- Не совсем. Унесли ровно пятьдесят ампул морфия по два кубика в каждой, - спокойно возражает мой собеседник. - Ампулы исчезли из шкафа "Венена А". Правда, у Фантомаса не удалось их обнаружить.
- Вы уверены, что он не сунул их куда-нибудь?
- Абсолютно. У.Фантомаса были соучастники. У них всегда есть соучастники, они предпочитают действовать группой, чтобы все были при деле.
- Каковы факты?
- Ограбление совершено в два часа после полуночи. Грабители действовали уверенно, хорошо зная обстановку. Дверное стекло разбили, предварительно наклеив на него лист бумаги, чтобы не звенели осколки. Фантомас проникает в аптеку, лезет за прилавок, взламывает шкаф "Венена А", вынимает упаковку с ампулами и, вероятно, передает ее кому-то, ожидающему снаружи. Тем временем житель соседнего дома, случайно заметив с третьего этажа действия взломщиков, сообщает по телефону в милицию. К счастью, в этот момент поблизости находилась патрулирующая машина, и ее тут же направили на место происшествия. И все-таки нашим едва ли удалось бы захватить Фантомаса, если бы у него не разыгрался аппетит. Передав коробку с ампулами своим дружкам, он возвращается назад и пытается разбить шкаф "Венена В". Именно в этот момент его застает патруль.
- А каковы показания Фантомаса?
- Несет всякий вздор.
- Точнее?
- Проходил мимо аптеки, увидел разбитое стекло и, подстрекаемый наркотическим голодом, соблазнился залезть внутрь. Шкаф с ядами тоже оказался разбитым, и никакого морфия там не было. Поэтому он поддался новому искусу - попытался сломать шкаф "Венена В". Словом, его версия сводится к тому, что ограбление совершил не он...
- И что у него не было соучастников.
- Именно. Этот парень своих не продаст.
- И вы считаете, что он и дальше будет придерживаться этой версии?
- Ужасный упрямец. А какой беззастенчивый. Он заодно с Апостолом и Пепо - они-то и образуют злокачественную опухоль в этой шайке. С остальными легче.
- Если вас интересует мое мнение, то я бы не стал особенно прижимать этого Фантомаса, - небрежно вставляю я. - Пускай себе придерживается своей версии. От наказания ему все равно не уйти. Да и остальных особенно не прижимайте. Сейчас вызывать у них панику нецелесообразно.
- Значит, допросы мне пока отложить?
- Если их не допросить, от этого они тоже могут всполошиться. Раз один из них пойман, они отлично понимают, что свидание с вами так или иначе неизбежно. Разошлите им повестки, но действуйте не слишком напористо. Пускай у них создастся впечатление, что допрашивают их только ради соблюдения формы.
- Понимаю.
- Теперь, когда шайка снабдила себя морфием, она конечно же захочет обеспечить себе подходящую "территорию".
- Уже обеспечила. В первую же ночь после ограбления они собрались на квартире Марго.
- А родители?
- На прошлой неделе уехали в Пампорово. Там у них дачка.
- Ведется какое наблюдение за этой квартирой?
- Пока не было необходимости.
- Хорошо. Мы сами этим займемся. А где они в другое время встречаются? Все в той же "Ялте"? Или в "Молочном баре"?
- Нет. Теперь у них есть место. После моего разговора с двумя девицами они стали делать вид, что вообще больше не собираются. На деле же они переместились поближе к окраине, в "Ягоду".
- Надо будет наведаться и в эту "Ягоду". А вы какое-то время можете особенно не тревожиться за них. Я полагаю, что таких подопечных у вас предостаточно.
- Не так уж их много, - возражает Драганов. - Всего несколько десятков, но забот с ними хоть отбавляй.
- Неплохо бы и мне поприсутствовать на допросе.
- Ясно, - кивает он. Затем добавляет: - Только имейте в виду, что присутствие постороннего человека вызовет у них тревогу.
