Машина взбиралась вверх, сила земного притяжения вдавила его в сиденье. Желтые стрелки летели навстречу. Впереди, между бетоном следующего этажа и гребнем возвышающегося ската, виднелась полоса серого неба. Серое небо, в котором шеститонный грузовик, или семейный оранжевый микроавтобус, полный детей, или любой заблудившийся в поисках места стоянки мог, неожиданно возникнув, врезаться в…
Хватит!
Сила тяжести сражалась с силой инерции.
Победила. Машина Джона, тщетно пытавшаяся взлететь, рухнула обратно на бетон. Его желудок подпрыгнул к горлу и вернулся на место.
Звуки клаксона – машина коммивояжера пронзительно взвизгнула тормозами, когда какой-то придурок на "форде", едущий в запрещенном направлении, чуть не "поцеловался" с ним.
Стремительно мчащаяся по пустому уклону машина Джона.
Быстрый взгляд в зеркало: никаких намеков на синий седан.
Полет вниз по скату. Удар по тормозам, занесло влево.
Желтое такси…
…вильнуло в сторону с его пути. Водитель орал проклятия на фарси.
Знак парковки сената. Джон проехал запрещенной дорогой вниз мимо поворота к стоянке для машин сената, свернул налево…
Парковочная зона для туристических автобусов. Подростки из Айовы, куртки с надписями, вызывающие прически, фотоаппараты и испуганные глаза, когда они шарахались в сторону от рассекавшего их группу "форда".
Паренек, подрабатывающий на стоянке, чтобы оплатить обучение в университете, услышав визг тормозов, высунул голову из своей теплой будки.
Свободное место, недалеко от будки. Поставить машину на стоянку.
Нельзя брать пистолет.
Запер его в бардачке, взял портфель. Выскочил из машины, запер ее и кинулся к эскалатору.
– Позаботься о ней! – крикнул он пареньку. – Буду поздно!
Бегом.
Вниз по эскалатору. Сквозь стеклянные двери. "Пиджаки" с портфелями. Женщины с сумочками. Уборщик с метлой.
Вниз, туда, где отправляются поезда на Бостон и Нью-Йорк, Балтимор – воспользовалась ли Фонг пригородной станцией в Мэриленде?
Преследующая команда сейчас, наверное, достигла эскалатора. Джон увернулся от женщины-юриста с пластмассовым стаканчиком кофе, от которого шел пар, билетом на поезд и "Уолл-Стрит джорнэл" в одной руке, портфелем, сумочкой и пальто – в другой.
Не оборачивайся.
Возможно, они потеряли его. Решили, что Джон вышел через центральные двери вокзала, рассчитывая, что он направится к Харт-билдинг.
Выскочил через западные двери Центрального вокзала, побежал к эскалатору, ведущему вниз, к станции метро.
Толстая женщина перед ближайшим оранжевым автоматом, продающим билеты, копалась в поисках кошелька.
Протиснуться перед ней.
– Наглец! Какого черта…
Автомат проглотил его пятидолларовую банкноту, выплюнув магнитную карточку. Он добежал до толпы у турникетов прежде, чем она до конца излила свое негодование.
Сотни служащих, спешащих на работу из пригорода, окружали Джона. Половина направлялась вверх по эскалатору на Центральный вокзал, эти работали в департаменте энергетики, или в конгрессе, или в здании профсоюза водителей; другая половина мчалась вниз, спеша к поездам, с грохотом вылетающим из жерла бетонного тоннеля.
Основная толпа двигалась к платформе с красной полосой. Воздух под землей был спертым, с запахом пота, затхлых пальто и костюмов, кожи ботинок.
Поезда не было ни в одну, ни в другую сторону.
Джон прокладывал себе локтями дорогу вдоль платформы, пока не добрался до будки, обклеенной указателями, которая скрывала его от эскалаторов. Он прижался спиной к ее коричневому металлу, ноги его дрожали.
Возможно, ему удалось оторваться от "хвоста". Может быть, они еще не достигли платформы.
