Анну оставили наедине с графиней. Девушка спросила, как графиня попала в Португалию, и графиня охотно ответила: она живет здесь одна в небольшом пансионе в Кашкайше. Ее семья переправила ее в Испанию еще в 1942 году, якобы спасая от бомбардировок и приблизившегося фронта. Лишь на пароходе и потом в поезде, идущем в Мадрид, графиня из разговоров с другими беженцами поняла, от чего ее спасали. Тогда впервые она узнала о концлагерях, куда свозили евреев со всей Европы. От своих близких она больше известий не получала.
- Думаю, они ушли в подполье, - подытожила она. - Они понимали, что мне в моем возрасте в подполье не выжить, вот и отправили меня за границу. Еще несколько месяцев, и все будет кончено, тогда они дадут о себе знать, вызовут меня. Нужно быть терпеливой.
Пока графиня произносила эти слова, глаза ее блуждали по комнате, выхватывая то одушевленные, то неодушевленные объекты. Полый звук каждого слова противоречил взгляду, непослушному движению губ и челюсти. Слова внушали веру, а подсознание боролось с непереносимой уверенностью: никого у нее больше нет, вечное одиночество. И Анна, вслед за графиней обводя взглядом эти наряды и прически, накрашенные губы, жадные зубы, подвижные языки в разверстых устах, прислушиваясь к неумолчной болтовне в комнате, вдруг подумала: вот так выглядит мертвая плоть, с таким звуком впивается в кость мясницкая пила.
Очередной слуга сообщил, что машины за гостями прибыли. Анна проводила графиню до автомобиля, помогла ей сесть. Когда она закрывала дверцу, графиня, подавшись вперед, неожиданно схватила ее за руку.
- Осторожнее с сеньором Уилширом, - шепнула она, - а то Мафалда устроит, чтобы вас выслали, как Джуди Лаверн.
Графиня выпустила ее руку, и Анна захлопнула дверь. Автомобиль графини отъехал вслед за остальными, усталое, плохо освещенное лицо не обернулось к Анне проститься. Ночь, прибежище несчастных, поглотило одинокую женщину, суля ей несколько часов передышки до наступления нового, непереносимо яркого дня.
Обойдя Уилшира, который провожал задержавшихся гостей, Анна уединилась на задней террасе и выкурила еще одну сигарету. Здесь было неуютно: слишком светло, и множество чужих жизней обступало ее со всех сторон. Отъехал последний автомобиль. Фасадное освещение растворялось во тьме сада, его тонкие оранжевые нити дрожали в темноте, словно стайка светляков. Анна почувствовала запах сигары, потом увидела, как упал комочек пепла с красным угольком. Напротив нее, невесть откуда взявшись, сидел Уилшир, лениво скрестив ноги; слабая подсветка со стороны дома выхватила из темноты край поднесенного к губам стакана.
- Еще один долгий день в раю, - пробормотал он, до краев переполненный приторной сладостью знойного вечера.
Анна промолчала, мрачные события этого дня все еще не улеглись в ее сознании, трудно было свести их к какому-то балансу, а уж тем более вывести положительный итог - и был ли он? Слишком много всего произошло за долгий день в раю, слишком многое требовалось обдумать. Вот что значит быть взрослым. Сколько-то удастся продержаться, плывя против течения событий и разговоров, но быстро выбьешься из сил, и все волны нахлынут разом. И наступит момент - как это произошло с графиней, - когда волны сточат тебя до песка, пусть природа твоя из крепкой скалы.
- О чем задумались? - процедил Уилшир.
- Вот о чем я думала, - начала Анна, едва не топнув ногой в раздражении. - Я все пытаюсь понять, с какой стати вы заставляете меня одеваться как Джуди Лаверн?
Вопрос вылетел из ее рта неотшлифованным, грубым, и Анна с немым изумлением следила за тем, как слоги и звуки - они казались ей вращающимися в воздухе буквами с заостренными краями - бьют в оставшееся в тени лицо.
Повисло долгое молчание, только сверчки стрекотали где-то в кустах, и присутствие Уилшира становилось все более ощутимым, все ярче разгорался огонек его сигары, когда он втягивал в себя дым.