- Они не должны подозревать о моем присутствии. - Так будет лучше, - снова кивает Драганов. - Это нетрудно устроить.
И он встает, чтобы меня проводить.
Оперативная группа уже составлена, задачи распределены, и мы с Бориславом уединяемся в кабинете, чтобы подробнее разобраться в теме, именуемой "Томас". Борислав тоже включен в состав группы, и на его долю досталась самая крупная рыба - - упомянутый дипломат.
Впрочем, не такая уж он крупная рыба, когда на него посмотришь: человек небольшого росточка, с добродушным, я бы сказал, приветливым лицом, в безупречном костюме, если судить по снимкам, которые Борислав рассыпал по столу и которые я разглядываю, слушая изложение фактов, мне уже известных по материалам досье. Томас в ресторане "София" беседует с незнакомым мужчиной. Томас у "Золотых Мостов" разговаривает с незнакомой женщиной. Томас выходит из Дома радио. Томас выходит из полиграфического комбината. Томас анфас, вполуоборот, в профиль и сзади, улыбающийся и серьезный, с машиной и без машины... Целая гора снимков, а выводы, которые можно сделать после ознакомления с ними, более чем скромные: низкорослый человечек с добродушным лицом, в безупречном костюме. А в остальном ничего особенного. Абсолютно ничего особенного.
- ...И в Чили и в Нигерии, где был аккредитован, он действовал весьма результативно, хотя и довольно грубо, пока наконец не провалился, - продолжает Борислав свое изложение, подбрасывая в руке пустой мундштук. - Так что для него назначение в Болгарию, видимо, последняя возможность реабилитироваться. Не случайно он с первого же дня с таким старанием принялся налаживать связи с различными учреждениями.
- Может быть, ему просто хотелось внушить окружающим, что он действительно советник по культуре. И не удивительно, поскольку Томас весьма далек от культуры.
- Да, но он преследовал и другую цель - создать широкий круг личных знакомств. Посетил радио, телевидение, народную библиотеку, университетскую библиотеку, добрую половину столичных газет и журналов, -словом, где он только не побывал, и все это в течение каких-то двух недель.
- А потом?
- Потом - затишье и полный мрак.
- А это что? - спрашиваю у Борислава, бросив ему снимок из ресторана "София".
- Встреча с профессором Беровым.
- Кто он такой?
- Считается крупным математиком. Может быть, в математике он действительно силен, а что касается здравого смысла, то с ним он не в ладах. Его пригласили приехать на Запад - этому предшествовали обычные комплименты и вещественные знаки внимания, - и он до такой степени растаял от умиления, что стал нести всякие глупости. А поскольку суммы со стороны хозяев и глупости со стороны нашего соотечественника были соответствующим образом документированы, Томас явился напомнить ему, что он их должник.
- Говорено с профессором?
- Он сам пришел и обо всем рассказал.
- О, значит, здравый смысл все же победил, - отмечаю я. - А что конкретно Томас от него требовал?
- Ничего особенного. Делал намеки о популяризации их успехов... Конкретное сводилось, вероятно, к поездке Берова.
- А это? - спрашиваю, разглядывая снимок, сделанный у "Золотых Мостов".
- Секретарша.
- И приятельница?
- Да, и приятельница, - кивает Борислав.
Он высоко подбрасывает мундштук и ловит его рукой.
- Перестань нервничать, - - одергиваю я его. -Возьми сигарету и уймись, пожалуйста.
- Сатана! - отвечает мой друг, после чего тянется к сигаретам и закуривает.
- У Томаса неприятности не только по службе, но и в семье, - поясняет Борислав, выпуская вместе со словами и соответствующую порцию дыма. - Жена его, очевидно, мечтала не о Софии, ее влекло в Париж, в Лондон. Не успев приехать сюда, она после первого же семейного скандала хлопнула дверью и уехала обратно. Так что Томас теперь соломенный вдовец и кавалер собственной секретарши.
