После этого неприятного происшествия я, несмотря на свое обещание веселиться, передумала снова входить в воду. Я молча сидела, обхватив колени, в наброшенной на мои плечи Пашкиной рубашке, и смотрела на озеро. Такое красивое, спокойное и ласковое на первый взгляд, но это спокойствие было обманчивым. Вода, огонь и другие природные стихии могут спасать людей, но также и губить, если те вторгаются в их владения. Впрочем, философская направленность моих мыслей вскоре покинула меня и мне захотелось спать. Я легла на нагретую солнцем траву и закрыла глаза. Пашка уговаривал меня вернуться домой, но мне не хотелось этого делать. Александр Владимирович предложил подвезти нас, так как ему пора было возвращаться на работу. Но я отказалась, стараясь не встречаться с ним взглядом. Не знаю почему - может, мне было все еще стыдно за мое позорное "потопление", а может… Одним словом, он уехал, на прощание посоветовав мне сегодня все же воздержаться от купания. Я послушалась его, впрочем, мне самой совершенно не хотелось вновь входить в воду. Вскоре я заснула и не знаю, сколько времени я проспала. Мне снились сны, много снов, но я не запомнила ни одного. А когда я проснулась, солнце уже начало садиться. Пашка сидел рядом со мной и смотрел на меня. В его взгляде была такая нежность и любовь, что я почувствовала себя почти счастливой. Любая женщина мечтает, чтобы ее ТАК любили. Но далеко не каждая находит свое счастье. Мне повезло. Я его нашла.
- Как ты? - заботливо спросил Пашка. - Отдохнула?
Вместо ответа я обняла его и поцеловала в мягкие теплые губы…
Глава 9
Так получилось, что уже собравшись возвращаться домой, мы неожиданно для себя передумали и решили погулять. День уже клонился к вечеру, но только теоретически, так как было еще совсем светло. Изнуряющая жара спала, и на улице было так хорошо, что не хотелось находиться в помещении. Мы перекусили в кафе. А затем отправились в одно местечко, которое, как обещал Пашка, должно было произвести на меня незабываемое впечатление. Место и в самом деле было великолепным. Огромное поле, окруженное со всех сторон густым зеленым лесом, ни людей, ни домов. Тишина, покой и величественная красота, которая умиротворяет.
- Как здесь здорово! - вымолвила я, с наслаждением вдыхая свежий, чистый воздух. - Вот бы построить здесь дом и жить! Только я и ты. И природа. К нам в гости будут заходить медведи, и мы станем угощать их медом, будут забегать зайцы за свежей морковкой и запрыгивать белки, чтобы получить свою порцию орехов. А чтобы никто из людского племени не смог потревожить наш покой, мы поставим на въезде знак: "Частная собственность. Въезд и вход запрещен". Знаешь, как в американских фильмах?
- Не тебе первой пришла в голову эта идея, - усмехнулся Паша. - Несколько лет назад богатенькие и влиятельные буратино хотели построить здесь коттеджи. Видимо, они тоже мечтали кормить зайцев и медведей. Но у них ничего не получилось. Это место считается заповедной зоной.
- А эти богатенькие, наверное, здорово злились, что им не дали строиться?
- Не то слово! Шла целая война. Мэр города был против. Мой отец его поддерживал. В их адрес даже поступали угрозы, мол, если они не уступят, то случится несчастье с ними и с их семьями.
- Ужас! - я вылупила глаза. - Страшно было, наверное?
- Неприятно было, но страшно - нет, - Пашка пожал плечами. - Я тогда учился в школе, и меня встречали и провожали два телохранителя. Здоровые такие парни, метра два ростом, плечистые. Гулять одного не отпускали, на дискотеку, из-за чего у меня происходили стычки с родителями. Отец даже хотел на время отправить нас в Польшу, у мамы там родная сестра живет.
- И что? Вы уехали?
