Глава 24
Тот же день.
Оливье Эмери трясло, потому что один из его сослуживцев все время огрызался. Он думал об испытаниях двух последних дней. Пытался вспомнить все, что произошло на выходных, и понять, как вести себя дальше. Появился новый факт, с которым надо было считаться: соседская жалоба ввела в игру квартальный полицейский участок.
Бессонница, или почти бессонница, страхи, кошмары преследовали его те двое суток, что он не заходил в свою квартирку. Эмери слонялся из бара в бар, глотал таблетки напропалую. Приступ случился в ночь на понедельник, когда он, пьяный, заснул в своей машине, припаркованной в тихом местечке Седьмого округа за военной школой. Эмери чуть не умер от боли и едва успел заткнуть нос бумажками, чтобы не пошла кровь.
Когда приступ пошел на спад, он чуть ли не с пешеходной скоростью поехал в сторону Будапештской улицы. Подниматься по лестнице к своей квартирке было пыткой, а когда он проходил мимо соседской двери, ему хотелось убить их. Дома он полчаса неподвижно простоял под душем, а потом рухнул на постель.
Наутро, наглотавшись лекарств, он занялся гимнастикой, а через скакалку прыгал дольше и сильнее, чем обычно. Спустился по лестнице с сумкой на плече. В ней - весь отрезок жизни, что прошел в квартирке на Будапештской улице. Игра не кончалась - начиналась новая партия.
Но когда Оливье Эмери сидел, как сейчас, в глубокой дыре, он терял надежду и чувствовал, что это финиш. Звонить на ФИП не имело смысла - там его не поддержат, а от накопившегося стресса, боялся он, опять вопьется сверло в глаз и в висок.
Он считал, что ему понадобится дней пять-шесть, чтобы отдохнуть и выиграть время. Командир отряда был фанфарон и крикун, но в душе добряк.
- Шеф, я совсем без сил. Несколько дней живу уже на одних таблетках. Мне надо дней пять прийти в себя.
- Да я уж давно вижу, что ты в плохой форме. Летом всегда работа тяжелая, тем более в такую жару. Сегодня понедельник - отдохни до конца недели и возвращайся здоровый. На той неделе, надеюсь, будет полегче. А так, как сейчас, никто не выдержит!
- Спасибо. Пойду в офис, оставлю рапорт об отпуске.
- Если вернешься в пятницу, я для вас выпрошу классную премию за все, что вы это время делали, включая сверхурочные без сна и отдыха, а не то можешь и до понедельника подождать.
- Вот здорово! В пятницу позвоню.
В 13.00 Оливье Эмери вошел в бар и не думая набрал номер, который знал всегда, но не звонил по нему восемнадцать лет с лишним. После шестого гудка знакомый голос тихо отозвался: "Алло?" В этом кратком двухсложном слове Оливье Эмери расслышал всю скорбь и усталость мира. Он прислонился головой к перегородке, отделяющей телефонную будку от писсуаров, и закрыл глаза.
- Это я. Я домой.
Мистраль вернулся в кабинет с толстой папкой дела о тройном убийстве под мышкой. Два с лишним часа он сражался с Бальмом, который требовал, чтобы дело шло "в темпе марша", но направление марша не указывал. Колющая головная боль поглотила остатки сообразительности. Мистраль думал только об одном: выпить аспирин и на несколько минут прикрыть глаза. Молодого человека, поджидающего у кабинета, Мистраль едва заметил и прошел к себе, даже не взглянув на него. Он взял две таблетки, запил их целой бутылочкой ледяной кока-колы. В тот миг, когда комиссар собрался сесть, в дверь постучали. Он сердито распахнул дверь. Перед ним стоял молодой человек и улыбался.
- Добрый день, господин комиссар. Я - лейтенант Эрик Сарте из Службы криминалистики. Вы хотели меня видеть.
Мистраль совершенно забыл про эту встречу.
"Вот черт, как некстати", - вздохнул он. Аспирин еще не начал действовать, и от головной боли, на редкость упорной, казалось, сводит челюсти.
