- Хотите расскажу?
- Валяй, - поддернув широкую штанину, забросил ногу на ногу Котов. - Я послушаю.
- Значит так, - куснул я подтаявшее эскимо и шмыгнул носом.
- Приходит актёр в провинциальный театр устраиваться на работу. А там ему полный отлуп: мест нет, хороших ролей нет, свободен!
- Да мне хоть бабу Ягу, - говорит. Я на все согласен.
Отвечают, - ничего нет. Ну, разве роль оруженосца Волобуева… но так это полный бред. Вы же сами понимаете. Такое никто не сыграет.
- А что за роль? - интересуется актер. - Я самого Ленина играл вообще-то, в Урюпинске.
Ему:
- Да бросьте! Заслуженные пробовались, не потянули… или Вы не слыхали про Волобуева?
- Не, - отвечает, - не слыхал. Поясните.
- Ему поясняют, что роль это эпизодическая. В финальной сцене нужно выйти на сцену, протянуть главному герою меч и сказать: "Волобуев! Вот Ваш меч!". Но над ролью довлеет тяжкое проклятие.
Впервые в нашем театре Волобуева ставили в 1896 - м году в бытность посещения августейшими особами. Подлец - гимназист, которому доверили вынести меч, то ли из шалости, то ли случайно, возопил: "Волохуев! Вот ваш меч!!" Ну, случился большой скандал. Режиссера в Сибирь сослали, труппу разогнали, гимназиста выпороли.
Другой раз, уже при Советской власти, пьесу эту вновь ставили. Актёр, игравший оруженосца, очень волновался, и конечно, тоже брякнул: "Волохуев!"
- Кхы-кхы-кхы! - подавился дымом Котов. - Волохуев! Ну, бля, умора!
- Ага, так и брякнул, - доев мороженое, сказал я, утирая липкие пальцы о штаны. После чего продолжил.
- Ну, этому актеру и говорят, - режиссера расстреляли, труппу в лагеря. И при Сталине ещё ставили, тоже ничего хорошего не вышло. Сейчас вот молодой главреж пришёл, хочет ставить. Его отговаривают все, и за роль оруженосца никто не берется.
- Я согласен, - настаивает актер, и его оформляют на роль. Ведь самого Ильича играл, не шутка…
- А можно мне еще мороженое? - хитро покосился я на Котова, слушавшего открывши рот, к нижней губе которого приклеилась погасшая папироса.
- Конечно, - выплюнул он окурок. - Здорово излагаешь. И тут же выполнил мою просьбу.
- Ну, так вот, - стал сдирать я с батончика серебряную фольгу.
- Репетиции идут - все хорошо, прогоны - отлично. Город с трепетом ждёт премьеры. В ее день - аншлаг зал полон. Первый акт, второй - все как на иголках. Финальная сцена.
Выходит Оруженосец Волобуева с мечом. А публика - то местечковая, своя, все легенды знает. Короче, мертвая тишина.
Оруженосец собирается с мыслями… сам трепещет… и, отчетливо артикулируя, произносит "Волобуев!..
В зале пятиминутная овация! Зал встает!! На сцену летят цветы!!!
Актер пафосно наслаждается своим триумфом, воздев вверх руки и кланяясь. А потом расслабляется (овация стихает), подмигивает главному персонажу и к куполу взлетает "Волобуев! Вот ваш хуй!!".
Заведующий, отвалившись на изгиб скамейки, начал оглушительно ржать, с асфальта вспорхнула стая голубей, а девушка у тележки закричала "мальчик прекрати выражаться!"
- Ну, ты даешь! - утер Котов выступившие на глазах слезы. - Откуда такой взял? Впервые слышу.
- Так у меня ж одаренность, - метнул я в урну палочку от честно заработанного эскимо, и мы опять засмеялись.
- Забавный анекдот, надо будет рассказать на педсовете в районо , - сказал заведующий, после чего взглянул на наручные часы и встал со скамейки. - Поехали.
По дороге я рассматривал красивый город в зелени и цветах, думая, что Котов в общем - то неплохой мужик, хотя и чиновник.
Не ворует, как многие такие же в будущей России, и по мере сил воспитывает новых ударников труда, свято веря в коммунистические идеи.
Потом были экзамены за истекший год, которые Волобуев успешно сдал, а спустя три дня пятикласснику выписали вещевой аттестат, и я собрал подаренный интернатом фибровый чемоданчик. Несколько пар хлопчатобумажных носков, новых маек с трусами, а также другую хурду , полагающуюся сиротам, уходящим в большую жизнь пролетарского государства.