Ну давай же, поезд, давай.
Не выглядывать из-за будки.
Не показывай свое лицо.
Задрожал воздух. Закружилась бетонная пыль. Грохот, звон, вспышки света и отблески металла, стальной скрежет. Поезд подземки, ворвавшись на станцию, затормозил. Двери открылись, и сотни спешащих на работу людей торопливо потянулись к эскалатору.
Выждать.
Десятки людей набивались в переполненные вагоны, пробираясь к освободившимся местам и поручням. Выждать.
Динг-донг – звонок поезда, предупреждение пассажирам, двери начали закрываться…
Джон рванулся к ближайшему вагону.
Пассажиры, толпившиеся у дверей, отпрянули, когда он…
Ударило закрывающимися дверями.
Двери остались полузакрытыми, зажав его плечо и не позволяя ему ни войти внутрь, ни выйти из вагона…
…резким рывком протиснулся внутрь.
Двери, скользя, закрылись.
Прижатый к телам попутчиков, Джон обернулся, разглядел среди медленно удаляющихся лиц на платформе чье-то сердитое, неясное.
Машинист объявил следующую остановку. Джон понял, что едет не в ту сторону.
Удачная ошибка – если физиономия на платформе принадлежала "охотнику".
Джон проехал еще одну остановку, вышел и пересел на поезд, следующий в обратном направлении. Из своего портфеля он достал свернутый нейлоновый дождевик, который неожиданная буря однажды заставила его купить в Гонконге. Плащ был водонепроницаемым и сворачивался в компактный сверток. Рыжевато-коричневый материал не "дышал" и не спасал от холода, но он изменил его внешний вид.
Когда состав остановился на Центральном вокзале, Джон спрятался за спиной солидной комплекции рабочего. Ни одни глаза на платформе не заметили его.
Он доехал до станции "Центральная". Когда эскалатор поднимал его наверх, он был абсолютно уверен, что единственная тень за его спиной была его собственной.
Глава 22
Станция "Центральная" находилась в сердце реконструированной деловой части Вашингтона, недалеко от театра Форда и Белого дома.
Джон направился вниз по 12-й улице, пересек Пенсильвания-авеню. Перед государственной службой внутренних бюджетных поступлений, растянувшись на деревянных рейках скамейки, спал человек. Ветер шелестел засунутыми под одежду газетами. Рядом стояла магазинная тележка, забитая обернутыми в пакеты драгоценностями. Она была привязана к запястью спящего крепким шнурком.
Семиэтажный монолит из серого камня, занимавший целый городской квартал, привел Джона к Конститюшн-авеню. Здание, с греческими колоннами, фризом, украшенным мифологическими сюжетами, производило величественное впечатление.
Двое мужчин и женщина вышли из вращающихся дверей на 13-й улице. Они стояли под медной дощечкой с надписью "ТАМОЖЕННОЕ УПРАВЛЕНИЕ", затягиваясь вызывающим привыкание и смертоносным, однако узаконенным наркотиком.
Прокрутившись через вращающиеся двери, Джон столкнулся с тремя вооруженными маленькими револьверами охранниками, напуганными сообщениями о группах боевиков, засланных латиноамериканскими наркокартелями в отместку за проведенные против них операции. Охранники заставили его нацепить пластиковый значок посетителя, открыть портфель и проверили все металлоискателем. Сопровождающий довел Джона до нужного ему кабинета, расположенного на третьем этаже. Табличка на двери гласила: "СПЕЦИАЛЬНЫЙ ДИРЕКТОР И ПРЕДСТАВИТЕЛЬ ПО ДЕЛАМ КОНГРЕССА". В кабинете грузный мужчина с бледным лицом разговаривал по телефону. Он жестом предложил Джону сесть.
На стене его кабинета висел диплом юридического факультета Джорджтауна.
"Вечернего факультета?" – подумал Джон.
