- Добро, это мы выясним позже. Какими темами она занималась?
- Только социальными проблемами. Кстати, она сделала три-четыре сюжета о полиции, которые хорошо пошли! Это были телерепортажи - не припоминаете такие?
- Абсолютно не припоминаю, - ответил Мистраль. - Впрочем, я мало смотрю телевизор. Вы упомянули, что сегодня должны были говорить о ее "настоящем" репортаже.
- Да, так. Последнее время она занималась несколькими темами параллельно - такая у нее была манера, это давало возможность всегда иметь авансы от редакций. Но теперь на какую-то одну, видимо, пал жребий. Где-то позавчера она позвонила мне и назначила встречу. Очень волновалась, только сказала, что за это ей дадут Пулитцеровскую премию за сентябрь. Она была очень взволнована, чувствовалось, что дело стоящее.
- И больше ничего не говорила?
Кальдрон посматривал на Дальмата, чтобы и он начал задавать вопросы.
- Нет, ничего. Она никогда не говорила наперед о сюжетах, над которыми работала, - из суеверия. Показывала только в последний момент, когда уже почти все было готово. Но я думаю, это было что-то довольно важное - уж очень она волновалась. Хотела, чтобы я снимал фотографии и видео. Вот и все. Только имейте в виду: это всего лишь мое личное впечатление!
- Добро. Капитан полиции (Мистраль кивнул в сторону Дальмата) снимет ваши официальные показания. Благодарю вас.
Кальдрон, Дальмат и фотограф вышли из кабинета, но Дальмата Мистраль позвал обратно:
- Поль, надеюсь, наедине с приятелем Димитровой вы будете разговорчивей, чем сейчас за этим столом. Припомните, что я вам говорил сегодня утром.
Мистралю хотелось спать. Был уже второй час дня. Зажужжал его мобильник. Сперва Мистралю хотелось сбросить этот звонок в список принятых. Номер был ему знаком, он со вздохом решил ответить.
- Здравствуйте, доктор, какими судьбами?
- Я тут мимо проходил, подумал, может, у вас найдется время со мной пообедать.
- Понимаете ли, у нас подряд столько важных дел…
- Конечно, понимаю. Мы можем далеко отсюда не уходить. А впрочем, я не навязываюсь, можно отложить и до другого дня.
- Не знаю, как у вас, а у меня и другие дни будут явно не спокойней этого! Могу спорить, вы сейчас прямо на набережной Орфевр.
- Да, у входа в здание.
- Хорошо, я иду.
Перед кабинетом Кальдрона Мистраль задержался.
- Венсан, я сейчас иду обедать с психиатром Жаком Тевено. Простите за личные подробности, но я догадываюсь, кто устроил мне эту встречу - вернее, устроила.
- Я, кажется, тоже догадываюсь. Просто она очень за вас тревожится. Не сердитесь на нее. Приятного аппетита!
Глава 14
Тот же день.
Человек вернулся домой медленным шагом. Он все больше и больше терял силы от жары, которой не предвиделось конца. Ему до безумия хотелось позвонить на ФИП, но он знал, что сейчас этот путь перекрыт, что ему навеки запрещено говорить с дикторшами. Он даже чуть было на этом не попался и не сомневался теперь, что эта ловушка там еще стоит. Нужно погодить какое-то время - впрочем, не слишком долго, а потом найти другой способ - например, записаться на экскурсию в Дом радио. А что? Пожалуй, должно пройти. А там он разберется на месте и уже не отступит. Это невозможно. Никогда за всю жизнь вплоть до сегодняшнего дня он не опускал рук.
Будапештская улица была почти пустынна. В витрине секс-шопа крутилась реклама, пара ресторанов, расположенных здесь, ждала посетителей. Человек проголодался, но сама идея питаться где-то, а не дома была ему отвратительна, особенно сейчас. Он представлял себе грязные руки, ворошащие столовые приборы, омерзительные объедки в тарелках.
Вернувшись домой, он заперся на все замки, залпом выпил целую бутыль воды с двумя таблетками тегретола и без аппетита пообедал яйцами, сваренными вкрутую.
