Она отложила записную книжку и опустилась в кресло у огня, сделав знак Мэриан, чтобы та села рядом. Она вздохнула и вытянулась в кресле, без слов демонстрируя крайнюю усталость. Я подумал, не было ли это комментарием к моим словам, и невольно покраснел.
- Простите меня, - сказала леди Истлейк. - Мне только что пришлось вынести очередной визит миссис Мэдисон. Вы не встретили ее, когда входили?
- Мы видели какую-то женщину, - сказала Мэриан.
- Она была здесь не больше четверти часа, но ощущение такое, будто прошло три дня. Боюсь, моя способность говорить о детской одежде быстро иссякла. Я попробовала перейти на погоду, но даже это было слишком смело.
Вошел Стоукс и начал накрывать для чая низкий столик у кресла леди Истлейк. Она осторожно наблюдала, склонив голову набок, пока он не отошел, а потом продолжила уже тише:
- Она из тех женщин, кто считает, что особа ее пола не должна иметь никаких взглядов. И ни в коем случае не читать книг. В чем, надо сказать, она может служить превосходным примером.
Мэриан рассмеялась. Леди Истлейк стала разливать чай, потом поставила чайник и тронула руку Мэриан.
- Поэтому я так ценю общество вашей невестки, мистер Хартрайт. Она держится на одном со мной уровне. У нее всегда найдутся свежие и интересные мысли, куда бы ни завело меня бурное воображение.
- Я знаю, как она ценит вашу дружбу, леди Истлейк, - ответил я. - У нас дома ей наверняка подчас не хватает таких собеседников.
- Но это неправда! - воскликнула Мэриан.
- Она мне рассказывала совсем другое, - сказала леди Истлейк. - Вы ведь пишете, не так ли, мистер Хартрайт?
Я как раз передал чашку Мэриан и наклонился, чтобы взять свою. Лицо леди Истлейк было всего в двух футах от моего собственного, и я сполна ощутил силу ее упорного взгляда. И снова нельзя было не почувствовать, что меня допрашивали, хотя я никак не мог понять, зачем.
- Я написал книгу, - ответил я. - Но это всего лишь история заговора против моей жены, и мой собственный опыт сильно облегчил задачу. Наверное, меня следует назвать не историком, а автором хроники.
Леди Истлейк кивнула.
- Или даже редактором, - продолжил я, - потому что по возможности я старался рассказывать историю словами тех, кто был ближе всего к событиям и мог наиболее точно их описать. В их числе и Мэриан, дневник которой оказался бесценным источником информации.
Я глянул на Мэриан. Я ждал, что она станет возражать мне ("Какая ерунда. Уолтер, ты слишком скромен!"). Вместо этого она напряженно смотрела на меня, и ее смуглое лицо вспыхнуло от возбуждения. Когда я повернулся к леди Истлейк, то уголком глаза снова увидел стол с фотографиями.
- Можно сказать, - продолжил я, - что в живописи я ищу истину искусства. Тогда как…
- Тогда как в написании книг, - подхватила леди Истлейк, - вы скорее фотокамера, так?
- Именно, - сказал я. Я был слегка ошарашен как быстротой ее ума, так и резкостью, с которой она меня перебила.
Я снова посмотрел на Мэриан. Она улыбалась леди Истлейк с таким видом, будто хотела сказать: "Вот видишь, я же тебе говорила". Мысль о том, что между ними может быть какой-то тайный сговор, предметом которого я являюсь, сам того не ведая, встревожила меня.
- Могу я спросить, - сказал я (признаюсь, с некоторой холодностью), - что все это значит?
Леди Истлейк ответила не сразу. Она еще раз украдкой переглянулась с Мэриан, потом достала из рукава платок и тщательно расстелила его на коленях. Наконец она откашлялась и сказала:
- Мистер Хартрайт, вы не могли бы закрыть двери? Я так и сделал. Она продолжила:
- Я, конечно, не стану просить вас хранить секреты от жены, но для начала попрошу вас не упоминать об этом разговоре никому, кроме нее.