- Я тоскую по ней, - сказал он.
- Что с ней сталось? - спросила Анна, не смягчая голоса, все еще обозленная, и, не дождавшись ответа, продолжала: - Тут разногласия возникли. Сперва мне сказали, будто ее депортировали, а за ужином выяснилось, что Джуди погибла в аварии.
- Да, конечно, - пробормотал Уилшир с трудом; что мешало ему говорить внятно - резкий дым сигары или спазм, сдавивший горло? - Она погибла… в автомобильной аварии.
Куполом собора опускается на город тьма, журнальный столик превратился в исповедальню. Вдали, на высоком дереве, пробует голос соловей; задребезжал, перемещаясь по столу, стакан Уилшира. Спиралью дыма растворяется в ночи сигара.
- Мы поссорились, - заговорил Уилшир. - Мы были в том доме, в Пе-да-Серра. Весь день катались верхом, потом начали пить. Я пил виски, она, как всегда, бренди. Спиртное ударило нам в голову, мы заспорили… Даже не помню из-за чего. Она приехала на своей машине, так что, когда ей стало невтерпеж, она попросту хлопнула дверью, села за руль и уехала. Я поехал следом. Она прекрасно водила машину - в трезвом состоянии. Я давал ей свой "бентли" совершенно спокойно. Но тут она была пьяна, да еще и обозлена в придачу. Она погнала слишком быстро, по горной дороге. Не вписалась в крутой поворот, и машина слетела с обрыва. Там ужасная высота. Даже если бы бензобак не вспыхнул, она бы все равно…
- Когда это случилось?
- Несколько месяцев тому назад. В начале мая, - покорно ответил Уилшир, и даже соловей смолк. - Я был влюблен в нее, Анна, влюблен по уши. Никогда со мной такого не было, и вот, в моем-то возрасте…
Что-то в его интонациях, в том жесте, которым Уилшир вновь потянулся к стакану, подсказало Анне: быть может, весь спор начался с того, что Джуди Лаверн вовсе не была влюблена до такой степени, как он…
- Ваш спор… - начала было она, но Уилшир вдруг вскочил, затряс головой и руками, в панике не зная, куда спрятаться, чтобы забыть, кто он и с кем. Окурок сигары откатился в угол террасы.
Уилшир повернулся спиной к поляне, запрокинул голову, вытряхивая непрошеные воспоминания. Анна сидела согнувшись, упираясь локтями в подлокотники кресла, и не видела того, что в окне над террасой отчетливо различал Уилшир: белое ночное платье Мафалды, ее ладони, прижатые к стеклу.
Уилшир рывком поднял Анну на ноги.
- Я пошел спать, - заявил он и поцеловал ее в губы - уголком рта, но этого хватило, чтобы внутренности свело судорогой.
Анна все еще не чувствовала усталости, избыток обрушившихся на нее сведений все равно помешал бы уснуть. Она прихватила пару сигарет из пачки, спички из стеклянной подставки. Сбросив туфли, Анна босиком пошла через поляну к тропинке и дальше, к беседке. Присела на скамейку под нависшими страстоцветами, подтянула ноги на сиденье и сунула в рот сигарету, уткнулась подбородком в грудь. Чиркнула спичкой о каменную скамью - и вздрогнула: в мерцающем свете перед ней предстал Карл Фосс, сидит в углу, скрестив ноги, преспокойно сложив руки на груди.
- Так можно до смерти человека напугать, герр Фосс!
- Ну, вы-то не испугаетесь.
Анна прикурила, потрясла спичкой, чтобы загасить ее, уселась поудобнее, прислонившись спиной к облицованной стене.
- Военный атташе германского посольства следит за этой виллой?
- Не столько за виллой…
- За гостями, за людьми, живущими в доме?
- Не за всеми.
Тонкая серебряная нить туго свивается в животе.
- Что же будет на этот раз?
- Понятия не имею, о чем вы.
- Вы всегда вовремя оказываетесь рядом, мистер Фосс.
- Вовремя?
- Всякий раз, когда вы нужны… Чтобы помочь перенести пьяного или спасти утопающего.
