- Вы в них заглядывали?
- Да. Я каждый месяц помогала составлять баланс.
- Они не засекречены?
- Нет. Они все здесь. - Вилна ван Ас покосилась на белый шкаф, стоящий у нее за спиной.
- Можно взглянуть?
Она кивнула и встала. Ван Герден подумал: она сейчас как будто не здесь.
Ван Ас снова открыла дверцу шкафа, на сей раз пошире.
- Все тут, - сказала она. Скоросшиватели и папки в жестких переплетах стояли на двух полках аккуратными рядами. Каждая была помечена фломастером; самая первая датирована 1983 годом.
- Можно взглянуть на первую партию - ну, скажем, до 1986 года?
Она осторожно сняла папки с полки и подала ван Гердену. Он открыл первую. Цифры были написаны от руки, в несколько колонок, разделенных синими и красными полями. Он сосредоточился, попытался разобраться, ухватить суть. Даты, суммы, цифры небольшие: десятки, пара сотен. Записи велись достаточно сумбурно. Ван Герден понял, что без помощи ему не справиться.
- Не могли бы вы разъяснить, что к чему?
Вилна ван Ас кивнула. Взяла длинный желтый карандаш и ткнула, как указкой:
- Здесь приход, а здесь расход. Вот…
- Погодите, - сказал ван Герден. - Вот здесь - доход, деньги, которые он получил?
- Да.
- А здесь - деньги, которые он потратил?
- Да.
- Где остаток счета? Банковское сальдо…
Вилна ван Ас перевернула страницу и ткнула карандашом.
- В августе 1983 года остаток составлял минус одну тысячу сто двадцать два ранда тридцать пять центов.
- Столько у него было в банке?
- Не знаю.
- Почему вы не знаете?
- Данное сальдо показывает, что потрачено на 1122,35 больше, чем получено. Банковское сальдо может оказаться больше или меньше, в зависимости от первоначальной суммы на счете.
- Подождите, - снова перебил ее ван Герден. Он не был тупицей в математике. Просто раньше цифры его не интересовали. - Значит, данная цифра - не остаток на счете, а разница между приходом и расходом.
- Да.
- Где можно проверить данные цифры?
- В другом месте. В подшивке извещений из банка. - Вилна ван Ас встала, достала из шкафа еще стопку папок.
- У вас есть бухгалтерское образование?
- Нет, - сказала Вилна ван Ас. - Пришлось всему учиться на практике. Ян мне показал. И аудитор. Это нетрудно, как только все поймешь. - Она полистала страницы. - Вот. Банковское сальдо на август 1983 года.
Он посмотрел на то место, куда указывал кончик карандаша. Тринадцать тысяч восемьсот семьдесят семь рандов шестьдесят пять центов.
- У него были деньги в банке, но фирма терпела убытки?
Она пролистала папку на несколько страниц назад.
- Взгляните. Когда он открывал счет, на нем было пятнадцать тысяч рандов. Цифры со знаком минус - суммы, которые он выплатил. Если вы сравните их с цифрами в папке, то увидите, что они совпадают с расходами. И другие цифры - доходы, которые в первой папке значатся в графе "Приход". Разница между первыми и вторыми и составляет тысячу сто двадцать два ранда тридцать пять центов. Вычтите эту сумму из пятнадцати тысяч, и получится тринадцать тысяч восемьсот семьдесят семь рандов шестьдесят пять центов.
- А-а-а…
Ван Герден снова подтянул к себе папку, пролистал, дошел до сентября 1983 года. Баланс составлял минус восемьсот семнадцать рандов сорок четыре цента; в октябре - минус шестьсот семьдесят четыре ранда восемьдесят семь центов; в ноябре - минус четыреста четыре ранда шестьдесят пять центов; в декабре - плюс триста двенадцать рандов пять центов.
- Он начал получать прибыль в декабре 1983 года.
- Декабрь - всегда хороший месяц.