Я не мог принять это условие, не зная, в чем дело, и старался придумать, как это высказать вежливо. Она, должно быть, поняла мои сомнения, потому что добавила:
- О, не стоит беспокоиться о вашей чести, мистер Хартрайт. Я не собираюсь признаваться в убийстве или краже ребенка. Кроме того, присутствие в комнате вашей невестки само по себе должно быть достаточной гарантией.
Я решил, что это справедливо, и кивнул. Она продолжила:
- Я только хочу защитить своего мужа. Его положение - к которому, видит Бог, он никогда не стремился, - и так достаточно сложное, и меньше всего я хочу разворошить осиное гнездо прямо у него над головой.
- Хорошо, - согласился я.
- Спасибо, - Она осторожно посмотрела на дверь и заговорила шепотом: - Вы, случайно, не знаете человека по фамилии Торнбери?
- Нет, - сказал я. - Кто он?
- Журналист, - ответила она. - И к тому же порядочная шельма.
- Это неудивительно, - сказал я. - Циник мог бы заметить, что одно неразрывно связано с другим.
Леди Истлейк рассмеялась.
- Я сама его не встречала, - сказала она, - но я узнала от моих друзей, что он собирается, исключительно ради того, чтобы продать жалкую книжку, которую пишет, оклеветать несчастного и непонятого человека, который больше не может защитить себя сам. А в результате, боюсь, пострадает не только память этого человека, но и сама Англия, и английское искусство. Потому что герой книжки, по мнению не только моему, но и многих других, - величайший гений нашего времени.
И в этот момент, словно по команде, в сознание мое вернулась улица Королевы Анны, и я немедленно вспомнил, откуда она мне знакома. На мгновение мне снова было восемь, и я сидел в кэбе рядом с моим бедным отцом. Зимний холод превращал наше дыхание в облачка пара, и я прижимался к отцу, потому что теплое пальто делало его островком тепла и безопасности. Когда мы проехали мимо высокого дома с грязными окнами и тяжелой парадной дверью, он накрыл мою руку своей рукой в перчатке и указал на окно:
- Смотри, Уолтер. Это дом сорок семь по улице Королевы Анны. Здесь живет величайший гений нашего времени.
И вот теперь, через тридцать лет, в течение шести последних часов я снова прошел по той же улице и снова услышал те же самые слова. Не раздумывая, я спросил леди Истлейк:
- Вы говорите о Тернере?
На этот раз удивилась она. Она смотрела на меня в изумлении, приоткрыв рот, потом взглянула на Мэриан:
- Ты не?…
Мэриан была озадачена ничуть не меньше.
- Нет, - ответила она, - я ничего не говорила. Уолтер, как ты?…
Признаюсь, мне хотелось озадачить их еще больше, притворившись, что я обладаю некими тайными сведениями, но я просто сказал:
- О, это всего лишь догадка, - А потом, чтобы избежать дальнейших вопросов (поскольку обе они все еще выглядели озадаченными), я продолжил: - Значит, мистер Торнбери пишет биографию Тернера?
- Так он заявляет.
- Но если вы никогда его не встречали, - спросил я, - откуда вы знаете, что это будет биография клеветническая?
- Я следила за его работой, мистер Хартрайт, - должна признаться, с все возрастающим унынием. Кое-кто из близких Тернеру людей благоразумно отказался разговаривать с этим человеком. Те же, кто согласился, скорее напоминают сборище злобных сплетников, большинство из которых едва знали Тернера. А они, как обычно и бывает в таких ситуациях, свели Торнбери с другими такими же.
Должен признаться, что мне сразу пришла в голову старая пословица: "Нет дыма без огня". Возможно, леди Истлейк заметила мой скептицизм, потому что сказала:
- Ни один значительный человек не мог не нажить себе врагов среди людей менее удачливых или менее одаренных - а тем более Тернер, с его полным презрением к условностям и лести. Вы наверняка и сами слышали достаточно историй о нем.