Через несколько минут он открыл ноутбук Лоры Димитровой и в который раз перечитал тексты ее статей. Никаких эмоций он не испытывал. Потом в последний раз закрыл компьютер, положил его в прочный зеленый пластиковый пакет, какими выстилают уличные урны, и решил пойти бросить его в Сену, как он уже проделал дважды с компьютерами двух убитых раньше женщин.
* * *
Мистраль и Тевено обедали на открытой веранде ресторана на площади Дофин, в двух шагах от набережной Орфевр. В такую невыносимую жару веранда была почти пуста, как и весь район, обыкновенно так привлекающий гостей Парижа. Теперь туристы предпочитали залы с кондиционерами. Когда Мистраль, переступив порог дома № 36, увидел Тевено в панаме и солнцезащитных очках, придающих ему вид киношного мафиозо с Сицилии, он слабо улыбнулся.
Мистраль не собирался выпытывать у психиатра, не Клара ли стала причиной этого неожиданного совместного обеда. Он чувствовал себя очень утомленным, не имел желания начинать разговор на эту тему и устанавливать между собой и психиатром, который ему очень нравился, четкую дистанцию. Разговор шел совсем о другом: о повседневных мелочах, не вызывающих страстей. Тевено позволил себе только вскользь заметить о здоровье Мистраля. Что он в неважной форме, было видно сразу - Людовик не старался притворяться.
Потом Тевено потихоньку перевел разговор на себя, на свою жизнь, Мистраль слушал молча и рассеянно. Он доверительно, именно это слово употребил потом несколько раз Мистраль, пересказывая разговор жене, поведал, как его, специалиста, мучают тяжелые случаи, которые он не может решить.
В ответ Мистраль рассказал о своих тайнах, о нераскрытых делах.
Врач дал полицейскому выговориться, а потом спросил:
- Вот сейчас, перед выходом, вы мне говорили, что у вас ряд важных дел. Они очень сложные?
- Три убийства. Молодые женщины убиты в своих квартирах. Избиты, задушены, изнасилованы, в лица воткнуты осколки зеркала, на которых лежит салфетка. Вот так. Ну да, дела непростые.
- И в самом деле. Как с версиями?
- Вообще никаких.
- И как вы себя чувствуете, чтобы разбираться с такими делами?
- Не лучшим образом. По-настоящему я вышел на работу только неделю назад. И сразу понеслось на полной скорости, если не сказать больше! Совсем не было времени постепенно втянуться!
- Помню, у вас очень хорошие сотрудники - легче ведь, когда помогают?
- Да, конечно. Сыщиков-одиночек не бывает. Но на самом деле надо понять: мне тяжело, тем более после того, как чуть не отправился на тот свет, взяться за трудное дело, будто ничего не было. Меня все время тащит назад то, что было в прошлом году. Я думаю, наши граждане убеждены, что мы щелкаем как орешки дела одно другого труднее - веселясь да посвистывая, как в сериалах. А на деле совсем не так.
- При таких условиях вы не можете сбросить накопленный стресс.
- Не могу. Уголовные дела лепятся друг к другу, как соты. "Перепрыгивая" с одного на другое, памяти не теряешь. О самых тяжелых вещах люди, которые при этом присутствовали, неизбежно будут напоминать: хоть намеком, хоть взглядом, который понятен только им да тебе, - все это в наших мозгах остается на годы и годы.
- Но ведь должны же вы переключаться - иначе и жить невозможно!
- Это не всегда просто. Через несколько лет это дело опять выплывет, потому что вас призовут на судебное заседание и вы все заново переживете, разъясняя присяжном в присутствии убийцы, который будет за вами следить, как все происходило. А потом его адвокаты скажут, что вы не соблюли такое-то и такое-то процессуальное правило, что признание было получено в результате тридцатишестичасового допроса. Собственно, им за это деньги и платят - чтобы оспаривали нашу профессиональную состоятельность. Вот почему сразу ничего не забывается.
