- Есть такой риск. Но вы уже предупреждены и сможете быть более осмотрительным. К тому же речь идет только об одних сутках, после чего вы возвращаетесь обратно. А главное, делайте вид, что ничего не случилось и что вы не склонны отказываться от своих намерений.
Проводник снова погружается в размышления. Потом вдруг решает:
- Хорошо. Я готов.
- В таком случае, - говорю, - давайте выкурим еще по сигарете и подробнее рассудим, как нам быть.
Вокзал в Стамбуле. Ничего особенного, кроме шума, сутолоки да адского зноя, в чем тоже нет ничего особенного. Из дверей второклассных вагонов с выкриками посыпали суматошные пассажиры, одних вытаскивают, других вышибают. Вышибать трудно, потому что у каждого пассажира по восемь-десять чемоданов. Самые нетерпеливые передают свои вещички через окно в руки рвущихся в бой встречающих. Приезжающие большей частью отходники, возвращающиеся из Швейцарии, ФРГ или Дании.
В иные времена люди шли на отхожие промыслы, гордые своим мастерством, любимыми ремеслами. Ныне же самое главное - иметь крепкие руки, чтобы выполнять тяжелую работу, которая для изнеженных европейцев кажется слишком грубой, - копать лопатой землю да перетаскивать тяжести. А если ты проработал несколько лет и вел счет каждому медяку, то можешь скопить достаточно средств, чтобы набить картонные чемоданы низкопробными, уцененными товарами и триумфально вернуться на родину.
Стоя в коридоре у окна вагона, я наблюдаю за тем, как поезд освобождается от победителей и трофеев, и нетерпеливо жду, когда в толпе появится мой человек. Несколькими окнами дальше Томас с секретаршей тоже ждут встречающих. Я делаю вид, что не замечаю его, да и он, похоже, не обращает на меня никакого внимания.
Томасу больше повезло. К вагону пробивается высокий мужчина в темно-синей шоферской фуражке и принимает из рук дипломата два маленьких чемоданчика. Минутой позже появляется и мой человек, и мы сквозь жару, скопище людей и горы чемоданов плывем к месту стоянки нашего "мерседеса".
Рассеянным взглядом мне удается установить, что дипломат со своей секретаршей уже удаляются на черном "бьюике", а позади них в шикарном такси в обществе незнакомого молодого человека дремлет Бори-слав. Все это сейчас меня мало трогает, и я даю знак своему человеку ехать в отель.
- Я должен любой ценой повидаться со своим другом, - предупреждаю вполголоса. - Пусть недолго, хотя бы одну минуту. И чем скорее, тем лучше.
- Первая условленная встреча через час, - информирует меня человек за рулем, которого я знаю только в лицо, а то, что он Манев, мне стало известно лишь сейчас. - Ну и жара!
И мы толкуем о жаре.
Отель несколько выше среднего разряда, что вполне отвечает моему служебному рангу, отмеченному в паспорте. А вот бару просто цены нет, такой он уютный, тихий и, что самое главное, прохладный. Я отдаю ему должное, убив точно час и сорок минут за чашкой кофе и чтением французских газет, датированных вчерашним днем.
Точно через час сорок у входа появляется Манев и делает знак, что пора ехать. Снова садимся в "мерседес" и после необходимых маневров с целью предосторожности подкатываем к тротуару, где в жиденькой тени дерева нас ждет Борислав.
- Томас ускользнул от меня, - жалуется мой друг, подсев ко мне на заднее сиденье. - Ускользнул, потому что я придерживался твоих инструкций...
- И правильно поступил, - отвечаю, проглотив любезный намек.
- Пробыв недолго в отеле, он вышел на улицу, остановил такси и куда-то поехал. Пока Томас передвигался по городу, я еще мог сидеть у него на хвосте, но, как только он устремился за город - а было заметно, что он настороже, - мне пришлось дать отбой, иначе Томас бы меня сразу обнаружил.
- Ты поступил правильно, - повторяю я.