- Да, верно, заходите, присаживайтесь. Садитесь за стол заседаний, там удобнее раскладывать фотографии.
Несколько месяцев назад Служба криминалистики демонстрировала представителям разных управлений новые достижения в области установления личности. Лейтенант Сарте, вернувшийся со стажировки в полиции Лондона, представил способ, которым пользовались англичане. Аудитория оживилась, когда он показал, что ухо может быть таким же идентифицирующим признаком, как и отпечатки пальцев.
- Я бы хотел применить на практике ваш доклад о следах ушных раковин. Вот фотографии дверей трех квартир, где на днях были совершены три убийства. Двери были вскрыты пожарными и оставались открытыми, чтобы полиция могла зайти в квартиру.
Лейтенант Сарте внимательно разглядывал снимки, казалось, даже не слушая Мистраля.
- Вы хотите, чтобы я попробовал найти отпечатки ушей убийцы, да?
- В общем, да… Если это, конечно, реально. Я подумал, убийца, желая удостовериться, что намеченная жертва дома одна, мог прикладывать ухо к двери.
Лейтенант, не отрываясь от фотографий, одобрительно кивнул.
- Стереться следы не могли? - усомнился Мистраль.
- Никак не могли, если никто другой не опирался на дверь. Как правило, ушные отпечатки располагаются выше той области, где все стерто плечами. Если человек среднего роста, есть хорошие шансы, что следы сохранились. А вот если он низенький…
- Вижу, вы прямо "приклеились" к этим снимкам. Есть проблемы?
- Нет… Кажется, нет. Две двери, похоже, лакированные - чтобы снять отпечатки, это идеально. Третья - не могу понять.
- Прекрасно. Когда вы будете свободны?
- Да хоть сейчас! Я еще не практиковал таких анализов - это будет, так сказать, первый опыт! - с воодушевлением воскликнул молодой полицейский.
- Вы знакомы с лейтенантом Фариа?
- Нет.
- Он занимается этими материалами. Поедет с вами.
* * *
Всю субботу и воскресенье автомеханик работал, чтобы привести в порядок правое крыло "крайслера-вояджера". Краска высохла, он установил фару. Клиент торопился: он собирался в отпуск и не желал сообщать жене об аварии.
Клиент расплатился наличными, поблагодарил и с облегчением вздохнул. Он легко отделался, хотя починка и обошлась в кругленькую сумму. Он поехал домой, километров за пятьдесят от города. Дело сделано.
Две полицейские машины, в которых сидели Ингрид Сент-Роз, Роксана Феликс и трое полицейских из службы ДТП, ожидали хозяина "крайслера" возле его гаража. Данные параметража позволяли установить по номеру одну из пяти машин. Четыре быстро отпали. Оставалась пятая. Она принадлежала коммерческому директору компьютерной фирмы. Его-то и ждали с нетерпением полицейские.
Водитель вышел и увидел, что к нему направляются две девушки. Одна из них показала удостоверение полиции, другая заметила: "Хорошо вы починили машину". Не успели эти слова дойти до него, как подскочили еще трое полицейских, заломили ему руки за спину и застегнули наручники. Тогда мозг принялся анализировать всю поступившую информацию, и выводы оказались неутешительными.
Мобильный телефон Мистраля завибрировал. Он слушал и улыбался.
- Браво! Предоставляю вам самим позвонить Морену и порадовать его. А вечером после службы выпейте немного с коллегами из службы ДТП.
Жозе Фариа с любопытством и вниманием следил за работой коллеги из Службы криминалистики. Они уже пять минут стояли перед дверью Элизы Норман. Лейтенант Эрик Сарте изучал ее сантиметр за сантиметром. Он водил лучом кримоскопа, исследуя качество отпечатков.
- С этим работать нельзя, - вздохнул Сарте, указывая на следы пальцев.
Лейтенант Сарте остановил луч кримоскопа на одном из следов. Фариа понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что это такое.
- Отпечаток ушной раковины, да?