- Да, правда, теперь я понимаю, почему эти слои друг на друга накладываются. Но ведь это, кроме того, создает историю вашей службы, сплачивает людей.
- Да… можно и так сказать…
Полицейский и психиатр замолчали, погрузившись в собственные мысли. Жак Тевено разлил по бокалам холодное розовое вино.
- Людовик, а зачем вы по утрам встаете?
Мистраль уставился на доктора, удивленный этим вопросом, а еще тем, что Тевено впервые назвал его по имени, чтобы сделать беседу более дружеской.
- Вы, я думаю, знаете ответ. Потому что по ночам я не сплю. И я здесь не на врачебной консультации.
- Так и я вас спросил по-дружески! И я ждал не такого ответа - хотел услышать о смысле вашей работы.
Мистраль посмотрел прямо в глаза психиатру. Тот, расслабившись, пил вино и улыбался.
- Мне нравится это дело, я приношу пользу. Я думал, вы это уже поняли.
Мистралю не слишком хотелось говорить о своей работе. Он отвечал врачу короткими общими фразами, давая понять, что надо бы сменить тему. Психиатр сделал вид, будто ничего не заметил, и продолжил, чуть усиливая нажим:
- Что-то вы финтите, позвольте мне так выразиться! Что, собственно, вами движет?
- Процесс расследования, дружба с другими полицейскими, человеческое сплочение, как вы только что сами сказали. Мы все переживаем одно, все под этим напряжением… Словом, ничего нет нового под солнцем полиции!
- Это уже лучше, но, на мой вкус, все еще слишком чистенько и гладенько. Лакируете вы все шероховатое. Вы задавали себе вопрос: "Каким сыщиком я стал?"
Мистраль немного подумал. Его раздражали вопросы доктора, хотя он и старался этого не показывать. Ответил инстинктивно:
- Кем-то вроде охотника - впрочем, мы здесь все такие. Ничего особенного.
- Охотником? Хорошо, пусть так. Под вашим обличьем идеального джентльмена - воспитанного, вежливого, элегантного, приветливого и тому подобное - скрывается охотник. Но ведь вы иногда попадаете в тот же мир, как те, на кого вы охотитесь, хоть вы и по разные стороны баррикад.
Мистраль внимательно выслушал речь психиатра. Над ответом он думал почти минуту, хотя и знал, что скажет. Его удивляло, какой оборот принял их разговор.
- В сыскном ремесле обязательно надо уметь охотиться. Иногда перед нами бывают люди, которые ведут себя как звери: жестокие, ни во что не ставящие чужую жизнь, желающие удовлетворить все свои прихоти. От этих тварей и портится жизнь полицейского: они для нас наваждение. Искать их - значит идти по следу, а идти по следу - значит охотиться, хоть это и происходит в городе, но и тут живут дикие звери!
- В таком случае приходится признать, что иногда охотиться начинают на самого охотника. Ясно ли вам, что я хочу сказать? Не забывайте: у нас с вами в прошлом общая боль, вот почему я позволяю себе некоторые вольности в выражениях. Понимаете, это не разговор врача с пациентом, а действительно дружеская беседа. Я ничем не могу помочь вам, а вы мне.
- Само собой. - Мистраль кивнул. - Конечно, я понял разницу! Пусть будет так: на меня охотились, а я ничего не добыл.
- Так будьте логичны до конца. Вы увидели, что не непогрешимы, не можете ответить на вызов немедленно, и это поколебало ваши жизненные устои.
- Это, знаете ли, слишком в лоб! Да и ответ не так прост.
- Пойдем дальше. В вашем последнем деле плохо удалось задержание, вы сами сказали.
- Я потом подумал об этом. У меня не сработали рефлексы, я позволил этому деятелю взять власть над собой - он поглотил меня всего.
- Инстинкт охотника - и смертный путь. Вполне естественно. Задумайтесь над этим. Хотите кофе?
- С удовольствием!
Появление официанта с кофе прервало разговор, Мистраль и Тевено замолчали. Наконец Тевено прокашлялся и спросил:
- Людовик, вы знаете, что такое PTSD?