Когда простившись с педагогами, давшими выпускнику обязательное напутствие, я пожимал руки своим приятелям, к нам подошла Таня (она здорово похорошела) и отозвала меня в сторону.
- Слушай, Никита, а давай снова дружить и переписываться, - хитро блестя глазами, сказала она, сунув мне в руку краснобокую мельбу .
- А как же Сашка Петровский? - понюхал я душистое яблоко.
- Фи, - сморщила носик Таня, взмахнув пушистыми ресницами - У него только бабушка-революционерка. А у тебя такой папа!
- Вот она, настоящая дочь Евы, - подбросил я в руке библейский плод, совративший первого человека.
Но в ответ сказал, - хорошо. Я подумаю.
Чуть позже мы с заведующим спустились вниз по гулкому маршу лестницы во двор, где на плацу у клумбы уже стояла черная "Волга" с серебристым оленем на капоте, а рядом скучал водитель, в белой рубашке при галстуке.
- Ну, прощай Никита, не забывай нас, - протянул мне ладонь Котов, и я шлепнул в нее свою. С чувством легкой грусти.
Когда сел в машину с тихо урчащим мотором, оглянулся назад.
В окнах второго этажа корпуса, за стеклами, белели лица ребят.
Потом автомобиль тронулся, они превратились в пятна, и мы выехали со двора в город. К новой жизни.
- Бывайте кореша, - сентиментально всхлипнул внутри моряк.
Остальные части души молчали. Наверное, тоже переживали.
Глава 5. В номенклатурной среде
Шел четвертый год, как я жил с вновь обретенными родителями.
Страной правил очередной Генсек Леонид Ильич Брежнев, она под его чутким руководством шла семимильными шагами к коммунизму, пела, бухала и штурмовала Космос.
По утрам в семье Волобуевых горничной подавался обильный завтрак: кофе со сливками, черная икра, буженина и горячие тосты. После него, чмокнув жену в щечку, Вилен Петрович уезжал на своей черной "Волге" в обком. "Руководить и направлять" в областном масштабе.
Мы, с Элеонорой Павловной, благоухающей парфумом, уезжали чуть позже. На второй, бежевой. Принадлежавшей семейству.
Нора, так звал я про себя приемную мамашу, водила автомобиль лично и завозила меня в школу, а сама отправлялась в свой трест , организовывать общепит жителей и гостей Крыма.
Школа, в которой я продолжил образование, была старейшей в городе, но самой обычной. Отпрысков элиты тогда еще обучали с детьми пролетариата.
Но расслоение уже чувствовалось. Первые старались держаться вместе, порой демонстрируя превосходство и положение в обществе, а вторые относились к нам с некоторым отчуждением. Что, впрочем, не мешало общению и учебе.
Особо близко я не сходился ни с кем, поскольку одноклассники были дети, Никита же только внешне, и имел другие интересы.
А поэтому, реализовывал свой план. Неустанно и целенаправленно.
Достаточно легко усваивая по известным причинам учебные дисциплины, я активно занялся изучением французского, который когда - то неплохо знал по учебе в ВКШ, но потом, не имея практики, почти забыл. Хотя и понимал многие фразы.
Наша "француженка" Елизавета Генриховна, в свое время работавшая переводчицей в торгпредстве, весьма обрадовалась прилежному ученику, и Никита вскоре стал "парлеть" как в доброе старое время.
Кроме того я занялся дайвингом , основами которого владел со времен службы в подплаве, записавшись в городской кружок Юных водолазов.
Там я сначала плавал и нырял с другими "ихтиандрами" в бассейне, а потом в море, которое плескалось в сотне метрах от охотничьего домика Волобуевых на мысе Сарыч.
Для этих целей всемогущий "папа" организовал сыну акваланг с ластами, которые притаранил в особняк командир Севастопольского учебного отряда - его приятель. На каникулах, встав с восходом солнца, я брал снаряжение с собой, облачался у кромки шипевшего прибоя, после чего, зайдя по пояс воду, нырял в глубину. Пуская пузыри и каждый раз восхищаясь аквамиром .
Отбарабанив в прошлой жизни на подводных крейсерах шесть лет и ни единожды побывав в Атлантике, я воспринимал глубину только внутри прочного корпуса и теперь наверстывал упущенное.