Ван Герден придвинул к себе папку за следующий год и извещения из банка за тот же период. Он листал, сравнивал, делал пометки в блокноте. Дьявол кроется в деталях. Вот его кредо. Нагел всегда насмехался над ним. Вилна ван Ас сидела напротив, молча, положив руки на стол. Интересно, что творится в голове у этой женщины? Позже она предложила ему чаю. Он с благодарностью согласился. Вилна ван Ас встала. Ван Герден продолжал листать страницы. Ян Смит постепенно расширял дело: цены на шкафы и конторки, столы и стулья, кровати и изголовья медленно повышались. Микроэкономическая картинка целой эпохи. В 1991 году записи от руки сменились компьютерными распечатками, которые снова пришлось расшифровывать с помощью Вилны ван Ас.
- А дома? Неужели нет записей о продаже домов?
- Не знаю.
- Может быть, выясните?
- Я наведу справки в банке.
- Буду вам очень признателен.
- Ну и что все это вам говорит? - спросила Вилна ван Ас, показывая на море цифр перед ним.
- Пока не знаю. Кое-что. Может быть, ничего. Но позвольте мне сначала убедиться.
- Кое-что?
Ван Герден снова уловил страх и в ее голосе, и в глазах.
- Позвольте мне сначала убедиться в моих подозрениях. Можно взять с собой его удостоверение личности?
- Да, - ответила она, но как-то неохотно.
По пути в Митчеллз-Плейн ван Герден испытывал предвкушение своеобразной эйфории, которая всегда наступает при прорыве. Скоро он разберется во всех хитросплетениях дела, хотя пока окончательные причины еще скрыты за туманом и облаками, как вершина Эвереста. Ответы на все вопросы хранятся у него в голове и в его записях, нужно только во всем разобраться. Пока у него есть некая теория, версия. Кое-что важное кроется за цифрами, датами и сведениями, сообщенными Вилной ван Ас. Где-то между всем этим и находится истина. Сердце его билось учащенно, в голове крутились обрывки мыслей, он чувствовал себя легким, как воздушный шарик. Черт, черт, черт, совсем как в прежние времена. Что такое с ним происходит? Неужели все оказалось настолько легко? Он свободно бродит по прежним дорогам с компасом знаний, уголовным кодексом, инструкциями, собственными чувствами и скрипучим голосом Нагела, звучащим в подсознании?
Не похоже…
Ван Герден приказал себе не думать о прошлом. Человеку, который лезет в гору, нельзя смотреть вниз.
Но хочет ли он взобраться на гору? Хочет ли выбраться из своего безопасного, хотя и затхлого, вонючего существования?
Пять-шесть лет назад на том месте, куда он приехал, стоял дом Орландо Арендсе. С тех пор многое изменилось. Высокий забор, обтянутый поверху кольцами колючей проволоки. Настоящая крепость. Форт Митчеллз-Плейн. Ван Герден притормозил и вылез из машины. Из-за ворот вышел человек с большим пистолетом за поясом:
- Чего надо?
- Мне нужен Орландо.
- Вы кто такой?
В наши дни у охранников не осталось никакого уважения.
- Ван Герден.
- Полиция, что ли?
- Раньше там служил.
- Ждите.
"Полиция". Они всегда обладали даром вынюхивать полицейского, даже бывшего. Даже если ты внешне совсем не похож на полицейского. Ван Герден оглядел внушительные решетки на окнах. Поле битвы Митчеллз-Плейн, где вместо армий - уличные бандиты, ПАГАД, китайские триады, колумбийские и нигерийские наркокартели, русская мафия и одиночные залетные птички, а еще целый винегрет из местных мелких бандитских группировок. Ничего удивительного, что полиция не в состоянии поддерживать здесь порядок. В его дни в бывшем гетто Митчеллз-Плейн орудовали только банды - пугливые подростки или отмороженные рецидивисты…
Охранник вернулся, распахнул ворота.
- Машину загоните внутрь.