- Мама отказалась наотрез. А меня все-таки отправили, хотя я тоже сопротивлялся. Я три месяца жил у тети, пока все утряслось. Мэр свою дочку тоже куда-то отправил.
- Да, опасная работа у твоего отца, - констатировала я. - Он не боится?
- Если даже и боится, то никогда этого не показывает. А вообще мне иногда кажется, что он ничего не боится, наверное, у него отсутствует чувство страха.
- Так не бывает, - не слишком уверенно возразила я. - Каждый человек чего-нибудь боится.
Снова страх, похоже, эта тема последнее время преследует меня!
- Ну, если даже и боится, то об этом никто не узнает. Ему ведь не один раз угрожали. Были и раньше и звонки, и угрозы, и предупреждения. Когда он занимался делом, в котором были замешаны разные влиятельные личности, или сажал тех, кто считался неприкосновенным, то определенные силы мечтали его убрать. Однажды я узнал о том, что на отца готовилось покушение, из газет, когда все уже было позади и тех, кто собирался его убить, благополучно задержали. Я был в шоке. Мне вообще старались ничего не говорить. Я даже обижался, мол, ребенком меня считают. На что отец мне однажды объяснил, что дело не в этом, а в том, что о своей работе он не может рассказывать членам своей семьи и друзьям, не потому, что не доверяет им или считает их трусами, а просто так положено. Иначе его работа не будет иметь смысла и не принесет пользы. И если я пойду по его стопам, то пойму его.
- Но ты не пошел по его стопам, хотя собирался поступать на юридический, ты мне как-то говорил, - припомнила я. - Отчего же передумал?
- Не знаю. Увлекся физикой. Я же тебе рассказывал. В юности планы относительно будущей профессии часто меняются. Пошли дойдем до церкви, если ты не устала.
Мне показалось, что он не очень охотно говорит на эту тему. Возможно, его отец настаивал, чтобы он поступал на юридический и продолжил династию? Хотя я вспомнила слова Александра Владимировича, касающиеся сына: "Я никогда его не заставлял". Ладно, обсудим этот вопрос потом. А сейчас мне хотелось только любоваться природой, дышать удивительным воздухом и ни о чем не думать. Я ответила, что нисколько не устала и с удовольствием прогуляюсь до церкви, о которой я уже слышала от Людмилы. Она говорила, что эту церковь недавно отреставрировали, кстати, по инициативе прокурора. И она находится на высоком холме, откуда открывается прекрасный вид. Стоило посмотреть. Мы поднимались, взявшись за руки, молчали, так как говорить ни о чем не хотелось. Нам и так было хорошо. И слова только мешали бы. Недаром Экзюпери сказал: "Друг - это человек, с которым ты можешь просто молчать". Наконец мы добрались до вершины. Церковь, к сожалению, в этот день была закрыта, и войти внутрь нам не удалось. Но и внешне она выглядела очень красиво. Золотые луковки куполов блестели в лучах заходящего солнца. Церковь была небольшой и на расстоянии казалась совсем игрушечной. У меня вдруг промелькнула, может быть, немного богохульная мысль: вот было бы здорово поселиться здесь! Святые стены охраняли бы от всех бед и болезней. Вот только как быть с медведями и зайцами? Насколько я знаю, только кошкам разрешается входить в церковь. Ну ничего, мы будем встречаться с другими зверушками за стенами храма. Я засмеялась своей неуемной фантазии.
- Ты чего? - спросил Пашка.
Я рассказала ему о своей идее, и она ему понравилась. Мы дружно принялись обсуждать меню наших будущих четвероногих друзей. Мы всерьез увлеклись этой темой и даже поспорили, какой мед больше любит медведь - жидкий или густой, и какие орешки предпочитает белка. Потом вдруг сообразив, какими глупостями мы занимаемся, мы одновременно посмотрели друг на друга и принялись хохотать. Не знаю, что на нас нашло, возможно, это было что-то нервное, но мы заливались смехом, не в силах остановиться, наверное, минут пять.