Судя по тому, как она приподняла бровь, она ждала моего ответа, но я ничего не сказал. Кроме нескольких бородатых анекдотов о его скупости и неразборчивой речи, которые бродили в Академии, я знал о Тернере постыдно мало. Она помедлила немного, потом продолжила:
- Не спорю, он был странным, упрямым и эксцентричным человеком, но он не чудовище и заслуживает того, чтобы его помнили не по сплетням. - Она наклонилась поближе, будто делясь со мной секретом: - В последние годы я достаточно хорошо его узнала. И мне говорили, - тут ее голос задрожал, а глаза заблестели от слез, - что, умирая, он звал меня. Я не могу забыть о том, что обязана защитить его память. - Она поспешно вытерла глаза и скомкала платок. - Мистер Хартрайт, я прошу… я предлагаю… чтобы вы подумали о написании книги "Жизнь Дж. М. У. Тернера".
Секунды на три я потерял дар речи от изумления. Сознание мое переполнили сотни вопросов, но они улетели прежде, чем я нашел слова, чтобы выразить их. Я чувствовал на себе взгляд Мэриан - внимательный, тревожный, почти умоляющий; он говорил, что каким-то образом, которого я пока не понимал, ее надежды и счастье зависят от моего ответа, и это еще больше меня смущало. Возможно, леди Истлейк приняла мое удивление за расчетливость, потому что сказала:
- Я поговорила со знакомым издателем, и он уверил меня, что для такой книги есть готовый рынок…
- Меня не это тревожит. Я…
- И я уверена, что все друзья Тернера присоединятся ко мне в желании поддержать вас… - Она замолкла, внезапно заметив, что мои мысли движутся в другом направлении. - Что? - спросила она. - Вы думаете, для этого могут найтись более подходящие кандидатуры?
Я кивнул:
- Например, вы сами.
- Как я объясняла, мои отношения с сэром Чарльзом… Кроме того, для женщины закрыты многие двери, в которые мужчина входит свободно и легко.
- Не могу поверить… - начал я.
- Вы должны понять, мистер Хартрайт, что бедный Тернер умер отшельником, - сказала леди Истлейк. - Большинство из тех, кто хорошо его знал, давно в могиле. Из тех, кто жив, естественной кандидатурой был бы мистер Раскин, но он, - тут она слегка улыбнулась, - натура слишком олимпийская, чтобы браться за такое. Мое положение вы уже знаете. Что же касается моего мужа, то об этом, боюсь, не может быть и речи.
- О, это я понимаю, - сказал я. - Но…
Она словно меня не слышала.
- Миссис Бут, экономка Тернера, и его друг Джордж Джонс - люди очень славные, но… - Она сделала паузу и покачала головой. - Честно говоря, ни один из них с этим не справится. Кроме того, я слышала, что мистер Джонс сейчас в основном занимается тем, что наряжается герцогом Веллингтоном. В лучшем случае они могут поделиться с вами воспоминаниями.
Она снова замолчала, и я не знал, что отвечать ей. Молчание нарушила Мэриан:
- Больше никого нет, Уолтер. Если ты за это не возьмешься, победа упадет Торнбери прямо в руки.
- И не надо себя недооценивать, мистер Хартрайт, - сказала леди Истлейк. - В отличие от Торнбери, вы художник и можете понять натуру художника Тернера…
Тут я не удержался и воскликнул:
- Но нельзя же сравнивать!
- Может, он и был генералом, а вы, уж простите, только полковником, - ответила леди Истлейк, - но все художники принадлежат к одному полку, сражаются в одних и тех же битвах и стремятся к одной и той же победе. И потом, - продолжила она прежде, чем я нашел, что еще возразить, - вы, по собственному вашему признанию, пишете хронику и знаете, как собирать, оценивать и сопоставлять отчеты разных свидетелей.
- И ты боец, уже доказавший свою решимость исправить великое зло, - сказала Мэриан.
Леди Истлейк кивнула.
- Кто может подойти лучше?