– Я знаю, чего хочет ваш босс, – пробурчал мужчина в трубку. – Но мы следуем правилам, написанным вашими парнями с Капитолийского холма и из Белого дома… Судьи говорят… отлично, однако… но… да, вы можете надрать нам задницы перед телекамерами, но все эти действия вызовут у наших людей подавленное моральное состояние.
На книжной полке красовался золотой значок таможенного агента.
– Послушайте, не все наши девятнадцать тысяч человек святые или супергерои, однако большинство старается изо всех сил, и все они пострадают от сокращения бюджета. Они помнят слушания о "снижении расходов". Тяжело работать, если тебе не дает покоя мысль, что завтра ты получишь извещение об увольнении.
Рядом со свидетельством о юридической степени этот человек повесил рисунок цветными мелками: желтая бумага, голубая полоса неба над черными контурами домика с красной крышей.
– Да, я знаю, дефицит. Но надо отсекать жир, а не резать глотки.
На фотографии в рамке на столе симпатичная, с пухлым лицом брюнетка, лет на десять моложе своего мужа.
– Что значит жалобы избирателей?.. Мы провели расследование! Бенни не повредил вещь! Если он капнул слюной на ее сумочку в аэропорту, то это была случайность! Черт возьми, в Нью-Орлеане жарко!.. На прошлой неделе эта же собака обнаружила полтора килограмма кокаина… Нет, бешенство абсолютно исключено!.. Да, я понимаю, ваш босс хочет, чтобы его подвергли карантину. Кстати, – сказал представитель таможни при конгрессе служащему с Капитолийского холма, – вы хотите, чтобы мы указали сумму, в которую обойдется налогоплательщикам подготовка ответа на ее жалобу, в тексте самого ответа?
Когда таможенник повесил трубку, Джон представился.
– Ну и в чем дело? – спросил таможенный служащий.
– Вам звонили из…
– О, каждый день у меня уйма звонков. Вчера звонили от сенатора Баумана, предупредили, что вы придете. Это был первый случай, когда я получил указание непосредственно от сенатора.
– Есть какие-нибудь проблемы?
– Не надо делать из меня дурака. Твой приятель звонил несколько недель назад, просил ответить на устный запрос, полученный им от сенатора Баумана. Он наплел нам всякого дерьма, почему Бауман не хочет непосредственно связаться с нами, и почему все это не записано на бумаге, почему мы должны прислать ответ ему, а не сенатору. Но мы поверили ему. В конце концов, разве мы работаем не на одно и то же законное правительство?
– И теперь…
– Теперь ты здесь. А твой напарник мертв.
– Благодарю за сочувствие. Мы похоронили его вчера.
– Газеты писали, что копы квалифицировали это как дорожное происшествие.
– Происшествие с человеческой жертвой.
– Я не был с ним знаком лично, но разговоры по телефону оставили у меня впечатление, что он славный малый.
– Разговоры? Больше одного?
По лицу таможенного служащего скользнула улыбка, подобная клинку, вытащенному из ножен.
– Разве ты не в курсе? – спросил он. – Последний раз я разговаривал с Фрэнком Мэтьюсом на прошлой неделе. Он сказал, что не может ждать, пока все колесики завертятся. Поэтому он заклинал меня выдать хотя бы предварительные данные. Поскольку ваш офис уже был информирован, то нет необходимости передавать наш ответ вам. Единственное, что мы можем сделать, – переслать его сенатору.
– Если вы собираетесь так поступить, – заметил Джон, – то хочу напомнить, что сенатор Бауман требовал нечто иное.
– Не думаешь ли ты, что я стану вытягиваться по стойке смирно перед кем попало только потому, что относительно него звонил сенатор, – заявил таможенный служащий. – Я выполняю свою работу, стараюсь дать им все, что они заслуживают.
– Меня не беспокоит, чего они заслуживают, – сказал Джон. – Я так же, как и вы, выполняю свою работу.
