– Правильно. Вы и тот, другой парень.
– Фрэнк Мэтьюс.
– И я сказал ему то же самое, что сейчас повторяю вам: ничего.
– Он мертв.
Синклер сжался на своем стуле:
– Это меня не касается.
– Зато касается меня. Клиф Джонсон, президент той компании, с бумагами которой вы имели дело, мертв тоже.
Синклер пробормотал дрожащим голосом:
– Столько смертей в этом мире.
– Суровая необходимость диктует…
– Не слишком ли поздно для суровой необходимости?
– Нет.
– Уверен, что да. Скажи своим хозяевам, я всего лишь хочу, чтобы меня оставили в покое. Пожалуйста. Мне на вас наплевать. Поэтому скажу одно: катитесь вы к дьяволу. До сих пор я оставался самим собой, и я не хочу изменять своим принципам. Имею я на это право?
– Вы поступаете неразумно.
Мартин Синклер бросил свои очки на стол, встал.
– Если у вас есть какое-нибудь дело к заместителю госсекретаря, то встретимся в его кабинете. Если вы здесь с какой-либо другой целью, то вы зря теряете свое время. Не каждый может позволить себе такую роскошь.
Синклер вышел из своего кабинета.
Через две минуты Джон покинул здание госдепа. Он поймал такси у подъезда, назвал адрес джаз-бара на окраине Джорджтауна.
В такси было сухо и тепло. На водителе были тонкая рубашка, вязаная шапочка и шерстяное кашне. У него были темно-коричневая кожа и густые волосы. На глазах, несмотря на сумрачное небо, черные пластмассовые солнцезащитные очки.
– Сегодня утром было прохладно, – заметил водитель. – Сейчас, правда, немного потеплело.
– Откуда ты? – спросил Джон.
– Пакистан, сэр.
– Из какой местности в Пакистане?
– Лахор.
Картинка железнодорожного вокзала в Лахоре всплыла у Джона в памяти: пыль, женщины, орущие на детей, солдаты с винтовками наперевес и без тени улыбки на лице.
Когда такси остановилось и Джон облокотился на переднее сиденье, чтобы заплатить, он заметил, что нога водителя на педали газа была босой.
В джаз-баре он заказал чизбургер. Следовало немного подкрепиться – это не помешает работе мозга. Завернув за угол, он обнаружил платный телефон.
Набрал вирджинский номер, который он помнил наизусть.
Раздался гудок. Второй. Третий, Щелчок.
Молчание.
Слабое дыхание человека, который выдвинул ящик стола, прижал трубку к уху и ждал. Терпеливо ждал.
– Вы поняли, кто это? – наконец спросил Джон.
– Да, – ответил Харлан Гласс.
– Нам надо поговорить.
– Ты в порядке?
– Сегодня с утра у меня была температура.
– У тебя до сих пор жар?
– Нет. Я принял очень хорошие меры предосторожности.
– Я не люблю телефоны, – сказал Гласс.
Они договорились встретиться в театре мертвых.
Глава 23
Они описали большой круг, прогуливаясь мерным шагом среди гладких белых камней. Холодный ветер шелестел между колоннами. Ряды каменных скамеек были пусты. Никто не выступал с каменной пещеры сцены. Над ними висело безмолвное свинцовое небо.
– Все плохо, – рассказывал Джон Глассу. – На первый взгляд все правдиво, логично. Безопасно. Но истина прячется где-то глубоко подо всем этим.
– По-видимому, ты прав, – согласился Гласс.
– И ощущение такое, как будто весь мир вокруг меня то ли сошел с ума, то ли лжет.
– Да, весь мир против нас, – вздохнул Гласс.
Сквозь колонны были видны голые деревья, лужайки с бурым после зимы дерном и море белых каменных плит.
Мемориальный амфитеатр Арлингтонского кладбища расположился на холме, над могилами президентов и нищих. Пройдет всего несколько недель, и весна привлечет на эти акры могил, тянущиеся вдоль реки, множество людей из Вашингтона и окрестностей. Однако в этот мартовский день, кроме солдат почетного караула, одетых в парадную форму, с примкнутыми к винтовкам штыками, мерно шагающих и щелкающих каблуками, только Джон и Харлан Гласс прогуливались наедине с мертвыми.
