда ребятами из милиции, и сказал:
- Вы будете Исидор Матвеевич Еремеев?
- Совершенно верно.
Старик подобрался, выпрямил спину, гордо воззрился на Леденева.
- Меня зовут Юрием Алексеевичем, - представился Леденев. - Мне поручено расследование убийства гражданина Киселева, а поскольку вы единственный свидетель, то ваши показания…
- Свидетелем убийства я не был, - перебил его Еремеев. - Мною обнаружен труп - и только.
- Совершенно верно, - улыбнулся Леденев, ответив точно так же, как только что отвечал ему сторож. - Вы правы, Исидор Матвеевич. Я выразился не совсем так, как следовало.
- Вам нельзя ошибаться в формулировках, гражданин следователь, - буркнул Еремеев.
- Почему "гражданин", а не "товарищ", Исидор Матвеевич? - продолжая улыбаться, спросил Леденев. - Приходилось бывать в заключении?
Юрий Алексеевич решил при каждом удобном случае называть старика по имени и отчеству, и называть так, как требовал тот от окружающих.
- Нет, - сказал Еремеев. - Сидеть я не сидел, а слышать приходилось, что именно так вас следует величать.
- Можете называть меня просто Юрием Алексеевичем. Вы понимаете, Исидор Матвеевич, что для нас важны мельчайшие подробности, поэтому будьте любезны, расскажите, пожалуйста, как все было.
- Могу и рассказать, мне это не трудно. Я ведь сторожем здесь служу, значит, должен обладать повышенной, так сказать, бдительностью. Ночную вахту сдаю в восемь утра, сдаю дежурному спасателю, он приходит на час раньше других. Сегодня дежурил Киселев. Пришел он за 10 минут, я их так приучил, салаг, пораньше, значит, приходить, как на флоте принимают вахту. Ну вот. Принял он у меня плавсредства, моторный сарай и тот, где его… Ну, понимаете… Принять принял, а расписаться в журнале забыл, вернее, заторопился за пивом, на турбазе, здесь вот, значит, бочку открыли. "Обожди, говорит, дед Еремей, голова со вчерашнего трещит, дай мне баллон, а я за пивком сгоняю". Ну дал ему трехлитровую банку, а сам решил свою голову прочистить и пошел к себе пропустить баночку "бормотушки".
- Чего-чего? - спросил Леденев.
- "Бормотушки". Сие питие изготовляется мною в медицинских целях сугубо для личного потребления. Могу и вас при случае попользовать, помогает от любой хворобы, в том числе и душевной.
- Спасибо, - сказал Юрий Алексеевич. - Как-нибудь воспользуюсь вашим любезным предложением. Итак, Киселев отправился за пивом…
- Никуда он не успел отправиться, бедолага, - горестно вздохнул Еремеев. - Так и умер с тяжелой головой, не опохмелившись. Уж лучше б я ему "бормотушки" налил…
- Значит, за пивом он не ходил?
- Нет. А вы разве не видели в сарае стеклянную банку?
- Была такая.
- Вот ее я ему и дал. Она так и стояла там, пустая, когда увидел его… Не успел он за пивом. Пока я пробу с "бормотушки" снимал, время шло, уже и Лев Григорьевич, наш начальник, должен был подойти, а Игоря нет, и в журнале он не расписался. Пошел я было на турбазу, а потом решил, что так негоже, и меня на станции не будет, и дежурный пропал. Смотрю, Лев Григорьевич идет. Поздоровались. Где дежурный, спрашивает. Тут, говорю, где-то. Принесите, говорит начальник, вахтенный журнал. Он, начальник, как раз по субботам его смотрит и замечания свои оставляет. Сейчас, говорю, принесу. И тут пришла мне в голову мысль: Игорь ведь пиво принес. По заметил я его. Сидит небось в сарае и пьет свое пиво. А тут уже начальство прибыло… Пошел я в сарай, открываю дверь - пусто. Потом уже рассмотрел: лежит Игорь лицом к потолку, а баллон пустой в стороне валяется. Ну, думаю, дела. С пива парень упился, принял на старые дрожжи, переел, так сказать, и дрыхнет. Признаться, взъярился я на Игоря, подскочил к нему, за плечо рванул, поворотил к себе, а у него глаза открыты, а видеть - не видят. Да… Перепугался, было дело. Оставил все как есть, сарай сообразил закрыть на замок, а сам ко Льву Григорьевичу. Шуму поднимать не стал, все сделал по субординации, доложил начальству…
- Вы правильно поступили, Исидор Матвеевич, ни к чему об этом знать всем. Люди к вам на пляж отдыхать идут, незачем омрачать им субботний день такими новостями.
- Это точно, - сказал Еремеев. - У нас тут вон девица на прошлой неделе утонула, а теперь вот такое дело.
- С девицей-то все просто, - отмахнулся Леденев, - там несчастный случай, а здесь - другое. Скажите, вы не видели посторонних на территории станции, Исидор Матвеевич?
- Никого не было, - твердо сказал старик. - Я б и не позволил разгуливать посторонним.
- Ну, а когда вы принимали свое целебное сродство, мог кто-нибудь войти сюда?
- Не доверяете, значит, старику, намекаете, значит… Ну да ладно. Вообще-то ворота у нас закрыты, калитка тогда была на щеколде, вывеска висит: "Посторонним вход запрещен". Но войти - это могут, и в заборе дыры, денег нам на ремонт не дают. Экономят на спасании, мать их за ногу!
- Так мог кто-либо проникнуть на станцию?
- Мог, - несколько сникшим голосом сказал старик. - Мог, конечно, только прошу учесть, что дежурство я сдал…
- Но ведь Киселев в журнале не расписался? - усмехнулся Леденев.
