- Что я вам говорил?! - и предъявил преображенного Крыжановского Берия и Наумову. Те внимательно и очень серьезно стали рассматривать подопечного.
- Что я вам говорил? - уже без прежней помпы сказал Линакер, а затем повторил фразу в третий раз - совсем жалобно. Действительно, реакция зрителей оказалась далекой от восхищения.
- Какой же он теперь профессор? - махнул рукой Наумов. - Это, скорее, боксер или лыжник. Подобное несоответствие сразу бросится в глаза, а уж тем, кому по долгу службы положено примечать подобные вещи, и подавно…
- Скажите, Герман Иванович, вы очки не носите? - поинтересовался Берия.
- Нет, зрение на все сто, - пожал плечами Крыжановский.
- Ни очков, ни бородки клинышком, зато прическа под полубокс, - развел руками Берия. - Действительно, спортсмен, а не профессор.
- Но я, собственно, лыжи люблю и вообще спортом увлекаюсь…
- Ой, да что же я! - хлопнул себя по лбу нарком. - Видно, еще не до конца проснулся. Сейчас все исправим, только бы нашлась.
Лаврентий Павлович решительным шагом удалился в свою спальню, но вскоре вернулся оттуда с тростью, которую, улыбаясь, вручил Крыжановскому.
- Ну-ка, профессор, не побрезгуйте - вещь антикварная и дорогая.
Герман припомнил походку дяди, который любил ходить с тростью и попытался повторить движения.
- Замечательно! - вскричал Берия. - Что скажешь, Наум?
Вместо ответа Наумов захлопал в ладоши.
Берия поднял вверх палец и значительно произнес:
- Вот что значит - менгрел!
Трость оказалась подстать костюму - из черного дерева, с рукоятью, инкрустированной серебром.
- То, что надо - теперь перед нами респектабельный представитель советской науки, - объявил Лаврентий Павлович, а затем, повернувшись к Линакеру, продолжил, - кстати, Ефим Израилевич, костюм великолепен. Похоже, мастер, вы превзошли самого себя!
Старик сдержанно поклонился, продолжая кривить губы. Так и уехал, видимо, не до конца простив обиду. А Герман подумал, что успех спектакля не всегда зависит исключительно от мастерства театральной труппы. Зачастую успех постановки всецело на совести зрителей.
- Ну-с, профессор, теперь можно вернуться к нашим делам, - напомнил Берия. - У нас осталось два нерешенных вопроса: тема выступления на симпозиуме и пароль. Тему определите сами: так, пожалуй, будет вернее, а насчет пароля… Как вам такое: подходит к вам некто и спрашивает: "Вы, случайно, не лыжник?"
- А отзыв? - широко улыбнулся Герман.
- Какой еще отзыв? - возмутился нарком. - Что захотите, то и ответите. Мы, знаете ли, не в бирюльки играем. Пароль нужен для того, чтобы по нему вы смогли опознать нашего человека, а он вас и так опознает - у него будут фотографии в фас и профиль, так что - какой может быть отзыв?! Ай-яй-яй, целый профессор, а простых вещей не понимает!
Глава5
Пионерская железнодорожная
13 - 15 апреля 1939 года.
Москва - Берлин.
Белорусский вокзал кипел. К повседневной суете отправлений-прибытий железнодорожных составов добавилось экстраординарное событие, именуемое Поездом дружбы.
Медный грохот духового оркестра с трудом пробивался сквозь разноголосицу, порожденную огромной толпой, что плотно окружила необычный поезд. Кого там только не было! Молодцеватые герои спорта; представители союзных республик в национальных костюмах; разодетые в пух и прах артисты цирка; музыканты, волокущие футляры с инструментами; вездесущие, создающие невообразимый гам пионеры и, конечно же, масса провожающих. Надо всем этим в воздухе парил небольшой аэростат с подвешенным к нему транспарантом, гласившим: "Да здравствует дружба советских и германских трудящихся!"
Герман с трудом прокладывал себе путь, пытаясь определить местоположение вагона номер четыре, в котором ему уготовили место номер девять. Профессора никто не собирался провожать, поэтому прозвучавший рядом знакомый голос стал совершенной неожиданностью.
- Марк, ну что ты со мной делаешь! Нет, вы где-нибудь видели такого ужасного, упрямого ребенка? Это же какое-то форменное наказание, а не ребенок! - возмущался Ефим Израилевич Линакер, пытаясь удержать за руку рвущегося от него мальчишку лет двенадцати. В дополнение к пионерской форме - черным брюкам, синей фланелевой курточке, с надетой под нее белой рубашкой, алому галстуку и такого же цвета шапочке-испанке, мальчик имел за плечами объемный рюкзак, на груди - бинокль, а в свободной руке - белый марлевый сачок для ловли бабочек.