- Именно. Причем их два, на расстоянии нескольких миллиметров. Теперь надо сделать снимок отпечатка и взять ДНК, оставленную при контакте.
Минут через двадцать двое полицейских продолжили изыскания у квартиры Шанталь Коломар. Лейтенант Сарте обнаружил еще один отпечаток уха, но нечеткий, частично перекрытый другим. Он измерил высоту, на которой находились следы. Она примерно совпадала с той, на которой были обнаружены отпечатки на двери Элизы Норман.
- Сами отпечатки сравнить нельзя, а вот ДНК скажет, принадлежат ли тот и другой отпечаток одному лицу.
На панели двери в квартиру Лоры Димитровой оба ушных отпечатка тоже практически совпадали.
- То же, что у Коломар: сравнение невозможно. Остается ДНК от контакта: будем знать, один ли человек прикладывал ухо ко всем трем дверям, - разочарованно заключил Сарте.
Когда они вернулись на набережную Орфевр, Мистраль одобрил работу лейтенанта и нажал на начальника лаборатории, чтобы он в первую очередь обработал результаты анализов, взятые Сарте. Начальник отвечал угрюмо.
От Бернара Бальма, который непрестанно звонил, домогаясь каких-нибудь результатов, Мистраль эти сведения предпочел пока утаить - хотя бы на сегодня.
Венсан Кальдрон весь день провел за работой с Дальматом, который ничего не сказал о том, что именно он хотел выяснить в деревне Андревиль в Сена-и-Марне. Им удалось установить многих лиц, находившихся в списке звонков Димитровой. Все это были люди без прошлого, полиции неизвестные. Затем они специально занялись вопросом, кто такая Одиль Бриаль. Выяснили, что это младшая (на восемь лет моложе) сестра Вивианы Бриаль, чей сын сейчас сидел в тюрьме в Лианкуре.
День для сыскной бригады закончился на веселой ноте: в честь поимки лихача, виновного в несчастье с Себастьеном Мореном, открыли несколько бутылок шампанского.
Когда Мистраль вернулся домой, он не чувствовал обычного напряжения - очевидно, благодаря шампанскому. Он опустил до конца все четыре стекла в машине, чтобы жаркий воздух раннего вечера проветривал машину, а главное, чтобы не уснуть за рулем. Вставил наушник от мобильного телефона, позвонил Кларе, они болтали, пока он не подъехал к дому. По голосу мужа Клара поняла, что ему немного лучше, но ничего по этому поводу не сказала.
Когда стемнело, Оливье Эмери поставил машину метров за двести от дома. Он шел без опаски, как человек, который вышел за хлебом или за газетой. На улицах было немало народу. Жара, хоть и не такая жуткая, как в Париже, заставляла людей ловить редкие дуновения ветерка.
На кухне и в гостиной маленького домика горел свет, окна были открыты. Живая изгородь у калитки, длиной метров пять или шесть, несмотря на жару, была в хорошем состоянии, а дерево, на котором когда-то очень давно висели качели, срублено. Эмери соединил в уме все эти картинки; он не решался войти - не из страха, а потому что вдруг задумался, с чем связан этот маскарад. Быстро залез в карман джинсов поискать носовой платок. Если вдруг начнется сильное кровотечение, надо его остановить. Решившись, закурил и оперся о фонарный столб на другой стороне улицы, напротив дома. На лампе, метрах в пятнадцати над головой, сидели десятки мошек, привлеченные желтоватым светом, а иногда Оливье Эмери отгонял комаров, жужжащих возле самого уха.
Дверь открылась. На крыльцо вышла женщина.
- Жан-Пьер, ты что домой не идешь? Ужинать-то пора уже!
- Сейчас, мама. Докурю и приду.
Глава 25
Вторник, 19 августа 2003.
Поезд мчался к Парижу со скоростью двести восемьдесят километров в час. Вся на взводе, но спокойная с виду, Элизабет Марешаль, несмотря на бессонную ночь, не могла глаз сомкнуть. Перед отъездом она оставила директору НТП записку. В маленьком портфельчике у нее лежали материалы акустической биометрии, а в другой сумке - термос с кофе.