- В чем состоят ее функции?
- Она секретарша, если не касаться их интимных отношений.
- Их интимные отношения меня не интересуют. Еще что?
- Больше ничего. Затишье, как я уже сказал. Из дому в посольство, из посольства домой, приемы, попойки на квартирах у коллег.
- Надеюсь, наша служба следит зорко.
- Следит, только очень издалека.
- Пускай продолжает свою деятельность. Затишье может означать подготовку. Пускай он проявит себя. Человеку надо реабилитироваться.
- Постараемся ему помочь, - кивает Борислав. Слышен стук в дверь, и в комнату входит лейтенант
из нашей группы.
- Повезло нам с квартирой, -- докладывает он. -В доме напротив, на том же этаже, живут наши люди. Молодая семья. Геологи. Сами отправились в командировку, а квартиру оставили нам.
- Когда сможете смонтировать аппаратуру?
- Надеюсь, к завтрашнему вечеру все будет готово.
- А как насчет "Ягоды"?
- Там дело сложнее. Обстановка неподходящая. Может, ограничимся записями?
- Достаточно одних записей, - соглашаюсь я. - О другом не беспокойтесь.
Лейтенант машинально вытягивается в струнку, несмотря на то, что он в штатском, и уходит. После этого мы с Бориславом снова пускаемся в рассуждения о том, как помочь Томасу.
ГЛАВА 3
В нашу эпоху технической революции, когда дело создания аппаратуры для подслушивания, наблюдения и фотографирования каждый день отмечается новыми и новыми эпохальными достижениями, крохотное устройство, предоставленное в мое распоряжение Драгановым, кажется жалким и примитивным. Жалкое и примитивное, а дело свое делает. Крохотный объектив, размером с булавочную головку, вмонтирован в стену комнаты, в которой ведется допрос. Этот самый объектив при помощи системы увеличительных линз передает на противоположную .стену смежной комнаты изображение, наблюдать которое можно не напрягая зрения.
Удобно разместившись в этой смежной комнате, я созерцаю на небольшом экране фигуру Драганова, сидящего за письменным столом ко мне спиной, и фигуру Апостола, стоящего лицом ко мне. Это высокий тощий юноша, в нем бы можно было заподозрить баскетболиста, не будь он таким вот немощно расслабленным и слегка сутулым - тонкие ноги, кажется, с трудом держат его длинный скелет. Лицо у него тоже расслабленное, тоже длинное и очень бледное, как у настоящего евангельского апостола, если не принимать во внимание некоторой наглости во взгляде и в изгибах губ, что, возможно, и не присуще евангельским апостолам. На нем черный свитер с высоким воротом и с не в меру короткими рукавами и мятые узкие серые брюки, тоже слишком короткие для его роста.
- Апостол Велчев, - произносит Драганов сухим казенным голосом.
- Он и есть, - невозмутимо подтверждает посетитель.
- Скажи-ка, Апостол, до каких пор ты будешь прибавлять нам хлопот? - по-свойски спрашивает Драганов, неожиданно отказавшись от официального тона.
- А в чем дело? Опять что-нибудь случилось, товарищ майор? - с неподдельной невинностью и теплым участием спрашивает гость.
- А ты почем знаешь, что случилось?
- Но вы же говорите про хлопоты.
- Когда ты в последний раз видел Фантомаса?
Апостол накладывает на лицо печать глубокого раздумья, перемещает тяжесть своего скелета с левой ноги на правую и отвечает:
- Вчера.
- Не может быть.
- Тогда позавчера... Вчера или позавчера, во всяком случае, в "Ялте" он мелькнул перед глазами, но я не стал заходить, так как очень торопился.
- О, ты даже торопишься иной раз... И куда же ты так спешил?