– Сильно перепугался этот Мартин Синклер? – поинтересовался Гласс.
– Настолько, что всячески старался уйти от любых вопросов, – ответил Джон.
– Возможно, это пройдет.
– Может быть. Он просто трясся.
– До тех пор, пока мы не найдем способа заставить его страх работать на нас, не следует предпринимать никаких шагов, чтобы не сломать его.
– Я мог…
– Ты мог вызвать у него негативное отношение к нам. – Гласс покачал головой. – С этой минуты оставь его в покое. Мы пустим его в дело, когда придет время. Скоро, но не сейчас.
В своем нейлоновом дождевике Джон порядком продрог. Гласс заметил, что ему холодно:
– Договорились?
– Управление стало для меня ночным кошмаром. Фрэнк натолкнулся на что-то. Что-то, что заставило его… Он погиб, затеяв частное расследование.
– Но с какой целью?
– Цель – это то, ради чего он жил. Разведывательные данные. Правда.
– Если бы еще знать, насколько далеко ему удалось продвинуться?
– Когда его на первый взгляд самые безобидные запросы бесследно исчезли в Лэнгли, какое доверие он мог испытывать к системе, допустившей эти исчезновения? Какие были у вас основания претендовать на его доверие? Фрэнк не мог доверять даже мне, – продолжил Джон. – А ведь мы были партнерами. Одна из основных заповедей шпиона: твой самый большой враг и наиболее вероятный предатель – человек, который ближе всего к тебе. Он хотел обезопасить себя, свое расследование. Но, как видим, эта предосторожность не помогла. Среди прочего мне удалось выяснить, что он сделал фиктивный запрос от имени сенатора Баумана, чтобы открыть официальные двери.
– Глупец! Он мог погореть на этом – его могли привлечь за мошенничество, или подлог, или злоупотребление служебным положением.
– Фрэнк был отнюдь не дурак, – заметил Джон. – Он наверняка отлично понимал, чем рискует, и все рассчитал. Он сделал ставку, во-первых, на чехарду, царящую в делах Баумана из-за того, что он то и дело меняет своих помощников, а во-вторых, на всем известную репутацию чокнутого, заслуженную сенатором. Бауман был самым подходящим кандидатом. И Фрэнк решился действовать через его голову. Полагаю, он все же намеревался рискнуть и попросить меня о помощи, но… не успел.
– И все, что он нам оставил, это Мартин Синклер, "контролировавший" грузоперевозки в Кувейт через Египет. Да еще этот мертвый парень Клиф Джонсон. – Гласс нахмурился. – Невозможно проанализировать данные вне контекста. А теперь все папки с документами Фрэнка находятся у Корна.
– Думаю, Корну было что-то известно еще до смерти Фрэнка, – заметил Джон. – Корн – бывший сотрудник разведки. Фрэнк дернул за цепочку с таможней, и таможня, и разведка – обе являются частью министерства финансов. Кто-то из министерства финансов, возможно, стукнул Корну. Они вряд ли посвятили его во все, но могли прозрачно намекнуть, стараясь прикрыть свой промах. Достаточно, чтобы возбудить его подозрения относительно Фрэнка – и меня, как его напарника, достаточно, чтобы он решил, что мы занимаемся расследованием, не связанным с нашей работой на Капитолийском холме.
– Хитро, – сказал Гласс.
– До сих пор дураков не было.
Под ногами Джона был твердый и холодный мрамор.
– Фрэнк не представлял себе, что дело, в которое он влез, окажется столь серьезным, – сказал Гласс. – Не предполагал, что они зайдут так далеко, что не остановятся даже перед убийством, чтобы замести следы.
С другой стороны амфитеатра, от могилы Неизвестного солдата, раздался звук горна.
– Вы верите мне теперь? – спросил Джон. – Верите, что Фрэнк был убит?