Царство Посейдона было неповторимым. Без людей, суеты и общественного устройства. В подсвеченных сверху солнцем глубинах шла своя жизнь, по законам природы.
В золотом донном песке колыхались розовые с зелеными цистозейры , меж них ползали крабы и отсвечивали перламутром рапаны, над которыми искрился фитопланктон, сквозь который проплывали более солидные представители экосистемы.
Я не нарушал установленного порядка и только наблюдал за устойчивым балансом.
- Хорошо бы стать дельфином, или на худой конец морской собакой , - думал про себя, чуть шевеля ластами. - Путешествовал бы себе в глубинах без забот, свободный и независимый.
Впрочем, вряд ли. В нашем мире это невозможно. Все охотятся друг на друга, поскольку хотят кушать.
Потом я всплывал, освобождался от акваланга и валялся на песке, бездумно глядя в высокое голубое небо. Где-то там вершили свои дела Творец. Вернувший меня на грешную землю в каких-то своих целях.
А еще размышлял о своих приемных родителях, которые оказались насквозь фальшивыми.
Вилен Петрович был липовым фронтовиком - в годы войны отсиживался парторгом на хлебокомбинате в Ташкенте. Но при всем этом имел медали "За боевые заслуги" и "Победу над Германией", а также ряд послевоенных. Призывая партийцев и других граждан Крыма к новым трудовым свершениям "во имя и на благо", он активно ковал его для себя. Между делом обогащаясь.
Квартира Волобуевых в центре Симферополя, площадью под сотню метров, напоминала мини Эрмитаж. С дорогими предметами старины, картинами известных мастеров и антикварной мебелью, а также не виданными тогда американским телевизором, плюсзападногерманским магнитофоном.
Впечатлял и охотничий домик, напоминавший Орлиное гнездо из фильма "Кавказская пленница". Только вместе известной троицы, его охраняли сенбернар Джим, да сторож - грек из местных.
Под домом, окруженным стенами из дикого камня, увитыми плющом, имелся обширный подвал. Туда, по линии Элеоноры Павловны регулярно доставлялись крымские марочные коньяки, дорогие вина с шампанским, а также всяческие деликатесы.
Вне службы мои "родители" общались только с подобными себе, составляя замкнутую касту, именуемую номенклатурой. В ней были только первые лица региона с женами, относящие себя к элите, а также приближенные.
Остальные же считались людьми второго сорта и исполнителями.
А еще, как выяснилось, Нора имела любовника, что я узнал совершенно случайно. Услышав обрывок ее разговора по телефону, когда "папа" уехал в столицу на какую-то партийную сходку.
- …так что котик приезжай. Завтра в десять на наше место Моего козла не будет целых три дня. Целую, - проворковала она, положив трубку.
И это для меня было не ново.
В той жизни приходилось вести дела по двум партократам и лицезреть их "скромный" ареал обитания при проведении обысков. А также изучать в ходе следствия моральный облик бывших небожителей. Который оказался "не того". Чем грешили многие руководители.
Тем не менее, своего негативного отношения к старшим Волобуевым я никак не проявлял. Внимал их наставлениям и был примерным "сыном". По известному в мире принципу Макиавелли "цель оправдывает средства".
И единственным моим другом в среде избранных, был уже упомянутый сенбернар. Которому при встречах я говорил есенинское "дай Джим на счастье лапу мне!" и тот шлепал ее в ладонь. Блестя честными глазами.
К семнадцати годам я был довольно рослым парнем, с хорошо развитой мускулатурой, а еще смуглый, поскольку предки были из сербов. Как следствие, впал первородный грех. Пришло время.
Искусительница явилась в образе московской подруги Норы.
Ее звали Ольгой, и она регулярно навещала нас в курортный сезон с мужем - чиновником "Интуриста". Тот был вдвое старше своей жены, много ел, пил и подремывал на пляже под тентом в шезлонге. Супруга же предавалась активному отдыху. На вид лет тридцати, Ольга была жгучей брюнеткой с хорошей фигурой, а еще явно "слабой на передок" , как говорят шахтеры.
В чем-чем, а в этом я разбирался, поскольку в свое время ни один год работал с женской агентурой.
По утрам, при встрече, Ольга часто ерошила Никите голову, "привет малыш!" а когда мы оставались одни в комнатах или саду, вроде как ненароком показывала стройное колено или часть полушарий груди в легком шелке японского кимоно, в котором она напоминала гейшу .
Срабатывал безусловный рефлекс - у меня кое-что напрягалось.