- Выходит, и от меня бывает польза, - вздохнул он. - А на этот раз… что ж, кто знает?
Он следил глазами за кончиком ее сигареты. Губы Анны, ее нос и щека озарялись огнем, когда она подносила сигарету ко рту и затягивалась, и этот огненный образ словно выжгло на сетчатке его глаз. Тщетно Карл подыскивал слова - так роется в карманах человек, слишком глубоко запрятавший трамвайный билет.
- Вы близко знакомы с мистером Уилширом? - спросила Анна.
- Достаточно близко.
- Достаточно близко, чтобы отнести его домой, когда он сам не в силах дойти, или достаточно близко, чтобы не желать более близкого знакомства?
- У нас с ним есть общие дела. В делах он честен. Больше мне о нем ничего знать не требуется.
- Вы когда-нибудь видели его вместе с его… вместе с Джуди Лаверн?
- Несколько раз видел. Они не скрывали своих отношений, когда выезжали в Лиссабон. Вместе ходили в бары, в ночные клубы.
- Как они смотрелись вместе?
Долгое молчание, достаточно долгое, чтобы Анна успела докурить сигарету и затушить ее о каменное сиденье.
- Разве я задала такой уж сложный вопрос? - удивилась она.
- Они были влюблены друг в друга, - сказал он наконец. - Вот они как смотрелись: как влюбленная парочка.
- Но вы что-то долго думали, - настаивала она. - Вы считаете, чувство было взаимным?
- Я так считаю, но смотрел со стороны. Такие вещи нужно видеть не только глазами.
Ответ Анне понравился: этот человек понимает невысказанное, бессловесный язык.
- У меня осталась еще сигарета. Только одна. Если хотите, поделюсь, - предложила она.
У Фосса оставались сигареты в кармане, однако он предпочел подсесть к Анне. Нащупав в темноте его руку, Анна вложила в нее сигарету. Между двумя тесно прижавшимися друг к другу людьми вспыхнула, зашипев, спичка. Карл держал ее запястье - именно так, как должен был кто-то держать ее запястье в мечтах Анны. Подтянув ногу на сиденье, Карл пристроил руку с сигаретой на колене.
- Почему вы расспрашиваете меня об Уилшире?
- Меня поселили в доме человека, который одевает меня в костюмы своей бывшей возлюбленной - своей умершей возлюбленной. Я понятия не имею, зачем он это делает. Разве чтобы позлить жену? Сегодня он признался, что тоскует по ней… по любовнице.
- Наверное, так оно и есть.
- Но на ваш мужской взгляд, не странно ли это?
- Он пытается вообразить ее живой. Обманывает самого себя.
- Зачем он это делает?
- Возможно, между ними осталось что-то недосказанное.
- Или его преследует чувство вины?
- Возможно.
Анна вынула сигарету из его пальцев, затянулась и снова вложила сигарету в руку Карла. С каждой минутой она обретала уверенность. Вот уже как бы и поцеловала его, соприкоснулась губами - через фильтр сигареты.
- И про аварию вы тоже знаете? - продолжала она.
- Да. Я также слышал, что Джуди уже собиралась уезжать.
- Ее депортировали.
- Да, был такой слух.
- Вы хотите сказать, что это неправда? Что она сама хотела уехать?
- Я не был с ней знаком, - пожал плечами Карл. - Я не знаю.
Они передавали друг другу сигарету, соприкасались пальцами.
- Вы могли бы убить женщину за то, что она отказалась любить вас? - спросила Анна.
- Так сразу не ответишь. Это зависит…
- От чего?
- Насколько я сам был бы влюблен. Измучен ревностью.
- Но вы могли бы убить?
Он не спешил с ответом. Сперва затянулся, передал ей сигарету, затянулся снова.
- Нет, не думаю, - сказал он наконец. - Нет.
- Правильный ответ, мистер Фосс, - одобрила Анна, и они засмеялись вместе.
Фосс раздавил окурок ногой. Они еще посидели в молчании, потом, не сговариваясь, повернулись лицом друг к другу - всего несколько сантиметров разделяло их. Фосс наклонился и поцеловал ее. Прикосновение его рта изменило очертания ее лица, его лица, страх уже нельзя было отделить от желания. Анна с усилием заставила себя отклониться, встать на ноги.