– Правительство всегда готово проявить расторопность ради ваших парней из ЦРУ? – поинтересовался таможенник. – Даже получив формальное одобрение от нашего главного юрисконсульта, я предпринял ряд шагов, расспрашивая тут и там относительно этого дела.
– Кого расспрашивали? – поинтересовался Джон.
Безразлично. Небрежно.
– Официально я дошел даже до офиса нашего директора.
– А неофициально?
– Ну, Вашингтон маленький городок.
– Может, в таком случае нам стоит позвонить сенатору Бауману и рассказать ему, что вы заняты разглашением его дел по всему Вашингтону?
Таможенник нервно побарабанил пальцами по скоросшивателю.
– Зачем сенатору понадобилась эта ерунда?
– Кто знает, почему сенатор хочет то, что он хочет?
– Надо ли понимать, что этот запрос – первый шаг, и в дальнейшем нам грозит парад марширующих во всех направлениях наших людей, исполняющих заказы сенатора Баумана?
– Не знаю, – сказал Джон. Он покачал головой. – Но, между нами говоря, я так не думаю. Вы ведь знаете Баумана.
Таможенник пристально посмотрел на Джона.
Протянул ему папку.
– Мы пошлем копии этого в соответствующие ведомства, – сказал он Джону.
– Прежде чем вы сделаете что-нибудь с запросом сенатора, настоятельно рекомендую вам получить его разрешение – в письменном виде.
Он встал, собираясь уходить.
– Все-таки из-за чего весь этот сыр-бор? – в который раз поинтересовался таможенник.
– Я всего лишь мальчик на побегушках, – ответил Джон.
Ближайшим укромным местом была скамейка в пустынном Музее американской истории на противоположной стороне улицы. Молчаливые охранники не обратили на него никакого внимания, так же, как и немногочисленные посетители музея.
Ответ таможенной службы сенатору Бауману гласил:
"…на ваш запрос, исследование всех записей инспекции таможенной службы показывает, что нашими инспекторами зарегистрирована только одна международная грузоперевозка "Имекс, инк." за последние шесть месяцев – седьмого декабря прошлого года, из Балтиморского порта. Наши портовые службы изучили документацию, сопровождавшую перевозку материалов, за экспортом которых должен осуществляться контроль, отправленных от имени "Имекс, инк." и предназначавшихся Кувейтской военно-технической корпорации. Материалы были отправлены приписанным к Панамскому порту судном "La Espera" с перегрузкой в Порт-Саиде, Египет. Форма ДСП-9 на груз службы контроля безопасности торговли при государственном департаменте и в точке выгрузки, а также расписка/подтверждение доставки груза, выданная американским посольством, были проверены и признаны удовлетворяющими всем требованиям. Было сочтено возможным не производить детального досмотра груза, особенно учитывая постоянную нехватку персонала, вызванную непрерывным сокращением финансирования."
Копии ДСП-9 службы контроля безопасности торговли не прилагалось, но прилагалась копия состоящего из двух предложений письма из американского посольства в Египте. В письме лишь говорилось, что посольство в курсе того, что груз будет переправлен из Египта в Кувейт, и не имеет возражений. Содержание груза точно не известно. Письмо подписал консул посольства: Мартин Синклер.
Тот самый, что звонил Фрэнку по телефону девять дней назад. Джон воспользовался телефоном-автоматом на стене музея. В информационной системе государственного департамента подтвердили, что в их штате состоит Мартин Синклер, и дали его вашингтонский номер телефона.
– Офис помощника госсекретаря Виктора Мартинеса, – ответил на его звонок женский голос.
– Маленький вопрос, – сказал Джон Лэнг. – У меня есть некий документ, предназначенный Мартину Синклеру, а я не знаю его точного служебного адреса.
– Ничего удивительного, – сказала она. – Он перевелся обратно в Вашингтон настолько быстро, что его дело еще не догнало его.
Она назвала ему номер кабинета на втором этаже госдепартамента.