Ровно в половине десятого она вышла из метро на станции "Сите" и быстро зашагала на набережную Орфевр. Секретарша Людовика Мистраля просила ее подождать, объяснив, что комиссар сейчас у первого заместителя директора, но, если это срочно, ее может принять Венсан Кальдрон. Элизабет Марешаль отказалась. Она все больше нервничала и добрый десяток раз машинально поправила свои светлые волосы.
Через сорок минут Элизабет Марешаль увидела в коридоре Людовика Мистраля. Он шел к себе в кабинет. Она обратила внимание, что выглядит он не так энергично, как всегда.
Людовик увидел ее и просиял:
- Элизабет Марешаль собственной персоной! Чему обязан такой честью?
- Ты надо мной не смейся, - улыбнулась она. - А приехала я действительно специально к тебе. - Элизабет поставила на стол для заседаний термос с кофе. - Я знаю, как ты любишь кофе, и знаю, какой он ужасный у вас в конторе. Это ямайский, "Блю Маунтин". Перед поездом я заехала домой сварить его. Попробуй - роскошный.
Она поставила две кофейные чашки и не продолжала разговор, пока Мистраль не попробовал ароматный бодрящий напиток.
- Что скажешь?
- Великолепно! Приезжай почаще! Одно удовольствие тебя видеть. Но ведь сегодня ты здесь не просто так? Только не говори, что акустическая биометрия тебя пригнала в Париж.
- А вот представь себе! Я могла позвонить, послать имейл или приехать сама. Но в общем, я открыла такое, что лучше поговорить об этом лично.
- Интригуешь. Что-то настолько важное, да? - Мистраль посерьезнел. Он налил себе вторую чашку ямайского кофе.
Элизабет Марешаль достала из портфельчика диаграмму экспертизы.
- Прежде чем разбирать анализы, я скажу тебе результат. Человек, много дней звонивший на коммутатор ФИП, человек, три раза звонивший в пожарную команду, и убийца, речь которого записана на диктофон, - это один и тот же человек. - Элизабет Марешаль произнесла эти слова отчетливо и раздельно, чтобы подчеркнуть важность вывода.
Мистраль получил такой удар адреналина, что тут же забыл о бессоннице.
- Что ты говоришь? Точно?
- Так и знала, что ты задашь этот вопрос, - улыбнулась Элизабет Марешаль. - Все абсолютно точно, и если ты арестуешь этого зверя, у меня не будет и тени сомнения, когда буду выступать перед присяжными.
Больше часа ученая гостья делилась подробностями: своего анализа и тонкостями психологических выводов, которые она из него сделала. Мистраль делал записи, задавал вопросы и размышлял.
- Вот еще что, - продолжала Элизабет. - Сначала Лора Димитрова не узнала того, кто на нее напал, а то, конечно, не открыла бы дверь. Только через несколько минут она поняла, кто это. Димитрова быстро прикидывает: либо она говорит это прямо, тогда убийца может догадаться, что где-то спрятан магнитофон, либо дает намек, что она и делает.
- Но что она говорит? Мы несколько раз прослушали запись и ничего не смогли разобрать!
- А ты припомни: этот тип все время требует, чтобы она замолчала. Я обработала запись так, чтобы слышны были только слова Димитровой, которые заглушались его воплями. Слушай.
Элизабет Марешаль поставила на стол цифровой магнитофон и нажала на пуск. В кабинете раздался голос Димитровой. Освобожденный от сопутствующих шумов, голос казался совсем близким и поразительно сильным. Мистраль слушал, сосредоточенно уставившись на магнитофон.
- Вот тут, - подсказала Элизабет.
"Когда я открыла дверь, я же не думала, что это вы - вы же сегодня не носите форму".
- Она сказала "не носите форму"? Я правильно расслышал?
- Да. Мне понадобилось сорок пять минут, чтобы вытащить эти пять слов, полностью заглушенные криками убийцы.