- Завтра вечером, - в спину ей сказал Фосс, - я снова буду здесь.
Анна уже мчалась прочь - опрометью. Она пробежала по тропе, ворвалась на заднюю террасу и рухнула на стул, задыхаясь, легкие горели, сердце билось в горле. Осев на стуле, Анна запрокинула голову, разглядывая звезды и умоляя сердце вернуться на место, в клетку ребер. "Глупая девчонка, - твердила она про себя, я - глупая девчонка, и больше ничего". Ей припомнилось, как в зареве пожарища плеснула белая материнская рука, ударила ее по щеке. И как тогда, в Клэпэме, так и сейчас та пощечина заставила ее опомниться.
Дружеские отношения с врагом. Волтерс говорил об этом. Дружеские отношения? Как бы не хуже. Это безумно, это опасно. Где вы, надежные серебристые рельсы? Поезд сходит с пути. Вновь обмякнув на стуле, Анна крепко сжимала пальцами разгоряченный лоб. Почему именно он? Почему не Джим Уоллис, не кто-то другой, кто угодно, только бы не он?
Она подобрала с пола туфли, почувствовав наконец-то усталость. Ни дать ни взять героиня грошового романа. Прошла в дом по длинному коридору и все твердила про себя: а как можно заранее подготовиться к встрече? Матери этому не учат. Взгляд упал на глиняные фигурки, одна в особенности заинтересовала Анну. Она включила верхний свет, отперла дверцу серванта. Несколько похожих друг на друга фигурок, одна и та же тема, раскрытая на разные лады: женщина с завязанными глазами. Анна взяла в руки фигурку, повертела, пытаясь угадать ее значение. На подставке с обратной стороны нацарапано имя мастера и больше ничего. Расплывчатое пятно проступило за стеклянной дверью, сделалось человеческим лицом. Анна почувствовала, как натягивается, покрываясь мурашками, кожа на голове.
Мафалда распахнула дверь, вошла и вырвала фигурку из рук Анны.
- Я просто пыталась понять, что это значит, - пробормотала девушка.
- Amor é cego, - торжествующе ответила Мафалда, убирая фигурку на место и запирая сервант. - Любовь слепа.
Глава 14
Понедельник, 17 июля 1944 года, офис "Шелл", Лиссабон
Мередит Кардью писал карандашом на отдельных листах бумаги, ничего не подкладывая под них, не пытаясь уберечь полированный стол. Анна, как завороженная, следила за его движениями, это мало походило на английскую скоропись, скорее на китайскую каллиграфию: ничто не соприкасалось со страницей, кроме обмотанного платком запястья и кончика карандаша - его Мередит не забывал заботливо очинять в перерывах. Почерк его трудно было бы разобрать, даже глядя ему через плечо: то ли кириллица, то ли китайские иероглифы, отнюдь не латинский шрифт английского языка. Обратную сторону листа Мередит оставлял в неприкосновенности, чистые страницы вытаскивал из особой стопки, что лежала в третьем ящике стола по правую руку. Время от времени он приподнимал страницу и протирал платком полированную гладь стола. Невроз или меры безопасности?
Отчет Анны длился свыше трех часов, потому что Кардью заставил ее как минимум дважды повторить разговоры на вечеринке, а подслушанную беседу между Уилширом, Лазардом и Волтерсом они прогоняли и пять, и шесть раз. Больше всего в этом разговоре Мередита беспокоило слово "русские", и он хотел увериться в том, что произнес это слово именно Уилшир, что произнес его с вопросительной интонацией и что ответа не было.
- Все так, дорогая моя? - подытожил Кардью, когда стрелки часов приблизились к полудню и нахлынувшая жара заставила-таки его снять пиджак.
- О да. Достаточно, сэр? - спросила Анна, горячо молясь про себя: только бы не провалиться на первом же отчете!
- Да, да, прекрасно. Очень хорошо. Неплохо потрудились в выходные. Вас еще вызовут к боссам. Замечательно, правда. Значит, мы ничего не упустили?