Мистраль потряс головой.
- Это английское сокращение; расшифровывается как "синдром посттравматического стресса".
- И что это значит?
- Думаю, вы, в общем, и сами понимаете, но все-таки поясню, в чем дело. Кто-то в результате какого-то события перенес тяжелую травму - например ранение, - которая повлекла за собой страх. И он снова и снова переживает это событие, в частности в сновидениях.
- И что?
- А то, что дальше он с трудом начинает засыпать. Потом наступает, к примеру, раздражительность, приступы ярости, трудности с концентрацией внимания, напряженные отношения с близкими. При этом, вновь оказавшись в сходной ситуации, он на нее не отреагирует.
- Продолжайте.
- Этот синдром наблюдается у врачей "скорой помощи", судмедэкспертов, полицейских и тому подобное. Для выхода из этого состояния необходимо наблюдение у психолога или психиатра.
- Это интересно, но меня не касается.
- А я бы на вашем месте об этом подумал. Не забудьте: я вам ничем помочь не могу, потому что мы при вашем последнем расследовании вместе пережили трудные моменты. Мы не общаемся как врач и пациент - у нас теперь только личные отношения.
- Я вас прекрасно понимаю и далек от мысли открываться вам.
- Людовик, в ближайшие дни вам понадобится очень ясная голова. Не повторяйте своих ошибок! Если хотите получить координаты кого-нибудь из моих коллег - сразу спрашивайте меня. Но я подчеркиваю: только если сами хотите.
Разговор продолжался еще минут двадцать. Тевено убеждал Мистраля принимать лекарство, которое он ему прописал "как врач, но по-дружески".
Человек определился с образом действий. Он в любом случае не мог все это так оставить. Еще раз убедился, что в квартирке прибрано и подметено, и пошел искать телефон-автомат, которым еще никогда не пользовался. Что на радиостанцию, что пожарным те три раза он не звонил дважды с одного телефона.
* * *
Мистраль перечитывал документы по делу. К нему вошел Дальмат с протоколом допроса Джекки Шнейдера.
- Узнали что-нибудь новое?
- Скорее подробнее развернул то, о чем он говорил раньше. Особенно сообщить ему нечего. Он дал координаты интернет-провайдера Димитровой. Я проверю, скидывала ли она информацию на сервер. Сейчас все больше пользуются так называемыми личными папками: они создаются у провайдера, и вы имеете доступ к данным, которые не хотите хранить на своем компьютере. Чтобы уменьшить риск потери информации. - Дальмат говорил монотонным, тусклым голосом без выражения и эмоций.
- Да-да, прекрасная идея!
- Есть что-то новое об анализах на ДНК?
- Пока нет. Впрочем, я как раз должен позвонить в лабораторию. - Мистраль стал набирать номер, и Дальмат тут же покинул кабинет.
После пары дежурных приветствий Мистраль сразу приступил к делу:
- Вчера у нас было третье убийство, совершенное, вероятно, тем же преступником. Три убитые женщины за одну неделю - это много. Последние пробы вам передали сегодня утром. Нам очень важно иметь ответ по этим ДНК. Если результат отрицательный, это все равно нужно знать.
- Да-да, я все понимаю, но никак не могу! У нас на очереди уже триста анализов. Сейчас август, половины людей нет, а еще сломался кондиционер, от этого все наши компьютеры чуть не сдохли…
Мистраль чувствовал, как начинает злиться, но старался держаться спокойно.
- Знаете, у меня для вас сенсационная новость. У нас в бригаде тоже август. У всех август, но это не значит, что все должно стоять на месте. У нас тоже компьютеры перегреваются, а кондиционеров вовсе нет, мои ребята как-то работают при вентиляторах. Думаю, родные убитых будут страшно довольны, когда им скажут, из-за чего тормозится расследование. У вас есть что-то важнее тройного убийства?
- Ну, не сказать, что с вами легко разговаривать! - буркнул начальник лаборатории.
- Я ищу убийцу, а у вас, может быть, улики лежат в анализах мертвым грузом. Конечно, так разговаривать легче.