Потом они умолкли, позволив мне обдумать эти слова. Я снова попытался навести порядок в своих спутанных мыслях, но все они, кроме одной, которая звенела в мозгу ясно, как колокольчик, не слушались меня. Наконец Мэриан сказала:
- Для бедного Уолтера все это так неожиданно, надо дать ему время обдумать свой ответ.
- Да, конечно, - согласилась леди Истлейк.
На этом мы и закончили. О книге больше не упоминали, и после нескольких минут вежливой беседы мы с Мэриан собрались уходить. Только когда Стоукс уже провожал нас к выходу, леди Истлейк сказала:
- Надеюсь скоро услышать от вас ответ, мистер Хартрайт.
По пути домой мы почти не разговаривали. Я пытался разобраться с мыслями - прежде всего о тебе, о детях и о том, как изменится наша жизнь, если я приму предложение леди Истлейк. Но меня все время отвлекали наплывы бурных эмоций - страха пополам со странным головокружительным возбуждением, для которых я не находил причины; они являлись без приглашения из какого-то тайного источника в моем сознании.
Мэриан тоже проявляла непривычную сдержанность. Тогда я не обратил на это особого внимания, просто отметил, и все; но сейчас мне думается, что она приняла мое молчание за признак гнева. Когда мы вошли в нашу гостиную, уже за закрытой дверью она легко тронула мою руку и сказала:
- Я надеюсь, Уолтер, ты не считаешь, что я поступила неправильно.
- Когда? - спросил я. - Когда пригласила меня к леди Истлейк?
- Нет, - сказала она, - когда пригласила тебя, не объяснив причины. Она настаивала, что ты не должен ничего знать, пока она сама с тобой не познакомится и не решит, подходишь ли ты. Но когда я увидела, как ты ошеломлен, я почувствовала себя предательницей. Или, скорее, почувствовала, что ты наверняка считаешь меня предательницей.
Бедная Мэриан!
- Должен признаться, я был изумлен, - сказал я, - но я ни на миг не подозревал тебя в предательстве или в том, что ты не заботишься о моем же благе.
- Это хорошо.
Она помолчала, глядя на свою сумочку и вертя в руках ее ремешок. Потом, будто решив наконец высказать то, что давно было у нее на уме, она выпалила:
- Давай поговорим откровенно, Уолтер!
- Ничто на свете не может помешать тебе говорить откровенно, если ты так решила, - сказал я. - И уж я точно не в силах тебя остановить.
Она рассмеялась. Когда она ответила, в ее голосе снова слышались оттенки прежнего веселья:
- Но я сказала "поговорим", а не "я поговорю".
- Ну что ж, давай, - сказал я.
Мы сели рядом на кушетку. Уже темнело, но ни я, ни она не предлагали включить газовое освещение. Возможно, нам обоим казалось, что открыть сердце легче, когда хотя бы наши лица скрывает сгущающийся сумрак. После паузы Мэриан заговорила:
- Много лет назад я сказала тебе, что мы всегда будем друзьями, так ведь, Уолтер?
- Да, - ответил я, беря ее за руку. - Так оно и будет.
- Я надеюсь, - кивнула она. - Именно поэтому я говорю то, что сейчас собираюсь сказать. Может быть, ты решишь, что я слишком дерзка, но, пожалуйста, поверь - мною движет лишь сестринская любовь к тебе и Лоре.
- Конечно, я в это верю, - сказал я. - Я никогда в жизни ни в чем так не был уверен.
Это была правда, но все равно я ждал ее следующих слов в тревоге. В животе у меня будто трепетала крыльями стая бабочек, а ноги налились свинцом настолько, что, если бы сейчас вбежал Дэвидсон с криком "Пожар!", не знаю, смог ли бы я добежать до двери.
- Спасибо. - Мэриан глубоко вдохнула и продолжила: - Ты ведь понимаешь, что мы живем в таком тесном соседстве, что невольно замечаем малейшие перемены в настроении друг друга.
- Да, - сказал я.