- Это точно, - сокрушенно покачал головой Еремеев. - Не успел он расписаться, все торопился за пивом, голову поправить.
Помолчали. Потом Леденев спросил:
- Как думаете, Исидор Матвеевич, кто мог убить Киселева?
Старик развел руками.
- Ума не приложу. Игорь - парень добрый, врагов у него не припомню. Спортсмен хороший. В городе его ценят. Правда…
Он замолчал.
- Продолжайте, продолжайте, Исидор Матвеевич, - попросил Леденев.
- А что там греха таить, - махнул рукой Еремеев. - Бабник он был отменный, это вам всякий скажет. Ну, конечно, с такой мужской статью немудрено им, бабником, сделаться. Бывало, по пляжу в плавках идет, так, поверите, глаз отвести бабоньки не могут. Конечно, и обиженные могли быть среди мужиков.
Леденева так и подмывало спросить старика, не знает ли тот чего-нибудь об отношениях Марины Бойко и убитого Киселева, но Юрий Алексеевич понимал, что никто не должен догадаться об их интересе к "несчастному случаю", произошедшему на прошлой неделе, "случаю", который стал уже забываться всеми, кроме тех, кого это теперь непосредственно касалось.
Теория "бормотушки"
- Подобьем бабки, Юрий Алексеевич? - спросил Корда.
Начался десятый час вечера, но за окнами гостиничного номера, где сидели они вдвоем, было еще довольно светло.
Леденев заказал из ресторана ужин в номер, чем достаточно удивил администрацию, о подобном сервисе трубежские общепитовцы знали только по иностранным кинокартинам, но заказ приезжего товарища из Москвы исполнили.
Корда ел плохо, часто принимался за сигареты, налегал на местную минеральную воду, в городе от дневной жары было душно, а пива Алексей Николаевич в отличие от Леденева не любил.
- Ты ничего не ел, Алеша, - упрекнул начальника горотдела Юрий Николаевич. - Никогда не следует связывать удачи и неудачи с собственным аппетитом.
- Завидую твоему олимпийскому спокойствию, Юра, - сказал Корда. - Впрочем, оно и понятно, обитаешь ты как раз там, на священной горе, у нас, простых смертных, отсутствуют многие из ваших качеств…
- Ладно, ладно, - прервал его Леденев. - Ты повернул, как говорится, не в ту степь, и я не поверю тебе, если скажешь, что работа в Москве меня как-то изменила.
- Да вроде нет, кажется, что ты все тот же, и по прежнему приносишь жертву Гамбринусу.
Корда кивнул в угол номера, где стояли пустые бутылки из-под пива.
- Грешен, балуюсь пивком. Кстати, для провинциального городка у вас неплохое пиво.
- Спасибо и на этом. А мы-то никелем своим гордились…
- Погоди, и до никеля дойдет очередь, за тем я сюда и приехал, не пиво ведь пить в самом деле. Так, говоришь, подобьем бабки? Хорошо. Только подождем немного, я позвоню, чтобы убрали со стола, кажется, есть мне уже тебя не заставить…
Друзья расположились в креслах, у открытой балконной двери, Корда закурил. Юрий Алексеевич, поколебавшись немного, потянул из пачки сигарету тоже.
- Брось, - сказал Алексей Николаевич. - Опять начнешь.
- Не начну. Уже проверено. Выкурю с тобой одну за компанию. Ты станешь излагать?
- Могу и я. Давай посмотрим на дело с точки зрения сегодняшнего убийства. Ставим главный вопрос, который возникает при расследовании любого преступления, когда личность преступника неизвестна? Cui prodest? Кому выгодно? Кому нужна смерть Игоря Киселева? Рассматривать ее, эту смерть, можно с двух позиций. Или она связана с убийством Марины Бойко, или не связана. В первом случае можно допустить, что к устранению режиссера, начавшей, как можно заключить из попыток ее написать нам разоблачающее заявление, колебаться, Киселев имеет прямое отношение. Тем более, что не кто иной, как он, поднял тревогу. Теперь, когда судебно-медицинская экспертиза подтвердила насильственный характер утопления Бойко, версия Киселева о внезапном погружении ее в воду не стоит и выеденного яйца. Киселев лгал. Почему? Допустимо, что именно он и утопил Марину, выполняя чье-то задание? А теперь убрали и его самого… Мавр сделал свое дело.
- И ночной визит в дом Бойко, - напомнил Леденев.
- Конечно, и визит этот связан с развернувшимися событиями. Но как связан? Знали ли "они", что документы находятся в квартире у Бойко, или искали иное, могущее навести нас на след? Ну, скажем, то же самое заявление, о существовании которого "они" могли подозревать.
- Надо было задержать Киселева, - сказал Леденев, - уже тогда, когда стало известно, что Бойко убита.
- А что это могло дать? У нас нет против него никаких улик.
- А ложь на допросе?
- А как доказать, что это ложь? Киселев ведь не утверждал, что скрывшимся под водой пловцом была именно Марина Бойко.
- Верно, не утверждал. Но тогда, в случае задержания, он был бы жив.
- "Был бы…" У нас с тобой сплошные "бы", Юра. Это все по части благих пожеланий. Сам ведь знаешь, что больше семидесяти двух часов мы не могли бы его продержать, а на большее при таких уликах содержание под стражей никакой прокурор не даст санкции. Заключение эксперта мы имели в понедельник, в четверг или пятницу мы выпустили Киселева, а в субботу его успешно бы зарезали, так, как это и произошло в действительности. И этим арестом мы только бы насторожили "их", показали, что не верим в "несчастный случай".