Герман весьма доброжелательно поздоровался с симпатичным старичком и начал неуклюже благодарить за костюм и прочую прекрасную одежду.
- Ай, молодой человек, не надо мне делать конфуз. Или вы полагаете, что я не знаю, как я шью? Чтобы вы знали, я знаю, как я шью! Марк, внучек, прекрати отрывать руку, она нужна дедушке, чтобы драть тебя за уши. Лучше познакомься с дядей, это - целый профессор! Зовут его Герман Иванович Крыжановский.
Юный Марк оглядел Германа с ног до головы, и уверенно заявил:
- Никакой вы не профессор, а шпион!
- Какой еще шпион?! - опешил Герман.
- А такой, о котором в "Пионерской правде" писали, - авторитетно пояснил Марк. - Украинские пионеры играли в футбол на опушке леса, когда заметили странного старика, пробирающегося в направлении Н-ской воинской части. Ребята проявили бдительность, проследили за дедом и заметили у него пистолет. Об этом они сообщили, куда надо. Оказался не дед, а фашистский шпион.
- А во мне что есть странного? - поинтересовался Крыжановский.
- Много чего! Во-первых, на карточке, которая вставлена в окошко чемодана - инициалы "Л.Б.", что не соответствует вашим. Во-вторых, трость вы почему-то несете в руке, а не опираетесь на нее при ходьбе. Спрашивается, зачем в таком случае нужна трость? Не для того ли, чтобы походить на профессора, которым вы на самом деле не являетесь?
- О, Марк-Марк, несносный ребенок! Что ты такое городишь! - возмутился Ефим Израилевич. - И трость, и чемодан профессору вчера при мне подарил один очень хороший и добрый человек!
- Ты сам это видел, дедушка? - прищурился мальчик.
- Вот этими вот глазами!
- Тогда ладно, но все равно - бдительность лишней не бывает.
- Ох, уж мне эта бдительность, - заохал Ефим Израилевич. - Вы только представьте, что этот мальчик устроил пару месяцев назад! Чтобы вы знали, этот мальчик отказался носить зажим для пионерского галстука, и с тех пор так-таки его не носит.
- Правильно, в символике зажима враги нарочно запрятали профиль Троцкого, букву "З", означающую Зиновьева и фашистскую свастику. У нас в школе никто теперь зажимы не носит, - как само собой разумеющееся, объявил Марк.
- А галстук?! Разве не помнишь, как рассматривал его под лупой, пытаясь и там найти свастику? - съехидничал старик.
- С галстуком все в порядке, но, как я уже говорил, бдительность лишней не бывает, - отрезал внук и внезапным резким движением сумел вырваться от дедушки. В следующий миг мальчик нырнул в толпу и затерялся среди шумного пионерского племени.
- Весьма одаренный ребенок, - уважительно заявил Герман. - Прямо скажем - не по годам одаренный…
- Что есть - то есть, - с гордостью согласился Линакер. - Но эту бы одаренность да применить в портняжном деле, так нет же! Марк хочет стать не портным, а всенепременно следователем. А кому, спросите вы, я в таком случае передам свое искусство, когда меня не станет? Кто будет обшивать всю Москву? Так я вам скажу, что вся Москва будет ходить-таки голая! Неужели это и будет то светлое будущее, которого добиваются большевики?…
Старик понял, что сболтнул лишнего и испуганно прикрыл рот рукой.
- Да вы ничего такого не сказали, - успокоил Герман, - к тому же, я обостренной бдительностью не страдаю.
- Язык мой - враг мой, - виновато сказал Линакер. - Иногда ляпает то, что я совсем не думаю и даже то, чего я совсем не знаю! А вы - очень порядочный молодой человек, я рад, что мой костюм носит такой порядочный молодой человек! А раз вы такой порядочный молодой человек, то не откажите старику в просьбе - присмотрите в дороге за Марком. Он же мой единственный внук. Сын с невесткой - партийные работники, и наотрез отказываются иметь еще детей, будто это может помешать их работе! Вот почему я берегу Марка как зеницу ока, но, с другой стороны, он же должен повидать мир. Так как же, я вас спрашиваю, было не уговорить товарища Берия, чтобы мальчика включили в заграничную делегацию? Но там, в Германии, этот их ужасный Гитлер, вы же знаете, как он относится к евреям! Словом, я вас попрошу…
Конечно, Крыжановский не мог отказать славному старичку и с легким сердцем согласился выполнить ни к чему не обязывающую и совершенно необременительную просьбу. Где было знать, что пройдет совсем немного времени, и придется глубоко пожалеть не только об опрометчивом согласии, но и вообще о том, что перед посадкой в поезд решил подойти к Линакеру и его внуку.
При входе в тамбур четвертого вагона, кроме обязательной проводницы, обосновалась фигура в штатском. Человек очень внимательно просмотрел документы профессора, после чего посторонился со словами:
- У вас отдельное купе, товарищ.