- Надо ее непременно приобщить , - профессионально советовал внутри чекист.
- Лучше посадить, за совращение младенцев, - недовольно бурчал прокурор.
- Да пошел, ты! - цикали на него шахтер с моряком. - Такие сиськи!
Короче, я пал, как когда-то библейский Адам. Окончательно и бесповоротно.
В один из летних вечеров, необычайно красивых на Форосе, когда солнце опускалось за горизонт, над ним алели облака и вдали белел парус, я сидел на подоконнике своей комнаты на втором этаже у открытого окна. Листая справочник Брокгауза и Эфрона .
Родители с мужем Ольги уехали в Ялту на концерт Эдиты Пьехи, а она, сославшись на мигрень, осталась. Так что в доме мы были одни, не считая лохматого друга Джима.
Сенбернар лежал на ковре, положив голову на лапы, вздыхая и грустно помигивая глазами (как известно они склонны к меланхолии), а Ольга прогуливалась в саду. Дыша запахами ночной фиалки и жасмина.
- А-у, Ник! Спустись на минуту сюда! - раздался оттуда ее голос. Продвинутая москвичка звала меня по европейски "Ником".
- Щас! - отложив в сторону словарь, спрыгнул я с подоконника, после чего вместе с Джимом, который увязался вслед, мы спустились вниз. Откуда вышли в легкую прохладу вечера.
Миновав небольшой фонтан с "писающим мальчиком" во дворе, мы прошли по тенистой аллее к центру сада, где в кронах трещали цикады. Там, в беседке на скамейке у круглого стола, в живописной позе сидела искусительница. Обмахиваясь легким веером.
Полы ее кимоно были распахнуты больше чем всегда при таких встречах, открывая часть загорелого округлого бедра, то же относилось и к пышному бюсту, который порывисто вздымался.
- Иди ко мне, малыш, - защелкнув веер, томно сказала Ольга, что я, сглотнув слюну, незамедлительно исполнил. Присев рядом.
- Ближе, еще ближе, - скользнул с плеч расшитый цветами шелк, мою шею обвили руки, и мы слились в страстном поцелуе.
- Возьми меня, - на миг оторвавшись, прошептали ее губы.
Ну, я и взял. С учетом опыта прошлой жизни.
В СССР, как известно, секса не было, что с избытком имелось в постсоветской России. Дома, на работе и даже в политической жизни.
В следующее мгновение я вздел обнаженную искусительницу на руки (кимоно осталось на скамейке) брякнул упругой попой на стол, а ноги, раздвинув, забросил себе на плечи.
- З-з-з, - раздернул молнию летних шорт, и грехопадение началось.
Все по "Камасутре". Поза номер семь "зямба". Или вроде того. Их там не меряно, причем все с названиями.
Ольга стонала на столе, я частил как спринтер в забеге на короткие дистанции. В итоге, довольно быстро пришел к финишу.
- Что ж ты так? - тяжело дыша, разочарованно протянула партнерша. - Надо помедленнее и дольше. Начинай снова.
- Не вопрос - утер я пот со лба, после чего снял ее с крышки, развернул и упер в стол. По принципу избушки "в лес передом, ко мне задом". Как это зовется по пособию брахманов , не знаю. Но у нас, русских, четко и понятно.
Замечание было учтено (неверная жена довольно ахала впереди), а я, обхватив ее за бедра, размеренно сопел сзади. Теперь дистанцию прошли минут за десять.
- Хорошо то, как, - затрепетав в конце, обернула ко мне порозовевшее лицо довольная Ольга. - Да ты Ник душка. А еще можешь?
- Могу, Петька, могу, - ответил я фразой из уже тогда известного анекдота.
После чего попросил обнять ее меня руками за шею (что было немедленно исполнено), подхватил под колени, и мы учинили еще одну Камасутру. Правда, минут на пять. Красотка была не особо тяжелой, но силы были на исходе.
- Все, спекся Буланчик, - сказал я, когда мы завершили цикл. Усадив разморенную и довольную Ольгу на скамейку.
В беседку вошел все это время наблюдавший за нами Джек, облизнулся, вернулся к рядом стоявшему нарциссу и задрал на ствол ногу.
Типа, я тоже так умею. Но не с кем.
Чуть позже мы все втроем купались в теплом ночном море. С неба вниз мигали пушистые звезды, откуда-то издалека доносило звуки танго.
- Где ты всему этому научился? - спросила заколов волосы Ольга, когда мы направились по скрипящему песку к дому.