- Хм... - Посетитель снова задумывается и снова перемещает центр тяжести скелета, на этот раз с правой ноги на левую. - К Бояну шел. Обещал занести ему книжку.
- Спешное дело, ничего не скажешь, - кивает Драганов. - И в котором часу это было?
- Не могу точно сказать. Наверно, около четырех.
- И с тех пор ты Фантомаса не видел? - Нет.
- И даже не знаешь, вчера это было или позавчера?
- Но вы же понимаете, товарищ майор, при моем психическом состоянии... - страдальчески изрекает Апостол.
- Раз твое психическое состояние плохое, давай мы тебя полечим! - предлагает Драганов.
- Мерси... Знаю я ваше лечение...
- А где морфий? - внезапно и резко спрашивает майор.
- Какой морфий? - вздрагивает долговязый.
- Тот самый, что Фантомас украл при взломе аптеки!
- Какой аптеки? - симулирует очередное вздрагивание Апостол.
- Пятьдесят ампул морфия! Пятьдесят! - подчеркнуто произносит Драганов, не обращая внимания на искреннее удивление, написанное на вытянутой бледной физиономии.
- А при чем тут я, если Фантомас залез в аптеку? -восклицает Апостол, пытаясь одновременно выразить и невинность, и беспомощность, и задетое честолюбие.
- Только Фантомаса мы сцапали, а вот ампул пока не обнаружили! -- уточняет Драганов. -- Значит, он передал их кому-нибудь из вас. Кому? Вот на это ты и должен мне ответить!
- Ни сном ни духом тут моей вины нет, уверяю вас, - все так же беспомощно бормочет молодой человек.
- Ты ни сном ни духом не знаешь, что творит твой ближайший друг?
- Во всяком случае, аптеку я с ним не взламывал.
- Ты скоро начнешь утверждать, что и с морфием ты не имеешь ничего общего...
- Этого я не говорю, - бубнит Апостол и отводит взгляд в сторону. - И потом, морфием ли я травлю себя или чем-то другим, да и вообще травлю я себя, нет ли, кого это касается, скажите на милость! Если я в один прекрасный день пырну себя вот сюда кухон-Ньш ножом, - он делает красноречивый жест по направлению к своему животу, - вы и тогда станете требовать от меня отчета? Где? На том свете?
- Мы не требуем от тебя отчета, а пытаемся тебя спасти.
- Я не прошу, чтобы вы меня спасали, - хмуро изрекает долговязый. - Начну кричать о помощи, тогда и спасайте.
- А когда ты обираешь аптеки, нам что?.. Сидеть сложа руки и любоваться тобой, да?
- Я же вам сказал, никакой аптеки я не обирал.
- А где ты берешь морфий?
- Где... С того дня, как вы меня накрыли с фальшивыми рецептами, я просто погибаю от наркотического голода.... Только вам этого не понять... - страдальчески произносит Апостол.
- Вот отправлю тебя в Курило, тогда ты узнаешь, что такое наркотический голод.
- Для меня вся София Курило... Весь мир... - восклицает долговязый с истерической ноткой в голосе.
- Вот как? А кто в этом виноват? Мы или такие вот, как ты? - спрашивает Драганов, не повышая тона. И прежде чем парень успел ответить, майор кивает появившемуся милиционеру: - Уведи его! Следующий!
Следующий оказывается женского пола. Рослая девушка, хотя и пониже Апостола, и такая же расслабленная, однако причина этой расслабленности в чрезмерной полноте, вызванной застойной жизнью, леностью или просто нарушением обмена веществ. Лицо миловидное, белое, я бы сказал, болезненно-белое, чуть нахмуренное, апатичное и совершенно неподвижное. Словом, не имеющее ничего общего с артистической мимикой Апостола. Одета молодая особа в мини-юбку, не слишком подходящую для ее толстых бедер, отчасти прикрытых, впрочем, длинным летним пальто, которое чуть не касается пола - сообразно капризному весеннему дню. Если не считать белой кожи, все у этой дамы черное или почти черное - одежда, густые взлохмаченные волосы, глаза.