- Но вот курьез, - продолжает Борислав, не обращая внимания на мое одобрение, - едва мы успели съехать на обочину, как вдруг видим, что следом за ним катит на каком-то захудалом таксомоторе тот косматый с гитарой. И поскольку относительно его ты мне особо строгих инструкций не давал, то мы помчались вдогонку. Короче говоря, узнали адрес виллы.
- А где сейчас Томас?
- Возвратился в отель. ,
- А тот, косматый?
- Завалился в какой-то притон, где одна половина посетителей впрыскивает себе морфий, а другая курит марихуану.
- Оба на виду?
- Все трое, - вносит поправку Борислав. - Ты забываешь секретаршу.
- Чудесно. А сейчас слушай и записывай в уме. Коротко рассказываю ему о разговоре с проводником.
Очень коротко, поскольку Борислав отличается тем, что умеет понимать с полуслова.
- Так что, во-первых, они могут попытаться убрать проводника. Во-вторых, попытаются ликвидировать и косматого. Иначе на какого черта этот тип понадобился им в Стамбуле. В-третьих, очень возможно, что для пущего удобства они решили устроить так, чтобы эти двое убрали друг друга сами. Видимо, это побудило Томаса встретиться с Чарли на той вилле. Все эти вероятности требуют, чтобы мы предприняли соответствующие контрмеры.
- Вы что, в качестве спасательной команды прибыли? - не удержался Манев вопреки профессиональным обычаям.
- Я и сам не знаю, - тихо говорю в ответ. - Порой трудно понять, что это - спасательная акция или катастрофа. Все зависит от того, как посмотреть.
- Мне кажется, было бы неплохо посетить одну-две фирмы, - говорю Маневу, когда подошла к концу процедура обеда в гостиничном ресторане. - Как приличествует приехавшему в командировку служащему.
- Что-нибудь придумаю, - кивает Манев. - Но это станет возможным, когда немного спадет жара. Так что пока можете спокойно отдыхать.
В номере прохладно, зеленые жалюзи создают в комнате приятную сумеречную атмосферу. Откинувшись в бархатном кресле приглушенно-зеленого цвета, я пытаюсь дочитать газетную статью о шпионах-спутниках, начатую еще утром. Но и теперь мне не везет в деле самообразования. Мягко выскользнув из моих рук, газета падает на ковер.
Мое участие в операции фактически закончилось, если не считать самого неприятного - ожидания. Отныне все в руках Борислава, его молодого помощника и зависит от воли случая. От всех троих требуется очень немногое, имеются в виду простейшие действия, но при здешних условиях абсолютно ручаться за успех трудно. Единственная промашка, которая в данный момент совершенно недопустима, - это обнаружить себя раньше времени. Именно это я и стараюсь вдолбить в немного упрямую голову Борислава. Этот в общем-то спокойный человек после длительного бездействия в какой-то степени уподобился охотнику в самом начале сезона. Томас... Вилла... Как будто это позволит ему раскрыть некий центр глобальных масштабов. Томас... Важнее всего, чтобы этот Томас ни в малой степени не заподозрил, что мы напали на его след. Потому что случись это - все полетит к чертям.
К четырем часам Манев заезжает за мной, и я еду с визитами доброй воли в три экспортные фирмы, почти полностью передоверив ведение переговоров своему спутнику. В заключение Манев берется показать мне кое-какие достопримечательности города.
- Если это так обязательно... - Я без энтузиазма отзываюсь на его предложение.
- Конечно, не обязательно. Но почему бы тебе не посмотреть, как выглядит с близкого расстояния "Святая София"?
- Было бы гораздо интересней посмотреть, как выглядит с близкого расстояния Софи Лорен, - уныло замечаю я.
Но, поскольку как-то все же нужно убить время, остающееся до поезда, я покорно сажусь в "мерседес". Мы останавливаемся перед мечетями, у разрушаемых сыростью стен, у крытых базаров, осматриваем позеленевшие от времени купола, при этом Манев добросовестно дает мне соответствующие исторические справки, однако все это время я думаю о другом, о том, что происходит, может быть, именно сейчас в этом самом городе и от чего зависит исход операции.