Еще один четвертак помог Джону связаться со знакомым, который работал в госдепартаменте. Джон сказал, что собирается нагрянуть к нему, и попросил заказать пропуск. Тот был озадачен, но согласился: в конце концов, Джон был частью большого "мы".
"Ты слишком занят, чтобы беспокоиться из-за того, что я так и не появился у тебя. Слишком занят, чтобы выяснять у охранников, входил ли я вообще в здание. А в службе безопасности зарегистрируют, что я приходил к тебе, а не к Мартину Синклеру", – подумал Джон.
Здание государственного департамента было выстроено на несколько десятков лет позже, чем громадное, занимавшее целый квартал здание таможни. Госдеп сохранил в своем облике стиль пятидесятых: путаница перегородок, гладкий бетон и литой металл, неоткрывающиеся стеклянные окна с опущенными зелеными венецианскими жалюзи; низкие белые звукоизолирующие потолки в покрытых кафелем коридорах, помеченных желтыми, серыми и синими полосами на стенах; двери из светлого дерева.
Сотрудников, попадавшихся ему навстречу в коридорах, переполняло ощущение собственной значительности, они всем своим видом стремились продемонстрировать занятость; большинство – в костюмах или рубашках, галстуках и подтяжках. Джон мимоходом заметил, как один мужчина передавал другому какой-то документ со словами: "Это должно их расшевелить". Оба мужчины улыбнулись. В одном из коридоров Джон уловил запах попкорна. Он насчитал около десятка женщин, попавшихся навстречу. Почти все они были в деловых костюмах, коричневых или черных, с тщательно причесанными волосами.
У входа в офис заместителя госсекретаря по сельскохозяйственному развитию, проблемам засухи и помощи голодающим Виктора Мартинеса Джон столкнулся с двумя мужчинами лет пятидесяти, выходившими из дверей. Один из них говорил другому: "Отлично, я определенно удовлетворен этим. Я просто представить себе не могу твое лицо во время дачи показаний".
Секретарша в приемной указала на ближайшую дверь и потянулась к телефону, но Джон попросил ее не беспокоиться, потому что его старый друг Мартин ждет его.
Джон легонько постучал в дверь кабинета – больше для секретарши в приемной, чем для того, кто сидел внутри. Джон уже повернул ручку двери, когда из-за двери раздалось:
– Входите.
– Мартин Синклер? – поинтересовался Джон, войдя и закрыв за собой дверь.
– Да. Вы с бумагами от домовладельца?
Мартин Синклер оказался тридцатилетним мужчиной с русыми волосами. На нем была белая рубашка, галстук в полоску. На носу очки в черепаховой оправе.
– Нет. – Джон помахал своим удостоверением. – Я из ЦРУ.
Синклер бросил на него испуганный взгляд. Прошептал сдавленным голосом:
– Оставьте меня в покое!
В офисе лежала гора нераспакованных коробок. Одна полка была забита отчетами, на другой же стояла лишь выцветшая черно-белая фотография, запечатлевшая команду из шести человек на ялике во время университетских гонок. Фотография белокурой жены, держащей на руках улыбающуюся маленькую девочку, висела на стене.
– Я здесь не для того, чтобы доставлять вам неприятности, – сказал Джон.
– Придумай что-нибудь получше.
– Вы…
– Всем известно, кто я.
– Вы были консулом по политическим вопросам при посольстве в Египте.
– В Каире не меньше полудюжины политических консулов.
Джон нахмурился:
– Вы один из нас?
Офицеры разведки ЦРУ часто работали под крышей госдепа.
– Нет, чтоб я сдох.
– Вы подписали расписку/подтверждение…
– Я подписывал кучу писем, это была моя работа.
– …для компании, называвшейся "Имекс", относительно…
– Что это? Какая-то проверка?
– Что?
– Идите к черту. Все вы.
– Все, что я хочу знать, это…
Выражение страдания сменило на лице Синклера исчезнувшую улыбку.
– Чем меньше знаешь, тем дольше проживешь, – заметил он.
– Я больше беспокоюсь за вас, чем за себя.