– Одной только веры недостаточно, – ответил Гласс.
Некоторое время они шли молча.
– Фрэнк, должно быть, раздобыл что-то действительно существенное, что заставило их убить его, – сказал Джон.
– Вряд ли, но, должно быть, он подошел близко. Поэтому они убили его. Сможешь разыскать все следы, которые он оставил?
– Вы можете мне помочь? – спросил Джон. – Проверить документы, компьютер…
– Нет. Даже если бы не существовало сотен глаз, наблюдающих за каждым моим движением, даже если бы мы могли доверять нашему собственному управлению… есть смысл продолжать действовать так же, Как действовал Фрэнк. С одним существенным отличием: ты будешь действовать не в одиночку.
– Везде, куда бы я ни пошел, – сказал Джон, – я иду вслед за кем-то или кто-то идет вслед за мной.
– Отдел безопасности Корна? – спросил Гласс. – Или…
– Или. Хотя, возможно, это Корн, возможно, он тоже не ангел.
Гласс нахмурился, продолжая размеренно вышагивать.
– Этот детектив, Гринэ, формально может потребовать допросить тебя в связи со смертью Фрэнка.
– Я думал…
– Что мы заставим его прекратить дело? Служба главного адвоката пытается сделать это, однако… причиной для этого может стать лишь какой-нибудь грубый промах, допущенный полицией. Не хотелось бы, чтобы это дело попало в прессу, которая примется клеймить нас и позволит убийце Фрэнка замести следы и исчезнуть. Избегай этого… детектива Гринэ.
– Поверьте, я стараюсь.
– Теперь плохие новости: Корн затребовал все материалы на тебя из отдела кадров, из оперативного отдела и из управления главного инспектора. Как необработанные данные, так и готовые доклады. Расследование в Гонконге.
Они прошли десяток шагов молча. Джон смотрел на могилы.
– В этих документах нет ничего такого, чего я мог бы стыдиться.
– Определенно ничего порочащего. – Гласс добавил: – В этих документах.
Ветер продувал дождевик Джона насквозь.
– Он получит их?
– Жизнь – это вопрос расчета времени. – Гласс улыбнулся. – Единственная копия документов, связанных с Гонконгом, находится в оперативном отделе. Наши прежние руководители в свое время издали секретные инструкции, запрещающие их вынос. Корн получил разрешение снять копию, но копировальная машина в хранилище, где должна оставаться папка с документами… сломалась. Сегодня пятница. Ты знаешь, какие проблемы с техническими службами, с оплатой сверхурочных. Корн не сможет получить твое дело, скажем, до вторника. Вечера вторника.
– Ему известно, что вы…
– Об этом знаешь только ты.
Гласс пожал плечами.
– Ты должен действовать осторожно, – сказал он Джону.
– В армейской разведке меня научили такому приему: вызвать огонь на себя, дабы противник мог быть обнаружен, – отвечал шпион, которому пришлось в свое время служить в армии.
– Если они достаточно сообразительны, то позволят тебе действовать только до тех пор, пока будут уверены, что они в состоянии контролировать твои действия и то, насколько далеко ты можешь зайти, – сказал Гласс.
Ветер несся над морем надгробных плит.
– Вы будете соблюдать осторожность? – спросил Джон.
– Фактически до тех пор, пока ты не допустишь ошибки, я буду в безопасности. А пока я в безопасности, у тебя есть шанс и мы сможем довести это дело до конца.
Джон склонился над каменными перилами между двумя колоннами. Вдали, за деревьями, текла река, за ней был город.
Ворона разрезала черной линией серое облачное небо.
– Никто не любит тебя, когда ты в нокауте. – Джон криво усмехнулся. – Мой наставник даже уехал из города.
– Ты знаешь, куда отправился Вудруфт? – спросил Гласс.
– Нет.
– Я тоже не знаю.