Точно в девять приезжаем на вокзал, значительно более тихий в этот вечерний час. Спальный вагон уже другой, проводник тоже другой, потому что прежний вагон и прежний проводник отправятся в путь завтра, если вообще отправятся. Поднимаемся с Маневым в купе, чтобы выкурить по сигарете, потому что поезд отходит только в девять двадцать. Борислава все еще нет.
- Борислава нет, - говорю я без всякой необходимости, когда мы садимся на уже разобранную постель.
- Успеет, - успокаивает меня мой знакомый, но лицо его напряжено, как, вероятно, и мое.
- Да. Борислава все нет, - говорит Манев- уже другим тоном четверть часа спустя. - Мне пора исчезать.
Мы обмениваемся рукопожатиями и не слишком уверенным взглядом. Мой знакомый покидает вагон, но продолжает оставаться на перроне, а я облокачиваюсь на окно и обвожу глазами перрон.
Проводники уже закрывают с грохотом двери вагонов. Вдруг из зала ожидания появляется фигура Борислава, в несколько прыжков он пересекает перрон и вскакивает на ступеньку вагона за несколько секунд до того, как трогается поезд. Манев поднимает на прощанье руку, и на его лице мелькает улыбка.
Борислав прилег на постель у окна, предоставив мне Другую ее половину, со стороны двери. Он наливает себе четверть стакана виски и отпивает большой глоток.
- Неплохое. Это Манев тебе дал?
- Да, - киваю в подтверждение. - Но он не сказал, что принес для тебя одного.
- Извини, пожалуйста, я сегодня маленько того... Он делает красноречивый жест у своей головы, затем берет второй стакан, щедро наливает золотистого напитка и подает мне.
- Если бы ты даже не на шутку рехнулся, все равно мог бы не бояться, - успокаиваю я его. - Свой человек, не оставили бы в беде.
Он снова отпивает из стакана, потом смотрит вокруг, и на его лице появляется какое-то стеснительное выражение, смысл которого мне хорошо знаком.
- Дай сигарету, а то я забыл свой мундштук и просто не знаю, куда девать правую руку.
- Ладно, ладно, можешь не оправдываться, - говорю я и бросаю ему сигареты.
Он курит, прикрыв глаза, как будто думает о чем-то или просто дремлет. Потом гасит окурок и устало произносит:
- Чуть было не упустил поезд...
- Если тебе угрожало только это...
- А что еще?
У меня нет намерения вдаваться в подробности, потому что, едучи в иностранном поезде по чужой территории, трудно с уверенностью сказать, кто, где и с какой целью тебя подслушивает. И мы дремлем, каждый в своем углу, хотя у нас над головой есть вторая, совершенно свободная постель с мягким одеялом и свежими простынями.
Перед самым рассветом мы прибываем в Свиленград, где нас ждет машина. Шофер тоже свой человек, из нашей группы, и, как только мы трогаемся с места, я спрашиваю у Борислава:
- А что ты скажешь еще, кроме того, что чуть было не упустил поезд?
- Все прошло как по писаному, - отвечает мой друг, окончательно поборов сон. - Гитарист оставался в том притоне до самого вечера. Мой человек без труда познакомился с ним и с содержимым его карманов. А я тем временем вошел в контакт с другим. Потом пошел навести справки о Томасе. Томас после обеда из отеля не выходил. Зато ровно в семь вечера вышла секретарша и взяла такси. Мы с моим человеком берем другое. Примерно четверть часа такси петляет по разным улицам и закоулкам и наконец останавливается где-то на углу, в темном месте. Она вылезает из машины и велит шоферу ждать. Подкатив чуть поближе, мы делаем то же самое. Я не спускаю с нее глаз. Вижу, заходит в какой-то сквер. В нем ни души и довольно темно, так что подобрать наблюдательный пункт оказалось нелегко. Женщина садится на скамейку, и очень скоро приходит этот, с гитарой. Не приходит, а как будто с неба сваливается.
"Он мертв, - не может сдержать себя косматый. - Мертв! Я убил его!"
"Тише! - шепчет секретарша. - кто мертв?"