- Лиляна Милева...
Не говоря ни "да" ни "нет", она стоит перед столом в полной неподвижности, словно тут осталось только ее тело, а душа витает неведомо где.
- Садись, Лили, - предлагает майор со свойственной ему манерой сменять официальный тон сугубо дружеским.
Лили садится все с тем же апатичным видом, словно загипнотизированная, кладет ногу на ногу, и распахнувшиеся полы пальто обнажают ее импозантные бедра.
- Как живется? - по-свойски спрашивает Драганов.
- Обыкновенно...
Голос у нес низкий, хрипловатый, как у джазовой певички былых времен.
- Я хочу сказать, с морфием или без морфия?
- Вы же знаете, что я с этим покончила.
- Дай-то Бог, - кивает майор. - А позавчера вечером чем ты занималась?
- Позавчера? - Она слегка поднимает черные брови, но лицо ее остается все таким же безжизненным. - Кажется, была в кино.
- Ага, прекрасно... Что же ты смотрела?
- "Багдадского вора", - не колеблясь, уточняет девушка.
- Этот фильм в течение недели ни в одном кинотеатре не показывали, - в свою очередь уточняет Драга-нов. - Скажи это Апостолу, или Бояну, или тому, кто подучил тебя врать мне.
Она молчит, словно все это ее не касается.
- Ну а потом, после кино, в котором ты не была, чем ты занималась?
- Пошла домой.
- Одна?
- С Бояном... если это имеет такое значение.
- Никакого значения это не имеет... Раз с Бояном... Тем более что вы сговорились...
Майор замолкает на время, как бы раздумывая над тем, продолжать ему этот бесполезный разговор или прервать его. Потом спрашивает:
- И все же, в котором часу вы пришли домой?
- К одиннадцати.
- В твою мансарду?
- А куда же еще?
- И больше не выходили? Лили кивает.
- Странно... - тихо роняет Драганов.
Однако его замечание не производит на девушку никакого эффекта.
- Странно... - повторяет майор. - Потому что люди видели, как вы в полночь выходили из "Ягоды".
- И что же в этом странного? - по-прежнему невозмутимо реагирует Лили. - Просто у меня нет часов. -Она поднимает руку и сдвигает рукав. - Вот, поглядите, нет у меня их. Правда. И вообще я не слежу за часами. Хотя если бы я заранее знала, что вы меня вызовете, я бы взглянула на них, чтобы быть точнее в своих ответах.
- А ампулы?
Лили даже не спрашивает, "какие ампулы", а продолжает сидеть с безучастным видом, откинувшись на спинку стула, скрестив ноги, потупя взор, словно ей захотелось маленько вздремнуть.
- Ампулы, те, что Фантомас стащил в аптеке в ту самую ночь! - кричит Драганов, чтобы разбудить ее.
- Впервые слышу.
- Знаешь, Лили...
Она лениво поднимает темные глаза и как бы для того, чтобы избавить его от напрасных усилий, произносит:
- Ничего я не знаю.
Произносит спокойно, но так, что в этой фразе отчетливо слышится другое: "Ничего я вам не скажу".
Драганов нажимает на кнопку под столом и отдает появившемуся милиционеру распоряжение:
- Уведи ее! Следующий!
В этот раз следующий - Боян.
- Я полагал, что нам с тобой больше не придется встречаться, по крайней мере тут, в этой канцелярии, - вставляет Драганов после нескольких незначительных вопросов.
- И я так думал, - тихо отвечает парень. - Мне даже непонятно...
- А! Непонятно...
- Я вам честно говорю, что с этим уже покончил... Если не верите, пошлите меня на анализ...
- Ты лучше скажи, порвал ли ты с теми, что ждут тебя там, на улице?
- Почти... Кроме Лили.