– Но на вашем уровне вы обязаны! Может… кто-нибудь в оперативном или Корн… вы и я…
– На самом деле это в порядке вещей, что они чего-то не знают про нас, – сказал Гласс. – Просто нынешняя дирекция старается держать центр в неведении настолько, насколько у них хватает смелости. Придерживаясь такой тактики, они могут, опираясь на свою силу, пытаться отхватить от бюджетных ассигнований кусок пожирнее.
– Мне не нравится этот постоянный контроль. Делай так. Думай то. Говори это.
– А кто сказал, что жизнь должна нравиться?
Джон посмотрел на ловкого и цепкого, как бульдог, человека:
– Как далеко они могут держать вас от проводимых операций?
– Они все еще продолжают надеяться на меня, – сказал Гласс. – Думают, что я положусь на свой здравый смысл и вернусь к пастве – как будто я стал в некотором смысле еретиком, согласившись возглавить ЦБТ и стараясь сделать его… Представь себе, у меня есть… там друзья. Возможности, о которых никто не догадывается.
– Почему директор Аллен был столь… уклончив, когда говорил об Ахмеде Нарале?
– Источники информации и методы работы, – сказал Гласс. – Считается, что мы должны охранять их от…
– Но почему такое отношение к Наралу? Так, будто бы его не существует и не существовало. Теперь Аллен утверждает, что Нарал мертв. По их предположению.
– Следовательно, теперь он мертв, – сказал Гласс. – Окончательно.
– Все как-то не так, прямо как в Бейруте в плохие старые дни, – заметил Джон.
– Почему ты сказал это?
– Вы живая легенда.
– Легенды врут.
– Вудруфт рассказывал мне про вас и Джерри Барбера.
Гласс, ничего не ответив, отвел взгляд в сторону.
– Бейрут был базой Нарала. Вудруфт был там. Так же, как и Аллен. Занимались ли они, занимался ли Аллен разработкой Нарала?
– Интересно, ты знаешь, куда идешь? Или просто стреляешь наобум?
– Я стреляю, куда только могу.
– Возможно, это неплохая идея.
Налетел пронизывающий порыв ветра.
– В те времена в Бейруте каждый из нас действовал сам по себе. Как это обычно бывает – делали одно, докладывали совсем другое. Я думаю, тебе это должно быть известно по собственному опыту. Я не сотрудничал с ними. Были только я и… Я и Джерри.
– Сенатор Хандельман вытащил этого Нарала, – сказал Джон. – Аллен начал плясать вокруг да около, сначала на слушаниях, потом с этим списком, который я добывал для Баумана…
– Да, я знаю про твой визит в спецподразделение.
– Хотел бы знать, что скрывается за убийством Нарала.
– Хотел бы знать, почему сенатора Хандельмана это так заботит, – ответил Гласс, и Джон отвел взгляд. – Полагаю, что это затея его помощника. Не того парня, которого ему назначил комитет, а этой дамочки Норс…
– Возможно, – сказал Джон.
– Надо бы это выяснить.
– Как мне это надоело. Наша работа никогда не была легкой. Существует два набора правил для шпионов дядюшки Сэма: за границей – одни, на территории Штатов – другие. Правила внутри этих правил. Границы между двумя мирами, в которых мы вынуждены существовать. Но переходить границы в этом городе, в этом деле…
– Границы стираются ради выгоды и силы.
– Моя работа…
– Твоя работа состоит в том, чтобы выяснить то, что необходимо, оставшись живым и сохранив существующую систему в безопасности.
– Мне не нравится выполнять разведывательные операции на Капитолийском холме, в сенате Соединенных Штатов.
– Полагаю, каждый из нас должен делать то, что мы должны делать. Ради всеобщего блага. Ради Фрэнка. Ради самих себя.
Реактивный лайнер прогрохотал над их головами.
– Я сделаю все, что в моих силах, – пробормотал Джон.
– Какие у тебя планы? – спросил Гласс.
– Одно дело… одно маленькое дельце не дает мне покоя.
– Какое?
Джон покачал головой.
– Ничего существенного, – сказал он. – Это личное.
– Ты уверен, что сейчас время заниматься этим? – спросил Гласс.