Мистраль услышал тяжелый вздох на другом конце провода.
- Ладно, короче. Когда они вам нужны?
- Как можно скорей. Скажите, когда сможете.
- О'кей, будут готовы в четверг. Рекламации ваших коллег перешлю вам.
- О чем речь - я объясню им, в чем дело, они поймут!
Они сухо распрощались.
Поль Дальмат сидел у себя в кабинете, как всегда, мрачный и непроницаемый. Перед ним лежали фотографии с места убийства Димитровой. Он читал материалы осмотра места преступления, опроса соседей - все, что подготовили его коллеги. Вставил копию CD в плейер и в который уже раз прослушал запись убийства Димитровой, хотя и так уже выучил ее наизусть. Когда в динамике раздался голос журналистки, он закрыл глаза, чтобы сильнее сосредоточиться на звуках. Он слышал, как говорит убийца, иногда какие-то совершенно неразборчивые слова произносила Димитрова.
В кабинет зашла Ингрид Сент-Роз, и Дальмат выключил плейер. Его застукали, а он не любил оправдываться. Впрочем, с этой девушкой он не чувствовал неловкости, общаться им было легко и довольно приятно.
- Не бери в голову. Тяжело такое слушать, да? А тебя, кажется, не берет. Я думаю, ты сколько раз уже это слушал? Пять? Десять? Пятнадцать? Не, ты меня правда потрясаешь. Зачем слушать звуки агонии столько раз, до тошноты?
Дальмату стало неловко, он слегка покраснел и постарался ответить пободрее:
- Я не так часто это слушал, как ты говоришь. Просто не хочу упустить ни одной зацепки, даже самой крошечной.
- Глубоко копаешь! Вообще сильно для начала, не успел прийти в уголовку. Ну, ты не бойся - с убийцами такого калибра тут не каждый день встречаются.
- Слава Богу! Даже не знаю, выдержу ли я до конца этой истории… Но отступать не намерен, уверяю тебя. Только мне кажется, Мистраль меня взял на мушку и собирается отсюда вышвырнуть.
- Да, слышала… Не очень-то было умно говорить, что ты можешь не справиться.
- Конечно. На самом-то деле я это сказал сам себе.
- Так не разговаривай сам с собой вслух! Держись ровно и всячески показывай, как ты пашешь. Мистраль, все знают, шеф в общем-то клевый, только у него, по-моему, сейчас нехорошее время. Видишь, как плохо он выглядит. Впрочем, позволь мне сказать: ты тоже не сияешь как медный грош, если посмотреть.
- Все сложнее…
- Поль, можно нескромный вопрос?
- А я знаю, что ты хочешь спросить. Слушаю тебя.
- Почему ты ушел из семинарии?
- Я отвечу вопросом на вопрос. Почему вообще человек может не пойти в священники?
Ингрид внимательно посмотрела на Дальмата. Взгляд мрачный, худое, словно топором рубленое лицо, длинные руки вытянуты на столе. С виду никаких эмоций, держит себя ровно. На губах у Ингрид появилась улыбка, в глазах заплясали смешинки.
- Поль! Из-за женщины?
Дальмат чуть-чуть кивнул. Ингрид расхохоталась в голос и захлопала в ладоши:
- Ой, какая романтическая история! А по тебе и не скажешь! Ну… то есть… Я хотела сказать, ты такой скромный, строгий… Я тебя не могу представить влюбленным!
- Видишь, как опасно судить по внешности.
- И что, у тебя есть дети, все такое?
- Нет. Ингрид, я бы очень хотел, чтобы этот разговор остался между нами.
- Конечно, Поль. Но как прикольно узнать, что ты откуда-то вылетел из-за женщины!
- Ладно, пора за работу. Кальдрон показывал запись двух звонков этого типа в пожарную команду родственникам первых двух жертв, Норман и Коломар. Голос никому ни о чем не говорит. Так что, видимо, он не был близко знаком с теми двумя женщинами.
Дальмат показал Ингрид фотографию Жан-Пьера Бриаля.