"Мы"? - откликнулась мысленно Анна и так же мысленно произнесла имя Карла Фосса. Она упомянула о том, как германский атташе повстречался ей на пляже, и о том, как тот кратко беседовал с Волтерсом за коктейлем, но конечно же в ее рассказе Карл Фосс больше не появлялся, не поджидал ее среди ночи. Ни одно слово из того разговора в беседке не проникло в отчет.
- Мы ничего не упустили, сэр.
- Прекрасно, - повторил Кардью, откладывая карандаш и пересчитывая страницы. Удовлетворенный, он набил трубку табаком. - Нам с вами предстоит полюбоваться редким зрелищем.
Развернувшись в кресле, Кардью прищурился на повисшую за окном, обволакивавшую красные крыши Лиссабона жару.
- Нам предстоит увидеть взволнованного Сазерленда, - посулил он.
Встреча была назначена на 16.00 на тайной квартире по улице де-Мадреш в районе Мадрагоа. После ланча Анне следовало сходить отметиться в Службе государственной безопасности (PVDE), сообщить свой адрес и получить разрешение на работу. Затем она пройдет на Руа-Гаррет и купит пирожные в кондитерской Жерониму Мартинша, пройдет по улице де-Мадреш и трижды позвонит в звонок дома номер одиннадцать. Тому, кто откроет дверь, она должна сказать:
- Я пришла повидать сеньору Марию Сантуш Рибейра.
Если служанка ответит, что госпожи Рибейра нет дома, Анне следует процитировать Шекспира: "Положусь на счастье:/ Часы бегут сквозь злейшее ненастье". Тогда служанка разрешит ей пройти в гостиную и подождать. Нелепость в добром старом английском вкусе.
В четыре часа с минутами, торжественно зачитав строки из "Макбета", Анна была допущена в комнату с закрытыми ставнями и присела на жесткий деревянный стул, не сразу разглядев в сумраке напротив себя Сазерленда. Тот сидел далеко от окна в мягком кресле с деревянными подлокотниками. Перед разведчиком стояла чашка с чаем и пустая тарелка для пирожных. За его спиной вилась по стене трещина, заканчивавшаяся многочисленными развилками где-то в обшивке потолка. Сазерленд взялся сам разливать чай (позднее Уоллис объяснил Анне: это означало, что Сазерленд ею доволен).
- Лимон? - предложил он. - Молоко в такую жару употреблять не стоит, разве что порошковое. Но ведь это совсем не то же самое, верно?
- Лимон, - согласилась она.
- С лимонами в этом климате проблем нет, - кивнул Сазерленд и откинулся к спинке стула, скрестив ноги, прихватив с собой чашку на блюдце, с краю блюдца пристроив пирожное. Первый вопрос Сазерленда застал Анну врасплох. Когда они стали общаться чаще, она поняла, насколько это типично для него.
- Уилшир… когда он ударил вашу лошадь… из-за чего, по-вашему, это произошло?
- Из-за Джуди Лаверн. На мне был ее костюм для верховой езды.
- Согласно записям Кардью, вернее, расшифровке Роуза, - я-то, хоть озолоти меня, не сумею прочесть ни слова его почерком, - согласно его записям вы так и не спросили Уилшира, какого черта он ни с того ни с сего хлестнул вашу лошадь?
- Нет, сэр.
- А почему?
- Прежде всего потому, что я не хотела выяснять отношения в присутствии майора, а во-вторых, если он понимал, что он натворил…
- Вы хотите сказать, если он сделал это сознательно?
- Он нашел бы отговорку, сделал вид, что все произошло случайно.
- Но, быть может, его интересовала ваша реакция?
- А если он не отдавал себе отчета в своих действиях, это значит, что Уилшир страдает психическим расстройством и с ним надо быть осторожнее. Я решила выждать… посмотреть, что будет дальше.
- Вы не подумали, что таким способом он проверяет вашу легенду?
Эти слова ледяными сосульками впились Анне в кишки. В комнате стояла плотная жара, и от такого контраста слегка закружилась голова.
- Я понимаю, вам было трудно, вы только начали вживаться в ситуацию, но неужели такое предположение не пришло вам в голову? - Сазерленд откусил кусочек пирожного.