Глава 24
На платформе станции метро у Центрального вокзала Джон бросил четвертак в телефон-автомат, набрал номер и теперь считал длинные гудки; девятнадцать, двадцать, двадцать один.
Трубку не брали.
В доме никого.
Ладно.
Его часы показывали 2:33, пятница, после полудня.
Часто бывает так, что вопрос жизни или смерти – это вопрос имеющегося у тебя в запасе времени.
Джон надеялся, что следившие за ним не расставили команду для наблюдения за станцией метро у Центрального вокзала. Такое массовое привлечение личного состава существовало только в Китае или СССР, когда в разгар "холодной войны" эти страны захлестнула шпиономания.
Однако они вполне могли поджидать его у машины. Джон специально оставил машину поближе к будке смотрителя, чтобы ее труднее было обыскать. Однако кто-нибудь, прикинувшись прогуливающимся бездельником, вполне мог миновать равнодушного студента, подрабатывавшего смотрителем, нагнуться, якобы для того, чтобы завязать шнурок, и незаметно прилепить магнитный радиомаячок на бампер.
Похоже, никто не обратил на Джона внимания, когда он проходил через Центральный вокзал. Громкоговоритель объявил о прибытии в 2:41 поезда из Бостона. Кажется, никто не слонялся без дела по стоянке. Слушатель подготовительных курсов Университета имени Джорджа Вашингтона был на месте в будке смотрителя. Он оторвался от учебника химии, мимоходом взглянул на проходившего Джона и тут же вернулся к закону Бойля.
Пыльный "форд" стоял на том самом месте, где его оставил Джон.
Пошарив рукой под бамперами "форда", Джон не нашел ничего, кроме грязи.
Это означало лишь то, что он ничего не нашел. Двери машины были заперты. Бардачок, где лежал, ожидая сильной руки, пистолет Фрэнка, – тоже.
Когда он выезжал с автостоянки Центрального вокзала, в зеркалах его машины была лишь пустая дорога. Проехал перекресток, на котором три дня назад пуля разнесла Фрэнку голову. На остановке автобуса толпились люди. Толстая женщина болтала по телефону-автомату, из которого Джон звонил в ЦРУ.
Джон непроизвольно сжал руль. Вперед. На желтый свет, меняя полосы движения, проехал пять кварталов на запад, нырнул в проезд, развернулся, еще раз развернулся.
Вроде никого.
Округ Колумбия незаметно перешел в штат Мэриленд. Единственным видимым отличием были таблички с названиями улиц, проносившиеся мимо окна машины. Это эпоха мегаполисов. Границы стираются ради выгоды и силы. Джон проезжал мимо торговых центров и заправочных станций. Крепость, окруженная акрами лужаек, выглядела как психиатрическая больница – пристанище для живых покойников. Закусочные. И снова бензозаправки.
Красный свет остановил его у перехода между круглосуточным магазином и большой автостоянкой. Кучка оборванных латиноамериканцев на обочине высматривала, не появится ли какой-нибудь охотник до дешевой рабочей силы.
Зеленый свет. Поворот налево, поехал прочь.
Только эти люди в его зеркалах. Теперь курс на запад, к Роквил-Пик, который располагался по соседству с его домом. Он подъехал к крытой муниципальной автостоянке за трехэтажным торговым центром, где в свое время группа Па-ква и Синг-и, в которой он занимался, арендовала танцевальную студию для тренировок.
Когда Джон парковал свою машину, в его голове всплыл вопрос, который Корн задал в тот первый ужасный день:
"Ты работал с агентурой в Таиланде, Гонконге. Посмотри на Фрэнка через призму работающего с агентурой резидента. Ты заметил в нем что-нибудь необычное?"
Когда Джон выходил с территории автостоянки, его нейлоновый плащ был застегнут в тщетной попытке защититься от холода, пистолет Фрэнка заткнут за пояс брюк. Пройдя три квартала, Джон заметил будку телефона-автомата рядом с таиландским ресторанчиком. Набрав номер, он вновь услышал лишь длинные гудки.