Ван Герден въехал во двор. Вышел.
- Пошли. - Охранник махнул пистолетом.
- Обыскивать разве не будете?
- Орландо говорит, не нужно, потому что вы с двух метров не попадете в унитаз.
- Приятно, когда тебя помнят!
Они вошли в дом. В просторной гостиной, по-видимому, размещался кабинет хозяина дома. Важная отрасль отечественной промышленности - организованная преступность. В углу сидели трое подручных, а сам Орландо расположился за большим письменным столом. Он постарел, на висках появилась седина. С возрастом он стал похож на директора школы. Он по-прежнему питал слабость к кремовым костюмам-тройкам, сшитым на заказ.
- Ван Герден! - произнес ничуть не удивленный Орландо.
- Орландо!
- Тебе от меня что-то нужно.
Бойцы в углу шелестели бумагами, однако навострили уши. Они в любой миг были готовы защитить своего босса.
Ван Герден извлек из кармана удостоверение личности и протянул Орландо.
- Садись, - предложил Орландо, махнув в сторону кресла. Он открыл удостоверение, надел на нос очки для чтения, которые болтались у него на шее, ближе придвинул лампу, включил ее, поднес книжечку к свету. - Я больше не занимаюсь документами.
- А чем ты сейчас занимаешься?
- Ван Герден, ты ведь больше не являешься официальным лицом.
Ван Герден не смог удержаться от улыбки. Прав, старый черт!
Орландо закрыл удостоверение.
- Старое. И не мое.
- Но поддельное.
Орландо кивнул:
- Хорошая работа. Возможно, дело рук Ньиваудта.
- Кто такой Ньиваудт?
Орландо положил удостоверение на стол, ловко подтолкнул по столешнице по направлению к ван Гердену.
- Ван Герден, ты являешься ко мне без предупреждения, как будто я твой должник. Ты уже пять-шесть лет как не служишь в органах; ходят слухи, что ты совсем опустился. Признавайся, какие у тебя козыри?
- Нет у меня никаких козырей.
Орландо посмотрел на него в упор. Кожа у него была смуглая, черты лица выдавали предков-коса. В нем смешались гены его отца - знаменитого белого винодела - и служанки-матери.
- Ван Герден, ты всегда был честным, в этом тебе не откажешь. Ты меткий стрелок, пока у тебя в руках нет огнестрельного оружия.
- Знаешь что, Орландо… Пошел ты знаешь куда!
Бойцы в углу замерли.
Орландо скрестил руки на столе; на каждом маленьком пальце - золотые перстни.
- До сих пор переживаешь из-за Нагела?
- Ты что-то подозрительно много знаешь о Нагеле, Орландо. - Голос ван Гердена срывался, руки дрожали. Он передвинулся на самый краешек стула.
Орландо оперся подбородком на скрещенные пальцы. Черные глаза его сверкали.
- Расслабься, - негромко посоветовал он.
Бойцы сидели затаив дыхание.
Держись, борись, сейчас нельзя сорваться, не сейчас, не здесь… Красная пелена медленно спадала. Ван Герден глубоко вздохнул, услышал, как бьется его собственное сердце. Спокойно, спокойно…
Орландо негромко продолжал:
- Тебе придется с этим смириться, ван Герден. Мы все совершаем ошибки.
Дыши. Медленнее.
- Кто такой Ньиваудт?
Орландо долго сидел неподвижно, не моргая, не шевеля руками. О чем-то думал, что-то взвешивал.
- Харлес Ньиваудт. Бур. Белая голытьба. Сейчас сидит. Ему дали десять лет "строгача", не выпустили даже по амнистии по случаю дня рождения Манделы.
- Значит, он - специалист по документам?
- Один из лучших. Настоящая скотина, но при этом художник. В последнее время совсем зарвался: слишком много работы, слишком много денег, слишком много травки, слишком много женщин. Пытался сколотить состояние, вот и наделал на шесть миллионов двадцатирандовых купюр без водяных знаков, а печатника утопил в реке Лисбек с дырой в башке. Хотел наложить лапу и на его долю.