"Да тот, человек из вагона... Вы меня обманули... Вы сделали меня убийцей!.. "Ты его только усыпишь", - сказал Томас... И я усыпил его навеки".
"Сядьте, успокойтесь, - дергает его за рукав секретарша. - Как вы его усыпили, чем?"
"Вот этой игрушкой", - отвечает гитарист, вынув что-то из кармана.
Затем он плюхается на скамейку и продолжает:
"Убийцы!.. Вы меня обманули, сказали "усыпишь", а он умер..."
"Но я понятия не имею... в самом деле, я об этом ничего не знаю", - заикается секретарша.
"Тогда зачем вы сюда пришли?"
"Просто жду вас, чтобы передать вам упаковку".
"Давайте же... Морфию мне... Ох, не могу больше!"
Она подает ему какой-то пакет, он разрывает его и как будто берется наполнить шприц, хотя я не уверен, что это именно так. Ясно одно: через минуту он весь напрягся, выпятился, опершись на спинку, потом съехал в сторону и рухнул на землю... Женщина наклонилась над ним, глухо всхлипнула и бежать. Прихожу на место происшествия. Вижу - мертв. Я скорее в машину и, хотя шофер гнал как сумасшедший, чуть было не упустил поезд.
- Эта подробность мне уже известна. А упаковка?
- У меня в портфеле. Не знаю, стоило ли ее брать, но я взял.
- Не повредит, - говорю. - Может, для тебя пригодится... Как средство, чтобы окончательно бросить курить.
ГЛАВА 6
- Этой Касабовой надо заняться самым серьезным образом и как можно скорее, - говорю я, стуча пальцем по лежащей передо мной книжке, не имеющей, впрочем, с Касабовой ничего общего.
- Слушаюсь, - отвечает лейтенант.
- Что нового у наркоманов?
- В компании полный развал, - докладывает офицер. - Морфия нет, собираться негде, Марго вышла из игры, Боян тоже. Остальные встречаются в "Ягоде". Лейтенант удаляется.
- Значит, Боян приступил к действию... - обращаюсь к Бориславу.
- Раз эту ночь спал с Анной на вилле...
Звонит телефон. Поднимаю трубку и слышу знакомый женский голос:
- Это ты?.. Наконец-то... Два дня тебя ищу и все без толку.
- Что-нибудь случилось? - спрашиваю тоном, который обычно берегу для служебных разговоров.
- Случилось. Я было решила больше с тобой не встречаться... а потом вдруг передумала.
- Будем надеяться, что это к добру... - неуверенно говорю в ответ.
- Если не к добру, то и не к беде. В общем, мне бы хотелось увидеться с тобой еще раз, прежде чем ты уедешь.
- Это проще простого. .
- В таком случае говори, где и когда.
- В восемь вечера. На том же месте.
- Вроде женский голос, - роняет Борислав, когда я кладу трубку.
- Маргарита... Интересно, как она могла узнать мой служебный телефон? - произношу я, уставившись на него строгим взглядом.
- Нечего так на меня глазеть... Конечно же от меня. Попалась мне навстречу позавчера, спросила, я и назвал ей. Надеюсь, я не выдал государственной тайны.
- Служебный телефон предназначен для служебных целей, - сухо напоминаю собеседнику.
- Но послушай, Эмиль, ты ж понимаешь, раз женщина принялась тебя искать, значит, непременно найдет...
- Ладно, оставим это. Пойди лучше проверь, готов ли материал.
Борислав выходит, но вскоре возвращается и говорит, что нас ждут. Идем в просмотровый зал, где застаем двух техников.
- Что пускать раньше: звукозапись или кинопленку? - спрашивает старший техник.
- Придерживайтесь хронологии, - предлагаю я.
- Дело в том, что начало и конец засняты, а середина записана, - объясняет тот.
- Тогда давайте сперва послушаем, а потом будем смотреть, - подает голос Борислав.
Я пожимаю плечами. В конце концов, какая разница. Мы с Бориславом дилетанты в этих технических методах. И все же нас очень злит, когда материал нам подают кусками да еще вперемешку.