- Ты же дала делу такой толчок! Теперь только надо выяснить, какую форму он носит! Еще я получу материалы о звонках на ФИП. Теперь мы знаем, что один и тот же тип занимается хулиганскими звонками и убивает женщин, так что к делу радиостанции надо отнестись серьезнее.
- Людовик, это еще не все.
Увлекшийся Мистраль осекся, услышав, что эксперт, видимо, не разделяет его восторга.
- Как - не все?
- Вот поэтому-то я и приехала сама. От анализа диктофонной записи мне стало не по себе. Профессионалу тяжело слышать, как кого-то убивают, присутствовать при этом и не иметь возможности ничего сделать.
- Да-да, я же тебе об этом черкнул словечко, чтобы предупредить.
- Но что это будет так ужасно, я не думала! Так вот, тут мне как раз позвонил коллега, позвал посидеть в компании. Я быстро побежала, так была рада уйти из лаборатории.
- А потом?
- А потом, чтобы работать было удобнее и безопаснее, я все записи с диктофона сохранила у себя в компьютере. Когда вернулась, все они были автоматически обработаны программой анализа, в том числе та, где ты в квартире Димитровой сильно кричишь и велишь лишним людям уйти.
- Да, было такое, помню.
- Среди тех, кто находился в этот момент в помещении, был убийца.
Мистраль онемел от изумления. Пока услышанное доходило до него, он не сводил глаз с Элизабет Марешаль. Наконец выдавил из себя:
- Боюсь спросить… уверена ли ты в этом?
- Я-то, конечно, да, уверена, а вот в суде такое утверждение не пройдет.
- Почему?
- Потому что программа сделала сопоставление на основании только одной фразы. Делать выводы нельзя. Я взяла все, что говорит этот тип на других записях, сопоставила в его речи промежутки между словами, паузы, придыхания, произношение отдельных звуков - словом, все, что можно измерить и сопоставить, я измерила и сопоставила.
- И это тот самый?
- Да, абсолютно точно. Но адвокат разнесет меня в пух и в прах. Для серьезного анализа тут слишком мало материала, хотя я сама в своем выводе убеждена. И никакой состав присяжных не "повесит" человеку тридцать лет тюрьмы на основании одной такой улики.
- Понимаю. Что за слова, на которые среагировала твоя программа?
Элизабет Марешаль без запинки произнесла:
- "Ну и жара! И мухи - просто кошмар! Настоящее пекло! Нельзя ли пойти проветриться?" Кстати, на эти слова ты и взорвался.
- Я же раз двадцать их слышал в разных вариантах. Через пять минут начинает надоедать.
- А ты помнишь, кто в тот момент был в квартире?
Мистраль сосредоточился, стараясь припомнить присутствовавших.
- Все, кто обычно. Моя команда, пожарные и полицейские из округа. Может, и доктор был - уже не помню. В таких случаях всегда много людей вокруг толчется - приходят, уходят, за всеми не уследишь. Но если верно то, что ты говоришь, - это же совсем другое дело. Это страшно сужает круг подозреваемых!
- Людовик, то, что я утверждаю, совершенно точно! Затем я и приехала. Ты никому этого не должен говорить, кроме тех, с кем непосредственно работаешь. Ты должен взять этого субъекта, не пользуясь моими выводами, потому что они для суда ненадежные.
- Добро, понимаю. У тебя есть запись той фразы, чтобы я послушал голос? Если повезет, я его, может быть, и узнаю.
Послушав запись несколько раз, Мистраль позвал Кальдрона, рассказал про результаты акустической экспертизы и про все, что из этого следовало. Чем больше подробностей сообщал Мистраль, тем больше поражался Кальдрон. Он ошалело переводил взгляд с Мистраля на Элизабет и молчал.
Затем они послушали запись, на которой звучали только слова Димитровой - ту, где она произнесла "вы не носите форму", и ту, где, по версии Элизабет, сохранился голос убийцы, находившегося в квартире Димитровой во время расследования.
Кальдрон с сожалением покачал головой, Мистраль тоже.
- Нет, ничего это мне не говорит, - вздохнул Кальдрон.