Бойцы в углу снова зашелестели бумагами.
- И это удостоверение - его работа?
- Похоже на то. Ньиваудту лучше всего удавались удостоверения старого образца, синие книжечки. Их легче подделывать. Да, семидесятые и начало восьмидесятых - хорошее было времечко…
- У меня к тебе еще один вопрос, Орландо.
- Я тебя слушаю.
- Допустим, на дворе восемьдесят третий год. У меня есть американские доллары. Много долларов. Я хочу купить дом и начать легальный бизнес. Мне нужны ранды. Что мне делать?
- Ван Герден, на кого ты работаешь?
- На одного адвоката.
- На Кемпа?
Ван Герден покачал головой.
- Значит, теперь ты частный сыщик и пашешь на адвоката?
- Орландо, я свободный художник. Я сам по себе.
- Ван Герден, такая работа - дерьмо собачье! Уж лучше возвращайся в полицию. По крайней мере, будет там свой человек…
Ван Герден решил не обращать внимания на издевки.
- Доллары в восемьдесят третьем году…
- Давно это было.
- Знаю.
- В восемьдесят третьем я был мелкой сошкой. Доллары сплавляли по цене тридцать-пятьдесят центов. Но если тебе нужны имена, я ничем тебе помочь не могу.
Ван Герден встал:
- Спасибо, Орландо.
- А что, те доллары еще в ходу?
- Не знаю.
- Значит, в ходу.
- Сейчас доллары большие деньги.
Ван Герден молча кивнул.
- Ван Герден, ты мой должник.
12
Тетушка Баби Марневик.
Всякий раз, когда я вижу рекламу нового блокбастера, в котором бесстрашные американские герои спасают нас всех от какого-нибудь вируса, метеорита или враждебных пришельцев, угрожающих существованию человечества, я удивляюсь тупости голливудских сценаристов и режиссеров. Почему они не обращают свои взоры к гораздо более интересным, мелким, но будоражащим кровь происшествиям, к жизни маленьких городков?
Роман с Марной Эспаг не выдержал нашего первого испытания, первый сексуальный опыт оказался незавершенным. Мы не расстались резко, внезапно, со скандалом; просто постепенно наступило охлаждение, подпитываемое моим разочарованием в собственных способностях. Марне же было стыдно оттого, что она не сумела скрыть досаду.
Но в шестнадцать и семнадцать лет душа и тело исцеляются на удивление быстро. Мы с Марной остались друзьями, даже когда она в июле начала встречаться со старостой класса Лоуренсом Камфером. Я всегда буду думать о том, удалось ли им с Лоуренсом успешно совершить то, что не удалось нам с ней; получил ли он приз ее девственности и поддержал ли ее веру в мужчин.
У меня в школьные годы больше не было постоянных подружек; время от времени я обнимался и целовался с какой-нибудь девочкой. Потому что дорогу моего сексуального - а позже и профессионального - образования пересекла тетушка (как мне было положено ее называть) Баби Марневик.
Они с мужем жили в соседнем доме. Бут Марневик был шахтером и работал посменно, как и девяносто процентов мужского населения Стилфонтейна. Он был рослым и сильным - этакий необработанный алмаз. Все выходные он возился в гараже, устанавливал на свой "форд-англия" новый мощный мотор. Для этого ему пришлось снять всю приборную панель и коробку передач, удлинить ведущий вал и трансмиссию, что сводило к нулю смысл его затеи - устроить очень неприятный сюрприз владельцам других "англий" на светофоре. Выглянув в окошко, любой идиот непременно заметил бы, что машина у Бута Марневика нестандартная.