- Эй, ребятки, что это с вами, бесы, что ли, выходят в святом месте?
Мы разом перестали хохотать и дружно вздрогнули. Чей это голос? И откуда? Звонкий такой девичий голосок. Мы принялись оглядываться по сторонам.
- Да здесь я, здесь! - послышался смех, напоминающий переливы серебряного колокольчика, и мы увидели очаровательную черноволосую девушку в розовом платье. - Что, смешинка улетела? - поинтересовалась она и подошла к нам. В ее черных глазах плясали озорные чертики.
- Элька, это ты? Откуда ты взялась? - вдруг радостно и несколько удивленно воскликнул Пашка и расплылся в такой искренней улыбке, что во мне шевельнулась ревность. Кто эта красотка, так внезапно появившаяся здесь?
Она рассмеялась, показывая ровные белые зубы.
- От верблюда. Я зашла с другой стороны холма и уже давно наблюдаю, как вы здесь умираете от смеха. Что вас так рассмешило, можно узнать?
Но вскоре мне все стало ясно. Черноглазая фея оказалась дочкой мэра, о которой я уже слышала от Пашки. Он говорил, что строгий и властный мэр обожает свою дочурку и буквально тает перед ней, - хотя она была довольно капризным и избалованным ребенком, на вид казалась очень милой и славной. Ничего себе ребенок, это уже взрослая девушка, правда еще совсем молоденькая, ей лет шестнадцать, не больше! Я почему-то представляла ее одиннадцатилетней девочкой или даже меньше, а тут…
Признаюсь, мне не очень понравилось такое положение вещей, она была слишком хороша собой для подруги детства и слишком оба обрадовались этой неожиданной встрече. И потом, несмотря на юный возраст, девушка была отнюдь не невинной малышкой, судя по кокетливым взглядам, которые она бросала на Пашу, и оценивающим - на меня. И к тому же весьма шустрой, за словом в карман она не лезла и держалась весьма уверенно. Настроение у меня сразу испортилось, даже летний пейзаж как-то сразу поблек. Но я соблюдала хорошую мину при плохой игре, улыбалась и поддерживала разговор. Впрочем, на меня они обратили внимание только после того, как вдоволь наохались и наахались, удивляясь неожиданной встрече, и обсудили традиционные в таких случаях темы.
- Познакомьтесь, девочки, - наконец сообразив, представил нас друг другу Пашка. - Это Эльвира, моя… - он чуть замялся, - хорошая знакомая.
Я тебе покажу знакомую, ловелас несчастный!
- А это моя жена - Мария.
- Машка, значит, - проявила сообразительность дочка мэра. - У меня кошка была Машка, сбежала полгода назад, зараза.
Хотя кошек я и любила, но такое сравнение меня несколько покоробило.
- А у моей подруги крыса жила ручная, ее тоже звали Эльвира, она потом наелась какой-то отравы и сдохла, - я произнесла эту фразу и тут же осеклась. Не переборщила ли я?
Пашка даже открыл рот и побледнел, видимо приготовившись к бабскому поединку. Секунд пятнадцать, наверное, мы молча смотрели друг на друга, словно соревнуясь взглядами, кто - кого.
Вдруг она широко улыбнулась и протянула мне руку:
- Один - один. А ты молодец, за словом в карман не полезешь. Давай дружить.
Я пожала ее теплую ладошку. Немного странная девочка, но в целом она начинала мне даже нравиться. Она была искренней и настоящей.
- Слышь, Паш, одобряю твой выбор. Я боялась, что ты какую-нибудь лахудру пустоголовую выберешь и она тебе на шею сядет, - сказала она.
- Это почему же? - удивился мой муж.
- Да потому что таких, как ты, добрых и мягких, всегда подобные стервы окручивают. Ну, слава богу, что ты избежал такой участи.