"Лаврентий Павлович побеспокоился обо всем, - с благодарностью подумал Герман. - Наверняка отдельное купе предоставлено для того, чтобы в дороге ничто не мешало готовить доклад".
Внутри вагона оказалось совсем немного народу - до отправления оставалось еще с полчаса, оттого пассажиры не спешили занимать места, предпочитая общество провожающих - благо, в таковых недостатка не ощущалось. Герман прошел в купе, первым делом избавился от карточки с инициалами Лаврентия Берия, затем снял верхнюю одежду, выложил из чемодана нехитрые пожитки, что могли пригодиться в дороге, и вышел в коридор покурить. Происходящее за окном заставило его насторожиться. На перроне, перед входом в четвертый вагон, выстроился пионерский отряд: при полной экипировке, с горнами и барабаном - примерно человек двадцать. В первой шеренге находился одаренный внук старого Линакера, который занимался тем, что хвастался биноклем соседу слева. Тут в поле зрения появилась дородная, лишенная всякой женственности пионервожатая с пачкой документов, каковые она, очевидно, перед тем показывала человеку в штатском. Голосом, неотличимым от мужского, женщина гаркнула:
- Отряд, внимание! Войдя в вагон, никому места без команды не занимать, всем построиться в коридоре! Справа по одному на вход - бегом марш!
В следующий момент профессор Крыжановский вынужден был поспешно и не без ущерба для чувства собственного достоинства ретироваться в купе, потому что от входа стремительно понеслась орущая и визжащая красногалстучная лавина, каковая в одночасье разрушила карточный домик, выстроенный из чаяний приятного путешествия и надежд на спокойную подготовку доклада. Профессор поспешно задвинул дверь, но это помогло лишь отчасти - из коридора продолжали доноситься шум и гам - очевидно, все пионеры говорили одновременно, и было неясно, кто же в таком случае является слушателем. Казалось, в мире нет такой силы, которая могла бы перебороть столь неудержимый молодой задор, но так лишь казалось, пока не послышался перекрывающий все паровозный гудок. Вернее, Крыжановский решил, что слышит паровозный гудок, а на самом деле это оказался крик пионервожатой:
- Дети, тихо!!!
Все немедленно замолчали, а женщина продолжила:
- Мы с вами отправляемся в заграничное путешествие, потому прослушайте политинформацию о стране посещения и особенностях поведения на ее территории.
Далее пионервожатая очень умело, словно заправский лектор, поведала об истории взаимоотношений Советского Союза и Германии, при этом лишь мельком упомянув о непримиримых антагонизмах, таких как разгром Гитлером немецкой коммунистической партии, гражданская война в Испании и оккупация Чехословакии, зато сделала упор на общность взглядов и интересов, а именно на том, что и у СССР, и у Германии один общий враг - империалистические державы, в первую очередь - Англия и Франция. По всему выходило, что лекторшу саму основательно проинструктировали в органах. Когда она закончила говорить, послышался звонкий девичий голос:
- Зоя Павловна! Все, что вы сейчас рассказали, нам известно. А вот вы, наверное, не знаете, что в нашем сводном отряде собраны лучшие представители московских пионерских дружин. А лучшие - это значит, что политически мы подкованы не хуже вашего и прекрасно осведомлены о современном международном положении, а вы нам рассказываете про какую-то общность интересов. У советского человека не может быть ничего общего с фашистами, рано или поздно, Гитлер все равно нападет на СССР и нужно хорошо подготовиться, чтобы дать врагу надежный отпор, а для этого необходимо время. Советская Родина для того и посылает нас вперед, чтобы мы выгадали это время, ведь мы пионеры, то есть первопроходцы. А слово "пионер" означает не только первопроходец, но еще и разведчик. А советский пионер - означает "советский разведчик". Правильно я говорю, ребята?
- Правильно! - прозвучал дружный ответ.
- А потому, - продолжила девочка, - оказавшись на территории вероятного противника, и общаясь с молодчиками из Гитлерюгенда, мы ни словом, ни делом себя не выдадим, а будем наблюдать и искать у фашистов уязвимые места. Правильно я говорю, ребята?
- Правильно! - снова подтвердили пионеры.