Техник подходит к столику, на котором стоит магнитофон, и вносит ясность:
- По сути дела, на первой кинопленке заснято лишь одно действие: Боян влезает через окно в комнату Анны. Комната на втором этаже. Анна бросает ему веревку, и он при помощи этой веревки взбирается на второй этаж виллы.
- Ясно. Давай послушаем дальнейшее.
Техник пускает магнитофон, и после непродолжительного шипения в зале звенит девичий голос:
- Ты настоящий альпинист!
- Ты не боишься разбудить отца? - слышится голос парня, не столь громкий и менее задорный.
- Говоря между нами, сюда отец никогда не приходит, если догадывается, что ко мне кто-то пришел, - успокаивает его Анна.
- Тогда зачем же ты меня заставила лазить, как обезьяну?
- Чтоб испытать тебя, - смеется девушка. - В прошлом году я так разыграла одного мальчика, обхохочешься. "Если, - говорю, - отец дознается, что ты у меня, он тебя прикончит..." И представь себе, этот пижон вообще не рискнул прийти, не то чтоб лазить по веревке. Терпеть не могу трусов...
- Ясно. А сколько примерно народу лазило к тебе по веревке?
- Только ты един... На того олуха я, правда, тоже рассчитывала... А если парень так себе, зачем мне его испытывать? Такого я впускаю прямо через главный вход.
- Ага, значит, там валят толпой?
- Уж прямо толпой!.. Надеюсь, ты не станешь затевать скандал из-за нескольких глупых историй... Хотя мне это было бы по душе.
- Я не ревнивый.
- В самом деле? Жалко.
- Я хочу сказать, что до сих пор не был ревнив. Потому что не любил. Может, потом и стану ревновать, не знаю.
- Значит, я должна вызвать у тебя ревность? Вскружить тебе голову, заставить тебя бредить мной, сходить с ума, забыть все на свете и... что еще? Скажи, дорогой, как мне тебя лучше охмурить?
- Есть один рецепт, - отвечает парень. - Во-первых...
Короткая пауза.
- Я вся превратилась в слух! - восклицает девушка. - Во-первых?
- Во-первых, перестань кривляться. Опять непродолжительная пауза.
- А мне так хотелось повалять дурака, - с легким вздохом заявляет Анна.
Голоса обрываются, слышно мягкое шуршание пленки.
- Очередная запись сделана сорок минут спустя, - со служебной педантичностью поясняет техник.
- Что-то вроде многоточия в любовных романах, - вставляет Борислав.
Техник предупредительно поднимает руку - слышится голос Бояна:
- Хочешь глотнуть коньяку?
- Милый ты мой... Ты не только бесстрашный, но и сообразительный, - замечает Анна.
- Разыгрываешь меня.
- Радуйся. Если бы я заговорила всерьез, тебе бы несдобровать. Серьезные дела, как тебе известно, обычно кончаются женитьбой и вообще паршиво.
Вероятно, девушка отведала предложенного напитка, так как говорит:
- Чудесная вещь... И чуть позже:
- Скажи, милый, ты не подсыпал сюда наркотика, чтобы сделать мне сюрприз?
- До сюрпризов пока дело не дошло, - отвечает Боян.
Техник нажимает на кнопку магнитофона и поясняет:
- Звукозапись на.этом кончается. Второй кусок кинопленки заснят двадцатью минутами позже.
Другой техник гасит свет и пускает кинопроектор. На экране виден фасад кокетливой двухэтажной виллы, вырисовывающейся среди зеленой листвы.
- Снимали на инфрапленку, вот почему изображение такое ясное, - предупреждает техник. - Учтите, что ночь была очень темная.
В окне второго этажа появляется Анна. Она вкрадчиво озирается, словно совершает какое-то таинственное действие, и бросает вниз конец веревки. Внизу, между деревьями, появляется Боян. Ловкими движениями, едва касаясь ногами стены, он поднимается вверх и через окно влезает в комнату.
По экрану пробегают какие-то черточки - поврежденная пленка. Снова виден фасад виллы.