Пашка едва заметно поморщился и изобразил фальшивую улыбку. Похоже, определение - мягкий и добрый - пришлось ему не по душе. Скорее он предпочел бы, чтобы его считали жестким и сильным, как его отец. Господи, опять этот папа! И почему я так часто о нем вспоминаю? Тем временем Эля вылила на нас поток информации о том, что ее папаша приставил к ней охранника, тупого лысого придурка, который ужас как ее достал, и она смоталась от него.
- Представляете, - хохотала она, весьма довольная собой, - ходит за мной везде, как банный лист, ни на шаг не отстает. Уж я и убегала от него, и в магазины разные, в кафе заходила, все без толку, не отстает, проклятый. Тогда я, знаете, что придумала? - Она обвела нас торжествующим взглядом и, явно гордясь собственной сообразительностью, выдала: - Я заявила, что хочу в туалет. Не пойдет же он за мной, в самом деле, в женский сортир? И когда мы зашли в кафе, я тихонько вылезла через окно. Оно на втором этаже, но не высоко, а я прыгучая. И смылась. Представляю, как он меня ждал-ждал, а потом пошел искать в туалет, женский, ха-ха! - Она хихикнула в кулачок. - Наверное, все кабинки пересмотрел. Может, какую-нибудь дамочку напугал. Он же такой качок. Здоровый, башка размером с кочан капусты, а мозгов - кот наплакал.
- Тот самый, которого моим именем звали? - пошутила я, и мы на сей раз все трое залились смехом. Я сегодня столько смеялась, что, наверное, к вечеру у меня будут болеть мышцы живота. Нет, определенно эта забавная девчонка нравилась мне все больше.
- А зачем к тебе отец телохранителя приставил? - отсмеявшись, спросила я. - У него какие-то неприятности? - Я вспомнила недавний рассказ Пашки о случае с угрозами в адрес его отца и мэра.
- Да бог его знает, вроде пока нет, - она пожала плечами. - Мне, во всяком случае, ничего не говорит. Просто он за меня всегда боится. К тому же скоро выборы, мало ли что… Подстраховывается на всякий случай.
- Должно быть, отец тебя очень любит? - спросила я.
- Еще как! Даже слишком. Иногда своей заботой и опекой продохнуть не дает. Все еще считает, что я маленькая.
- А сколько тебе?
- Шестнадцать, а тебе?
- Девятнадцать. Хотя я уже дама замужняя, но меня мама тоже ребенком считает и всегда за меня волнуется, куда пошла, когда пришла. Охранников она ко мне приставить не может, но была бы такая возможность, за мной целая рота ходила бы с автоматами, уверена.
Эля рассмеялась.
- Все они такие, эти родители. А ты одна в семье или сестры, братья есть?
- Одна.
- Слушайте, девочки, может, на меня внимание обратите? - жалобно напомнил о себе Пашка.
Мы и в самом деле про него, бедного, совсем забыли, заболтавшись.
"Ничего, - с легким злорадством подумала я, - это тебе маленькая месть за слишком ярко выраженную радость при встрече с подругой юности". Мы болтали, присев на траву. Пашка в красках рассказал о нашем импровизированном бракосочетании, демонстрируя недюжинный талант юмориста. Хотел произвести впечатление, гад! Эля то и дело заливалась смехом, рассказ ей явно понравился. Я посмотрела вниз, на открывающийся перед нами вид, и у меня даже дыхание сперло в зобу, как у знаменитой вороны. Только не от радости, а от восторга. Такая красота предстала моему взору, что я пожалела, что не умею рисовать. Была бы я художницей, целыми днями просиживала бы здесь с мольбертом и красками. Но, к сожалению, рисовать я не умею, поэтому остается только любоваться природой и пытаться сохранить в себе хотя бы частичку ее красоты, чтобы потом, холодными зимними вечерами, когда завывает метель и сыплет снег, вспоминать этот вечер…
Я залюбовалась видом и не заметила, как Пашка закончил свой рассказ. И тут Эля, понизив голос до зловещего шепота, проговорила:
- А вы знаете, что на днях здесь нашли труп женщины, кажется, медсестры из больницы? Ей нанесли десять ударов ножом!