Смысл невольно подслушанного разговора поразил Германа. В последнее время, укрывшись от мира в скорлупе обреченности, порожденной ожиданиями скорого ареста, он совершенно выпал из жизни. Это же надо - какое поколение мальчишек и девчонок растет! Не всякий студент, обучающийся в университете, способен так рассуждать, и так легко отличать правду от лжи. Новая жизнь и всеобщее доступное образование творят чудеса: пройдет еще пара-тройка лет и году этак в сорок первом - сорок втором в вузы хлынет поток молодых гениев, которые в будущем наделают выдающихся открытий, способных преобразить мир. Вот только вызывает опасение то, что вбивают в юные головы взрослые, мягко говоря, не столь одаренные свыше как нынешние замечательные дети, - профессор улыбнулся своим мыслям. - Новая жизнь ведь начинается и для него, старого и черствого академического "сухаря". А значит, к черту прежнего профессора Германа Крыжановского, и да здравствует советский разведчик Герман Крыжановский! Он подмигнул своему отражению в дверном зеркале и вскинул руку в пионерском салюте. Поезд тронулся. На это событие сводный пионерский отряд вагона номер четыре отреагировал задорной песней:
Мы дети дороги, мы бодры и юны,
Растем мы под песню колес,
И рельсы поют как железные струны,
И песню поет паровоз.
И трубы гудят на веселых разъездах,
И топки пылают всегда.
На юг и на север зимою и летом
По рельсам пойдут поезда!
Они идут дорогой славной,
Страну приветствуя гудком,
А машинист ведет их главный -
Железный сталинский нарком!
Поезд с мощным стальным лязгом стал набирать ход. Этот лязг зазвучал и в словах пионерской песни:
Мы дети дороги, и если случится -
Поднимется враг для войны,
Мы ринемся в бой на защиту границы
Прекрасной Советской Страны.
Тогда загудят паровозы тревогу,
И с песней борьбы и труда
Мы выкатим смело на нашу дорогу
Одетые в сталь поезда!
Они пойдут дорогой славной,
Страну приветствуя гудком,
А машинистом будет главным
Железный сталинский нарком!
В течение дня Герман работал над докладом, который озаглавил так: "К вопросу о возможности существования в доисторическое время працивилизации, превосходящей в технологическом отношении существующую". Мысли на бумагу ложились ясно и последовательно. Аргументы нанизывались на ось предположений как сочные куски баранины на шашлычный шампур. За окном проносились поля и перелески, изредка поезд с грохотом выскакивал на ажурный металлический мост. Солдаты войск НКВД, что охраняли мосты, казались единственными человеческими существами на простирающихся вокруг необъятных просторах.
Между делом Герман сходил пообедать в вагон-ресторан, поболтал со знакомым профессором Орловым с археологического факультета, который, как оказалось, едет в соседнем купе, отклонил любезное предложение того же Орлова "расписать пульку" и поспешил вернуться к докладу. Когда поздно вечером поезд медленно въезжал в Минск, основные тезисы были готовы, оставалось лишь перечитать все на свежую голову и внести окончательные коррективы. Герман размял затекшие мышцы и решил отправиться на вокзал за папиросами, запасы которых "съела" работа над докладом.
Узнав от проводницы, что из-за заправки углем и водой в Минске поезд простоит сорок минут, он надел шляпу, сошел на перрон и неспешной прогулочной походкой зашагал к зданию вокзала. При этом старательно помахивал тросточкой, стараясь приучить себя правильно пользоваться подарком товарища Берия.
"Дурацкая штуковина, на кой она мне? Тридцать пять лет прожил без этакой палки, так чего же теперь-то? Вон, Орлов - куда меньше моего похож на ученого, но никому ведь в голову не приходит сомневаться в его принадлежности к академическим кругам…, черт, ведь он же потешаться станет, когда увидит трость".
Крыжановский раздраженно дернул плечом, но вечерний воздух дышал такой приятной свежестью, а лица людей оказались столь приветливыми, что раздражение моментально улетучилось. В ответ на улыбку проходящей мимо незнакомой девушки, он тоже улыбнулся и решил примириться со своей нечаянной спутницей - тростью. Хотелось жить, и этим процессом наслаждаться. Увы, хорошее настроение продолжалось недолго - оказалось, белорусские товарищи приготовили Поезду дружбы торжественную встречу. Здание вокзала украшали красные флаги и длиннющий кумачовый плакат: "Привет участникам советской делегации, убывающей в Германию!" Тут же находилась наспех сколоченная трибуна, справа от которой бодро наяривал ансамбль баянистов, а слева спешили занять места на приставных скамейках многочисленные хористы. Откуда ни возьмись, к Герману подбежали две красавицы в белорусских национальных костюмах и, насильно вручив хлеб-соль, уложенные на красиво вышитом рушнике, повлекли на трибуну. Пришлось произносить речь, в завершение которой хор внезапно грянул:
Цячэ вада ў ярок,
Цячэ вада ў ярок,
Кладачку занясло.
Кладачка тоненька, вада халодненька,
Кладачка тоненька, вада халодненька,
А я малодзенька.
…Папирос он решил купить сразу десять пачек, чтобы в пути ни под каким видом больше не пришлось покидать вагон.
Увы, означенное решение не смогло уберечь Германа от тех испытаний, которые в ознаменование начала новой жизни уготовили ему высшие силы.