По слухам, ходившим в нашем городке, ему пришлось отвоевывать Баби кулаками - еще в Без-Вэлли, пригороде Йоханнесбурга, настоящем плавильном котле. Там он вроде бы увел ее у одного крепкого шотландца. Сама Баби стояла на передней веранде дома и наблюдала, как двое мужчин пыхтят и истекают кровью, словно два бульдога, пытаясь доказать свое генетическое превосходство, чтобы заполучить ее руку и сердце.
Дело в том, что Баби Марневик была красавицей. Высокая, стройная, с густыми рыжими волосами, полными чувственными губами и потрясающей грудью. Но, как я подозреваю, мужчины не могли устоять главным образом против ее глаз, маленьких и хитрых, придающих ей распутный вид. Глаза создавали впечатление доступности. Глаза были сутью ее подлинной натуры.
Много лет я почти не замечал наших соседей. Их дом стоял за нашим. Кстати, почему "задние" соседи кажутся нам более загадочными и менее "соседскими"? Высокий деревянный забор между двумя домами, возможно, тоже внес свой вклад. Но для мальчишки-подростка, в котором все только пробуждается, вид Баби Марневик в нарядном платье в торговом центре был незабываемым. Тут я начал ее замечать, и мой интерес подпитывался смутными слухами и бесстыдством, с каким она выставляла напоказ свою сексапильность.
В начале весны моего последнего школьного года, в чудесный теплый день, скучая по Марне и испытывая любопытство, я всматривался в трещину в старом, гниющем заборе - не в первый раз, но все-таки это было совпадение, удачный момент. На заднем дворе Марневиков на надувном матрасе лежала голая Баби. Ее тело блестело от масла для загара. Хитрые глаза были спрятаны под солнечными очками. Она раздвинула ноги и рассеянно играла пальцами с ярко раскрашенными ногтями в своем райском саду.
О, сладкий удар!
Я так испугался, что не мог пошевелиться. От страха я и дышать не смел. Голова кружилась, она была пустой, в ней крутились обрывки диких мыслей. Я открыл для себя удовольствие вуайеризма, я был избранником богов, потому что они толкнули меня к забору в нужный миг.
Не знаю, много ли времени ушло у тетушки Баби Марневик на то, чтобы достичь оргазма. Двадцать минут или больше? Для меня время пролетело молниеносно - я никак не мог насытиться. Наконец она низко, гортанно застонала, открыв рот. Ее передернуло от удовольствия. Потом она медленно встала и скрылась в доме.
Я же еще долго стоял у забора, пялясь на матрас, надеясь, что она вернется. Поняв, что продолжения не будет, я пошел к себе в комнату, чтобы найти выход для собственного основного инстинкта. И еще раз, и еще, и еще. На следующий день я снова стоял у своего глазка в заборе, готовый возобновить чудесные односторонние отношения с тетушкой Баби Марневик.
Она не каждый день мастурбировала на заднем дворе. Она не лежала на солнце, голая и блестящая, каждый день. К моему огромному разочарованию, ее сеансы удовольствия были нерегулярными. То была азартная игра, в которой мне лишь иногда удавалось урвать минуты удовольствия. Иногда мне казалось, что соседка занимается этим по утрам, когда я в школе; я даже подумывал, не сказаться ли больным на несколько дней, чтобы подтвердить свое предположение. Но время от времени, раз в неделю, иногда раз в две недели, моя алчность бывала вознаграждена завораживающей сценой.
Я грезил о Баби Марневик. Все было банально: я обхожу ее дом (перелезть через забор я считал ниже своего достоинства), подхожу к ней и говорю: "Баби, тебе больше не нужно прибегать к помощи руки". Потом я раздеваюсь, и она раздвигает ноги, крича: "Да, да, да, да!" - и мы оба лежим на надувном матрасе, и она с моей помощью поднимается на вершины удовольствия. А потом мы лежим рядом и обсуждаем, как сбежим из Стилфонтейна и будем жить долго и счастливо.
Фантазия номер один. Тема с вариациями.
Насколько отличной от фантазий и насколько интереснее фантазий бывает реальность, небольшая, но меняющая жизнь реальность!