Мы с Пашкой переглянулись. Откуда она узнала? Ведь, кажется, это жуткое убийство собирались держать в тайне, по крайней мере, в ближайшее время. Мы говорили с Пашей об этой женщине, но он знал не больше меня. Отец, следуя своим принципам, не делился информацией даже с сыном. Впрочем, ее отец - мэр города, возможно, она узнала от него.
- Откуда ты знаешь про убийство и даже про точное количество ударов ножом? - спросил Пашка.
- Ха! - она так победно и высокомерно хмыкнула, словно услышала самый нелепейший вопрос на свете. - Я еще и не то знаю!
- Что, например? - поинтересовалась я.
- Думаете, я просто так сюда пришла? - она снова понизила голос до громкого шепота. - Что я здесь делаю, по-вашему?
- Ну, не знаю, видом любуешься, гуляешь, - предположила я.
- Ага, делать мне больше нечего! - она состроила презрительную гримасу. - Я пришла посмотреть на то место, где ее убили. Я хочу обнаружить улики, которые помогут обвинить убийцу.
- Что? Ты с ума сошла? - несмотря на явно невеселую тему, я не смогла удержаться от смеха. - Ты что, детективов начиталась? Возомнила себя Шерлоком Холмсом в юбке!
Пашка тоже недоверчиво хмыкнул, соглашаясь с моим мнением. Маленькая сыщица обиженно посмотрела на нас:
- Так вы мне не верите? Считаете, что я ерунду говорю?
- Нет, ну почему же, - поспешила я утешить девушку. - Твое стремление похвально, но что ты, интересно, собираешься найти? Какие улики? Ведь на месте преступления наверняка поработала милиция, и если что-то было, то оно уже найдено. Кстати, труп-то, насколько я знаю, нашли не здесь, а в овраге, а это несколько дальше. Даже значительно дальше.
- Может быть, но убивали-то ее не там, а именно здесь, рядом с церковью, - возразила Эля.
Я невольно оглянулась на золотые маковки церквей, так красиво переливающиеся в лучах солнца.
- А ты откуда знаешь? - почти одновременно воскликнули мы с Пашкой.
- От верблюда. - Она лукаво и загадочно улыбнулась нам. - Я еще кое-что знаю.
- Но откуда, господи? - воскликнула я. - Откуда ты можешь все это знать, если только сама не являешься убийцей?
- А оттуда, я его видела! - победно выпалила Эля и тоже оглянулась на церковь.
- Ты шутишь? - не поверила я.
Пашка вздрогнул и как-то странно посмотрел на нее.
- По-моему, смерть этой несчастной женщины не предмет для шуток, тебе так не кажется? - произнес он ледяным тоном, напомнившим мне интонации его отца: "Не кажется ли вам, что спать на чужой кровати…"
- Да я не шучу! - обиделась Эля. - Говорю же, я кое-что видела. Я была здесь в ту ночь.
- А что ты здесь делала? - удивилась я. - Одна, ночью, в таком месте! И почему тебя этот маньяк не убил, если ты стала случайной свидетельницей? Насколько я помню из детективов, свидетелей всегда убирают.
Эля помолчала, покусала нижнюю губу и несколько виновато произнесла:
- Ну ладно, я соврала. Меня не было здесь той ночью. Но все равно я кое-что нашла. Одну вещь. Весьма любопытную.
Я вздохнула. Ясно, что девочка просто фантазировала и все ее слова были неправдой. А я-то едва не поверила.
- Что-то важное? Визитную карточку убийцы? - иронично вопросил Пашка. Он тоже убедился, что его бывшая подружка детства, как говорится, заливает, пытаясь привлечь к себе внимание и вызвать интерес.
- А вот не скажу, вы мне не верите, смеетесь надо мной, поэтому я ничего вам говорить не буду! - она надула губки и отвернулась.