- Ну вот, - продолжила она, - недавно я начала замечать в тебе такие перемены. Ты стал беспокойным и рассеянным. Ты рисуешь меньше, чем раньше. И хотя ты все такой же любящий муж, отец и брат, иногда мне кажется, что теперь тебе для этого требуются усилия. Как будто… как будто тебе нужно возвращаться откуда-то издалека, чтобы побыть с нами.
- Мне трудно здесь заниматься живописью, пока студия не закончена, - заметил я. - И ты же знаешь, я был очень занят планами и надзором за строительством.
- Раньше отсутствие студии никогда не мешало тебе писать, - сказала она. - И наверняка ты можешь доверить работу строителям. Им вовсе не нужно, чтобы ты подходил к ним по двадцать раз в день и говорил, что делать.
Я вспомнил, где она нашла меня днем, и порадовался, что в темноте не было видно, как я покраснел.
- Нет, - продолжила она, - тут нужно искать более глубокую причину. Думаю, я знаю, в чем дело.
Хотелось бы мне избавить тебя от того, что она сказала дальше; это неизбежно тебя заденет и заставит думать обо мне хуже. Но это правда, и ты должна это знать, иначе ты перестанешь знать меня.
- Дорогой Уолтер, - сказала Мэриан еще более тихим и ласковым голосом, - ты жертва своей собственной чувствительной натуры. Никто, зная все обстоятельства, не мог бы обвинить тебя в том, что ты получил 'незаслуженное богатство, женившись на Лоре и разделив состояние, которое она в конце концов унаследовала. Но если я права, именно этим ты себя и мучаешь. Ты знаешь, что твое поведение всегда было безупречным и что ты принес ей больше счастья, чем она когда-либо видела в жизни. И все же, и все же, и все же… Тебя терзают смутные подозрения, что ты стал иждивенцем, и для тебя это невыносимо.
Я открыл рот, собираясь возразить, но мне не хватило сил это отрицать. Она молниеносно осветила темный угол моего сознания и нашла язву, для которой до сих пор я не находил имени.
- Хуже того, - продолжила она, - ты ощущаешь пустоту в самом центре жизни. У тебя есть все, что, по мнению света, делает человека счастливым: ласковая и любящая жена, двое прекрасных детей, большое состояние и уважение собратьев-художников. Но кое-чего не хватает: дела, способного разбудить твою душу и вывести тебя за пределы забот о семье и доме.
Я кивнул, и, думаю, она это заметила, потому что я почувствовал, как она сжала мою руку.
- Стыдиться тут нечего, - сказала она. - Просто ты, как все благородные натуры, знаешь, что дом и семья сами по себе бессмысленны, если только не связаны с какой-то высшей целью.
Снаружи заскрежетала и загромыхала по камням телега. Я благодарно ухватился за этот звук и закутался в него, как в мантию, потому что глаза мои были полны слез.
- Много месяцев, - сказала Мэриан, - я искала для тебя облегчение. И именно поэтому сердце мое вздрогнуло, когда леди Истлейк поделилась со мной тревогами по поводу биографии Тернера. Вот наконец, решила я, то великое дело, которое тебе по плечу. - Она помедлила, но продолжила: - Надеюсь, ты не сомневаешься, что я с радостью помогу тебе, как делала это раньше, когда судьба вовлекла нас в одну и ту же битву. Дорогой Уолтер, пожалуйста, скажи, что ты за это возьмешься!
Однажды, много лет назад - помнишь тот день? - я назвал Мэриан нашим добрым ангелом, и так оно и есть: подобно ангелу, она знает все, что в нас есть хорошего, куда лучше нас самих.
Только через несколько мгновений я сумел выговорить:
- Спасибо.
Так что завтра, любовь моя, я напишу леди Истлейк и скажу, что на определенных условиях принимаю ее предложение. И если она согласится, ты сможешь узреть меня в новом качестве. Учитель рисования, детектив, муж, мальчик на побегушках, а теперь еще и биограф!
Уже поздно, и становится холодно. Я отправляюсь в постель, чтобы прижать к себе подушку, которая еще хранит запах твоей кожи и твоих волос.
Спокойной ночи.
Уолтер